Верста

578 год от дня золотых небес. Месяц взошёл над широким полем, осветив хмурые шатры. Лагерь спал, лишь изредка раздавалось ржание лошадей. Постовой и тот прикорнул, облокотившись спиной на обоз. Только двое воинов у самого большого, расшитого золотом шатра не смыкали глаз ни на секунду — двое верных стражей самого хана. И именно из этого шатра, с опаской оглядываясь, словно вылезшая из норы мышь, показался юноша. Несмотря на то, что остаться незамеченным стражниками было попросту невозможно, юноша, казалось, изо всех сил пытался скрыться от их взора. — Господин? Ты куда в такой час? — наконец спросил один из стражи. Юноша недовольно сморщился — попытка остаться незамеченным с треском провалилась. — До ветру уже нельзя сходить? — прошипел он. — Хан не велел тебя одного никуда выпускать, — сурово сказал один из стражников. — Батыр, не будь дураком, тебя не нянькой мне назначили. Я лишь за тот холм схожу и тут же ворочусь. Стражи переглянулись между собой, но остались молчать. А юноша поковылял в сторону холма. Он нарочно ступал как можно медленнее, чтобы выиграть больше времени… Шаг. Ещё шаг. Шелест под ногами сочной, покрытой росой травы и размеренное стрекотание сверчков перекрывал храп воинов из шатров. Ратмир зашёл за холм. Отсюда его уже не должно быть видно. Он остановился посмотрел на усыпанное звёздами небо и прикинул направление, после чего прицелился взглядом на темнеющую полосу леса. Две сотни шагов. Не меньше. Две сотни шагов он будет просматриваться как на ладони. Выйти из лагеря незамеченным не удалось, поэтому теперь остаётся рассчитывать только на высшие силы. Ратмир изо всех сил рванул в сторону тёмной полосы. Заметили сразу, как и ожидалось. Батыр уже седлает лошадь — слышно фырканье и звон стремян. Добежать до леса. Бежать. Просто бежать. В лесу легче спрятаться, там темнее. Крепкая лохматая лошадка Батыра там не пройдёт…наверное. Вот и широкие мрачные стволы высоченных елей. Впереди только мгла. И Ратмир не раздумывая ни секунды влетел в эту мглу. Тяжёлые ветви елей и тонкие кустарники сплетались перед лицом, создавая непроходимую стену. Беглец продирался руками вперёд и вперёд. Дороги назад уже не было. Если хан узнает о несостоявшемся побеге, отправит юношу в темницу лет на пятьдесят с обвинением в предательстве и измене и окажется прав, потому что несостоявшийся наследник теперь сбегал от собственных слуг и продирался через лесную чащу отнюдь не из благородных и честных намерений. Наконец топот и фырканье сзади стихло. Батыр отстал, его лошадка действительно не смогла пройти через чащу. Однако юноша продолжал бежать.Он давно рассчитал путь. До деревеньки вертичского княжества два десятка вёрст напрямик. За ночь можно пройти, если не сбиться с пути. Но Ратмир не собьётся. Он научился находить дорогу, глядя на небесные светила. Нужно держать путь на север. Это просто, он справится. Однако лес пугал. С того самого момента, как Ратмир ступил в тень мрачных стволов, он почувствовал на себе как будто бы тяжесть чьего-то взгляда. Верхушки деревьев зловеще нависали над головой и будто бы надменно усмехались. «Деревяшки. Просто деревяшки, — думал беглец, — я не дитя малое, чтобы темноты бояться.» Тем временем продираться через сплетённые ветви с каждым шагом становилось всё сложнее и сложнее. Ладони, которыми Ратмир отчаянно раздвигал непроходимую лесную чащу, покрывали многочисленные царапины. Иной раз ветви хлёстко били по коже лица, плечам, ногам, разрывая одежду и оставляя после себя красные следы. Беглец вынул украшенный драгоценными камнями кинжал — отцовский подарочек — и попытался расчищать путь его острым лезвием, но лес будто бы ещё больше разъярился после этого — ветви не ломались под ударами кинжала, а только сгибались, чтобы потом с новой силой хлёстко ударить юношу подобно кнуту, или вонзиться в кожу, оставив после себя неглубокую, но весьма