Зов чародейки

— Лендер… Снова. Снова этот голос, что приходит каждую ночь. Тихий, едва различимый. Я даже не уверен, что слышу свое имя, просто понимаю, что этот зов для меня. Он проникает в мой разум, впивается в сердце крюками и тянет, тянет за собой, сколько бы я не пытался ему помешать. — Лендер… Мне жарко. Тело словно лижут языки пламени, а проклятый голос неустанно нашептывает: — Лендер… приди ко мне… Лендер… Это сводит с ума. Я подрываюсь на постели, как и каждую ночь вот уже несколько месяцев к ряду. Озноб пробивает все тело, капли пота бегут по мокрым вискам, шее и позвоночнику. Я чувствую каждую из них. Во рту страшно пересохло, а перед глазами все плывет. Сердце колотится о ребра как бешеное. Тревога завладевает мной, и я сжимаю кулаки до судорог. Это просто сон. Продолжаю убеждать себя, хотя уже с трудом в это верю. Это сон. Это должен быть сон. Слышу как дрожит мой голос, и от этого ярость вспыхивает в груди. Каждый день я смотрю в лицо смерти, но чертов шепот берет надо мной верх. Мое имя звучит так проникновенно, так чувственно и будто с мольбой. И во мне теплится порочное желание ответить. Ответить на зов. Закрываю лицо ладонями. Воздух со свистом касается сухих губ и застревает в глотке, не давая вздохнуть. В висках пульсирует кровь, так сильно, что кажется голову вот-вот разорвет. И я снова поддаюсь сомнению, проклиная себя за слабость. Что если это не сон? У меня большие проблемы. Нет, лучше сказать, что это конец всего. Зов используют чародеи, и слышат его подобные им. Чудовища в человеческом обличии. Я поклялся защищать людей от них, а теперь… — Лендер… Я вздрагиваю, сердце ухает вниз. Мой воспаленный из-за бессонных ночей разум решил сыграть злую шутку, и я брежу… ведь слышу его наяву. Напряжение сковывает тело. Мысли лихорадочно бьются друг о друга в голове. Я не могу слышать зов чародея, ведь я человек. Остается последний, не менее скверный вариант — избранный огнем подобрался ко мне непростительно близко. Враг пытается проникнуть в мою голову, выведать бесценную информацию, доступную только гвардейцам, защищающим завесу миров. Тонкую материю, что отделяет мрак и скверну, сущностей, что жаждут только одного — пожрать человеческие души. И чародеи привлекают их больше всего, ведь они и сами охотятся за ними, желая нарастить свою мощь. Делаю глубокий медленный вдох. Огненный чародей просто не в силах подобраться так близко. Родительский дом окружен сверхчувствительными сенсорами, которые срабатывают даже на малейшие остатки магии, что пристают ко мне после патруля улиц и сшивания дыр в завесе миров. Сколько раз я попадал под прицел системы безопасности, хоть и знаю каждую слепую зону в ней. Нет, мне просто надо успокоиться. Я зря накручиваю себя. — У тебя вновь болезненный вид. Бледность портит тебя, Лендер. Голос матери привычно строг. Как и взгляд, что словно режет сталью. Она сидит напротив, сцепив пальцы перед собой в замок, даже к еде не притронулась. Ее образ, как всегда, безупречен. Строгое темное платье с высоким воротником пошито по фигуре и сидит на ней как влитое. Никакой вышивки, узоров и тесьмы. Это смотрелось бы вычурно и вульгарно на фоне массивного комплекта украшений из чистого золота, что подарил ей отец. Длинные каштановые волосы, что уже тронула седина собраны в сложную укладку, только несколько подкрученных пряжей обрамляют лицо. И его вовсе не портит возраст, только холодный взгляд ее серых глаз. — Дорогая, завтрак остывает. Отец одергивает ее, но сам даже не смотрит в мою сторону. И я понимаю, его тоже не устраивает мой вид и ситуация в целом. Но он терпеливо ждет, когда я сам возьму себя в руки и дам ему повод собой гордиться. Вот только я уже не уверен, что этот день придет. — Месяц прошел. — не отступает мать. — Сколько еще это будет продолжаться? Пора отпустить и двигаться вперед. Репутация нашей семьи поставлена на карту и все, чего ты достиг своим непосильным трудом, Даррисон. Ладонь сама сжимается на ручке серебряного ножа. Я мельком смотрю в ее глаза и тут же отвожу взгляд в сторону. Она даже не пытается понять, ей это не нужно. Все, что ее волнует это лицо семьи и власть, что должна только множиться с моей помощью. — Очевидно, месяца мало, Оливия. Я стискиваю зубы и осторожно набираю в легкие воздух. Стараюсь не показать, насколько сильно их слова цепляют меня. Ладно мать, ей не понять этого, но отец когда-то был таким же как я, служил в гвардии и защищал людей от сущностей. Наверняка терял товарищей, по-другому никак. И все же он недоволен. Недоволен видеть, что месяца мне не хватило, чтобы забыть напарника, что погиб у меня на руках. Я не справился. Не смог помочь ему, защитить. И хоть каждый из нас готов отдать жизнь в борьбе за людские души, этого я не могу себе простить. — Сегодня я выхожу на службу. Мой голос хриплый и не такой уверенный, каким я пытался его сделать. И это не может остаться незамеченным. Мать слегка прищуривается, отец, наконец, переводит на меня взгляд. — Мне дадут нового напарника и переформируют отряд. Как только я вернусь с дежурства, перееду обратно к себе. Квартира ближе к штабу. — У тебя будет на это неделя. — великодушно разрешает отец. — Но для начала приведи форму в надлежащий вид. Я сглатываю. Из-за случившегося утром собирался в спешке, а затем сам не заметил, как беспокойные руки испортили идеально выглаженную для меня рубашку. Мой вид недостоин отца. Его образ всегда безупречен и строг. И хоть годы не были к нему так же благосклонны, наградив глубокими морщинами на лбу и серебром волос, в глубине его светло-голубых глаз неустанно плескалась сила и стать. — Вижу, наши служанки больше не дорожат своей работой, — недовольно поджимает губы мать, бросая взгляд на помятые манжеты моей рубашки. И я мысленно прошу прощения у тех, кого сегодня уволят по моей вине.