Oh Baby, it's a long way down
to the bottom of the river
Delta Rae – Bottom of the River
43° В конце июля 1936-го лавка Бэби Томпсон сгорела дотла. Событие привлекло немало внимания, однако причины возгорания были не столь очевидны, как его последствия. Кто-то винил во всем жару. К середине лета температура достигла рекордных значений, о которых будут писать еще спустя годы. Выпавший из плиты уголь или опрокинутая свеча вполне могли стать виновниками пожара. Засуха обглодала Хиллтоп до костей, для огня хватило бы одной искры. Следователи крутились вокруг дымящего остова днями напролет. Пожалуй, такой энтузиазм можно было объяснить только присутствием Артура Фелпса, который сам разве что не рыл золу руками и не гадал по головешкам. Что он там искал, для многих так и осталось загадкой. Пропуская в местном отделении по стаканчику сидра, его подопечные ворчали, что офицер носится за собственным хвостом, точно обезумевший пес. Выяснив, что тел на пожарище не нашли, он неожиданно снялся с места и уехал обратно в Чемберлен, приказав немедленно извещать его обо всех находках. Охота за неведомым сокровищем без его надзора, однако, шла далеко не так энергично. В ряд других причин пожара можно поставить и несколько событий разной степени дальности от злополучного дня. Ни одно из них не было прямым катализатором, но для людей сведущих создавало цепочку, по которой при желании легко было отследить, как огонь передавался между факелами, пока не достиг лавки миссис Томпсон. Большая часть этих событий произошла во время отсутствия хозяйки и по приезду загребла ее в свой водоворот. Бэби Томпсон отсутствовала в городе почти полторы недели. За ее нахождение в Чемберлене мог поручиться смотритель станции, который давно знал их с мужем в лицо. Он даже спросил про Хьюи и выразил сожаление, получив ответ. Каждый день Бэби пригоняла свою повозку к железнодорожным путям, а когда все бочки были обменяны на монеты, а монеты – на покупки, уехала домой. В этом, в общем, не было ничего необычного, хотя если бы смотрителю выдался шанс поговорить с миссис Гвендолин Эш, они бы, наверное, не сошлись в количестве этих самых бочек. Так или иначе, Бэби вернулась домой – и попала в пчелиный улей. Город гудел. Она ехала по улицам, пустив кобылу мерным шагом, и в недоумении разглядывала людей. Отупляющую сонливость будто смыло водой. Отовсюду сверкали глаза, струились разговоры. В мире, наверное, что-то сломалось – Бэби не могла отделаться от этой мысли, слыша знакомые слова, но абсолютно не понимая смысла. Лоскутные обрывки фраз не желали складываться в узор. Из общей сумятицы Бэби поняла только одно: что-то случилось в «Черной розе». Название публичного дома звучало из каждого угла, как если бы он был мамонтом, а горожане – охотниками, ждущими, пока зверюга истечет от ранения кровью. Под раскаленным солнцем к нему отовсюду слетались стервятники. Благо, среди них у нее был знакомый. Гвенни, и тут никто не осмелился бы поспорить, расцвела. В хрупком теле появилась такая энергия, что люди сами к ней тянулись. Распустив крылья, она парила на ветрах песчаной бури, подмечая любопытным взглядом каждую деталь, и страстно жаждала ей поделиться. Пришлось побороться, чтобы выловить подругу один на один, но из ее долгого и, на вкус самой Бэби, чересчур подробного рассказа, стали ясны три вещи. Во-первых, Артур Фелпс все-таки раскопал могилы Китти Лэйк и Мэгги Портер, заручившись поддержкой отделения. Дело шло долго и совсем не так гладко, как ему того хотелось бы. Как минимум, для проведения эксгумации требовалось известить родственников. Семье Мэгги в Абердине выслали письмо, но ответ не пришел – на этом легкая часть закончилась. С теткой Китти едва не случился приступ, когда офицер явился к ней, держа в руках помятую бумажку. Поднялся крик. В пределах часа каждый олух в городе знал, что полиция вздумала красть их покойников, и оказался активно вовлечен в происходящее. Старуха голосила, кроя Фелпса словами, к которым прониклись уважением даже рыбаки и дети, а в какой-то момент и вовсе повисла у него на руке, визжа «Не позволю!». Местные встали за ней стеной, кто-то из пылких чувств, кто-то просто за компанию. Дошло до того, что полетели камни. Совсем немного и, по мнению самой миссис Эш, как-то неуверенно, но этого хватило, чтобы вовлечь в процесс приезжих полицейских. Посреди потасовки к Фелпсу явились с докладом, что труп уже выкопали. Как оказалось, не тот. Перепутали могилы. У Бэби в голове четко встал образ Артура, как он стоит, зажав пальцами переносицу, а потом гаркает и на команду, и на распаленную толпу. Своеобразный протест разгоняли уже без лишних церемоний, а пару людей для острастки швырнули на ночь в камеру. Жителям Хиллтопа пришлось выяснить, что тихий и приятный на вид офицер умел действовать так жестко, как того требовала ситуация. Во-вторых, почти сразу после этого в «Черной розе» провели обыск. Несколько копов во главе с Фелпсом нагрянули в публичный дом посреди ночи, выставив полуодетых девиц на улицу. Из Чемберлена по такому случаю пригнали автомобили. Их рев зажег половину окон в округе, но, то ли предыдущие события еще были свежи в памяти, то ли солидарность горожан обошла «роз» стороной, волнений не поднялось. Может, на это и был расчет. Обыск продолжался более двух часов. В это же время трое полицейских общались с каждой из девушек у крыльца дома. Накидок им никто не вынес, над землей парили светлые призраки рубашек и панталон, да пятна одинаковых камей. Черной Розмари залепили пощечину, когда она сплюнула на землю, бросив, что исключений не будет, «даже если кому-то невтерпеж». К пятну на руке добавился отчетливый след во всю щеку и лопнувшая губа. И то, и другое сделало ее только злее. Кто видел, с опаской говорили, что вид у нее стал совсем буйный. Сам Фелпс беседовал с Черной Мадлен – на этом месте Бэби встревоженно сглотнула. Та оказалась с выдержкой, лишь раз вспылила, когда увидела, как бьют подругу. Артур, по всеобщему мнению, держался профессионально