болезненную царапину, которых на лице, спине, груди, боках, шее, ногах за последние пару часов блуждания по лесу у Ратмира накопилось десятки. Быстро поняв свою ошибку и раздосадованно сжимая зубы он вскоре запихнул кинжал за пояс и продолжил освобождать себе путь изодранными в кровь руками, на которых болтались лохмотья, бывшие раньше рукавами дорого ханского платья. Жуткое беспокойство овладевало юношей, превращаясь в панику, которой предаются загнанные в угол дикие звери. Ратмиру казалось, что он прошёл уже вёрст пять, когда вдруг с ужасом увидел, что путь ему перегораживает упавший ствол трухлявого дерева. Точно такой же, какой он обошёл ещё давно…почти в самом начале пути. Ошибки быть не могло — на этом трухлявом стволе точно также расположились три древесных гриба, от одного из которых какое-то дикое зверьё успело откусить часть. Громадные деревья будто бы теперь смеялись над ним, глядя с высока. Как же ничтожен человек, по сравнению с этими великанами. Ну и что ты можешь против нас? Жалкий сынок правителя, какого воинственного народца? Что толку с того, что тебя обучали навигации по звёздам приглашённые из других государств звездочёты? Что ты можешь против нашей силы? Ратмир не мог сказать, что слышал эти слова, но они звучали, юноша был уверен, что ему это сказали и сказали именно эти зловеще нависающие стволы. Он побежал. Побежал вперёд. Не хотел сдаваться так просто и поэтому пытался побороть в себе этот тупой страх. «Это от беспокойства. Мне показалось. То дерево было другим, несомненно. Я не могу ходить кругами. Звёзды ведь не лгут, я иду ровно на север». Он сбавил темп, однако сердце всё равно билось в груди и по телу пробегала дрожь. Миновало ещё много времени. Несмотря на нескончаемую беспросветную мглу чувствовалось приближение утра, утопающее во мраке стволов пятнышко неба начало розоветь и иногда слышались одинокие голоса птиц. «Скоро окончится этот кромешный ад и я выйду к деревеньке. Совсем скоро. Ясно вам, пустые деревяшки? Вы меня не испугаете!» — самодовольно подумал Ратмир, как вдруг всё его тело сковало от животного ужаса. Путь преградило трухлявое дерево. Именно то трухлявое дерево, которое беглецу приходилось перешагивать уже два раза. Он ходит кругами. Верх взяло зарождающееся с самого начала ощущение того, что он ведёт поединок, в котором нет ни шанса на победу, ведь его враг безмерно силён. Все деревья теперь вновь надменно смотрели на беспомощно мечущуюся человеческую фигурку где-то возле их могучих корней. Они смеялись. В этом нет сомнений. Зловеще смеялась каждая хвоинка под ногами. Зловеще смеялся над людским ничтожеством весь лес. Ратмир отчаянно закричал, однако этот крик затерялся где-то во мгле этого жуткого леса. Всё закончилось мгновенно: беглец услышал прорезающий мглу свист за спиной, но не успел он оглянуться, как что-то пронзило ткань его одежды на плече и пригвоздило к ближайшему дереву. Стрела. Это были люди… Такие же как и он, с которыми можно было договориться, которым можно было заплатить, мир которых был ему понятен. Несмотря на то, что кто-то из этих людей пригвоздил его стрелой к холодному стволу, юноша чувствовал облегчение. После его ударили по голове так, что перед глазами всё мгновенно потемнело. Ратмир потерял сознание. Очнулся беглец ощущая невообразимую боль в затылке. Он лежал на животе на влажной сыпучей земле. Сознание возвращалось очень медленно, он повернул голову, чтобы оглядеться. Вокруг были всё те же угрюмые стволы деревьев, окутанные утренним туманом и Ратмиру показалось, что периодически мимо него сновали мрачные человеческие силуэты. Всё тело ныло от боли и усталости. Беглец попытался приподняться на локтях, но снова упал лицом в рыхлую лесную землю. Ратмир пошевелил пальцами, но привычных перстней с дорогими камнями на них не ощутил, а после обратил внимание на боль в мочке левого уха — там ещё несколько