Прошлое - в прошлом.

Я пришел домой с дежурства и валился с ног от усталости. Удивительное дело — усталость появляется ровно в момент, когда я переступаю порог дома. Именно поэтому из больницы меня гонят поганой метлой, иначе поселюсь там насовсем. Дома стоял запах еды, которая, кажется, пригорела. Из кухни, сквозь густой дым, с любопытным видом выглянула моя дочь. — Приветики, — невесело протянула она. — Что на этот раз спалила? — весело приободрился я, стаскивая с ног ботинки. — Жарила картошку, — недовольно буркнула Аня и поморщилась, совсем как мать. — Получилось не очень. Выкидывать? — Нет, конечно! Накладывай, я слопаю. Ждала меня. Анька, в свои четырнадцать, уже который раз радует меня своими кулинарными порывами. Да, порой ее шедевры далеки от Джейми Оливера, но лучшей еды я не ел в жизни. Даже если это картошка с пригоревшей корочкой. — Какие дела в школе? — спросил я за ужином, сдабривая картошку кетчупом. — Пятерки по химии, физике и геометрии, — скучно зевнула дочь, — а! Еще по физ-ре. — Ну ты бы хоть ради приличия тройбан схлопотала! Дочка засмеялась. — А как там твои студенты? Опять мышей ловят? — Да ну их, — отмахнулся я. Студенты меня, откровенно, доконали. Прошла целая неделя их практики, и я до сих пор никого не убил. Держусь, как могу. Есть, конечно, те, кто посообразительнее, а некоторые, так вообще, готовы звезды с неба хватать, правда только в теории. В общем, ставлю на место тех, кому на этом месте быть хотя бы хочется. Кому не хочется — не держу. — Как там твоя Нинон? — Аня, — я строго взглянул на дочь, — прекрати. И не называй ее так. — Не, ну у нее, объективно, ужин вкуснее, чем у меня, — развела она руками и состроила серьезную мордашку. Взрослеет она у меня. Все понимает. Нина все пытается подобрать к ней золотой ключик, но я против, да и Аня на контакт не идет. Пару раз мы выбирались на каток и в боулинг. Ни то, ни другое не оставило никаких положительных впечатлений. Анька демонстративно игнорировала любые попытки Нины найти с ней общий язык. Переходный возраст, что поделать. Но вообще, она у меня умница: в школе — отличница, в художке на хорошем счету, постоянно что-то рисует и мастерит. Это она в Женьку. Генетику не спрячешь. Женька же, в очередной раз умотала в командировку и изредка звонит нам с дежурными вопросами. Аня на время ее поездок живет у меня. В последнее время эти командировки приобрели регулярный характер, и дочь не успевает даже вещи перевезти, как её деловая мама снова собирает чемоданы. В общем, я подозреваю, что у нее кто-то там появился, и у них это серьезно. Мы уже лет десять как в разводе, и я научился реагировать на все это равнодушно. У каждого из нас давно своя жизнь, но от этого родителями быть мы не перестали. Зато мы больше не собачимся по поводу и без. Развод в буквальном смысле развел нас на безопасное расстояние. — А, пап, мы завтра в Москву едем с классом, на экскурсию, — вспомнила дочь, убирая тарелки в посудомойку, — дай денег. — В кошельке у меня возьми, в куртке, — разрешил я, — и чего вы вы там делать будете? — Не знаю, — пожала она плечами, направившись в коридор к вешалке. — Классуха говорила, что в Кремль пойдем, на ВДНХ, а еще на воробьиные горы. — На Воробьевы, — поправил я ее. Анька закатила глаза, снова совсем как ее мать. Я усмехнулся. — Дуй спать уже, — включил я взрослого, взглянув на часы, — время позднее. — Сам тоже ложись, — заботливо ответила мне дочь, — уставший вон какой. — Ничего, завтра, наконец-то, выходной. Высплюсь. Мое прекрасное утро субботы началось в обед — я