Дом тысячи солнц

Люциус очнулся на полу собственного кабинета. Глаза открывались с трудом, слезились, штучный свет настольных ламп безжалостно обжигал роговицы. В затылке похмельно гудело. Приподнявшись на локте, Малфой старший сдавленно выругнулся от пронзительной острой боли, остановился на секунду, подождал, пока утихнет — а затем сел одним рывком, привалившись плечом к письменному столу. Взглянул на саднящую руку. Поморщился. Вытащил испачканный кровью кусочек стекла, поднёс его к слабой полоске тусклого жёлтого света, пристально осмотрел и, не найдя ничего интересного или необычного, отбросил в сторону. Вокруг грубым бисером лежали разнокалиберные осколки. Трясущимися руками он осторожно взял один, самый крупный, и узнал в нём бывший стакан: тонкие стенки мутнели остатками чего-то липкого. Нос уловил терпкий сладковатый запах огненного виски — и тотчас в тугой голове надорвалась и зазвенела какая-то струнка, воскресившая обрывки недавних событий. Утром он получил посылку. Один из домовиков оставил в его кабинете коробку, обёрнутую бархатной лентой с прикреплённым к ней серо-жёлтым клочком обожжённого пергамента. Записка гласила: «Благодарю за помощь. К.Т.» Люциус попытался припомнить отправителя с такими инициалами, но за последнее время он оказывал разного рода услуги столь бесчисленному количеству людей, что запомнить их всех было просто невозможно, к тому же совершенно бесполезно. Важным оставалось лишь то, что все они бережно хранили свою лояльность и демонстрировали её — пусть сдержанно, но весьма однозначно — присылая ему разные мелкие безделушки и одинаковые бутылки копеечного огневиски. Малфой вскрыл коробку и удивлённо приподнял бровь: то, что лежало внутри, не выглядело копеечным. Вынимая подарок из бархатной обёртки, он вообще не был уверен, что когда-либо видел что-то похожее. Чёрный хрусталь отражал слабые всплески утреннего света, позолоченные вензеля сплетались в изящный орнамент у самой горловины — бутылка явно была дорогой. Задумчиво повертев её в руках и не обнаружив ни одной этикетки, Люциус нахмурился. Что-то не давало ему покоя, но додумать он не успел: в дверь отрывисто стукнули, и в кабинет вошла взволнованная Нарцисса, сообщая ему о том, что Драко возвращается в Хогвартс. Новость не вызвала ни досады, ни гнева. На самом деле Малфой подозревал, что этим всё кончится. Мальчишка вырос на редкость слабовольным — это он понял ещё два года назад, когда тот не смог исполнить повеление Тёмного Лорда. Однако Люциус всё же надеялся, что у сына хватит ума и хитрости выбрать сторону истины, примкнуть к себе подобным и уж точно не помогать невзрачному заблудшему сиротке в попытках удовлетворить недостаток внимания, вызванный смертью его никчёмных родителей. Драко показал себя с наихудшей из всех возможных сторон. Поначалу Малфой старший сгорал от стыда. Чёртов щенок уничтожил стремления всей его жизни, разыграв с друзьями пару сцен детского неповиновения! Но время шло, постепенно замывая этот нескончаемый пожар своим мутным течением, и теперь он испытывал в отношении сына лишь отголоски старого разочарования. В семье, где каждый был достаточно жесток и изворотлив, чтобы беспрепятственно идти к своей цели, он — повреждённый материал. Разовая генетическая помарка. Мягкий, податливый, как спелая груша — бедняга просто сгинет в этом мире, но род Малфоев продолжит своё существование не смотря ни на что. Нарцисса стояла прямо, готовясь принять на себя внезапный взрыв разгневанного вестями мужа, но её плечи опустились, а лицо заметно разгладилось, когда Люциус, не сказав ничего другого, спросил: — Как тебе удалось договориться? — Полагаю, теперь мы в долгу у Минервы. Малфой старший раздражённо вздохнул: он, разумеется, предпочитал, чтобы в долгу были у него, и