часов назад находилась украшенная серьга — признак принадлежности к ханской семье. Юноша повернул голову, силясь разглядеть собственное левое плечо — как и ожидалось, оно было покрыто каплями алой крови из недавно порванной мочки уха. «Сорвали, гады…даже расстегнуть не потрудились» Юноша кое-как перевернулся на спину и, приподнявшись на локтях, оглядел собственное тело. Единственным, что осталось как прежде были крепко сшитые кожаные сапоги, пусть теперь и полностью покрытые засохшими пластами грязи. Над сапогами находилось то, что когда-то называлось штанами — теперь заплывшему взгляду Ратмира представились лишь жалкие лохмотья, под которыми виднелась покрытая многочисленными царапинами, синяками и ссадинами кожа. В таком состоянии находились не только ноги, но и всё тело — платье из дорогой Рашидской ткани свисало жалкими лохмотьями, а под ним находилось множество синяков и царапин и Ратмиру казалось, что он чувствует боль от каждой из них. «…где я? — осознание пришло моментально — лешаки!» Лешаки были худшим кошмаром жителей всех прилегающих к Дремучему Лесу земель. О них говорили, как о жутких лесных разбойниках. Те, кому доводилось с ними сталкиваться рассказывали страшные кошмары. Будто это вовсе не люди, а стая диких свирепых животных, не знающие обычной человеческой жизни. Всё племя состояло из беглых преступников — тех, кому в благородном Вертичском княжестве грозила смертная казнь или невольничья жизнь на каторге. Все они, сбегая от писанных законов, уходили в Дремучий Лес и объединялись в отряд. Поэтому все жители городов и деревень старались проходить через лес по единственной безопасной дороге, а в чащу и вовсе не совались. Ратмир об этом всём слышал лишь вскользь и не особо верил. Рассчитывая путь побега, он не обратил внимания на то, что ему предстоит пройти через самый центр широкой тёмной полосы, занимающей добрую четверть карты Вертичского княжества. Теперь ханский сын начал потихоньку припоминать всё, что слышал о диком лесном племени и всё больше осознавать безнадёжность собственного положения. Он лежал на спине, раскинув руки и глядя в пятно тёмноголубого неба, проглядывающее сквозь кончающиеся где-то очень высоко верхушки елей. Вокруг слышались шаги и голоса, но на Ратмира никто будто бы не обращал внимания. Время тянулось мучительно долго. Что с ним будет? Убьют сразу же или будут пытать? Хотя зачем им пытать… Вряд ли дикарей интересуют планы завоеваний, положения войск и силы других государств. Знают ли они, интересно, кто попался в их лапы… Ханский сын — крупная рыба. Они могли бы выручить неплохой выкуп за него. Ратмир слегка усмехнулся. Вот так и закончился побег, рухнули с треском все планы на иную спокойную жизнь… — О! Очухался! — размышления прервал сиплый мужской голос. Ратмир вскинул голову и увидел истинно разбойничью рожу с хищно горящими желтоватыми глазами. Лешак стоял прямо над ним, глядя сверху и широко улыбался, обнажая ряд желтоватых зубов. Спутанные тёмно-рыжие волосы, которые кое-как сдерживала берестяная налобная повязка, доходили почти до плеч, а сухую бородку потирали четыре толстых пальца. В том месте руки, где должен был быть пятый палец находился уже затянувшийся обрубок и Ратмир вспомнил, что у Вертичей было, кажется, заведено обрубать пальцы за воровство. Одет мужчина был в грубо сотканную льняную рубаху и кожаные штаны с башмаками. За поясом был заткнут боевой топорик и пленник успел представить лезвие этого топорика на своей шее. После чего понял, что надо срочно что-то предпринять. — Я к князьу, — начал он как можно увереннее, вертичский язык он плоховато, но знал и молил богов, чтобы этот дикий народец его услышал. Но проклятый голос дрожал и иногда срывался на хрип. К тому же он сам понимал, что его проклятый гачирский говор делает всё лишь хуже, — я гоньец…к князъу… Его собеседник, рожу которого и до этого пересекала широченная