Одержимый

— Мей, он… Он снова мне отказал… Мей ничего не ответила, лишь открыла новую бутылочку с антисептиком — Доума, ввалившийся к ней домой поздним вечером и прямо сейчас развалившийся на ее постели, выглядел просто ужасно. Досталось ему еще больше, чем в прошлый раз — вчера. Мей и так уже знала о случившемся — об этом с ней не поделился только немой. — И снова побил, — тихо закончила за Доуму она, проводя смоченной ватой по его разбитой скуле. Доума даже не поморщился. Мей всегда удивлял его подозрительно высокий болевой порог: он будто и правда совсем не чувствовал боли. По крайнее мере, сейчас он сидел у нее на постели и убивался явно не из-за ссадин. — Скажи, ну что я делаю не так?! — Доума в отчаянии поднял глаза к потолку, будто задавал он свой вопрос не Мей, а самим небесам. Мей хотела бы честно сказать «все» и закончить на этом, но она понимала — Доуму это уничтожит окончательно. А Мей не хотела быть жестокой. Особенно к нему, к своему какому-никакому другу. — Вы слишком разные, чтобы быть друзьями. Доума несогласно замотал головой. В радужных глазах блеснула уже знакомая нетлеющая надежда. Мей поморщилась: этот взгляд не сулил ничего хорошего. — Но с тобой мы же друзья. — Мы — это другое, — заверила Мей. — Мы знаем друг друга… — Десять лет, три недели и два дня, — закончил за нее Доума, многозначительно ухмыльнувшись. — Ты мой друг на Вечность, Мей-чан. — И что, меня тебе уже не хватает? — Да, — честно ответил Доума и сжал подвернувшегося под руку серого плюшевого мишку, которого сам же когда-то подарил Мей. — Я хочу еще друзей. Но кроме тебя я никому не нужен… Вокруг все такие буки, но я не отчаиваюсь, ты знаешь. Для Аказы я просто пока недостаточно крутой. Нет, для него все недостаточно крутые. Ты вообще видела, чтобы он с кем-нибудь дружил? Я вот — нет. Значит, его сердечко еще никто не растопил. У меня есть шанс, Мей-чан. Мей вздохнула. Доума и правда верил, что когда-нибудь он сумеет задружиться с самым драчливым товарищем в их школе — Аказой. Доума будто не замечал или отказывался замечать, что Аказа видел в нем только грушу для битья — не более. Доума продолжал на что-то надеяться и страшно огребать. Несчастный. Мей не знала, как помочь и что с этим сделать, но ей уж очень-очень хотелось все это прекратить как можно скорее. — Слушай, а может, ты с ним начнешь встречаться? Тогда мы точно быстро подружимся. У Аказы другого выбора не будет. Мей вспыхнула. Использованная сжатая в руках ватка упала куда-то на пол. Нет, на этот раз Доуму, видимо, приложили сильнее обычного — в своих идеях он превзошел самого себя. — Ты чего?.. — Мей тряхнула головой. Светлые распущенные волосы упали на лицо. Доума широко улыбнулся: ему редко доводилось смущать свою подружку. А впадала в краску Мей всегда чертовски умилительно. — А что, он тебе не нравится? — Нравится, — честно и без лишних раздумий ответила Мей. Доума даже на секунду сделал вид, что удивился. Хотя, разве оно могло быть иначе? Аказа просто не мог не нравиться. Не только Доуме — даже Мей-чан не могла устоять. Аказа и правда был поистине жестоким сердцеедом. — Ну вот и здорово. Ты смотри, с этим делом тянуть нельзя — уведут же! Когда назначишь ему первое свидание? — радужные глаза недобро сверкнули. Мей стушевалась. Ей совсем не нравилось то, куда сейчас могло завести ее друга. Да, ей очень нравился Аказа — у нее были на то свои причины. О которых Доума не знал и вряд ли когда-нибудь узнает. — Никогда, Доума. В комнате на пару минут воцарилась тишина. Доума был озадачен. Он как никто знал, что за любовь, а уж тем более за любовь Аказы нужно было бороться. — Ладно, ты права, — он задумчиво качнул головой. — Девочки на свидание приглашать не должны, это неправильно. Хочешь, я за тебя его позову? Мей поджала губы: побитый Доума сейчас был слишком возбужден своей