бессовестно продрых полдня и чувствовал себя бодрым и полным сил. Первая весенняя капель за окном ставила перед фактом — зима теряет свои права. Квартира озарилась солнечным светом, правда пыль в его лучах предательски серебрилась и намекала на уборку. Что ж, давно пора. Будем с Анькой сегодня генералить. Я заглянул к ней в комнату и ударил себя по лбу. Точно, она же в Москву умотала с одноклассниками. Придется отдуваться мне одному. Я неспешно завтракал пригоревшей яичницей. Что-то уже второй прием пищи у меня с дымком. Похоже, я догадался в чем дело: пора заменить сковородку. Я пережевывал хрустящую корочку яичницы, когда у меня зазвонил мобильный. Нина. — Доброе утро, — отозвался я в трубку. — У кого утро, а у кого-то уже день вовсю, — усмехнулась она, — какие планы на выходные? Я задумался. Если выбирать между уборкой и теплой Нининой постелью в паре с вкуснейшим обедом, то я выбираю, очевидно, второе. — Да никаких, — ответил я. — Придешь? — Приду. Мы договорились о встрече, и я отложил мобильный. Если честно, то наши отношения давно приобрели стихийный характер. Порой ночуем вместе, порой куда-то выбираемся, но все чаще не складывается. То одно, то другое. То мои дежурства, то ее. То сложный больной, то внеплановая, то Анька обижается, что я дома не появляюсь. То повздорим, по мелочи, как на днях было. Она пытается сгладить мои конфронтации с Лобовым, чтобы я занял место завотделением, а мне это место не нужно. И сглаживать я ничего не собираюсь, пока он закупает втридорога лекарства в больницу через фирму своей жены. Раскачался я небыстро. Принял душ, погладил свежую рубашку, в процессе зацепился за какое-то кино по телеку. Досмотрел. Полная фигня. Я, наконец, спустился к машине, по дороге заглянув в магазин за бутылкой вина. Вечер обещает быть чудесным. Пока прогревалась машина, включил радио. «На шоссе Энтузиастов произошло ДТП с участием школьного экскурсионного автобуса, двигавшегося из Реутова в Москву, и грузового автомобиля марки Мерседес, в результате которого автобус перевернулся, а грузовик улетел в кювет. По предварительным данным погибших нет. Списки пострадавших уточняются. Телефон горячей линии 8 800…» Я сделал погромче и в спешке записал номер на какой-то рекламной листовке, завалявшейся в бардачке. По радио, как ни в чем не бывало, заиграла веселая музыка, но мне было не до веселья. Я резко выдохнул и постарался взять себя в руки. Для начала набрал Аньке. Послушал гудки. Глухо. Это добавило мне тревоги. Я набрал ее снова. Вновь слушая монотонные гудки, я покосился на листовку, где был написан номер горячей линии. Я уже был готов сбросить звонок, как на том конце провода взяли трубку: — Аня! — закричал я. — Дочь! Где ты? — Здравствуйте, это не Аня. С вами разговаривает медсестра, меня зовут Татьяна. Ваша дочь поступила в институт имени Склифосовского с множественными травмами. — Что? — я до последнего не верил в происходящее. — Какими травмами? — Пока точно установили перелом ребер и черепно-мозговую травму. Она сейчас на дообследовании. Не волнуйтесь, ее будут оперировать наши лучшие хирурги. — Она в сознании? — Поступила в сознании… — мне показалось, что медсестра замешкалась. — Я могу с ней поговорить? — Я не могу дать ей трубку сейчас. Я же говорю, она на дообследовании. Не волнуйтесь, пожалуйста. Приезжайте. Я не помню, как добрался до Москвы. Дорога прошла в полном забвении. Пытался дозвониться до Женьки, но она была недоступна. Потолкавшись по московским пробкам, я, наконец, въехал на парковку Склифа. На ходу щелкнув кнопку