совершенно не желал таким нелепым образом предоставлять власть над собственным сыном полукровкам с сомнительными ценностями. Но ведь, в конце концов, Драко всё ещё Малфой, а все Малфои — даже самые слабые звенья — гораздо лучше сильнейших из них. Нарцисса вскоре ушла, тихо шелестя своим сизовато-серым платьем, а Люциус вдруг ощутил, что, несмотря на сумбурное начало дня, он совершенно спокоен. Дабы укрепить в себе это чувство, Малфой взял со стола призывно поблёскивающую чёрную бутылку, откупорил её одним верным, азартным движением, налил немного золотистой жидкости в стакан и выпил залпом до самой последней капли. На языке разлилось жжёной карамелью, терпкой жимолостью и морской солью, в голову тут же дало, перед глазами забликовала мягкая сливочная пелена. Налил ещё. В какой момент он вдруг ощутил в груди кровавое наводнение — трудно было вспомнить. Почувствовал только, как из желудка к горлу поднимается кровь, наполняет его, захлёстывает, бурлит и клокочет, и всё уже становится щель, через которую можно дышать. Обмякшие пальцы выронили стакан, разбрызгивая по полу остатки жидкости и кусочки стекла, и сдавили шею, трепыхающуюся в отчаянных попытках ухватить немного воздуха. Окружающий мир мелел и сворачивался, колени непослушно подогнулись, и Люциус рухнул на пол; ему вдруг показалось: ещё немного и… Кровавая волна сошла так же внезапно, как и появилась. Вслед за ней пришла тьма. Малфой так и сидел, привалившись к письменному столу, в попытках отдышаться: «Салазар всемогущий! Что здесь, чёрт возьми, произошло?». И вдруг почувствовал, как зашевелились волосы на загривке: — Нарцисса! Холодными руками он нашарил свою волшебную палочку; смазанным, вымученным движением поднялся на ноги и, хватаясь за стены и книжные полки, добрался до двери. Идя широким длинным коридором, Люциус старался игнорировать назойливо растущую и раздирающую внутренности тревогу, но когда в нос ударил знакомый металлический запах, не сдержался и дрожащим голосом окликнул жену ещё раз. Остановился, прислушиваясь: странные звуки доносились из большого зала. Преодолев наскоро последние шаги, Малфой замер у дверей, ведущих в главную трапезную, терпеливо выждал пару секунд, а затем отворил тяжелую створку и медленно вошёл в зал, держа палочку наготове. То, что он увидел, заставило его оцепенеть. Тут и там лежали десятки незнакомых мужчин и женщин. Можно было подумать, что все они спят: их лица выражали безмятежность, но руки и одежда были перемазаны в крови, а шеи изуродованы сине-багровыми подтёками и глубокими рваными ранами, из которых ещё сочилось и капало. Кровь была повсюду: свежая и запёкшаяся, она тянулась по полу, покрывала бурой коркой ковры, тонкими ручейками стекала со стола на велюровые обивки кресел, которые, намокая, делались ещё темнее. Кровь попала на старинный граммофон — металлическая игла то и дело спотыкалась о засохшие капли, заставляя вкрадчивый женский голос, доносившийся из глубин убаюкивающего граммофонного потрескивания, раз за разом повторять одни и те же слова: Пусть ты глуха к моим мольбам, Мучительница милая, Твоим зелёным рукавам Послушен до могилы я. Послушен до могилы я. до могилы я до могилы я до могилы я Люциус стоял, едва дыша, то и дело сглатывая подступающую к горлу тошноту, и с ужасом оглядывал горы безобразных трупов. Он испытал невероятное облегчение, не увидев среди них лица Нарциссы, но сердце его продолжало бешено ворочаться в попытках понять, что произошло. Их поместье часто становилось свидетелем вынужденных смертей и жестоких кар, в которых Малфой старший и сам не единожды принимал непосредственное участие, однако то, что случилось здесь сегодня, было совершенно ему неподвластно, и оттого заставляло животный страх растекаться по жилам, затмевая собою