Странный подарок

      Был выходной, поэтому домочадцы могли поспать подольше. Проснувшись, Докинз решил их не будить, а по-тихому смыться на улицу и подышать свежим воздухом, а может и поизучать местность, пока район не наполнился идущими на работу и в школу взрослыми и детьми. Солнце только-только начало подниматься из-за горизонта, практически не освещая улицу.       Докинз давно понял, что Хэви, обычно приходящий самым последним, всегда забывал закрывать дверь на замок. Почему-то его родители это игнорировали. По крайней мере Глэм, а Виктории, скорее всего, было просто-напросто плевать либо она не обращала внимания. С другой стороны, а как же калитка забора? Вроде бы она блокируется автоматически, но ведь это не гарантия безопасности.       Далматинец уже нормально ориентировался в этом огромном доме, поэтому без затруднений вышел к прихожей, где на полу валялся многострадальный полуоткрытый рюкзак Хэви, откуда торчало несколько запачканных то ли чаем, то ли колой зелёных тетрадей, небрежно подписанных.       «Если бы Дилан увидел это — он бы упал в обморок».       Оказалось, что дверь не просто не закрыта. Ночью дул холодный ветер, и дверь распахнулась почти полностью, открывая вид на унылую местность и забор.       Докинз обошёл дом, пройдя мимо гаража. Там вплотную к забору рос довольно большой куст, под которым располагалась вырытая яма, ведущая наружу. Оказалось, что она тут давно. И если бы Луи не показал её далматину, он бы так о ней и не узнал.       Докинз всё это время вскользь подумывал о нём. Может зря он так предвзято и плохо думает об этом лабрадоре? Встречают по одёжке — провожают по уму. Но что-то в нём всё-таки смущало. И тем не менее, странный лабрадор с гетерохромией оставался единственным, с кем можно было поговорить. Большинство местных собак попросту игнорировали Докинза или относились к нему с пренебрежением. А чёрная хохлатая почему-то больше не проходила по этим улочкам со своей хозяйкой, которая, как оказалось, была одноклассницей Ди.       Выбравшись на соседнюю улочку, Докинз осмотрелся. На улице ни души.       Далматинец решил пойти в сторону кладбища, где они с Ди были пару дней назад.       «Интересно, тут водятся отловщики собак?» — подумал Докинз. На его родине они были, но работали так себе: «Наверное нет, иначе как Луи удаётся внаглую шляться где ему вздумается? Или всё же...»       — О, привет! — вывел далматина из раздумий знакомый голос.       Докинз обернулся. И увидел, что не удивительно, лабрадора.       — Здравствуй, — как-то безэмоционально ответил он. Но на самом деле было радостно увидеть здесь кого-то знакомого.       — Ты что, заблудился? — подойдя к нему, спросил Луи. — Слишком далеко от дома находишься.       — Ну, нет, — выдохнув, ответил далматинец. — Просто решил разведать обстановку.       — Оу, не думал, что ты из тех, кто решается заходить так далеко.       — Почему? — недоумённо спросил Докинз.       — Ну, буду честен. Обычно такие, как ты, проводят свой досуг по большей части дома. Потому что дома занятий больше.       «Он что, видит меня насквозь?»       — Как тебе сказать... — замялся Докинз. — Насчёт этого ты прав, но после того, как меня увезли из дома сюда, я понял, что очень многое упустил. В том плане, что я ведь совершенно не знал город, в котором жил. И у меня была полная дезориентация, когда меня повели по незнакомым местам. Я не хочу повторять ошибку.       Лабрадор внимательно его выслушал, не отрывая своего взгляда от глаз Докинза. Иногда Докинзу было от этого не по себе. Далматин вообще не был любителем смотрения прямо в глаза, поэтому по возможности старался их отводить. Однако взгляд собеседника всё равно ощущался, отдаваясь каким-то неприятным ощущением, проходящим, казалось, через всю шерсть и кожу.       — Мудрая мысль, — наконец нарушил тишину Луи. — Но я бы на твоём месте сначала нашёл себе того, кто может провести экскурсию.       — Ты на себя намекаешь?       — Что такое это ваше «намекаешь»? — с какой-то неприязнью произнёс Луи. — Намёки... Намёки. Кто придумал этот дебилизм? В чём проблема сказать прямо?       — Но ты же...       — Нет, я ни на что не намекал. Я просто озвучил свои мысли.       — Хорошо, а если бы я попросил тебя провести мне экскурсию по этому району, ты бы согласился? — произнёс Докинз, особо уже ни на что не рассчитывая.       — Да хоть по всему городу!       — А ты что, здесь везде уже побывал? Когда ты успел?       — Ты задаёшь очень странные вопросы, Докинз Из Англии.       — Ну, просто ты не выглядишь прямо намного старше меня, значит и живёшь здесь не так долго, поэтому я могу сделать вывод, что у тебя не могло быть достаточно времени на то, чтобы посетить все места в городе, при том ещё обстоятельстве, что...       — Достаточно выводов! — махнул лапой Луи. — Я в два раза старше тебя, к тому же время течёт не так быстро, как ты думаешь. Хоть все и говорят, что время проходит очень быстро, на самом деле это не так.       — К чему ты это?       — К тому, что за короткий промежуток времени можно многое сделать.       — Да, но мне казалось, что это только в отношении каких-либо занятий...       — А изучение местности к этому разве не относится?       — Ну, это немного другое...       — Давай сменим тему. Мы не философы, чтобы вести разговор о течении времени.       — Да, — кивнул Докинз. — Я думаю, ты прав.       Лабрадор ничего не ответил. И где-то с минуту стояла тишина, которую нарушали лишь изредка проезжающие машины где-то вдалеке.       — Мне не совсем комфортно просить тебя о чём-то ещё, — наконец произнёс Докинз. — Потому что ты и так оказываешь мне немалую услугу, помогая разбирать речь и в принципе учить местный язык. А я даже не могу дать тебе ничего взамен.       — А зачем что-то давать взамен? — удивился Луи.       — Потому что так принято.       — Вот именно — «так принято», — вздохнув, сказал лабрадор.       — Что-то не так? — испугался Докинз.       — Да, не так.       — Что?       — Современные общественные устои.       — В смысле?       — Ну, вот ты говоришь, что тебе некомфортно просить о помощи, потому что ты не можешь никак помочь взамен? А зачем «взамен»? Почему? Зачем мне обменная монета помощи?       — Я не понимаю тебя, — задумавшись, ответил Докинз.       — Хорошо, скажу проще. Помощь делается для того, чтобы ближнему твоему стало хорошо. Чтобы он мог нормально существовать. То есть помогать нужно не для собственной выгоды, а для того, чтобы тот, кто рядом с тобой, преодолел свои проблемы. Помогать нужно бескорыстно.       — Прости, ты верующий? — вдруг спросил Докинз.       — Нет. С чего ты решил?       — Обычно такие речи верующие... Задвигают.       — При чём тут вера? Хочешь приплести это всё к библии? Это залог комфортного существования всех и вся.       — Но мама говорила, что на добро и помощь надо всегда отвечать тем же...       — Я не говорю, что так делать не нужно. Я лишь говорю, что не стоит требовать от других или ожидать, что они ответят тем же. Нужно просто помогать. Придёт время, когда любому из нас будет нужна помощь и когда перед нами предстанет выбор — помогать ближнему или нет.       «А говорит ещё, что не философ...»       — Если каждый будет помогать окружающим, мир станет гораздо лучше, — продолжал Луи.       — Боюсь, ты ошибаешься. Всегда будут те, кто отказываются от помощи или не помогают в ответ. А кто-то вообще воспользуется помощью во вред.       — Я это не отрицаю. Но согласись, мир всё равно станет лучше, если процентов семьдесят живых существ станут добродушнее.       — Может быть, — неуверенно сказал Докинз.       