улыбка вдруг громко и зловеще рассмеялся. — Брешешь, парень, — успокоившись, задорно сказал он. — Вовсе ньет…у мьеня послание срочнай к ньему…мнье надо, а за то, что вы тут мьеня задьершали въас всех накашут. Вместо ответа Ратмир услышал ещё более громкий раскатистый смех. Он должен был раньше смекнуть, что писанные законы здесь не действовали. Пленник уже собрался отчаяться, не зная как далее продолжить разговор и спасти себя из лап этого дикаря, когда ситуация вдруг изменилась — появилось новое лицо. Ратмир увидел, как к ним подходит седой старец, с бородой, опускающейся ниже живота. Старец также был в налобной берестяной повязке, длинной рубахе, за воротником которой виднелась верёвочка оберега. На его поясе была среднего размера сума, из которой торчало несколько травинок, а опирался старец на увесистую корягу. — Эй, Жёлудь, — окликнул новопришедший смеявшегося собеседника Ратмира, тот сразу же обернулся и почтительно поклонился. Пленник про себя отметил, что кое-какие обычаи в этом племени всё же действовали, — Иди, Жёлудь, ты ж его так припугнёшь, что потом разумного словца даже атаман никакими кулаками не вытрясет, — сказав это, старец как-то мягко усмехнулся себе в усы, тогда как Ратмир лишь поёжился, однако отметил, что, видимо, появление этого человека несколько облегчило его горькую участь. — Ты, Филин, смотри, — начал необычно спокойно в ответ тот, кого только что назвали Жёлудем, — паренёк или умом тронулся или совсем из заморских краёв. Не знает, что обычный люд через нашу чащу не ходит, вот и расплачивается за свою неграмотность, — после чего Жёлудь развернулся и пошёл прочь, всё ещё продолжая посмеиваться, а старец, которого ранее назвали Филином подошёл ближе к Ратмиру. — Ну что, хлопец, — мягким бархатным голосом начал он, потолкуем? — Пленник смекнул, что к этому собеседнику найти подход вероятнее всего будет легче. И продолжил уже начатую легенду: — Я гоньец исдалека, мнье срочно нушно к кньязю, я не знал про ваши леса. Вы напасть мьеня по ошибке, прошу отпьустить, — про предстоящий гнев князя он решил теперь не говорить, дабы не повторять старых ошибок. Старец по-доброму улыбался, прищурив глаза. Ратмиру сначала и вовсе показалось, что тот его не слушал, но вдруг прозвучал ответ: — Эх, хлопец…наши тебя спасли, а отпустить…так никто тебя тут не держит, иди, только вот отпустить значит отправить на верную смерть…все гонцы это знают… Так зачем же ты зашёл в Дремучий Лес, а? — Спьасти?! Чушь! Вы все просто разбъойникьи! Отпъусти мьеня сейчас, старик, коли не хочьешь узнат на своей шкъуре княжий гнев, — Когда Ратмир продумывыл план побега, ему казалось, что куда бы он не попал, если скажет, что гонец князя, то путь для него везде свободен. Но как же он ошибался! Филин же нисколько не переменился лице с момента начала разговора. Теперь он ещё немного постоял напротив юноши, после чего произнёс: — Посиди тут, хлопец, подумай хорошенько…авось сдумается что, — с этими словами он развернулся и медленно пошагал прочь, опираясь на свою корягу. — Стой, старик! — крикнул Ратмир, Филин обернулся с такой же блаженной улыбкой, — как вы понимъали, что я вошёл в льес ночью? — главный вопрос, ответа на который Ратмир сколько не думал, понять не смог. — Велька всё чует, — прозвучал короткий и мягкий ответ, после чего старец окончательно удалился. «Сумасшедший старик, — обиженно размышлял Ратмир, снова оставшись в одиночестве, — что за Велька? Псина какая-нибудь, наверное. Они тут все дикие, значит псина у них тоже дикая…видать за версту или больше чужака учуяла». Вдруг монотонную тишину разорвал резкий свист, раздавшийся откуда-то сверху. Возня и голоса прекратились — разбойники прислушивались. «Четыре всадника на западном пути» — голос прозвучал оттуда же, откуда ранее свист. Голос был сиплый, с хрипотцой, каким обычно обладают мальчики-подростки. Дальше, повернув