рассудок. Граммофон внезапно умолк. Люциус оторвал взгляд от кошмарного зрелища и вдруг приметил женщину, сидящую в кресле: та с невозмутимым видом вертела в руках только что игравшую грампластинку, пытаясь очистить её от засохшей крови. Увидев, что мужчина, наконец, обратил на неё внимание, она отшвырнула пластинку в сторону и сказала: — Бесполезно. Игла всё равно испорчена. Сжимая волшебную палочку до жжения в пальцах, Малфой сделал три медленных шага в сторону незнакомки — испачканный кровью пол неверно скользил под ногами — а после сдержанно и конспективно, почти равнодушно заговорил, стараясь заглушить вибрирующую в нём тревогу: — Кто вы? И что вы делаете в моём доме? Незнакомка и бровью не повела. Люциус дёрнулся, предупредительно вскидывая палочку и направляя её туда, где ровным рядом сходились пуговицы на её плаще. — Отвечайте мне! Женщина в кресле вдруг зажмурилась, махнула двумя руками в оборонительном жесте и замерла, словно защищаясь от ещё не озвученного заклинания. А через мгновение лениво уронила руки, громко хлопнув ладонями по деревянным подлокотникам, взглянула на мужчину исподлобья и холодно произнесла: — Успокойся и убери свою палочку, Люциус. Тебе ведь не нужен ещё один труп? Против воли вновь срываясь взглядом на размякшие, словно вылепленные из мягкой глины тела и игнорируя неприятное ноющее чувство в желудке, Малфой поддался: спорить с ней было бессмысленно. Всё равно от его волшебной палочки не было пользы: ограничительные чары, наложенные сотрудниками Министерства, не позволили бы ему убить незнакомку или причинить ей сколь-нибудь значительного вреда, как бы сильно он этого ни хотел. Опуская дрожащую руку и пряча палочку в складках мантии, он заметил, как лицо женщины одобрительно разгладилось — и тотчас зацепился за это одобрение, решительно намереваясь выяснить причину её визита. — Зачем вы здесь? — он постарался вложить в эти слова как можно больше небрежности, но голос всё равно отдавал нервами. Незнакомка, похоже, напротив, чувствовала себя совершенно в своей тарелке и отозвалась на его вопрос легко и непринуждённо: — Я пришла поговорить. — И для этого убили толпу людей? — Люциус выразительно выгнул бровь. — Могли бы просто послать сову. — Важные вещи лучше обсуждать лично, Люциус, нам ли этого не знать. К тому же, я отправила тебе подарок, — она скривила губы в лукавой ухмылке. — И поскольку мои многоуважаемые друзья успели подготовить эти фантастические декорации, могу с уверенностью утверждать, что ты его получил. Малфой зажмурился, резко выдохнул через рот, пытаясь избавиться от терпкого привкуса на языке. Мутный образ минувшего утра вновь вспыхнул под сомкнутыми веками, но тут же исчез, когда мужчина вскинул голову и, заглядывая незнакомке в лицо, озвучил догадку: — Значит, вы и есть К.Т. Как ваше настоящее имя? — вскользь полюбопытствовал он, не надеясь получить честный ответ. — Это не имеет значения, оно мне не подходит… — отстранённо пробормотала женщина, уводя глаза куда-то в сторону. А через секунду её острый взгляд вновь сконцентрировался на нём, заставляя почувствовать лёгкий укол внутри черепной коробки: — Гораздо важнее то, зачем я пришла. Мне нужна твоя помощь, Люциус. Малфой раздражённо поджал губы и процедил: — Вы вломились в мой дом, испачкали чужой кровью дорогую антикварную мебель и бесценные предметы декора, надеясь, что это придаст вам грозного вида. Весьма опрометчиво полагаться на мою помощь после всего этого… беспорядка, — он резко выставил руку, указывая в сторону выхода: — Теперь избавьте меня от своих просьб и убирайтесь. Мне ничего не стоит донести на вас в Министерство… Незнакомка усмехнулась. — Ах, Люциус, ты умён, как дьявол, и дважды хорош собой, но твои скользкие амбиции однажды свернут тебе шею. Видишь