На несколько секунд опять повисло молчание.       — Учёным хочешь стать, да? — вновь заговорил Луи.       «Что?! Да откуда он...?!» — глаза Докинза округлились.       Лабрадор усмехнулся:       — Похоже, я прав.       — Ну, я ещё не знаю, но было в планах... Как ты это понял?!       — Ты очень часто отвечаешь на общие вопросы нейтрально. Вероятнее всего, руководствуясь тем, что не веришь на слово, а ищешь подтверждения или опровержения в данных. Ещё у тебя по взгляду видно, что ты много думаешь всегда.       Докинз был поражён. Неужели можно вот так просто читать по взгляду о собеседнике всё?       — Как?.. — еле слышно вымолвил он.       — Что «как»?       — Как ты это делаешь?..       — Что именно?       — Как ты можешь так много читать по взгляду?       Луи вздохнул:       — Это с опытом приходит.       — Круто...       — Ничего крутого, на самом деле.       Докинз не знал, что ответить. Он чувствовал себя неудобно и был озадачен.       — Ну так что, мы пойдём куда-нибудь? — снова нарушил молчание лабрадор. — Или продолжим болтовню обо всём и ни о чём разводить?       — А, да, точно, — вернулся в сознание Докинз. — Да, пошли.       — А куда ты хотел пойти?       — К кладбищу.       — Это к тому, что за неопределённого цвета забором?       — Да.       — О, как раз по пути.       — По пути к чему?       — К магазинчику, где я ворую зелёный чай.       — А ну стоять, паршивый отбитыш! — раздался громкий недовольный крик из магазинчика, как только лабрадор с пачкой зелёного чая пулей вылетел из дверей и бросился за угол дома.       Докинз наблюдал эту картину, стоя за другим углом, и недоумевал.       Только Луи исчез за поворотом, как из магазинчика выскочил среднего роста мужичок, нервно оглядываясь и выкрикивая нецензурную брань. Даже с такого расстояния до далматина долетал запах вискаря и травки, исходящий от него. Теперь Докинз понял, кто на днях навещал его новую «семью».       Вдруг откуда ни возьмись рядом с ним нарисовался лабрадор с заправленной в оборванную бандану и уже смятой пачкой чая.       — Ты не боишься, что он найдёт тебя? — изумлённо спросил Докинз.       — Не, — ответил собеседник. — Люди медленные в любом случае. Не догонит. Да и вряд ли ему теперь нужна эта пачка. Может он и выглядит фриковато, питаться тем, что уже трогала собака, он не будет.       — Хм. А кто он вообще?       — Владелец этого магазина. Или, проще говоря, барахольщик. Местные псы зовут его Чеснок, но его знакомые люди кличут его просто Чес. Я, кстати, подпортил его рубашку однажды.       — Зачем?       Луи положил лапу на свою бандану:       — Чтобы у меня был шейный убор.       — За что ты так с этим Чесом? Ты же вроде за добро. А так выходит, что то чай отбираешь, то рубашки рвёшь.       Лабрадор махнул лапой:       — А, да от него не убудет. У него что чая, что рубашек — завались. А мне же жить на что-то надо.       Докинз задумался:       — Почему бы тебе просто не стать... «Питомцем»?       — Ха! Ещё что! Я слишком свободолюбивый, — сказав это, он встал с места и пошёл в сторону кладбища.       — Но ведь, как я понимаю, жить с человеком гораздо выгоднее, потому что всегда есть еда и всякие интересные штуки, — нагнав лабрадора, ответил Докинз.       — Ну тут уж как повезёт: некоторые люди слишком скучные. Да даже не некоторые, а большинство.       — Как ты можешь судить? Ты же ни у кого не жил.       — Действительно! Только вот я спокойно хожу, где вздумается, в то время как тебе приходится тайно сбегать.       — Ничего не тайно.       — А кто-то из твоих в курсе, что ты здесь?       — Н-нет...       — Ну так о чём разговор тогда?       Докинз недовольно фыркнул — и здесь подловил.       — А вообще. Зачем тебе пакетики чая? У тебя же нет горячей воды, какая от них польза? Как ты их... Употребляешь?       — Вот, правильный глагол! Но у меня свои методы. А тебе рано о таком знать, Докинз Из Англии.       Далматинец чуть-чуть помолчал, задумавшись, а потом сказал:       — Всё не могу понять, если бы Долли встретила тебя, вы бы поладили или нет?       — Долли?       — Она моя сводная сестра. Старшая.       — Вот оно что. А сколько у тебя сестёр?       — Много. И братьев тоже.       — Насколько много?       — Нас всего 99.       — Нихрена себе! И вы все далматины?       — Да.       — О, вы прямо как та легендарная семья из 101 далматинца! Когда они там жили? Полвека назад?       — Да. Кто-то из них даже наши предки со стороны матери.       — Ну, поведай мне свою драматичную историю.       — Драматичную историю?..       — Да. Не просто же так вас тоже 101. Ваши предки спасли далматинцев из питомников и приютов, где их закупила Круэлла для шубы. Знаешь же такую?       — К сожалению... — Докинз тяжело вздохнул.       — Прости, я задел за живое? Для вашей семьи это всё ещё свежая рана?       — Не совсем, просто... Не так давно мы столкнулись с ней тоже. И с её внучатым племянником... Не особо хочу об этом говорить.       — Ох, надеюсь, никто не умер! И поражаюсь тому, что она до сих пор жива.       — Давай сменим тему.       — Давай, — согласился Луи, а потом снова сказал. — Ну так почему вас тоже 101?       — Честно, я не знаю. Когда я был совсем маленьким и с нами ещё виделся отец, нас было пятеро, что ли, не помню. А потом он ушёл, мама нашла себе нового спутника жизни, у которого тоже были дети от предыдущей собаки, и они вместе усыновили и удочерили кучу далматинских щенков, а потом завели парочку совместных. В результате у нас там дом, полный собак.       — У вас не было человека?       — Ну как не было, он был, но я его прежде никогда не видел. Мама не заводила эту тему тоже, и мы юридически жили с человеком, но по факту без. А потом в один день он резко пришёл и решил, что в доме слишком много собак, поэтому большую часть семьи решил выставить на продажу.       — Как мать отреагировала?       — Сказала, что это прекрасно. Что у нас будет шанс завести собственный дом.       Луи задумался:       — Никогда не понимал фишку многодетных семей.       — Почему? — изумился Докинз.       — Мне кажется, что некомфортно жить в доме, где у тебя нет личного пространства.       — Но у нас оно было... — начал Докинз, а потом вдруг задумался: а было ли у него личное пространство?       — Ну, что замолчал?       — Да так, задумался. О понятии личного пространства.       — Ты же говоришь, оно у тебя было.       — Да, но когда ты про это сказал, я перестал быть уверен.       — Хочешь сказать, что личного пространства всё-таки не было?       — Возможно...       Один из пакетиков зелёного чая чуть не выпал из упаковки, поэтому Луи бережно его поправил:       — Что насчёт внимания родителей?       – А? — вздрогнул Докинз.       — Тебе было достаточно внимания и времени, что они уделяли лично тебе?       — Почему ты спрашиваешь? — недоумевал Докинз.       — Мне интересно сравнить опыт. К примеру, я с самого детства один — без родителей. Я их не знаю и не помню. И отсутствие родительской любви, заботы и поддержки на мне очень сказывается. Что насчёт тебя?       — Я как-то раньше не задумывался над этим...       — Вот оно что. Ну ничего, у тебя будет много времени поразмыслить над этим.       — Вроде бы мне было достаточно того, что мне давали братья и сёстры. Это считается?       — Хм... Не думаю. Родители и сибсы — это, как ни крути, всё-таки разное.       — Я думаю, ты прав.       — Кстати, вот мы и пришли! — Луи показал на кладбищенские «врата» лапой.       — Ого, мне казалось, что ещё идти и идти! Быстро же мы.       — При интересном разговоре забываешь о понятии «время».       