и намного более вежливо, чем того заслуживала собеседница. Выполнил ее просьбу и отозвал подчиненного, поделившись с Розмари носовым платком. Похоже, даже извинился. О чем он говорил с самой Мадлен, никто не слышал, но видно было, как время от времени он принимался черкать в блокноте. После этого все четверо снова скрылись в доме. В ожидании развязки время шло, летело, как песчинки в автомобильных фарах. Потом, и это было третьим событием, Черную Белль забрали. Зрелище оказалось непростым даже для тех, кому черные ленты давно натирали по благочестию. Двое полицейских тащили девчонку под руки, пока она в ужасе вопила и месила ногами воздух. Еще двоим пришлось держать Розмари. Та, надо отдать ей должное, доставляла своей паре куда больше хлопот: лягалась, кусалась, сыпала проклятьями и в целом напоминала пустынную пуму на цепи. Мадлен едва не подралась с Фелпсом, крича, что он не имеет права и обязан объясниться. Подралась бы, как божий день, если бы не Белль. Инстинкты не спрячешь. Девочка до хрипоты звала ее по имени, и Мадлен ринулась за ней. Ее тоже протащили следом до самого автомобиля, пока она силилась вырвать младшую из чужой хватки. В конце концов, кто-то толкнул ее так сильно, что она упала – только это заставило ее разжать руки. Белль запихнули внутрь. Артур Фелпс подал Мадлен ладонь, помогая встать, но получил в лицо горсть песка и грязную ругань. Вскоре после этого все полицейские, включая его самого, уехали в участок. Таким Бэби Томпсон нашла Хиллтоп спустя полторы недели отсутствия: ночные облавы, хаос и горящая земля. Куда бы она ни ступала, под ногами распускались языки пламени, с минуты на минуту угрожая обратить песок в стекло и захлопнуть капкан. Ищейки скребли в двери. Отбиться от них казалось немыслимым – оставалось бежать. На целый день эта мысль ее заворожила, и чем больше Бэби поворачивала ее в голове, механически разгружая телегу и расставляя на полках запасы, тем сильнее в ней укреплялась. Бежать, бежать. От Артура Фелпса и его вопросов, от огня, лижущего каждый шаг. Тела уже отправили в Чемберлен. Всего день в одну сторону, бог знает сколько времени там, и день обратно, пока везут результаты. Кто знает, может, они уже в пути. Торфяные болота тоже горят годами, но почва всегда разламывается, а под ней – адская пылающая пустота и столпы дыма. Еще до того, как пожар случился, Бэби нагнал его призрак. Всему виной жара, думала она. Пугающие миражи шагнули с полей на улицы города, изменяя каждый дом и каждое знакомое лицо. Отовсюду глядели искаженные подозрением маски, как будто знали ее секрет, читали его в красных ладонях. Бэби взяла в привычку поднимать плечи, шагая мимо и смотря исключительно себе под ноги. Поэтому, когда она вошла в лавку и подняла взгляд, на секунду залитое солнцем пространство показалось ей объятым огнем. Сердце застучало с силой, которая могла бы сломать ей грудь. Она едва не выскочила наружу. Пляшущие по стенам языки пламени ее гипнотизировали, она почти слышала треск дерева и видела горячие искры на подоле своей юбки. Зажмурившись, Бэби помотала головой. Намертво зажатые в пальцах ключи легонько звякнули, и видение пропало. Опасливо ступая по дощатому полу, она прошла внутрь, наполовину ожидая, что половицы вот-вот загорятся вновь. Знакомые стены казались ненадежными и чужими, то ли из-за миража, то ли потому, кто к тому времени Бэби Томпсон уже твердо решила уехать. Присущей делу ностальгии она, правда, не испытывала. В магазин ее привело вовсе не романтическое желание проститься с прошлой жизнью – сказать по-честному, прошлая жизнь надоела ей до смерти. Нет, как беспощадный взыскатель, она явилась забрать долг. Упершись коленями в пыльные доски, Бэби опустилась на пол. На уровне глаз возникла знакомая сетка: глубокие широкие вмятины, оставленные Хьюи, россыпь мелких зазоров от ее ногтей. Она сосредоточенно прикусила губу, обшаривая деревянную стенку, нажала – стойка под прилавком скрипнула. Панель выскользнула из паза, открыв спрятанное пространство. Бэби непроизвольно вдохнула. Тело помнило каждое выверенное движение, и все-таки кровь припустила по венам. Они хранили сбережения в жестяной коробочке вместе со счетами и накладными: каждый год Хьюи добавлял новую пачку к предыдущим, обвязав для сохранности толстой нитью. Бэби нетерпеливо вытряхнула их на пол. Сверху упал плотный конверт. Уже схватив его, она вдруг огляделась, проверяя помещение и окна. Потом дернула головой – в самом деле, она же ничего не крадет. – Глупости, – сердитый выдох запутался в пыли и прозвучал как-то неуверенно. Не позволяя себе отвлекаться, Бэби сжала конверт, нахмурилась. Старая бумага неприятно резанула по коже, когда она раскрыла бумажные створки, взглядом пересчитывая содержимое. Придя в уме к определенной цифре, тут же достала стопку банкнот наружу и принялась за дело, уже по-настоящему. В быстрых руках зашелестело. Пара купюр вылетела из общей массы – Бэби чуть не упала, рванувшись следом, ударилась о край прилавка локтем, но поймала. Начала заново, в третий раз. Замелькали вашингтоны, линкольны, гамильтоны, у каждого – одухотворенное лицо и полный укора взгляд, как будто они все про нее знали. До осуждения великих Америки ей не было дела. Главное, ими можно было расплатиться, и их хватало. Все остальные по сравнению с ними были неважны, просто деревянные фигурки в печи города – даже Артур Фелпс. Даже он сгорит. Эта последняя мысль на короткий миг принесла ей облегчение. Бэби редко ходила в церковь, но с деньгами в руках и на коленях, прикрыв глаза, была ближе к молитве, чем когда-либо в своей жизни. Так ее застало одно из ключевых событий цепочки, протянувшейся через город прямиком к пепелищу на месте магазина. Открылась дверь, звякнул колокольчик. Бэби дернулась, выглядывая из-за прилавка. Снизу ничего не было видно, только шум улицы на пару секунд ворвался внутрь. – Закрыто! – крикнула она с пола, судорожно запихивая банкноты в конверт. Бросила его в сейф и поднялась, отряхивая колени. Воротник