ли, прошлые ошибки — они как призраки: не до конца умирают… — с мягкой наигранной грустью протянула она. — Стоит Министерству кинуть тень на твой порог и обнаружить в поместье Малфоев три десятка зверски убитых маглорождённых, как ты и твоя очаровательная жена, — незнакомка выдержала паузу и мужчина почувствовал, как рой холодных, мучительных мурашек пробежал по его спине, — вмиг испытаете на себе сладость поцелуя дементора. Для волшебников, которые только и ждут подходящего момента, чтобы казнить тебя без суда и следствия, твои слова не стоят ни кната. В зале зазвенела тишина. Женщина в кресле смотрела на него с серьёзным выражением в глазах, впервые с самой их встречи. Без насмешки, без снисхождения и надменности. Она молчала, и её молчание отдавало сырой землёй, сковывало по рукам и ногам ледяной безысходностью, не терпело возражений, заставляя следовать за ней, как слепая крыса следует за дудочкой. Все её слова были блефом чистой воды, но таким пугающе убедительным, что Люциус Малфой, испытывая бессильную ярость пленника, упёршегося лбом в очередной тупик, вынужден был с ней согласиться. И практически сразу почувствовал острый предупреждающий толчок в груди. Что-то подсказывало: он сильно пожалеет обо всём, во что сейчас позволяет себе ввязаться. Но деваться было некуда.

***

Драко надеялся, что к обеду его настроение хоть немного улучшится, но после нескольких часов бесцельного лежания на кровати и созерцания трещин на потолке понял, что стало только хуже. Помимо всего прочего, что успело произойти в этот невероятно унылый день, в его голове будто что-то разбилось на множество мелких осколков, которые теперь беспрерывно шумели внутри, принося ему адские мучения. И почему-то Драко не сомневался: причиной тому была мерзкая гриффиндорская выскочка. От осознания, что сегодня ему ещё предстоит урок зельеварения — заучка Грейнджер точно будет там — голову свернуло очередным приступом мигрени. Захотелось уснуть прямо сейчас. Отключиться от всего этого дерьма. Наслушаться тишины, которую ненадолго приносил ему сон, о которой он давно уже успел позабыть, словно бы её никогда и не было. Ну да, и пропустить ещё один урок, а после выслушать чёртову лавину нравоучений от МакГонагалл, чтобы у неё и стервы-Грейнджер появился очередной повод смотреть на него с превосходством? Нет уж. С тяжёлым вздохом он поднялся с кровати, мельком оглядел себя в зеркало и вышел вон из комнаты, надеясь, что когда-нибудь его перестанет передёргивать от собственного отражения. Был обед, школьные коридоры пустовали. В кабинет зельеварения Драко явился первым, сразу занял место в углу у дальнего стола и с усталой задумчивостью принялся осматривать склянки с различной дрянью, выставленные на многочисленных полках. Во времена учёбы в Слизерине он никогда не отличался особой пунктуальностью: в родных подземельях всегда находились интересные темы для разговоров и другие важные дела вроде тренировок по квиддичу, из-за которых ему и друзьям нередко приходилось опаздывать, а то и вовсе прогуливать занятия. В этот раз всё было иначе. Его друзья были уверены, что Малфой вместе с семьёй коротает дни в Мэноре. Общества же красно-золотых он намеренно избегал. С кем, спрашивается, ему ещё было говорить? С чёртовой грязнокровкой, учитывая, что за каждую вторую фразу ему хотелось её прибить? Или, может быть, с Поттером, который общается так, словно даёт бесконечное интервью? Про рыжего и думать нечего: на его памяти Монтегю был трезвым чаще, чем Уизли демонстрировал наличие мозгов. Услышав шаги со стороны входа, прерываемые тихими репликами, Малфой поднял голову и с громким выдохом закатил глаза: легки на помине… Грейнджер, кажется, даже не заметила его — или сделала вид — всецело поглощённая разговором с рыжеголовым, который