Докинз, осматриваясь по сторонам, вошёл внутрь. Удивительно, что в такую рань двери были не заперты. Или их вообще не запирают?       Обстановка не сильно отличалась от той, что была на Лондонском кладбище домашних животных. Единственной значимой деталью было, вероятно, то, что тут не водилось назойливой пуделихи Поршии с её напарником Спенсером, хотя Докинз был уверен, что местные аналоги этих двух присутствуют и тут.       Глядя вперёд, на горизонт, начинало казаться, что кладбище и могильные памятники с крестами бесконечны. Это навевало какую-то немыслимую тоску и осознание, что все мы смертны, что все мы здесь окажемся. Хотя в то же время — сколько здесь было погребено людей, чьи органы могли бы спасти кому-то жизнь! Но из-за тупых старомодных религиозных традиций человечество растрачивает такие прекрасные ресурсы! Докинзу никогда не нравилось это. Он, как и любой уважающий себя, по его мнению, учёный, полагал, что эти тела могли бы пригодиться для кучи полезных нужд, включая и, возможно, новые научные открытия, однако, увы, их участь определяют дурацкие традиции.       — Да, мрачноватое место, — нарушил тишину Луи. — Не люблю ошиваться здесь. И как молодёжь всё это не отталкивает?       — Не знаю, но в Лондоне были индивиды, которые на постоянной основе жили на кладбище. И устраивали какие-то сомнительные тусовки для готов и эморей.       — Поразительно, что эти субкультуры всё ещё живы. Не представляю, как можно жить тут! Ночью же капец как холодно!       — У нас не сильно холодно по ночам, поэтому, может, и живут. А ещё потому, что в таких местах обычно тихо.       — Ну не сказал бы, что по ночам здесь тихо. Особенно по выходным.       — Школьники, да?       — Ну, не всегда. Иной раз тут и постарше люд ошивается.       — Например?       — Например, алкаши и нарики.       — Неужели здесь такая ужасная жизнь, что народ колется и пьёт алкоголь?       Луи потянулся и зевнул:       — Это не от уровня жизни зависит. Так просто празднуют обычно что-то. Ну, в случае с алкоголем. Это вообще повсеместная тема. На родине твоей люди этим тоже грешат, стопудово.       — Честно, не знаю.       — А что, собственно, тебя в кладбище так привлекло, что ты хотел сюда прийти?       Докинз решил не упоминать странную реакцию Ди, когда они невзначай проходили мимо него.       — Да так. У меня просто... Друг любил ходить на кладбище. Вот захотелось пойти в какое-нибудь место, которое бы напоминало о нём.       — Расскажи про него, — с любопытством сказал лабрадор.       — Про друга?       — Да.       — Да о нём особо нечего рассказывать.       — Ну как звать-то его хоть?       — Данте.       — О, ещё один с именем на «Д». Тоже из семьи кто-то?       — Д-да... Только он мне не родственник. Он родной брат Долли. Они оба со стороны отчима.       — А про Долли расскажешь?       — Да о ней тоже особо нечего говорить. Долли — душа компании, самоуверенная, любит кататься на скейте, всем перечить и красивых мальчиков. Ну и ещё она любит играть в подвижные игры. Противоположность моего родного брата, короче говоря.       — Интересная дама. Думаю, её ждёт успех в жизни.       — С её-то образом жизни? Хотелось бы, но вряд ли.       Луи боднул его лапой в бок:       — Не списывай её со счетов! Жизнь — штука непредсказуемая, которая всё расставит по своим местам.       Докинз тихо хихикнул.       — Так а что там с Данте? — настаивал на своём Луи. — Неужели о нём прямо совсем нечего рассказать?       — Ну, — Докинз замялся. — Может и есть, я просто не особо хочу о нём говорить.       — Оу, — протянул лабрадор. — Поссорились, значит...       — Нет, не в этом дело... А! Давай уже сменим тему!       — Хорошо-хорошо. Извиняюсь.       