Омерзительное место
21 февраля 2023 г. в 05:53
Примечания:
Спойлеры к второстепенной сюжетной линии в игре «Hogwarts Legacy (Хогвартс. Наследие)»: после убийства своего дяди, Соломона Сэллоу, Себастьян Сэллоу оказывается исключён из Хогвартса и заключён в Азкабан по решению Визенгамота.
Министерство Магии гудело непрекращающимся гулом множества чиновничьих голосов. Оминис крепче сжал древко волшебной палочки, идя след в след за шедшей впереди него старшим аврором.
– Обычно мы не делаем исключений, мистер Гонт – навещать заключённых Азкабана позволено только их родственникам, – в голосе женщины послышалось сдержанное раздражение, очевидно говорившее о том, что она бы ни в коем случае не прогнулась под требования очередного избалованного чистокровного волшебника, если бы не приказ свыше.
– Признателен за оказанные хлопоты, – вежливо отозвался Оминис, не испытывая ни доли сожаления по поводу того, что ему пришлось воспользоваться помощью отца, чтобы надавить на Аврорат. Он ждал достаточно, чтобы на этот раз прийти к выводу, что ситуация была безвыходная и ему было необходимо повидаться со старым другом. – Кроме того, полагаю, вы должны знать, мисс Розенбрук, что у Себастьяна Сэллоу не осталось родственников, которых бы заботило его благополучие.
Старший аврор Пласидия Розенбрук едва слышно фыркнула, не замедлив шага, явно считая, что такие, как Себастьян – сомнительные личности, использовавшие Непростительные проклятья, – не заслуживали чьей-то любви.
Спустя несколько минут энергичного шага волшебница, наконец, остановилась и спустя несколько коротких мгновений вложила в руки Оминиса какой-то предмет – не больше, чем безделушку. «Портключ», догадался чародей.
– Держитесь крепче, мистер Гонт, – предупредила Пласидия. Оминис был готов поклясться, что слышал усмешку в ее голосе, прежде чем внутренности скрутило – и он в сопровождении глухого хлопка исчез из Министерства Магии вместе с уважаемой сотрудницей Аврората.
Магическая тюрьма Азкабан пахла сыростью и человеческим отчаянием. Оминису потребовалось мгновение, чтобы тверже встать на ноги после перемещения: маг терпеть не мог портключи и обычно старался их избегать. Между тем Пласидия Розенбрук, взмахнув палочкой, произнесла заклинание – «Expecto Patronum» – и по длинному коридору прокатилась мягкая пульсирующая волна заклинания, не позволившая голодным дементорам приблизиться к нежданным гостям. Оминис слышал, как в этот момент взволнованно билось сердце госпожи старшего аврора.
– Так-то лучше, – с налётом гордости заверила Пласидия, опустив палочку: несмотря на её род занятий, вряд ли ей приходилось так уж часто иметь дело с дементорами. Убедившись, что путь был свободен, мисс Розенбрук, и не подумав обернуться в сторону путешествовавшего с ней чародея, зашагала дальше по коридору. – Не отставайте, мистер Гонт.
Заключённые, лязгая холодным металлом, визжали, плакали и молились – каждый на свой лад. Изредка раздавался чей-то смех, безумный и звонкий, явно не предвещавший ничего доброго. Воздух был влажен и пах затхлостью и нечистым человеческим телом.
– Отвратительное место, – брезгливо пробормотала идущая впереди Оминиса Пласидия. Маг, не посчитав нужным прокомментировать ее замечание, не испытал желания спорить с госпожой старшим аврором.
Вскоре Розенбрук остановилась – как понял Гонт, напротив двери, ведущей в одну из камер.
– Сэллоу, – позвала Пласидия, – к тебе посетитель.
Оминис дождался разрешения Розенбрук и после этого сделал шаг ближе, оказываясь напротив решётки, через которую им предстояло вести разговор с Себастьяном. Какое-то время стояла тяжёлая тишина, прежде чем по ту сторону раздался скрежещущий голос человека, который либо долго молчал, либо много кричал:
– Сколько лет, сколько зим, Оминис.
При других обстоятельствах Гонт бы никогда не принял этот голос за голос старого друга. Однако изменившийся чужой тембр обещал быть меньшей из проблем – слизеринцу оставалось лишь надеяться, что его старый знакомый оставался в здравом уме, насколько то было возможно в окружении мерзких тварей.
– Если быть точнее, то три года, Себастьян, – отозвался чародей, прислушиваясь к происходящему в камере.
– Два года и одиннадцать месяцев, – поправил старого друга Сэллоу. – Вопреки своим словам, Оминис, ты совершенно не точен.
Гонт с трудом сдержал грустную улыбку, едва коснувшуюся его губ: какой бы неловкой ни выходила беседа, она бередила не зажившие раны – ему не хватало Себастьяна. Молодой маг до сих пор не знал, верно ли он поступил тогда, донеся директору Блэку о проступке сокурсника, но сожалеть о чём-либо давно не было никакого смысла.