голову, Ратмир увидел, как разбойники один за другим хватают топоры и дубинки и скрываются где-то в чаще. Что за всадники интересно… Неужели его — Ратмира — ищут воины. Нет, въехать в лес они должны были никак не с западной дороги…беглец накануне долго изучал карты и продумывал путь, пойдя которым он никогда бы не оказался настигнут собственными воинами. В лагере лешаков осталась всего пара человек, но Ратмир всё также томился от неизвестности. Ему казалось, что умереть уж было не так страшно, как ждать смерти. Лучше бы кто-нибудь уже подошёл и пробил ему череп дубинкой. Тогда всё бы кончилось. Но случилось иное… Туман рассеялся, и пленник окончательно понял, что находится среди лагеря. Ратмир молча наблюдал. Он желал разглядеть или услышать хоть что-то, что поможет ему сбежать или в крайнем случае сладкими речами обдурить этих дикарей. Сейчас нужно было напрячь всё своё внимание, чтобы не упустить свой шанс на спасение. В лагере было пусто, виднелся только одинокий силуэт у разгорающегося костра. Чем больше солнце проникало во мрак гигантских стволов тем больше Ратмир мог разглядеть. У костра сидел молодой светловолосый парень крепкого телосложения, он периодически подкладывал в костёр деревяшки и что-то мастерил из бересты. Также иногда он бросал быстрые взгляды на пленника и в его серых глазах читалось что-то похожее на детское любопытство и казалось, что он вот-вот что-то скажет, но очевидно не может подобрать слов, однако заговорить первым Ратмир тоже не решался, он абсолютно не знал какими словами теперь запугивать или заинтересовывать дикарей, ни в чём, кроме палок не смыслящих. Он просто в упор смотрел на юношу, периодически встречаясь с ним взглядами, тот сразу же отворачивался и утыкался в своё берестяное плетение. Всё это странное детское поведение выглядело очень нелепо в сочетании с его высоким ростом и крепкими руками. — Что ты дьелаешь? — наконец спросил Ратмир и удивился хрипоте своего голоса. Юноша вздрогнул и несколько секунд молча смотрел на заговорившего с ним человека. — Я? — наконец спросил он, однако сразу же поняв бессмысленность своего вопроса добавил, — тул. Ратмир удивлённо сдвинул брови. Юноша продолжил: — Ну тул...это для стрел, чтобы носить через плечо. — Колчан? — немного подумав спросил пленник. — Тул. — прозвучал короткий ответ. Ратмир разочарованно вздохнул и отвернулся. Разговор с дикарём не задался. Разбойник не выглядел особо приветливым, и Ратмир решил, что тот вряд ли сам заговорит ещё раз. Но он ошибся. — Что это ты в нашем лесу делал? — вдруг спросил юноша. Ратмир не знал что ответить. Легенда про княжеского посланника с треском провалилась, а новую он придумать не успел. — В ваш? — наконец спросил он. — В нашем разумеется, — кивнул собеседник, — нас всех лес принял, мы тут живём, охраняем…Скажи-ка ещё раз, а? — Что скажат ? Парень рассмеялся и махнул рукой. — Да что угодно, забавно ты говоришь. — Слушай, — начал Ратмир, — тут какой-то дед говорить, что вы мьеня спасли, но вы меня поймат и по голове…это не спасли. — Спасли, не спасли…угомонись уже, это не тебе решать. Обычных дураков, вроде тебя, Лес сразу на болота заводит. А тебя ночью Велька учуяла и сказала взять. Притащили вот. — И что это значит? Юноша лишь пожал плечами. — Лес один знает…ну и Велька. Нашим наверное будешь. — Что? Его собеседник снова пожал плечами. — Если лес больше ничего Вельке не скажет, то всё будет как скажет атаман. Ты успокойся, всё будет как надо. «Как надо, — раздосадованно подумал Ратмир, — теперь моя жизнь зависит от кучи деревьев и какого-то беглого преступника, который нарёк себя атаманом…и от Вельки» — А ктъо это… Вьелька? — вдруг спросил он у своего собеседника. — Велька…— юноша вдруг усмехнулся и посмотрел наверх. Тут же над их головами раздался тот же грубоватый голос, которым раньше объявили о четырёх всадниках на западной дороге. — Всё уже выболтал