являл собой сплошное беспокойство, начиная от сдвинутых к переносице бровей и заканчивая выражением панического испуга на глуповатом лице. Чего это он так беснуется? Неужели умудрился взорвать очередной бокал в кабинете трансфигурации и лишить гриффиндорцев вшивых десяти очков? Драко поморщил лоб, опустил взгляд и тут же понял, в чём дело. Ладонью, больше похожей на лопату, Уизли сгрёб пальцы гриффиндорки и сжимал их так, что костяшки на них побелели — как и его квадратная физиономия. По всей видимости, рыжий совершенно не ожидал, что ему перепадёт «счастье» испачкать руки о грязнокровку — и теперь не мог сообразить, как вести себя в столь удачно сложившихся для него обстоятельствах. Грейнджер, похоже, напротив, не придавала ситуации особого значения. Малфою показалось — даже чересчур нарочито, будто старалась убедить саму себя, что в этом нет ничего такого. Класс тем временем постепенно заполнялся учениками. Пэнс, Дафна и Блейз уже разместились у одного из столов и теперь негромко переговаривались, периодически бросая равнодушные взгляды в его сторону. От этих взглядов в груди неприятно заныло, и Драко стиснул зубы, подавляя в себе желание вскочить и выбежать отсюда подальше. Несколько секунд он отстранённо порассматривал живые портреты преподавателей, висящие на стенах, а затем снова покосился в сторону грязнокровки: та уже высвободила руку и сосредоточенно рылась в сумке в поисках учебника — Вислый от этого заметно поник, однако изо всех сил старался не подавать вида. Зрелище было поистине комическим, но Малфой лишь шумно выдохнул носом, подавляя ухмылку. В прошлой жизни он бы не сдержался: подбросил им за стол пару жутких многоножек или отпустил бы ублюдскую шуточку под воодушевлённый гул одноклассников, но сейчас… Осознание того, что теперь он находился «по ту сторону», вызывало в нём одновременно чувство отчаяния и отвращения. Драко поморщился и опёрся локтями о стол, наклоняя гудящую голову. Из мрачных мыслей его вскоре вырвал скрип открывшейся двери, звук тяжёлых, неторопливых шагов и перебиваемый одышкой голос профессора Слизнорта, который с особым энтузиазмом приветствовал всех собравшихся. — Что ж… — проговорил он, неуклюже пробираясь к доске. — Все достали весы и наборы для приготовления. Вам также понадобятся учебники. Сегодня вы познакомитесь с одним зельем — многие из вас наверняка о нём слышали, хотя, я надеюсь, ещё ни разу не испытывали его действия на себе. Кто мне скажет, — Слизнорт указал на дымящийся котёл рядом со столом слизеринцев, — что это за зелье? Рука Грейнджер взметнулась в воздух. Драко едва сдержался, чтобы не закатить глаза, однако сам приподнялся на стуле и увидел, что в котле кипит густая, тягучая жидкость землистого оттенка. Он замер. Даже, кажется, перестал дышать. — Это Оборотное зелье, сэр, — голос грязнокровки прогремел как гром среди ясного неба. — С его помощью можно превратиться в другого человека. Вы уже показывали нам его на шестом курсе. Малфой так и сидел с приоткрытым ртом, не смея вдохнуть, чувствуя, как немеет кончик языка, а в груди ворочается неприятный холодок страха. МакГонагалл клялась, что о его пребывании в Хогвартсе никому не известно, но что, если… Он огляделся в попытке понять, имеет ли всё это отношение к их со старухой сделке. Но никто из учеников не обращал на него внимания, а Слизнорт вёл урок как ни в чём не бывало: — Совершенно верно, мисс Грейнджер, — с улыбкой проговорил он. — Однако в прошлый раз вам так и не довелось собственноручно его изготовить. Стало быть, это невероятнейшее упущение мы и восполним сегодня! У нас осталось немногим больше часа — этого времени вам должно хватить на попытку завершить первый этап приготовления Оборотного зелья. Драко затрясло. Даже если этот урок не был частью