очередной нелепой авантюрой, которая должна была ему добавить еще пару синющих гематом. Мей должна была остановить его поток идей здесь и сейчас. Иначе будет поздно, иначе пожалеет. — Нет. Я хочу, чтобы ты вообще перестал к нему приставать. Доума, пожалуйста. — Но почему? Что, ревновать будешь? — Нет, потому что у тебя нет шансов, — выдала свой приговор Мей и поднялась с кровати. — Давай, мы и так снова с тобой засиделись, у меня бабушка скоро с дежурства придет, а тебя дома ждут. — Никто меня не ждет, — в фальшивой опечаленности вздохнул Доума, потягиваясь. — А ты… Прогоняешь меня? Я тебе тоже надоел? Может, я останусь сегодня у тебя? Пропишешь мне постельный режим. Ты знаешь, я много места не займу. Могу лечь в ногах. Я компактный. — Завтра контрольная по химии, а я еще не готовилась, — Мей перевела взгляд на свои забитые полки с книгами. Пособий по медицине у нее уже насчитывалось даже больше, чем школьных учебников. Мей с детства знала, что после школы пойдет по стопам бабушки, а для этого приходилось учиться-учиться-учиться. И не забивать голову всякими глупостями. — Да ты химию эту еще в средней школе всю выучила. Так и скажи, что ты меня тоже больше не любишь. — Если хочешь, я поговорю с Аказой, — сдаваясь, предложила Мей. Она понимала, что спорить с Доумой было бесполезно: он обязательно добьется своего. Да и Мей сама уже не раз подумывала подойти поговорить с Аказой: все-таки за своего друга она очень даже волновалась. Когда-нибудь Аказа обязательно ему проломит голову — и это Мей уже не залатает, потеряет несчастного отвергнутого с концами. Доума между тем встрепенулся, загорелся. — Мей-чан, я так тебя люблю. Надеюсь, Аказа нас с тобой тоже когда-нибудь полюбит, — он всхлипнул и тут же потянулся к Мей. Прижал к себе. Мей тоже его любила. А потому терпела и даже потакала многим его выходкам. Глупая. Такая же безрассудная, сумасшедшая.

***

Мей не стала тянуть: она решила поговорить с Аказой на следующий день. Эти драки нужно было прекращать: на Доуме уже давно живого места не было, а запасы антисептика у нее с бабушкой были не безграничными. Сам Доума от Аказы все равно не отстанет, значит, нужно было поговорить со вторым. Мей понимала: Доуме нужна была не столько дружба с Аказой, сколько его внимание. Внимание, которое Аказа уже сейчас давал ему сполна, сам того не осознавая. Мей была больше чем уверена: как только Аказа начнет игнорировать его, Доуме быстро это все надоест. Доуме очень легко было заскучать, Аказа его просто очень плохо знал. Несмотря на то, что учились они с ним в параллельных классах, к глубокому огорчению Доумы, Мей и не собиралась подкарауливать его где-нибудь у школы со своими сомнительными предложениями. Она знала, где они могли бы встретиться без лишних глаз-ушей и спокойно обо всем поговорить. Больница. Место, где они пересекались чаще, чем в школе, позволяя друг другу перекидываться лишь редкими взглядами во время работы. Мей уже второй год занималась волонтерством под присмотром бабушки в ее больнице, а Аказа присматривал за своим тяжелобольным отцом. Когда Мей впервые столкнулась с Аказой в отделении, она даже не сразу его узнала: подумала, что он попал сюда из-за очередной драки. Его пустое бледное лицо в день их первой встречи она не забудет никогда. В школе Аказа был грубым, агрессивным — лишний раз не захочешь с таким связываться, побоишься. В больнице же Мей иногда невольно засматривалась, с каким чутким вниманием Аказа ухаживал за своим отцом, беспрекословно исполняя любые просьбы-указания медсестер. Аказа мертвой хваткой держался за единственного человека, на которого ему было не плевать и который будил в нем что-то затухающе светлое. Аказа казался Мей намного взрослее ее одноклассников. Потому что по-настоящему заботили его только взрослые проблемы. Мей с ним совсем не общалась, но