5. Из тёмных уголков души
9 марта 2023 г. в 15:10
Kim Hyun Joong – Please
Чан Ди ушла, а запах лотоса остался. Как и тепло на коже, словно она и не убирала руку с его лица. Джи Ху прислушивался к этим тающим ощущениям и монотонному шороху дождя, погрузившись в полусонное созерцательное состояние. Вспомнив, с какой тревогой и последующей вспышкой энтузиазма Чан Ди отреагировала на его недомогание, он улыбнулся уголками губ. Эта девчонка не изменилась: так разволновалась, будто речь шла как минимум об инсульте. Забавно. Сейчас вернётся и, чего доброго, полезет в медицинские справочники, станет тормошить его, справляясь о симптомах. Ему ли их не знать! Ведь он сам себя упрямо и планомерно подводил к самому краю, с пассивной готовностью принимая все вытекающие: головную боль, слабость, приступы тошноты, отсутствие концентрации, покраснение глаз, обмороки, снижение аппетита, нарушение моторики и памяти... Целый букет. Пожалуй, единственное, чего ему пока не удалось добиться, так это стабильного нарушения памяти. Все признаки патологического переутомления налицо, кроме этого, самого желанного и недостижимого. Провалы были, да, вот хотя бы о минувшей ночи. Но они уже, восполнившись, исчезли. А то, что хотелось бы забыть, – нисколько. Хуже того, на фоне психического и физического истощения его память словно решила поиздеваться над ним, подсовывая картинки из прошлого одну ярче другой. И он безостановочно прокручивал их в голове, доводя себя до помешательства. Но – увы! – не до потери памяти. Как было бы здорово её стереть! Он бы с радостью откатил воспоминания до… Интересно, до какого момента? И что бы это ему дало? А ведь он приложил столько усилий! Просто убивал себя учёбой, работой в клинике, разбирался в управлении фондом, вникал в программы арт-центра «Суам», просматривал бесконечные отчёты от спортивных агентов… И всё ради чего? Чтобы не оставалось сил и времени помнить о том, что близится свадьба Кым Чан Ди и Ку Джун Пё. А что бы он мог изменить? И стал бы менять теперь, когда сам предпринял всё для их примирения и соединения? Но, чтобы не думать, не обвинять, не сожалеть, не надеяться, он лишил себя малейшей для этого возможности. Ежедневно, без выходных, с раннего утра пропадал в университете, потом выматывался в больнице, вечера отводил под вынужденные, хоть и нежеланные переговоры с консультантами, а после до рассвета возился с документами фонда и продолжал учиться. Перед дедушкой и друзьями он оправдывался назревшей необходимостью принять на себя дела, но насколько убедительно всё это получалось, судить не мог. Со И Чжон с Га Ыль были заняты открытием собственной гончарной школы и планировали свадьбу на Чеджу. У Бин по уши увяз в освоении семейного строительного бизнеса, разъезжая по объектам. Да и когда друзья всё-таки изредка появлялись, в душу к нему не лезли. Знали: бесполезно. Не пустит. А дедушка… Дедушка только молча поглядывал поверх очков, когда по утрам его внук выползал к завтраку в абсолютно разобранном состоянии и вместо нормальной полноценной еды литрами глушил кофе. Поглядывал и вздыхал. Поэтому Джи Ху методично и безнаказанно гробил себя под благовидным и весьма правдоподобным предлогом. А когда заболел дедушка и на внука разом обрушились дополнительные заботы и обязанности, он даже обрадовался тому, что времени у него стало ещё меньше. Беспроигрышная стратегия – не думать, чтобы не страдать. И организм не выдержал – откликнулся. Дал сбой. Вернее, он сам дал сбой, однако не в той мере, какой добивался. Пока ещё. И непонятно было, что ещё должно сломаться внутри, чтобы… чтобы не чувствовать? И Чан Ди… Зачем, ну зачем она появилась, когда у него почти получилось?! Ощутив укол в груди, Джи Ху тихо застонал в сжатый кулак. На глазах закипали злые слёзы. Как же он смертельно устал… От постоянных мыслей о ней и Джун Пё, которые ничем нельзя было вытравить: ни алкоголем, ни учёбой, ни работой. От зависимости этой сумасшедшей. От попыток балансировать между дружбой