плана по его разоблачению — видит Мерлин, такое настораживающее совпадение не закончится для него ничем хорошим. Слизнорт тем временем продолжал: — Прежде, чем вы обратитесь к странице сто тридцать два второй части «‎Расширенного курса зельеварения» и приступите к подготовке ингредиентов, я настоятельно рекомендую вам разбиться на пары. Будьте предельно внимательны: любая ошибка в приготовлении этого сложнейшего зелья может дорого вам обойтись. Даже опытному волшебнику необходимы недюжинные старания и упорство, чтобы в конечном счёте получился пристойного вида продукт, — профессор многозначительно взмахнул указательным пальцем и окинул строгим взглядом учеников. Выждав несколько секунд назидательной паузы, он, наконец, произнёс: — А теперь найдите себе напарника и принимайтесь за дело. Время не ждёт! Малфой оторопело наблюдал, как студенты зашевелились, загалдели, распределяясь по парам. Краем глаза он отметил, что Уизли сразу же придвинулся поближе к Поттеру, оставив Грейнджер без партнёра. Он вскинул на грязнокровку остекленелые глаза — и вдруг почувствовал, как из желудка к сердцу поднимается оглушающая волна примитивного первобытного страха, когда Слизнорт обратился к ней: — Мисс Грейнджер, прошу вас, присоединяйтесь к мистеру Мортлаку! В груди вспыхнуло, дышать внезапно стало тяжело: воздух будто стал липким и горячим. Пока гриффиндорка перебиралась за его стол, он услышал отдалённый гогот слизеринских глоток. — Посмотрите-ка! Грязнокровка меняет парней как перчатки! — ехидно хихикнула Пэнси, тыча пальцем в их сторону. Слизеринцы заулыбались и заулюлюкали, с дальних рядов раздался одобрительный свист. — Эй, новенький, смотри, не засади себе заноз в одно место! — крикнул Гойл. Сидящий рядом с ним Крэбб самозабвенно заржал, а Блейз и Дафна посмотрели на Драко со странной смесью жалости и отвращения. Плечи Малфоя напряглись, а кожа горела так, что ему казалось, будто он находится посреди полыхающей комнаты. Почувствовав, как почти крошится от жара собственная глотка, он сухо сглотнул. Всё это было унизительно, чертовски унизительно. Огонь был повсюду: бил в спину, бил в лицо. — Прикуси язык, Гойл, — внезапно очнувшись, огрызнулся Уизли. — Что, Уизли, решил поделиться своей подружкой с новичком? Похвальное человеколюбие! Ты уточни, может, мисс долбанная Деревяшка и от тройничка не откажется, — покачал головой Грегори, расплываясь в гаденькой ухмылке. Захотелось заткнуть его. Врезать чёртову Гойлу хорошенько, напомнить жалкому вытравку его место. Драко Малфой так и поступил бы. Себастьян Мортлак не мог. Или же… Малфой почувствовал, как пальцы сами сжимаются в кулаки. Комната плавилась и вибрировала, щёки жгло огнём. Мутило. Но сблевать Мерлин не разрешал. Он медленно выдохнул через стиснутые зубы, поднимая яростный взгляд на бывшего одноклассника, как вдруг: — Не надо. Они не стоят того, — грязнокровка схватила его за локоть. Кожу в этом месте тут же будто обдало пламенем. Пэнс бросила ещё один едкий комментарий. Вновь раздался противный хохот и свист. Рыжий вскочил, стиснув челюсти, и уже собирался рвануться вперёд, но тут профессор Слизнорт наконец спохватился: — Всем немедленно прекратить! Минус пятнадцать очков Слизерину, — возмущённо воскликнул он. Всё ещё взбудораженный, Уизли сел на место, в классе мгновенно повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь звяканьем половников о котлы и шелестом сухих страниц учебников. — Подобное поведение просто неприлично для всякого… Остальные слова, произнесённые Слизнортом, прошли мимо: Малфой вырвал локоть из пальцев гриффиндорки и, с грохотом отодвинув тяжёлый стул, который едва не опрокинулся на пол, вылетел из кабинета зельеварения, оставляя за спиной недоуменные взгляды и тихие перешёптывания одноклассников.