блузки подполз к самому горлу – Бэби потянула его вниз, проверила шпильки, прижимающие к голове мягкие темные волны, Джоан Кроуфорд, «Одержимая», тридцать первый. Под ее рукой они упруго смялись и вернулись на место. Затем она подняла взгляд, и ее затопило пугающим дежа-вю. – Мадлен, – коротко, как приговор. Она почему-то даже не удивилась. Ей остро захотелось увидеть Гвенни, старую добрую Гвенни, вечно докучающую своей глупостью и любопытством, но пришла к ней Черная Мадлен, и никого другого на ее месте быть не могло. Во рту разлилась робость. – Простите, дверь была не заперта, я… – девушка оглянулась, как будто на миг передумала и почти решила уйти, но пересилила себя. – Я не вовремя? Не вовремя? Бэби моргнула, украдкой ее рассматривая, переступила через жестянку на полу. Мадлен изменилась, и нелестно. Ушло хладнокровное спокойствие, сползло с нее краской, обнажив нервы. Ей как будто с трудом давалось даже просто стоять. Черты стали острее, внезапно прорезались крупные, почти грубые скулы. Они делали ее уставшей и злой. Может, она просто непрестанно сжимала зубы. – Вы… – плохо выглядите, едва не сказала Бэби, но вовремя себя одернула. Со вздохом повела плечами. – Не ожидала вас увидеть. – Я не знала, стоит ли… Я не знала, куда еще идти, – пожав плечами, призналась гостья. Такие беспомощные слова, и такой стержень в спине и подбородке. И глаза. Пришлось побороться, чтобы в них заглянуть. Они забирали весь цвет с лица, горя темнее черной ленты. От них на плечи ложилась тяжесть. Бэби неуютно переступила. Невидимые часы предупредительно тикали в голове. Так просто было бы отказать, даже думать не надо. Готовые фразы сплетались сами: магазин закрыт, товаров нет, мне нужно время, время, время. – Вы здесь. Проходите. Должно быть, притворство въелось в нее плотнее, чем она думала. Прежняя Бэби Томпсон, приятная и тихая владелица лавки из Хиллтопа, приглашала зайти всех. От нее оказалось не так-то просто избавиться. Девушка приблизилась, легкая, как тень. На ходу бездумно пробежала по стеллажам кончиками пальцев. С удивлением, Бэби поймала себя на том, что не узнала бы в ней и намека на публичный дом, если бы не камея. Она казалась простой, может, даже слишком, как… да как обычный человек. Хьюи всегда так бережно произносил ее имя, вдруг пришло в голову. В какой, интересно, момент это началось? Чем она его так зацепила? Молчание лилось густо, вольно, но внизу крутились коварные течения. В прошлый раз преимущество знания было у Мадлен – теперь его держала Бэби, и от этой мысли их странная связь только окрепла. Им почему-то никак не удавалось ее порвать. – Миссис Томпсон… – Я слышала… Обе замолчали, начав одновременно. Затем Мадлен качнула головой: – Говорите. – Я слышала, что случилось, – осторожно повторила Бэби, разглаживая руками прилавок, как скатерть на столе. – Мне жаль, что… Мне жаль вашу подругу. Она сама не знала, какой ждала реакции. Мадлен опустила лицо, зацепилась мизинцем за стойку и тут же уронила руку. Черная Мадлен в черном, траурном платье. В этом читалось все – и ничего. Бэби почудилась гневная гримаса, но гнев и боль часто ходят рука об руку, одно разжигает пламя другого. Дай огню волю, он спалит все дотла. Девушка убрала за ухо прядь волос, непривычно прямых и гладких, вместо закрученных локонов – плотный узел на шее. Блеснули тяжелые кольца. – Спасибо. В городе много ртов, но мало доброты. – О, я уверена… – с готовностью начала Бэби и глупо замолчала. Что бы она ни сказала, будет ложью. Я уверена, люди полны сочувствия, я уверена, у каждого найдутся слова поддержки, я уверена. Эти бесхребетные фразы больше подходили миссис Томпсон – Бэби смотрела на них с той же каменной прямотой, что и сама Мадлен. Она прочистила горло и кивнула, ничего не добавив. – Да уж. – А Белль… она в порядке? – Не знаю, – спокойно ответила гостья, только пальцы забегали, перебирая украшения. – Не думаю, учитывая, как ее забрали. – Но вы с ней говорили? Вопрос вырвался раньше, чем она успела себя остановить. Руки сжались, царапнули по дереву ногтями, как если бы физически пытались его вернуть. Бэби уже готова была поверить и в демонов, и в одержимость. Внутри стало тесно, сочувствие сжалось до крохотных размеров, уступив чему-то голодному. Ей нужно было знать. Мадлен, похоже, и не заметила. Облик ее был жестким, но той жесткостью, что призвана замаскировать печаль: – Нельзя. Я не семья – по крайней мере, не та, что имеет значение. Снаружи послышалось гиканье, кто-то пробежал мимо лавки. Дети, кто еще. Запрыгнули на крыльцо, перемахнули через перила, пустив россыпь теней внутри, и скрылись. Странно было видеть за окном такую яркую, пронзительную жизнь. Их двоих она почему-то касалась все меньше и меньше. Мадлен тоже заметила. Резко вздохнула, бросив мучить кольца, словно сам процесс внезапно ее рассердил. Бэби смотрела, как она неуютно подтягивает к груди руки, как в попытке отгородиться от повседневности, где ничего не изменилось. Мрачный и глубокий, глубже Миссури, взгляд обратился к ней: – Ее просто забрали, миссис Томпсон, девчонку из публичного дома. Нетрудно представить, к чему все идет. Наверное, на дне реки двигаться так же тяжело, как было сейчас ей. Бэби с трудом отвела глаза и медленно, украдкой приложив к животу ладонь, выдохнула. Может быть, еще не все потеряно. Если она и навела ищеек на «Черную розу», то сейчас об этом не жалела, знать бы только, сколько времени у нее в запасе. Взгляд уперся в подставку под трубку – пустую, пустую. Ее передернуло. – А что говорит офицер Фелпс? – Офицер Фелпс – проклятый сукин сын, – зло выплюнула Мадлен и покосилась на нее. – Простите за грубость. – Не стоит. – Повсюду его люди, шагу без них никто не ступит. Вы же знаете о могилах? – Мне рассказывали, – откликнулась, стирая песчаную пыль с изгибов выемки. Гладкое дерево приятно успокаивало. – Он даже не объяснил, зачем – зачем! Голос треснул – гнев и боль, переплетенные, как на ладони. Бэби сморгнула призрак: Мадлен на берегу, в день, когда