сигнализации, я взбежал по лестнице на крыльцо. В холле было людно. Дети на каталках, крики родителей, суета. Медсестра на стойке выцепила меня из общей суматохи. — Мужчина, — обратилась она ко мне, — кого ищем? — Дочь. Гордеева Анна Александровна. Мне сказали, она тут. — Тут, — кивнула она мне сочувственно и взяла под локоть. — Оперируют вашу красавицу. Вы не волнуйтесь. — Кто оперирует? — Наши лучшие хирурги: доктор Куликов и доктор Брагин. — Брагин? — переспросил я, не поверив своим ушам. — Верно, Олег Михайлович, наш лучший врач. Кудесник! Вы, полагаю, слышали о нем? — Слышал, — отозвался я невесело. — Пройдите по коридору ко второй операционной, можете там подождать. И не переживайте, мой хороший, все будет хорошо. — Я — хирург. Я могу помочь. — Ну уж нет, — отмахнулась она и направила меня в коридор. — Вы себя видели? Белый, как стенка! Вас никто не допустит оперировать собственную дочь. Тем более в таком состоянии. Присядьте. Все будет хорошо, за Брагина я ручаюсь. — Нина! — позвал кто-то медсестру, и она убежала к себе за стойку. Проводив ее взглядом, я обреченно сел и уставился в пол. Брагин. Опять Брагин. Мы учились с ним на одном курсе и постоянно негласно конкурировали. И в учебе, и в бою. В бою, в смысле, на любовном фронте. Он отбивал моих девчонок, а я — его. По всей общаге про нас ходила слава неисправимых ловеласов. Куратов даже вел счет между нами на клочке пожелтевших обоев на стене. Я выигрывал, уступал, снова выигрывал. Это была дурная игра, и мы, совершенно без бошки, нагло пользовались вниманием противоположного пола и также нагло, играючи, этим вниманием распоряжались. Пока однажды я не увидел его с девушкой, в которую влюбился по-настоящему. Она училась на архитектурном факультете. Этой девушкой была Женя. У них все было серьезно. Я не мог поверить, что Брагин и «серьезно» — совместимые вещи, но их роман стал затягиваться и давно вышел за рамки привычных для Олега сроков. Они встречались несколько месяцев. Потом была одна вечеринка, другая, третья, где я пытался завладеть Женькиным вниманием, но все было тщетно. Она демонстративно игнорировала меня и заглядывала в рот Брагину. Во мне взыграли не только наш давний соревновательный азарт, но и ревность, но поделать я ничего не мог. Все разрешилось само собой — Олег взялся за старое и Женя застала его с одной из бывших. Я оказался тут как тут, и в моих объятиях она нашла утешение и сладкую месть своему возлюбленному. Брагин, узнав, что мы вместе, пришел ко мне драться. Получил по морде разок-другой. Я тоже от него получил, но от этого Женька к нему возвращаться больше не собиралась. А потом все у нас быстро получилось: Анька, скоропалительная свадьба по этому поводу, своя комната в общаге… Брагин. Теперь в его руках жизнь и здоровье нашей с Женькой дочери. Я не мог поверить в это, и, самое противное, ничего не мог с этим поделать. Я уже понял, что он в Склифе на хорошем счету, да это и немудрено: несмотря на репутацию взбалмошного балагура, в учебе он делал успехи, и это тоже было поводом посоревноваться. Но несмотря на это, Олег Яковлевич Попов, гений нейрохирургии, в ученики выбрал меня, а не его. Тут, я считаю, тоже, моя победа. Хотя какая, нахрен, победа, к чему сейчас все это? Когда моя дочь под ножом у Брагина, а я сижу тут, в этом чертовом коридоре, опустив руки и повесив голову! — Александр Николаевич? — вырвал меня из раздумий чей-то знакомый голос. Рядом со мной оказалась моя студентка, Валерия Чехова. — Доктор Чехова? — удивился я, окинув ее взглядом. — Что вы здесь делаете?