– Зачем ты пришёл? – спустя небольшую паузу спросил Сэллоу. Оминис подавил вздох. Ему не хотелось говорить о причине своего визита, но у него не было другого выбора – тем более, когда со стороны за каждым его действием цепко наблюдала старший аврор Пласидия Розенбрук. Гонт чувствовал ее пристальный взгляд затылком.
– Энн, – наконец, произнёс Оминис. Гонт услышал, как участилось дыхание Себастьяна. Сэллоу прильнул ближе, его пальцы сжали прутья дверной решётки. Оминис решил, что больше не было смысла оттягивать неизбежное. – Энн мертва, Себастьян.
– Нет! – воскликнул чародей. Его голос после стал глуше, появилось эхо, как если бы Сэллоу отошёл вглубь камеры. – Нет, только не Энн… моя Энн, я не хотел верить!..
Оминис понимал, о чем говорил старый друг: они с Энн были близнецами, а все всегда говорили, что близнецы чувствовали, когда с другим происходило что-то неладное, не говоря о смерти.
– Мне жаль, Себастьян, – искренне заметил Гонт, когда Сэллоу подзатих. – Я подумал, что тебе стоило узнать об этом. Узнать об этом от меня, – подытожил слизеринец. Ибо несмотря на протест, с которым Оминис в свое время встретил увлечение друга тёмной магией в его маниакальной попытке вылечить сестру, Энн была одинаково сильно дорога им обоим.
Себастьян молчал какое-то время. Оминис его не торопил.
– Как это случилось? – наконец негромко спросил Сэллоу.
– Во сне, – без промедления подтвердил Гонт. – Она не страдала. Не больше, чем прежде.
Себастьян продолжал молчать, усваивая полученную информацию, прежде чем ответил глухо:
– Хорошо.
«Хорошо», разумеется, ничего не было. Тем временем Оминис отчего-то ждал, что в пылу страшного горя на него посыплются обвинения в том, что смерть Энн – это его вина, но Сэллоу его удивил, когда нарушил очередную затянувшуюся паузу в их разговоре.
– Спасибо, Оминис, что заботился о ней, когда меня не оказалось рядом.
Гонт на мгновение ощутил, как что-то сжалось внутри. Благодарность Себастьяна была нежданной, болезненной и, вероятно, совершенно не нужной, но слышать её было приятнее, чем ссориться.
– Энн была дорога нам обоим, – сказал Оминис вслух. – Мы сделали все, что могли, Себастьян.
Из глубины камеры раздалась неприятная усмешка – неудивительно, как считал чародей, – но Сэллоу, кажется, был настроен достаточно миролюбиво. Вербальное нападение не состоялось, а в последующей фразе Себастьяна вдруг послышалась смертельная усталость:
– Ты донёс главную весть. Что-то ещё? – тон старого друга стал суше. Оминис не мог его в этом винить. Было бы совершенно неправдоподобно, если бы после трёх лет в Азкабане Сэллоу предпочёл бы расшаркиваться в стремлении поддержать неловкую, несуразную беседу. Слишком много воды утекло.
Однако Гонт, запустив руку во внутренний карман дорогого сюртука, изъял оттуда пачку писем.
– Она писала тебе, – сказал Оминис. – Я бы почитал тебе, но, думаю, будет лучше, если ты прочтёшь их сам. Без свидетелей.
Гонт повернул голову на звук негромкого шарканья, раздававшегося сбоку:
– Мисс Розенбрук, вы будете любезны подарить разрешение передать эти письма мистеру Сэллоу?
Гонту не нужно было видеть лицо старшего аврора, чтобы понимать: она считала его своим наказанием и источником непрошенных проблем.
Оглядев обоих чародеев, Пласидия достала волшебную палочку и пробормотала какое-то заклинание.
– Меры безопасности, – объяснила аврор, бросив неприязненный взгляд на заключённого, – теперь мистер Сэллоу не сможет вскрыть себе вены, используя один из пергаментов.
– Чудесно, – пробормотал Себастьян, не скрывая сарказма.
Оминис не счёл нужным как-то комментировать происходящее, лишь вытянул руку – и держал ее так до тех пор, пока не почувствовал, что Сэллоу забрал письма, облегчив ношу.
– Время истекло, – строго заметила аврор Розенбрук. – Прощайтесь, мистер Гонт.
Оминис чувствовал, что он не был готов уйти – но при этом не сомневался, что уйти было самое время. В глубине камеры, хрустя пергаментом, крепко сжимал в руке письма сестры Себастьян.
– Я не знаю, когда мне удастся прийти снова, – признал Гонт.
Сэллоу помолчал, а потом ответил просто, беспощадно:
– Прощай, Оминис.
– Время! – снова окликнула Пласидия, призывая следовать за ней.
Гонт не мог видеть лица Себастьяна, но все равно с мгновение пронзительно смотрел в сторону Сэллоу невидящим взглядом, прежде чем ответить в тон бывшему сокурснику:
– Прощай, Себастьян, – и, не испытывая более терпения старшего аврора Пласидии Розенбрук, Оминис направился прочь, оставляя по итогу прошлое там, где ему было самое место.