из реки вытащили тело. Только теперь Мэгги Портер не лежала у нее ног, а глядела из-за плеча миражом с распоротым горлом и порванной лентой. Они своими руками уложили ее в землю, весь город об этом говорил, чтобы Артур Фелпс явился из ниоткуда и разрыл пески, лишая покоя даже не мертвых – дьявол бы с ними – но живых. Такое не может быть просто. – Он хотя бы сказал, в чем ее обвиняют? – спросила она, заполняя пустоту. Мадлен коснулась губ запястьем, будто промокая следы скорби. Покачала головой, и вид у нее стал совсем болезненный. – Нет, но у его псов есть пасти, и они болтают. В животе сжалось. Бэби опустила ресницы. Звуки за пределами магазина стихли неестественной тишиной, а она упорно обводила пальцем подставку, куда Хьюи всегда ставил свою трубку, и слушала. Слушала с таким напряжением, что могла различить шорох, с которым жилка пульса на шее Мадлен приподнимала черный атлас. Раз за разом, раз за разом. Ее собственное сердце почти замерло, уступая ему место. – Миссис Томпсон, они говорят об убийстве, – голос обжег щеку дыханием, и Бэби подумала: вот оно. В памяти встали полыхающие стены. Это их жар делал воздух слишком горячим для легких, а вовсе не сошедшее с ума солнце. Стены и горящая земля. Она была уверена, что провалится в очередной приступ, ей этого даже хотелось. Реальность была слишком, опасно близко, в траурном облике и том, как Мадлен сплетала ее в существование словами. Однако как бы она ни ждала, приступ не пришел. Шанса сбежать не было. Чуть опоздав, она прижала к груди ладонь и слабо ахнула: – Убийстве? Чьем? – Не знаю, – девушка помотала головой, а когда подняла глаза, в них пылала такая ярость, что Бэби непроизвольно подалась назад. – Она ребенок, ей шестнадцать всего. Лучше всех нас, лучше каждого в этом городе, ласковая душа – и это в публичном-то доме. Я могла убить, Розмари могла бы, но она? Почему она? – Артур Фелпс может быть жестоким, когда хочет. – Артур Фелпс, – фыркнула Мадлен. – Не причем тут Артур Фелпс. Дело ведь не только в нем. Как же ты ошибаешься, думала Бэби, смотря на нее. Свет из окон омывал складки черного платья, придавая фигуре странную гордость и силу – Таллула Бэнкхед, тридцать первый… ради всего святого, как назывался фильм? Эта фигура могла знать все о Черной Белль, но ничего не понимала в таких ищейках, как Артур Фелпс. Они не охотятся забавы ради, они идут по следу и нападают, чтобы убить. В этот раз офицер промахнулся, однако его методы скрипели безупречностью. Если он атаковал, значит, были основания. Что-то случилось в «Черной розе», и Бэби дорого дала бы, чтобы узнать, что именно. – «Мой грех», – пробормотала она, вспомнив как по щелчку, и застыла. Главная героиня походила вовсе не на Мадлен. Та рассуждала об убийствах, как делают лишь те, у кого за плечами их нет. Мадлен удивленно на нее покосилась. Если и расслышала, то не полностью, и невесело усмехнулась, поглаживая пальцами камею: – Грехи не забываются, да? Я часто об этом думаю. Сложи вину на девчонку, которая торгует телом, и все поверят. – Простите? – Так легче. Мы другие, не такие, как вы. – Как мы? – неожиданно взвилась Бэби, возвращаясь в происходящее. – Не я нацепила вам на шеи ленты и добавила «Черная» к именам. – Разве? Простой вопрос ее смутил. Девушка стояла совсем рядом, ее можно было коснуться, и в то же время Бэби не была уверена, что сумеет, даже если захочет. Она хмуро обхватила локти, пытаясь прочитать взгляд. Может, все дело было в иронии, которая приглашала посмеяться над общей шуткой, только смех означал бы, что она эту самую шутку так и не поняла. – Мадлен… – Миссис Томпсон, вы мне нравитесь. Вы одна из хороших людей в этом городе, но даже вы обращаетесь ко мне по имени, взятому для дома. Их называли «черными», «розами», а за глаза – множеством куда менее лестных эпитетов, и всегда в этих словах сквозила грязь. Мадлен, черт ее возьми, сияла. Что-то в ней сложилось иначе, она как будто вбирала солнечный свет и в своем гневе и боли казалась такой чистой, что резало глаза. Загнанная, темная Бэби смотрела на нее почти с ненавистью. У этой девушки было то, чего ей так хотелось для себя, но отобрать это нечто, неуловимое и даже неописуемое, она не могла. – А мой муж? Как он вас называл, наедине? – Так же, как остальные, но потому что я попросила, – прозвучал тихий ответ, и даже уважение в нем казалось насмешкой. – Мы привыкли хранить имена между собой, да и к новым привыкли тоже. Мэгги – Марго, если хотите – часто говорила, что, однажды надев черное, уже не снимешь. Ей и не хотелось, но все равно правда. Она осеклась и как-то неловко переступила, словно очнувшись, растерла руки. На пальцах скупо блеснуло золото. Оно не было отполированным, это золото, как не была отполированной его хозяйка – по крайней мере, нынешняя – и все-таки, и все-таки… – Простите, не стоило мне… – в голос просочилась прежняя ломкая нотка, и, спустя секунду, на место сияющего факела вернулась знакомая Мадлен. Теперь солнечный свет не был к ней так ласков. Он безжалостно показывал пятна уличной пыли на платье, залегшие под глазами тени. Камея с черным цветком перестала быть такой слепяще-белой и снова обрела желтоватый оттенок старой костяной пуговицы, как если бы ее долго мотало в пылевой буре, и песок накрепко въелся в нее до самого нутра. С такой Мадлен Бэби могла бы совладать. По крайне мере, она так думала, пока внутренний голос не шепнул на ухо: если кто-то тебя погубит, скорее всего, это будет она. Поэтому, когда Мадлен обратила к ней взгляд, Бэби ответила холодным: – Зачем вы пришли? – О, – девушка на миг опустила веки, будто вспоминая, – конечно. Теперь это звучит как-то глупо. Я… хотела попросить соли. – Соли? – Жизнь продолжается. По крайней мере, так говорят. – Соли? Гостья замолчала, впитывая растекающуюся стужу, необъяснимо отчетливую против захлебнувшегося в пекле дня. Потом с нажимом добавила: – Я заплачу. Бэби подавила желание закричать. Все это, просто потому, что у нее закончилась соль. Бешено тикающие в голове