На улице становилось ощутимо светлее и теплее, однако от взгляда на могилы тепло отступало от тела и казалось, будто иней вот-вот покроет всё вокруг.       — А где смотритель? — снова нарушил тишину далматинец. — Или охранник... Кто там должен быть?       — Не знаю. Может спит где-то или гоняется на другом конце кладбища за подростками, — пожал плечами лабрадор.       Вдруг около одной из могилок, за заборчиком, Докинз увидел полураскрытый кем-то забытый блокнот. Пока Луи что-то высматривал в скоплении деревьев, далматинец решил подойти ближе.       Пройдя в незакрытую калиточку, он приблизился к находке и увидел, что вещь, показавшаяся ему сначала блокнотом, была на самом деле дешёвеньким и изрядно потрёпанным от времени скетчбуком. Он был раскрыт на странице, где красовалась изумительная роза с шипами, нарисованная простым карандашом.       — Что это у тебя? — раздался сзади голос, от которого Докинз вздрогнул.       — Да что у тебя за манера такая неожиданно появляться?!       — А может это ты очень часто уходишь в себя и не замечаешь ничего вокруг? — ехидно улыбнулся лабрадор, при этом переведя взгляд на рисунок. — О, неплохо.       — Наверное, его забыли. Нужно вернуть хозяину.       — Мне кажется, хозяин сам за ним вернётся.       — А если нет?       — Хм. Скорее всего, вернётся.       — Откуда такая уверенность?       — Ну, огромная вероятность того, что это нарисовал подросток. А подростки — частые гости кладбищ. То есть вряд ли его хозяин первый и последний раз на кладбище был. Да и к тому же, пропажа ведь рано или поздно да обнаружится, поэтому эту штуку будут искать.       — А вдруг не будут?       — Ну значит ты вполне законно можешь забрать это себе, потому что если скетчбук никто не будет искать, то он никому и не нужен.       — А зачем он мне?       — Ну не знаю, вдруг ты ценитель искусства.       — Я в искусстве почти ничего не смыслю. За этим, скорее, к Да Винчи.       — Брат?       — Нет, сестра.       — Ха, я был близок.       — Да.       Докинз пододвинул лапой скетчбук к себе. А потом начал листать странички. Некоторые из них были пустые, но большинство всё же оказались наполненными разными пугающими рисунками, как Да Винчи бы выразилась, разной степени готовности. Помимо всего прочего, тут присутствовали и рисунки, выполненные в различных штриховых техниках, некоторые были нарисованы капиллярными или простыми ручками, однако во всём этом разнообразном наполнении преобладал именно чёрный цвет, а вместе с ним и какие-то пугающие тематики. То какие-то твари из Фонда, то чудища из хоррор-фильмов, то металлисты со стрёмным гримом... Иными словами, полный набор неформала классического.       Луи, просматривающий всё это вместе с Докинзом, не удержался и решил высказаться:       — Да уж... Специфические у людей, конечно, интересы.       Докинз лишь кивнул, а потом закрыл скетчбук. «Данте бы оценил» — подумал он.       — Так ты собираешься вернуть его владельцу? — спросил Луи.       — Скорее всего.       — И как ты найдёшь его?       — А вот это очень хороший вопрос...       — Может, ну его? Оставь эту штуку здесь, всё равно потом кто-нибудь заберёт.       — А если дождь пойдёт?       — Ну положи под чё-нить.       — Подо что? Тут кроме засраной треснутой лампадки ничего нет.       — Тогда не знаю! Я тебе говорю, забей ты на это дело. Может сторож потом отыщет и положит в своё «бюро находок».       — Ну уж нет.       — Да что ты так к этой штуке прицепился? Самому же было отвратно глазеть на эти страшные рожи.       Докинз и сам не мог понять, почему он так беспокоится о сохранности скетчбука, на который изначально ему было всё равно. Возможно, эти художества напоминают ему о Данте.       — Я всё-таки решил, что я оставлю его себе, — выдохнув, сказал он.       — Зачем?       — Честно, не знаю. Как сувенир, наверное.       — Очень специфический сувенир, но кто я такой, чтоб осуждать вас, учёных? Вы всегда были народом причудливым.       — Да какой из меня учёный?       — Ну и что это за депрессия пошла? Пойдём в одно место, стащим там пару бокалов кипятка и заварим тебе зелёный чай, и сразу вся депрессия уйдёт!       — Не думаю, что мне нужен чай. И вовсе я не депрессую!       — Да ладно, так я и поверил!       — Всё-всё, пойдём отсюда. А то услышат нас ещё и прогонят. Или вообще лопатой пришибут и поминай как звали.       — Откуда столько депрессивных мыслей?       — Я реалист.       — Извини, мой друг, но ты не реалист, а ходячая депресня.       — Да иди ты! — далматинец небольно дал лапой лабрадору по уху, всеми силами пытаясь подавить смешок.       Где-то совсем рядом послышался человеческий бас. Услышав голос, оба пса мигом бросились назад, к воротам, чтобы не попасться никому на глаза.       Докинз держал в зубах скетчбук и пытался вспомнить, с какой стороны они пришли сюда.       — Всё, в глазах растерянность, — опять подал голос Луи. — А ещё один хотел сюда пойти. Эх ты.       Сказал он так, разумеется, не в обиду.       Далматинец положил на землю находку и произнёс:       — Давай, веди обратно. Пожалуйста. А то мои скоро проснутся и подумают, что я сбежал.       Лабрадор лапой показал жест «окей» и двинулся вперёд. Докинз, опять подняв скетчбук, пошёл за ним.       Всю дорогу они шли молча.       Попрощавшись со своим спутником, Докинз аккуратно приоткрыл лапой входную дверь. Сразу в нос ударил исходящий из кухни запах яичницы с беконом. Слышалось, как кто-то мыл посуду. Скорее всего, это был Глэм, потому что отец семейства всегда вставал раньше всех, чтобы приготовить поесть себе и сыновьям с женой.       Думая, что его никто не заметит, Докинз быстро проскочил на лестницу и умчался в комнату Хэви. Она, что неудивительно, была распахнута почти настежь, а сам хозяин конкретно этой жилплощади не спал, а именно дрых, лёжа в причудливой позе посередине кровати, накрывшись одеялом примерно наполовину.       Далматинец пересёк комнату младшего и аккуратно приоткрыл дверь комнаты старшего. Оглянулся. Ди тоже спал, но в отличие от брата, он был накрыт одеялом полностью. Докинз, стараясь не шуметь, подобрался к кровати и положил под неё скетчбук. Более подходящего места для того, чтобы спрятать свою находку, он не нашёл, но понимал, что идея оставить её именно здесь — верх тупизма. Однако всё же надеялся, что никому в голову не взбредёт искать что-либо под кроватью.       После того, как Докинз полностью убедился, что ни с какого ракурса скетчбук увидеть не выходит, то со спокойной душой направился на кухню. Глэм всё ещё суетился у плиты, жаря очередную яичницу. Далматинец подошёл к нему и сел рядом с ногами мужчины. Отец семейства, казалось, не обращал на него никакого внимания.       — У тебя есть еда, — вдруг сказал Глэм.       Докинз инстинктивно поднял голову и посмотрел на него, а потом и в сторону своих мисок — там уже был насыпан корм и налита чистая вода. Миски оттуда так и не убрали, потому что Хэви пообещал, что по кухне летать со скоростью света не будет и, соответственно, будет смотреть под ноги, чтоб не наступить в еду или воду. Докинз подошёл к мискам и начал медленно и неохотно есть. А кому понравится есть какие-то дебильные шарики с ароматизаторами, когда рядом с тобой жарится такая прекрасная вещь как бекон?       Далматинец закончил трапезу, а потом умоляюще посмотрел на Глэма. Мужчина краем глаза это заметил, после чего повернул голову в сторону Докинза.       — Нет, тебе такую пищу нельзя. Потом с печенью будут проблемы.       Докинз мало что понял, но что-то ему подсказывало, что ни единого куска бекона сегодня ему не перепадёт, по крайней мере от Глэма, поэтому тяжело вздохнул. Краем глаза он заметил, что на столе уже стояло несколько тарелочек с яичницей и беконом. Больше его тут ничего не держало, поэтому он вновь направился на второй этаж.       