этой скотине? — разбойик лишь недовольно вздохнул и, кажется, закатил глаза. С ветки ближайшего дерева спрыгнул среднего роста человек. Нечёсанные русые пряди волос спадали на лицо, закрывая глаза и нос, за спиной болталась тугая коса. Рубаха из грубой ткани доставала почти до колен, а широкие штаны уходили в высокие кожаные сапоги, перешитые грубыми швами. Рукава до локтя закрывали кожаные наручи — такие обычно носили стрельцы, чтобы уберечься от повреждений. И точно, за спиной человека, которого Ратмир определил как подростка, находился изогнутый лук. — Велька, — начал юноша, — он теперь наш, вроде как… Лес же принял, я ему толкую что и как. — Вьелька?! — удивлённо спросил Ратмир, — это есть Вьелька? — Гачирскому отродью говорить не разрешали, — огрызнулся тот, кого назвали Велькой. Он подошёл ближе и Ратмир даже вздрогнул от удивления. Это была девка. Ханскому сыну приходилось видеть лишь два вида девушек: тонкие, бледные наложницы во дворце, от которых за версту несло благовониями и которые вечно загадочно и соблазнительно улыбались то его отцу, то ему самому. За годы во дворце они научились прятать ненависть и ощущение собственной беспомощности за маской покорности и теперь изо всех сил пытались пробиться в любимицы хоть кого-нибудь из ханской семьи, чтобы облегчить свою участь. Даже четырнадцатилетний брат Ратмира не мог скрыться от их улыбок и плавно моргающих глаз. Вторым видом девушек, которых Ратмиру приходилось встречать, были пухлые румяные бабы в деревеньках Вертичского княжества. Их он видел только испуганно бегущими или оглушительно верещащими в моменты настижения Гачирскими всадниками. Велька тем временем решительно подошла к пленнику и протянула руку к его лицу. Ратмир увидел покрытые мозолями и грязью ладони с неровными ногтями. Кожа на двух пальцах правой руки, коснувшихся его щеки, и вовсе была настолько грубой, что больше походила на кору тонкого дерева, нежели на девичью руку. Стрельцы гачирских войск надевали на эти два пальца пластинки из бычьей кожи, чтобы не стереть их, натягивая тетиву. «Дикарям в лесу такие возможности были незнакомы, поэтому девчонка и натягивает лук голыми пальцами» — смекнул Ратмир. То, что далее заметил пленник весьма его поразило: глаза Вельки были перевязаны куском грубой ткани, подобном тому, из которых были сшиты здесь у всех рубахи. Ратмир брезгливо отвернулся, чтобы не дать себя ощупать грязными руками, пусть так смотрит. Она стрелец, глаз зоркий должен быть, пусть лучше эту тряпку с глаз снимет. Но тонкие пальцы тут же грубо схватили его за подбородок и резко развернули обратно. «Сюда смотри, гачирское отродье, хочу знать какова твоя рожа» — сквозь зубы проговорила Велька и начала кончиками пальцев тщательно ощупывать лицо пленника, отвернув свою голову куда-то вверх. Так обычно выглядят и ведут себя слепые и Ратмир это знал. Но не мог же стрелец был слепым. — Пересвет, — гораздо более доброжелательно окликнула Велька светловолосого юношу, который всё сидел у костра и молча наблюдал за происходящим, — все наши уже на подходе, Пошли ягод наберём. — Это с чего я-то? Сама сходи — недовольно откликнулся собеседник Ратмира. — А ты так хочешь тут с этой скотиной посидеть? , — она брезгливо посмотрела на Ратмира, — смотри-ка, вчера по лесу так резво бегал, а теперь валяешься, как пень трухлявый. С этими словами Велька пнула лежащего на земле Ратмира в живот носком сапога, тот поморщился от боли. Пересвет тем временем не спеша поднялся, бросив берестяное плетение. Оба направились в лесную чащу и пленник теперь мог видеть только их удаляющиеся спины. — Корень опять злой вернётся? — спросил Пересвет. Велька улыбнулась. — Он всегда злой, пора бы уже перестать спрашивать. Если узнает, что ты с чужаками якшаешься и вовсе ухо открутит. Пересвет недовольно вздохнул. — С чего это на меня? Ты ночью всех погнала его ловить, вот твоё ухо и