часы припустили с новой силой. Она прикусила ноготь, внимательно смотря на Мадлен, усилием воли опустила руку на бок кассового аппарата. – Я еще не вскрывала мешки. – Вот как, – меж бровей залегла тонкая линия. – Может, какие-то остатки? Я не хочу досаждать, миссис Томпсон, особенно после… но мне действительно больше некуда идти. Едва зажившие ладони вспыхнули памятью. Неудивительно. Хьюи, наверное, продал в публичный дом больше товаров, чем той же Гвенни. Девушек было много, и заботиться приходилось обо всех, даже если теперь их осталось всего двое. Их, здесь, тоже было всего двое. Бэби метнула гневный взгляд на пустую подставку под трубку. Влажная соль, колючая, царапающая, скребущая по коже до того, что хотелось отрубить руки, лишь бы больше к ней не прикасаться. – Проклятье, – выдохнула она, потому что согласиться было проще, чем стоять на своем, когда под ногами горела земля. – Я сейчас. Голоса Мадлен она уже не слышала, его вытеснил нарастающий гул. Как же не вовремя. Ей только и удалось, что схватить со стола деревянный стакан, прижимающий весом стопку незаполненных квитанций, и скрыться в заднем помещении. Там ее все-таки нагнал приступ. Въехав плечом в стену, Бэби старалась дышать. Руки дрожали, спина покрылась испариной. Она боролась за звуки так отчаянно, словно от этого зависела жизнь, и победила, казалось, только силой злости. Первым, что она увидела, открыв глаза, был мешок соли. Давно открытый и заполненный едва на четверть, он как будто ее приветствовал. Пугливая миссис Томпсон сама притащила его сюда из дома добрый месяц назад, чтобы хоть так от него избавиться. Надо было просто выбросить. Стиснув зубы, Бэби подошла к открытому зеву, не глядя, проскребла стаканом до самого дна, и вылетела прочь. – Держите, – она сунула соль в руки Мадлен, рассыпав несколько крупинок. На монету, которую та оставила на стойке, даже не посмотрела. – Спасибо. Ладони столкнулись. Вздрогнув, Бэби поспешила отнять свои – прикосновение жгло призраком сияющей чистоты. Мадлен вскинула на нее глаза, но ничего не сказала, лишь сжала губы. Что она там подумала, у Бэби не было ни малейшего желания разбираться. – Берегите кожу. Работа неблагодарная, – кивнула Мадлен на ее руки, перехватывая отяжелевший стакан. – Мм. – Хотя любая неблагодарна по-своему. Под выжидающим взглядом она сухо кивнула и направилась к двери. Замерев статуей, Бэби с растущим напряжением смотрела ей вслед. Как только звякнет колокольчик, убеждала она себя, станет легче, узел в груди развяжется. Уже слишком поздно она вдруг с удивлением заметила то же самое напряжение в отдаляющейся спине. Шаги замерли. «Давай, давай» – подгоняла она, заранее чувствуя, что не выиграет эту игру. Сердце екнуло. Мадлен обернулась. – Миссис Томпсон? – Да? – Я хотела спросить, – девушка больше не подходила, обращаясь к ней почти с середины помещения. Бэби сглотнула. – Спрашивайте. – Как вы думаете, ваш муж был хорошим человеком? Вот так просто, как удар по горлу. Лучше, чем Джин Харлоу в тридцать третьем, и уж точно эффективнее. «Береги своего мужчину», какая ирония; тем мужчиной хотя бы был Кларк Гейбл. Мысль ее позабавила. Потом нервы дрогнули и натянулись, вынуждая Бэби прийти в себя. – Вы явно так считали еще пару недель назад, – выдавила она с героической безмятежностью. – Верно. Кажется, считаю до сих пор. – Тогда зачем спрашивать? – Офицер Фелпс задавал о нем много вопросов. Говорят – Гвен Эш говорит – он и к вам заходил. Богом клянусь, я сказала все, как знала, все хорошее, но потом… Он забрал Белль, – Мадлен беспомощно прикусила губу, хмурясь, – и я все думаю, не могла ли… не могла ли ошибиться. Узел в груди лопнул, хлестнул оборванными бечевками. На этот раз, огненные стены возникли тихо, как будто окружали ее всегда, но Бэби не обратила на них никакого внимания, потому что в этот самый момент ей открылись две вещи. Ошибок быть не могло, ведь Артур Фелпс никогда не ошибается. И еще она знала, что он нашел в «Черной розе». Далеко, с краю, в торфяную бездну начала осыпаться земля. – Ваша вера в Хьюи поразительна. Ей видно было, как взлетели брови, и тут же опустились. Бэби почти рассмеялась. Уж Черная Мадлен должна была знать, что мужчины не заслуживают доверия, и вот стоит, поворачивая ее ответ в голове так и этак, пытаясь найти скрытый смысл. Поразительно. – Если вам что-то известно, если вы можете… – начала она медленно и дернула подбородком, не находя просящих слов. Они ей были чужды. Зато прямота резала до кости. – Люди защищают тех, кого любят, я прекрасно это понимаю. Я лишь хочу знать. – Не теряйте сна из-за моего мужа, Мадлен, – Бэби едко улыбнулась, смотря из пламени в ее глубокие, ищущие глаза и утопая в подводных течениях. – Он был хорошим человеком. По всем измеримым стандартам. Мадлен долго разглядывала ее в ответ. Затем, не сказав ни слова, коротко кивнула на прощание и вышла за дверь. Позже тем вечером Бэби все еще ее вспоминала. Темный образ преследовал ее, пока она впотьмах собирала вещи, светом боясь привлечь внимание снаружи. Боясь привлечь ищеек. Она думала о том, что надо бежать, пока они вцепились в кость и смотрят в сторону, о том, как провести по спящему городу телегу, никого не разбудив, о расписании поездов и о том, что бросить, а что взять с собой. Больше всего она старалась не думать о Черной Мадлен. Та, вопреки усилиям, следовала за ней по комнатам и вставала на пути, вынуждая обходить, пряталась в сумраке. Возможно, свет бы ее прогнал, но Бэби опасалась света. Вокруг нее и так все горело. – Ну чего ты хочешь?! – не выдержав, рявкнула она, когда настойчивый призрак снова возник перед лицом. Мираж вытянул руку – точно таким жестом, как когда-то на берегу реки. В ушах зашумело. Мадлен тянулась к ней, тянулась – или обвиняла. Бэби задышала, сжав кулаки. Под ногтями расцвело солью. – Не сейчас, – пробормотала она, зажмурившись, и потом, со злостью: – Не сейчас! Распахнутые глаза обожгло. Несколько мгновений Бэби не видела ничего, кроме темноты, и это было лучше, чем