Зайдя в комнату к Хэви, Докинз увидел, что мальчуган сменил позу и теперь дрых в обнимку с подушкой, почти полностью скрывшись в одеяле. Далматинец запрыгнул к нему на кровать и поставил передние лапки на грудь Хэви.       — Ещё пять минут, мам, — сонно промямлил младший и стал переворачиваться на другой бок.       Докинза такой расклад дел не устроил, поэтому он начал стаскивать с Хэви одеяло, в котором тот за непродолжительный отрезок времени уже успел запутаться.       — Эй! — уже более живо воскликнул мальчуган и схватился руками за одеяло.       Далматинец понял, что метод действенный, поэтому потянул одеяло с ещё большей силой. Хэви не отступал и старался удержать его, однако из-за того, что ещё полностью не отошёл от сна, по силе очень уступал. Докинзу всё-таки удалось отобрать одеяло. Из-за этого Хэви вскочил с кровати, уже придя в себя почти полностью.       Не теряя ни секунды, Докинз с одеялом в зубах понёсся на выход из комнаты. Хэви, понявший наконец, что произошло, закричал:       — Верни!!!       А после побежал следом за щенком.       Адских усилий стоило Докинзу не грохнуться на лестнице и не запутаться в одеяле. Но благо он удачно спустился вниз и побежал на кухню. Хэви же в одних трусах и нестиранной уже второй или третий день футболке мчался за ним с криками на весь дом: «Фу!», «Нельзя!» и «Верни!»       Глэм, уже стоявший недалеко от прохода, глядел на этих двоих своим непрошибаемым взглядом. Докинз остановился у его ног и завилял хвостом, всё ещё держа в зубах кусок одеяла. Хэви, запыхавшись и сначала не приметив отца, чуть было не споткнулся об него, но вовремя схватился за что-то и предотвратил падение. Потом поднял глаза на Глэма, смотря таким взглядом, будто не понимая, где он и как тут оказался.       — Завтрак готов, — сказал отец.       После этих слов Хэви будто бы полностью пришёл в себя. Потом сел за стол и без слов начал есть.       — И незачем было так громко кричать, — продолжил Глэм, слегка улыбнувшись.       Хэви хихикнул, потому как до него наконец полностью дошло, что же приключилось.       Пока Глэм отбирал у Докинза одеяло, в проёме показался заспанный Ди.       — Что это были за оры? — недовольно пробормотал он.       — Тестируем новый будильник для Хэви, — Глэм наконец отобрал у Докинза одеяло. — Кстати, завтрак уже на столе.       — Ага, спасибо, — Ди медленно сел за стол и тоже начал есть.       — Пожалуйста, — сказал Глэм перед тем, как исчезнуть в проёме. Видимо, он ушёл наверх, чтобы вернуть одеяло на его законное место.       Докинз нырнул под стол, а потом сел между стульями, на которых сидели братья. На этот раз он решил испытать удачу с ними.       Сначала он посмотрел милыми глазками на Хэви.       — Я на тебя в обиде, — произнёс он. — И вообще, я своим беконом делиться не собираюсь!       Но Докинз упорно продолжал пялиться на него и не отставал.       В итоге мальчуган сдался:       — Ну ладно. На тебя нельзя долго злиться, — улыбнулся он, а потом дал Докинзу немного бекона.       Получив своё, далматинец решил переключиться на Ди и подошёл к нему. Строить щенячьи глазки в случае с ним не потребовалось, потому что тот уже протягивал ему свой бекон. Докинз сначала облизнул руку Ди в знак благодарности, а потом, выхватив бекон, залез обратно под стол и уже там съел свою «добычу».       — Мальчики, я же уже говорил вам много раз: собаку человеческой едой не кормить, — раздался голос Глэма, который вновь стоял в проёме и строго глядел на детей.       Сыновья посмотрели на него виноватыми глазами, хотя каждый из этих троих прекрасно знал: собаку всё равно продолжат кормить едой со стола.