ей казалось, что она знала об Аказе куда больше, чем все остальные. Знала и ни с кем не делилась. Аказе когда-то хватило бросить на нее лишь один взгляд, чтобы Мей поняла его без слов. Никто не должен был знать. Никто не знал, что еще днем Аказа гонял младшеклассников по школе, а уже вечером «гонял» за препаратами отцу. Доума об этом тоже не должен был знать. Аказа еще со времен средней школы был предоставлен самому себе, он отводил душу, участвуя в каждой мало-мальски серьезной драке. В старшей школе даже начали поговаривать, что он занимается какими-то совсем мутными делами — с мафией связался, в боях без правил участвует за большие деньги. И вообще уже даже успел убить кого-то: пацана из соседней школы. Девчонку, вроде, не поделили. Эти мрачные сказочки, которые ей напевал все тот же словоохотливый собиратель сплетен Доума, Мей даже не особо слушала. Она-то знала правду: знала, где Аказа живет, ночует и творит все свои «криминальные дела» — у палаты отца. В Мей порой просыпался невольный трепет от мысли, что у нее с Аказой была одна немая тайна на двоих. — Чего пялишься? — Аказа нахмурился, почувствовав на себе пристальный колючий взгляд. Мей нашла его во дворике больницы, где обычно собирались санитарки, чтобы немного перевести дух. Аказу здесь можно было застать только тогда, когда его отца уводили на очередные процедуры. Услышав вопрос и поймав на себе тяжелый взгляд, Мей встрепенулась, смутилась. Замедлила шаг. Она хотела начать как-то аккуратно, да все не могла подобрать нужных слов — Аказа скорее все равно ее не так поймет. — Я поговорить хотела. Аказа вздернул бровь. Выглядел он уставшим, измотанным: видимо, опять не спал несколько суток. Мей почувствовала, как ноги невольно подогнулись. Нет, Аказу она совсем не боялась. И все же необъяснимое волнение-таки выбивало почву из-под ног. — И о чем? Ты не тяни, у меня времени нет с тобой трепаться. Мей выдохнула, почувствовав, как под лопатками побежали мурашки — в спину подул прохладный весенний ветер. Времени у Мей и правда было мало, Аказа мог и передумать. — Я знаю, вы с Доумой не ладите. Оставь, пожалуйста, его. Не трогай. На лице Аказы заиграли желваки, а в голубых глазах вспыхнуло нескрываемое отвращение. Мей сделала шаг назад. Казалось, одно имя этого больного идиота мгновенно доводило его до белого каления. — Он, что, тебя подослал? Просить за него будешь? — Аказа смотрел на нее как на последнее убожество. Мей сжала кулаки. — Никто меня не подсылал, я сама хочу с тобой поговорить. Аказа, он — мой друг. — Мне пожалеть тебя, что ли. Мей вдруг почувствовала, что внутри начало что-то закипать. Аказа сейчас смотрел на нее сверху вниз — и вовсе не потому, что он был выше ее на голову. — Ты же сам хочешь, чтобы он от тебя отстал? Пожалуйста, не обращай на него внимания. Поверь мне, я знаю Доуму. Сейчас он просто провоцирует тебя. Ты — один из немногих, кто в нашей школе признает его всерьез. Ему это нравится. Он ведь тебя совсем не боится — ты и сам это знаешь. — Я думал, ты нормальная, — вдруг бросил Аказа. Мей нахмурилась в искреннем непонимании: он, что, успел разочароваться в ней всего за пару минут? Какая глупость. Но глупость обидная. — А я думала, ты меня поймешь. И перестанешь ему потакать и подыгрывать. Аказа снова переменился в лице. Казалось, Мей будто выбешивала его каждой своей фразой. Выбешивала сейчас даже сильнее того же Доумы. Он нес бред по дурости, уже по умолчанию, Мей же сейчас была совершенно серьезна. — Я ни с кем не играю. — Ты позволяешь с собой играть, это немного другое. Аказа хмыкнул. Он был слишком простым человеком, чтобы разбираться во всех этих идиотских тонкостях. Доума ему действовал на нервы — Доума за это получал. Аказа и не собирался забивать свою голову тем, что он что-то в этой жизни делал не так. Если человек был кретином, из