видеть ее. Потом гул стих, сердце перестало ломать ребра, а тени заново соткали блеклую фигуру. Черная Мадлен смотрела мимо ее плеча, требовательно указывая ей за спину. Сдавшись, Бэби обернулась. Полуоткрытый сейф ощерил дверцу. Рядом ключ – она его бросила, гонимая сборами и страхами, но теперь отговорок не осталось. Ей нужно было убедиться. Стоило потянуть, и на руки хлынул мрак. Бэби с шипением отпрянула. Просто иллюзия, потому что ночь и сдают нервы. Душный, липкий воздух как будто не пропускал звуков. Со всех сторон ее обволокла тишина, даже половицы под коленями не скрипнули, когда она по локоть нырнула в непроглядный тайник. Там, у дальней стены, шкатулка сама ткнулась ей в ладонь, ласкаясь к пальцам деревянными боками. Бэби осторожно вытащила ее на зыбкий свет. Погладила крышку, цепляясь за каждый завиток. С губ сорвался сердитый вздох. – Довольна? – бросила она в сторону, почему-то ожидая ответа, которого не пришло. Бэби оглянулась. За плечом еще клубились невнятные фигуры, но Черная Мадлен растаяла, оставив ее наедине с темнотой. Темнота пахла рассохшимся деревом и старым облетевшим лаком. Ей все-таки пришлось зажечь свет на кухне. В шкатулке еле слышно звякнуло – Бэби опустила ее в центр стола и отошла на шаг, смотря сверху. Руки отбили по талии нервную дробь. Почти минуту она сомневалась. Тикающие часы уговаривали ее спрятать вещицу поглубже и ехать, ехать, или оставить прямо здесь. На виду, чтобы Артуру Фелпсу не пришлось долго искать. Она хотела и того, и другого. Она хотела, чтобы все закончилось, только злое голодное нутро изворачивалось в животе и шипело: посмотри. Нахмурившись, Бэби села. Шкатулка, знакомая и непривычно грозная, словно выросла в размерах. В узорах сквозила обида, простая задвижка гордо изгибалась в пазу. Откинувшись на стуле, Бэби умостила сцепленные ладони на краю стола и попыталась вспомнить, когда в последний раз ее открывала, открывала по-настоящему. Еще до Мадлен, до изматывающей душу засухи и безумия, пронизавшего воздух. Кто ее открывал. При мысли о вторжении в груди поднялась ярость. Она ненавидела чужие бесцеремонные руки, которые скользили по вытертому бархату и раз за разом протягивались, чтобы отнять. Взбудораженная этой ненавистью, она дернула замок, решительно откинула крышку. Почувствовала: резануло. Раззявленное чрево напоминало вспоротое горло Мэгги Портер, только забито было не илом, а золотом. Трубка Хьюи лежала на самом верху, простая, прямая, с отметинами ударов. Бог знает, чего ради она ее сюда засунула. Ей здесь было не место. Бэби покрутила ее в руках, прежде чем отложить, и на мгновение уловила запах табака и громкое карканье. – Семь воронов, – сошло с губ странное воспоминание. Предметов в шкатулке осталось ровно семь, вот только они уже ничего не обещали и не могли сохранить тайну, потому что раньше их было восемь. Почему в стишке не было ничего про восемь? В груди горело, и Бэби разрешила себе вздох. Потому что восемь – уже слишком много. Она запустила пальцы внутрь, перебирая, нанизывая, разглядывая каждый знакомый блик. По ладоням заструились разномастные украшения. Дешевые и дорогие сияли одинаково приглушенно, впитывая крохи света, царапали оправами и застежками. Будто ополчились против нее. Темно-золотое озеро клонило вниз тяжелую горсть. Бэби замерла – на поверхности озера замерла рябь – потом позволила ему водопадом стечь обратно в шкатулку. Вокруг пальцев запутался длинный браслет, узкие резные звенья. Плоские, как змеиные головы. Она стряхнула его прочь, вспоминая песок под ногтями Мадлен и пыльные пятна на подоле. Нужно было проверить уже тогда, но голову занимало совсем другое, и ей не хотелось знать наверняка. Теперь знает. Отодвинувшись, Бэби опустила подбородок на руку и задумалась. Под столом медленно покачала балансирующей на каблуке ногой. Одной вещицы не хватало. Артур Фелпс не делает ошибок, а Хьюи… Хьюи, Хьюи. Внутри снова разлилась волна ярости, на этот раз холодной, как она сама. Где-то среди вещей Черной Белль лежало кольцо, и глупая девчонка, конечно, уже рассказала, откуда оно взялось. Единственная причина, по которой Фелпс еще не бьет кулаком в дверь, это что она действительно ничего не знает о Хьюи – глупом, грубом, жадном как засуха, берущая все без разбора. Нет, правильно его трубка лежала в шкатулке, там ей самое место. У нее есть, может быть, ночь, пока Артур сурово сдвигает брови и пугает сущего ребенка разговорами об убийствах. Как только он поймет, что копать больше нечего, он примчится молнией из золотых волос, азарта ищейки и блокнота с тысячей закорючек. Надо ехать. Надо ехать. Надо… Шум снаружи. Бэби не сразу его заметила, а когда обратила внимание, по дому уже неслась дробь быстрых ударов. Резко хлопнула крышка – рука сама к ней рванулась. Узоры дрожали, или это дрожала ее ладонь в такт ударам: бам-бам! не успела, не успела! бам-бам-бам-бам! Съежившись, Бэби оглянулась на звук, взглядом пытаясь проникнуть за стены комнаты, дома. В потемках ей навязчиво мерещился проклятый офицер. Только потом она сообразила, что голоса на крыльце совсем не походили на его требовательный крик. – Миссис Томпсон! Миссис Томпсон! Стул отъехал и покачнулся – она уже вышла из кухни. Рывком распахнула дверь. Испугалась – ее мгновенно облепили, казалось, сотни руки и жадно потянули прочь, в неизвестность. Поднялся галдеж, как будто огромная воронья стая кружила на самой ее головой. Что было сил, Бэби вцепилась в дверной проем, не давая себя вытащить. – Миссис Томпсон, скорее! Идемте скорее! Голоса были детскими, ей понадобилось несколько секунд, чтобы полностью это осознать. Стайка малолетних сорванцов вертелась и рассыпалась на течения, вразнобой что-то крича. В ушах загудело. Они могли бы перебить даже свист приближающегося поезда. – Да замолчите вы! – крикнула она, скорее копируя властные нотки Гвенни, чем чувствуя похожую уверенность. С трудом вырвалась из хватки. Детский клубок распался на составляющие, на нее уставились четыре, пять пар