и любовью. От хронического самопожертвования. От сомнений и самобичевания. От давящего чувства долга и вины. Думал: пройдёт. Рано или поздно. Месяц, два поболит – отпустит. Перегорит. А вот не отпустило! Только хуже делалось. Разгоралось. Жгло. Выжигало изнутри. Ему уже дышать без Чан Ди становилось трудно... Она проросла в нём, пустила корни настолько глубоко, оплела каждый орган, каждую клеточку, каждую мысль настолько крепко, что вырвать её напрочь, начисто, эту вечнозелёную дикую траву, уже не представлялось возможным. А Чан Ди словно специально вернулась! Для чего? Чтобы снова мучить его? Держаться с ним так, будто и не подозревает о его одержимости ею? Или ему всё-таки удалось сыграть свой затянувшийся моноспектакль настолько убедительно, что Чан Ди действительно поверила в то, что он наконец отступился от неё с чистой душой и лёгким сердцем? Сильно вряд ли. Она слишком хорошо его знала, чувствовала, читала его, как раскрытую книгу со всеми сносками и заметками на полях. Родственные души... Ну да, конечно! Джи Ху горько-цинично усмехнулся: какая красивая чушь! И кто только её выдумал. И что теперь? Чан Ди станет вести себя как ни в чём не бывало, прекрасно зная, что несчастный, всё понимающий, благородный Юн Джи Ху продолжит просто смотреть на неё влюблёнными глазами, нести в бреду всякую чепуху и цепляться за неё? Она примется в благотворительность играть, изображать заботу о нём, слёзы его вытирать? Так ведь уже принялась. Видимо, привычка сработала. А подумала ли Чан Ди, что с ним будет, когда она опять закроет дверь и уйдёт в свою счастливую жизнь с Ку Джун Пё, предоставив ему, Джи Ху, барахтаться в своём одиночестве и ждать, бесконечно и терпеливо ждать, когда она снова соизволит появиться рядом? Он ей что, игрушка? Марионетка? Такая, какой он был для Со Хён? Или нет, как там… персональный почётный пожарный? Но время пожаров прошло. У них с Джун Пё, похоже, всё отлично, тихо и мирно, полный штиль, раз за полгода Чан Ди ни разу не позвонила, не написала ни строчки, не дала о себе знать. Родственные души. Бред… Кто её звал? Зачем? Ну зачем она появилась, когда ему почти удалось? Закончилось бы так просто. Так просто! Осталось ведь совсем чуть-чуть… Джи Ху затрясло. Он зарылся пылающим лицом в подушку и подавился отчаянным стоном. А потом, опомнившись, едва не задохнулся от ужаса и презрения к себе. Видимо, действительно у него помутился рассудок, раз в голову полезли настолько чудовищные мысли. Не его мысли. Откуда в нём это? Откуда столько яда? Наверное, ему просто слишком, слишком больно. Хотя… может ли это служить оправданием? Джи Ху рывком откинул одеяло, протянул руку к стакану на прикроватной тумбочке, осушил его одним махом, закашлялся до рези в желудке, вытер выступившие на глазах слёзы и упал навзничь на подушки. Дурак. Какой же он всё-таки дурак! И дрянь, раз позволяет себе так думать – даже всего лишь думать! – Прости! Прости меня… – прошептал он белому потолку, расчерченному деревянными балками. – Только вернись. Пожалуйста… Ему вдруг стало стыдно и страшно от самого себя. И он вновь пожалел, что его переутомление не сопровождается потерей памяти. Он бы многое отдал, чтобы забыть то, что сейчас выскреблось из тёмных уголков его души. Души, которую просто разодрали в клочья. Не собрать. Не склеить. Не оживить... А может… Может, это действительно всего лишь сон – то, что Чан Ди вернулась? Искажённое восприятие действительности, вызванное недомоганием, недосыпом, недоеданием и прочими «недо»? Хотя… Если бы это было сном, то не было бы так тяжело. Наверное. Джи Ху перестал гипнотизировать потолок, помассировал виски и заметил, что кусает губы, только почувствовав металлический привкус во рту. Отругал себя, попробовал повернуться на бок, но ушибленные рёбра тут же отозвались тупой болью. Ладно, придётся лежать на спине – единственное положение, в котором почти не болело, хоть и не совсем привычно. Но это всё такие мелочи… Важнее другое – что ему теперь делать?