открутить бы. Велька лишь как-то ласково потрепала его рукой по лохматым волосам, как обычно треплют пушистых собак. Пересвет отмахнулся от неё. Велька на это рассмеялась как-то искренне и по-детски. И от этой сцены что-то сжалось в груди Ратмира, затрепетало и затосковало что-то, что с самого далёкого детства оставалось забытым. Он не пытался окликнуть двух молодых разбойников, просто молча смотрел, как их смеющиеся фигуры скрылись в лесной чаще. После чего опустил голову и остался сидеть упершись пустым взглядом во влажную землю. *** — Что?! Да вы тут все просто сумасшедшие дикари! На этот крик никто не обращал внимания. Здесь кажется столпился весь отряд, человек тридцать. Жёлудь, потирающий рыжую бороду четырьмя пальцами, старик, которого называли Филином, Пересвет — он заинтересованно наблюдал за происходящим, Велька сидела в стороне на ветке дерева, отвернувшись от всех в чащу леса. — Почему ты кричишь? — вдруг спросил Пересвет, — если ты чист сердцем, то суд мечом тебе не страшен. Это одна из ступеней принятия Лесом и нами. — Заткнись! — отчаянно закричал в ответ Ратмир, — не лезь со своим бредом! Вы сказали, что лес меня принял и я смогу стать вашим товарищем. Почему теперь в меня собираются кидать чёртов меч?! Это… — Парень, — твёрдый голос заставил его замолчать. Ратмир обернулся и увидел двух высоких мужчин, на одном из них была медвежья шкура, за ним следовал второй — в волчьей. В руках человек в волчьей шкуре держал длинный добротный меч, лезвие которого поблёскивало на дневном солнце. Мечи всегда считались признаком принадлежности к именитому роду. Какой-то лесной дикарь такое оружие мог разве что у кого-то отнять, прикончив хозяина. Остальной отряд расступился перед ним, пропуская вперёд и повисла гробовая тишина. Все замерли в ожидании. — Парень, — продолжил тот, на ком была медвежья шкура, — ты о мече не сквернословь. Он получше тебя жизнь знает и посправедливее любого рассудит. Коли чисты твои помыслы — останешься с нами. Меч не ошибётся, он верно решит. «Значит вот как я умру, — пронеслось в голове Ратмира, — и скольких простых людей уже пронзило это лезвие» Ратмир не смог устоять на трясущихся ногах и упал на четвереньки, лицо покрыли капельки пота, а сердце билось часто и сильно. Его подняли и поставили на ноги. Трясущиеся колени не давали стоять спокойно. Паника не давала принять смерть достойно, как подобает героям… Чушь все эти герои! Вот как правда умирают люди: среди толпы безжалостных дикарей, сотрясаясь всем телом от каждого частого удара сердца, ощущая размазанные и смешанные с лесной землёй капли пота и слёз на лице. Ратмир оглядел толпу, — все были разные. Кто-то нагло ухмылялся, кто-то смотрел, сурово сдвинув брови, кто-то надменно, сверху вниз. Пересвет никак не переменился в лице, он наблюдал за происходящим с таким же интересом, как дети наблюдают за резвящимися собаками. Ратмир на миг подумал, что был бы готов даже всю жизнь прожить среди этих оборванных вонючих дикарей, чем сдохнуть вот так. Сейчас. К нему подошёл мужчина в волчьей шкуре с мечом. Взял за дрожащие хрупкие плечи и развернул так, что оба они стояли спина к спине. Так, что можно было почувствовать его спокойное и размеренное дыхание. Ратмир услышал, как мужчина что-то шепчет, прислонившись к мечу губами. Всё произошло быстро. Никаких больше речей и зачитывания приговора толпе, как это обычно бывает перед казнью. Меч взлетел в воздух. Мужчина его подбросил над ними двумя. По этим дурацким лесным законам меч не вонзится в того, кто прав или как тут все твердили поголовно: чист душой и сердцем. Но это бред. Ратмир не понял, почему владелец меча до сих пор не отошёл и стоит так же плотно прикасаясь своей широкой спиной к спине пленника, но думать об этом было некогда. Ратмир, запрокинув голову смотрел на ослепительно блестящее в лучах солнца лезвие, взвившееся прямо над его головой…