глаз, одинаково распахнутых. Бэби грозно их оглядела. Все они были ей знакомы, в Хиллтопе по-другому не бывало, и все выглядели чужими, как кучка пустынных демонов. В памяти зазвенел радостный хор, наперебой горланящий «Тело в реке! Тело в реке!» вниз по улице, когда-то очень давно. Она потерла лоб, не давая себе ускользнуть. Четверо мальчишек и девочка-кроха притоптывали на крыльце, то и дело возбужденно переглядываясь. Бэби пригвоздила к месту фигуру покрупнее – Бобби Каллахан, тут как тут, в окружении верной свиты. Остальные явно признали в нем вожака, послушно держа рты на замке. Мальчишка жадно дышал и чуть не лопался от… от чего, она никак не могла сообразить. – Бобби, – он вскинулся, готовый отвечать. – Что вы тут устроили? – Миссис Томпсон, там! Там! – затараторил сорванец, тыкая рукой в темноту и от избытка чувств брызжа слюной. – Нам велено вас позвать, магазин горит! – Какой еще магазин? Должно быть, ночная духота сделала ее совсем непрошибаемой. Все пятеро бешено вытаращились в ответ и чуть не в унисон завопили: – Ваш! Бэби отступила – всего на полшага, переводя взгляд с одного на другого. Даже малышка Сюзи всплеснула пухлыми ручками и досадливо застонала. Пять лет, а знала она явно больше нее. Дэнни, почти ровесник младшего Каллахана, шикнул на сестру, придирчиво осмотрел и стер со щеки темное пятнышко, послюнив палец. Сажа, это была сажа. Бэби сглотнула. – Я что-то совсем ничего не понимаю, – вышло жалобно и жалко. Захотелось уйти, спрятаться в доме, чтобы все вокруг хоть на минуту перестало быть таким громким. – Чего она, простая какая-то? – в недоумении шепнула тень позади Бобби, и тот тут же развернулся отвесить ей тумака. – Вы извините Томми, миссис Т, он дурак огретый, но там… там правда горит, сильно! Надо бежать! Он шагнул, настойчиво потянул ее за рукав – Бэби удивленно опустила глаза, затем глянула на детей. Все чего-то от нее ждали. Ждали, когда она, наконец, проснется и что-нибудь сделает, и гадали, уж не простовата ли она часом. Глупая Бэби Томпсон, которая стояла с открытым ртом, как безмозглая рыба, пока у нее горел магазин. – О, боже ты мой. И Бэби побежала. Не закрыв дверь, даже не оглянувшись, поддавшись полной нереальности происходящего. Туфли норовили увязнуть в песке, а от густого воздуха легкие захлебывались теплом, но она не останавливалась. Вокруг радостно вилась стайка малолетних гиен, то обгоняя ее, то делая петли и перебегая дорогу, и хохоча от восторга. «Тело в реке! Тело в реке!», а теперь: «Лавка горит! Пожар, пожар!» Гиенам все равно было, над чем смеяться. Слушая их, Бэби думала, что медленно, но верно заражается безумием, потому что пока она бежала в горячей темноте, ей тоже захотелось громко и бессмысленно хохотать. А потом вдали показалось зарево, как будто посреди города, совсем не там, где положено, всходило новое пылающее солнце. Бобби с компанией совсем сорвались с цепей, припустив вниз по холму. В воздух взметнулись тучи пыли. Бэби отстала лишь на миг, парализованная запахом дыма и мыслью: огненные стены, наконец, до нее дотянулись. Скоро загорится земля. Вблизи все гудело, стонало, трещало, и расходился такой жар, что бесконечное июльское пекло казалось прохладным бризом. Кто-то из детей вцепился ей в подол, иначе, наверное, она вбежала бы прямиком в полыхающий проем. Заслезились глаза, глотку ошпарило. Заслонившись рукой, Бэби попятилась прочь от плюющегося искрами пламени. Там, с безопасной стороны улицы, ей ничего не оставалось, кроме как бессильно смотреть на пожар. Вывеска уже обуглилась, стекла почернели – у нее на глазах внутри что-то рухнуло и окна брызнули осколками, выпуская облако черного смога. Было в этом нечто окончательное, как точка, которую она и так планировала поставить. У нее внутри тоже брызнуло осколками. Дети окончательно превратились в демонов, у горящего крыльца носились их тени. Раз за разом они попеременно подбегали как можно ближе, рыли ботинками песок и возвращались, задыхаясь кашлем. Следом бежал другой, надеясь побить рекорд. Один из мальчишек – не разобрать, кто именно – подобрал засохшую палку. На очередном забеге ему удалось подпалить дерево, сунув трофей в огонь, как в костер, и теперь небольшой факел мотался из стороны в сторону, пока владелец делал круг почета. Остальная компания неслась следом, отплясывая дикий танец. Сквозь вой пламени иногда прорывалось их гиканье. От пота пополам с песком щипало глаза. Бэби вытерла лоб. Нужно было что-то сказать, вразумить беснующихся детей, если понадобится – задать хорошую трепку. У нее не хватало сил даже крикнуть, чтобы они вели себя осторожнее. Кто-то должен был с этим разобраться, кто-то кроме нее, потому что у нее нет на это времени, но жилые дома стояли поодаль, и улицы, казалось, пустовали на много миль вокруг. Еще не понимая почему, она нахмурилась. Воющие от смеха гиены затеяли игру, мальчишка с факелом пролетел мимо. Следом, скользнув на повороте и чуть не рухнув, ей под руку выскочил младший Каллахан. – Бобби? – позвала она его. Парень не обратил внимания. С него лило градом, и он торопливо утирался полой грязной рубашки. Пришлось тронуть его за плечо. – Бобби! Он дернулся, оглянулся. Посмотрел как-то озадаченно, как будто успел про нее забыть. Лихое звериное веселье малость поблекло. – Бобби, кто вас за мной послал? – Мы сами, миссис Т! – бодро ухмыльнулся он, краем глаза следя за товарищами. – Рви когти, Том! Давай! – Сами? Бобби обернулся, явно раздосадованный, так и притаптывая ногами от нетерпения: – Увидели, что горит, ну и побежали. – Но ты сказал, вам велено было меня позвать. – Э-э, я так сказал? – на детском лице промелькнуло запоздалое сомнение. Чумазый дьяволенок походил на рыбу, которая еще пытается плыть, хотя уже смутно чувствует рыбацкие сети со всех сторон. – Именно так ты и сказал. – Ей-богу, миссис Т… – Кто, Бобби? – Мы ничего… – Говори правду! – он отшатнулся от грозной фигуры, но попался в цепкую ладонь. – Эй, полегче! – раздалось сбоку, Дэнни Моррис бросил преследовать