него нужно было выбивать дурь. Плевать, что, видимо, у Доумы эта самая дурь была неиссякаема. — Почему ты вообще в это лезешь? — Аказа заранее знал ответ на этот вопрос — уже озвучивал. Мей, наверное, была единственной, кто еще не посылал Доуму куда подальше, они вроде как были даже друзьями. От этого факта Аказу внутри тоже передергивало от раздражения. Аказа наблюдал за Мей в стенах школы, в больнице — Аказа действительно считал Мей нормальной. Самой нормальной. А потому он совсем не понимал, как она могла связаться с этим идиотом, который на ровном месте каждый раз пытался выставить себя посмешищем. Видимо, Мей просто была безотказной дурой, которая позволяла Доуме играться с собой, водить больную дружбу. Аказа не был таким, Аказа никогда ни у кого на поводу не шел. Поэтому друзей у него не было. Поэтому и разговор с Мей сейчас не клеился, они друг друга не поймут. Это Мей наоборот хочет, чтобы он подыграл Доуме, но Аказа в отличие от нее еще не спятил и прогибаться ни под кем не собирался. — Когда-нибудь ты его убьешь, — между тем спустя затянувшееся молчание ответила Мей. Наверное, эти ее слова были чуть ли не единственными, с которыми Аказа хотел бы согласиться. Действительно, он слишком часто думал о том, как бы покрепче приложить Доуму — чтобы тот точно отлип, чтобы точно отстал. На ум кроме забивания насмерть пока ничего не приходило. — Тогда он точно успокоится — все как ты хотела. Мей опустила голову. — Мы… Не поняли друг друга. — А будто должны были, — хмыкнул Аказа. — Знаешь, тебе бы поменьше за этим кретином бегать. Может, тогда и чушь нести перестанешь, поумнеешь. Бывай. Аказа коротко махнул рукой и пошел обратно в больницу — его перерыв был окончен. Мей возвращалась домой одна, без бабушки — той пришлось остаться: поступил тяжелый пациент. Мей надеялась, что Доума не поджидал ее сейчас у дома — он уже давно взял это за привычку, сетуя на то, что у себя дома ему скучно и вообще никто там его не ждет, а все улицы их города за свои восемнадцать лет он уже давно исходил вдоль и поперек — нигде не прибился. Только Мей ему пока не наскучила, так что она все еще могла рассчитывать на его компанию. Мей уже давно успела нехотя признаться себе, что Доума очень даже часто утомлял ее. Утомлял одним своим присутствием. В средней школе она все наивно не могла понять, почему Доума, такой яркий общительный мальчик, все не мог обзавестись друзьями — все его как будто намеренно избегали и даже боялись. Странные. В средней школе Мей думала, что это все вокруг нее и Доумы были странные. В старшей же она начала о чем-то догадываться и что-то даже подозревать. Из друзей кроме Доумы у нее никого не было. И дело было вовсе не в том, что все свое время она посвящала либо учебе, либо помощи бабушке. Мей умела легко и быстро заводить знакомства. Но Доума, постоянно маячивший где-то поблизости, умел так же легко и быстро сводить все эти знакомства на нет. Они с Доумой действительно были неразлучны — навеки вечные. И Мей не то чтобы уже нравилось это признавать. Со временем Доума становился все навязчивей и навязчивей, постоянно пытаясь обратить внимание на себя. Мей понимала: ему просто было скучно. Но и она уже устала его развлекать. Кажется, Доума это тоже понимал. А потому в последний год он особенно активно пытался найти новую жертву. По-другому жить Доума просто не мог. Он ведь и сам понимал: их дружба с Мей разваливалась на глазах, а всего через несколько месяцев она и вовсе упорхнет от него: полетит поступать в какой-нибудь медицинский университет, и уж точно не в их префектуре. Сейчас Доума стал казаться Мей особенно странным. Сейчас он начинал понемногу пугать. Потому что Доума понимал: конец близок. Скоро все-все-все его бросят. Разлюбят. Забудут. И последние радужные краски этого убогого блеклого мира для него разом померкнут.