верткого факелоносца и обеспокоенно развернулся в их сторону. Бэби даже не глянула в ответ. Что-то в ней поднялось сродни огню, жестоко ломающему деревянные стены в мизерных шагах от них. Грохот и гудящие стоны сотрясали ее собственное нутро. Картонный фасад обуглился. У той Бэби Томпсон, которая за ним скрывалась, были глаза чудища, вышедшего на охоту за детьми. Игра застопорилась, игроки рассыпались вокруг них. – Кто это был, Бобби? Живо отвечай! – Мы не виноваты, не виноваты! – пронзительно заголосил мальчишка, оглядываясь на своих за помощью. Бэби грубо встряхнула его за плечо, почувствовала, как щуплое тельце мотнуло. В следующий миг Бобби вывернулся из хватки и припустил прочь, вопя: – Дёру! Дёру! И проклятый зверинец ожил. Вокруг заметались тени, будто детей было не пятеро, а как минимум пятнадцать, неразбериха длинных силуэтов против ревущего пламени. Они вились вокруг, петляли, убегали, оставляя ее без ответа. Они убегали. И она была в ярости. – А ну стоять! Маленькие дьяволы! Рухнула последняя крепкая стена. Чудище бросилось в погоню. Бэби едва ли представляла, как выглядит, но ей хватало искаженных чумазых лиц, чтобы считать отражение. Страх, вот что там было, и ее это нисколько не волновало. Дикая, грязная, с растрепанной прической, она сошла бы за безумную. Игра перевернулась с ног на голову. Недавние охотники превратились в добычу и неслись, спасая шкуры. Слишком быстрые для нее. Почти все. Маленькая пятилетняя Сюзи Моррис громко рыдала, стоя поодаль и нигде не видя брата. Тот скрылся в темноте, и хотя эта темнота звала ее знакомым грозным «Давай сюда, тупица!», путь к ней лежал мимо монстра. – Сюзи, детка, – Бэби упала коленями в песок, оглаживая ее по волосам. Руки ходили ходуном. Кроха испуганно вскрикнула, разревелась еще хуже. Изо всех сил Бэби старалась сделать голос помягче, но выходило все равно жутко. Девчонка не виновата, что не верила ей. Она бы тоже себе не поверила. – Сюзи, детка, расскажи мне, чья это была идея. Я ничего тебе не сделаю, обещаю, это очень-очень важно. Вы меня немного напугали, вот и все, я только… – А ну отпустите ее! Удар торпеды – это Дэнни налетел, спасая сестру. Не зря ему вбивали, что он защитник. Пусть маленькие кулаки не поднимались ударить взрослого, стоять он собирался до конца. Толкнул малышку в сторону – та, наконец, сообразила побежать, на ходу захлебываясь испуганным воем. Боль в мышцах – Бэби не знала, что человеческое лицо может так скалиться. Она едва успела подняться, рванув сорванца за ворот рубашки. Притворное спокойствие осыпалось пеплом, а горло охрипло от дыма и было способно только рычать. – Дэнни! – Пустите! Пустите! – Кто вас надоумил? Дэнни извивался ужом, оглядываясь на удаляющийся плач сестры. Та даже не обернулась. Он остался один на один с монстром, который держал его за шиворот и сверкал страшными глазами. И Дэнни Моррис, которому едва исполнилось одиннадцать, расплакался. Его тоненький испуганный скулеж взорвался внутри Бэби волной злости. – Кто вас послал? Никакой реакции. Она даже не задумалась, пощечина прилетела хлестко и метко. Мальчишка дернулся, заорал, начал вырываться с утроенной силой. Бэби в ярости наставила на него палец, подтянув за клочок рубашки. – Богом клянусь, Дэнни, я ударю снова. Кто это был? Треск огня и судорожные всхлипы действовали на нервы. Там, за стеной пожара, уже выплавилось раскаленное знание, которого она так хотела избежать. – Кто это был? – одержимо и злобно, будто все пустынные демоны разом забрались в грудь. И потом, почти в отчаянии: – Она? Скажи мне, это была она? Мальчишка, наконец, перестал выть и глянул на нее с таким же благоговением, с каким грешники смотрят на дьявола: знают, что все их грехи уже известны, и что придется расплачиваться. Потом мелко закивал. Икнул, попытавшись что-то сказать, попробовал снова. Как и любому грешнику, ему хотелось сознаться до конца. – Мы ничего плохого не делали, честное слово, Бобби сказал, надо только вылезти ночью и позвать вас, когда загорится, и делов, и за это каждому дадут по пять центов, ну мы и позвали… Он судорожно боролся с карманом. У Бэби перед лицом мелькнула монетка, вполне обычная, честно заработанная, с бликами на блестящем боку. Несколько секунд она бездумно на нее смотрела. Затем выдохнула и разжала ладонь. Дэнни от неожиданности грохнулся на землю. Тут же заелозил, подскочил. Обернулся на нее только раз – одна щека краснее другой – и сорвался с места. Все тени, все звери, все демоны с воплями бросились следом за ним. Их торопливый бег еще долго слышался вдали. Вдох и выдох. Бэби Томпсон подняла голову и не обнаружила перед собой ничего, кроме беснующегося пламени. Почему-то это показалось ей правильным. Или неизбежным? Не отрывая глаз, она аккуратным жестом убрала с лица волосы, пригладила выбившиеся из-под шпилек пряди, Барбара Стэнвик, «Чудесная девушка», тридцать первый. Пожар скоро заметят. Могут пострадать другие здания, другие люди. Еще немного, и его будет не потушить. За ней кого-нибудь отправят, на этот раз по-настоящему. У нее нет времени. Если кто-то ее погубит, скорее всего, это будет она. Внутри магазина натужно заскрежетало. Треснуло пылающее крыльцо. Бэби отвернулась. Пошла прочь, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Потом, наконец, побежала. Дом встретил ее светом и распахнутой дверью. На песке еще пестрели оспины следов: детских, ее собственных. Были и другие следы, она не могла их различить, но точно знала о существовании. Чувствовала кожей, как неразрывную связь. Последний раз в жизни поднимаясь по ступеням, которые считала много лет, шесть вниз, шесть вверх, Бэби Томпсон не остановилась, чтобы полностью это осознать. Она просто зашла внутрь, один спокойный шаг за другим, и никакого приступа, никакого гула в ушах. Все это сгорело. Осталось только то, что впереди. – Нравится? – чуть хрипло спросила она, выйдя из темного проема. Черная Мадлен, тень с четками золота в руках, вздрогнула и подняла взгляд от раскрытой деревянной шкатулки.