***

Выбежав в вестибюль, он в несколько резких шагов преодолел расстояние до окна, отбросил в сторону школьную сумку и прислонился разгорячённым лбом к прохладному стеклу. Остыть. Нужно было просто остыть. То место, которого недавно касалась Грейнджер, теперь покалывало, словно иголками. Он стянул с себя мантию, ощущая, как по позвоночнику протекает дрожь отвращения. Проклятье. Чёртова грязнокровка с её чёртовым острым языком. Сначала пытается язвить ему, а потом пачкает его одежду… Какого она вообще притронулась к нему? Ах да, пыталась удержать его от того, чтобы кинуться на грёбаного Гойла… Святая Грейнджер. Праведная Грейнджер. Драко брезгливо обтёр пальцы о штанины брюк и мысленно поклялся себе, что больше не допустит этого. Ведь это просто невыносимо. Это немыслимо. Всё, что происходило там, было немыслимо. Всё должно быть по-другому. Всё должно быть не так. С тихим стоном Малфой закрыл глаза. Под веками вновь заплясала картинка: ухмыляющееся лицо Паркинсон, издевательски хохочущий Крэбб и презрительная улыбка Забини. Что сказали бы друзья, узнав, что их чистокровный приятель, наследник династии Малфоев, будет делить гостиную с гриффиндорцами? От мысли, что внезапно пришла в голову, Драко против воли сжал челюсти. Они бы высмеяли его. Рассмеялись прямо ему в лицо, прежде напомнив, что слизеринский король, которого они знают, никогда не позволил бы себе скатиться до общества гриффиндорских говнюков… ни на минуту! Но разве в его, Драко, силах было что-то изменить? Старуха МакГонагалл ясно дала понять, что не допустит его общения с друзьями — а стало быть он не сможет им всё объяснить. Оставался лишь один вариант: он должен написать Нарциссе, получить от неё одобрение, взобраться на первый отъезжающий Хогвартс-Экспресс и как можно скорее уехать в Лондон. Грудь снова сдавило, теперь уже от осознания, что он заведомо проиграл. Малфой закусил губу. К чёрту. К чёрту всё это. Хрена с два он будет считать себя проигравшим! Не его вина в том, что этот план с самого начала был до охренения паршивым. Он что-нибудь придумает. Напишет матери, вернётся в Мэнор и забудет об этом месте, о старухе МакГонагалл и о существовании этой заносчивой дуры Грейнджер. Полный отчаянной решимости, Драко поднял взгляд и увидел в отражении стекла бледное лицо Мортлака, его напряжённо сомкнутую челюсть и глаза — две большие зелёные виноградины. Вздрогнув, перевёл фокус на пейзаж за окном, через секунду уже жалея об этом: перед ним тут же вспыхнули яркие картинки воспоминаний. Он очнулся наверху парадной лестницы, полузасыпанный щебёнкой и придавленный к полу чёрной фигурой в маске. Губа саднила; горячая липкая струйка стекала от виска к подбородку. С трудом оттолкнув от себя неподвижный, окоченелый труп Пожирателя, Драко поднялся на ноги и, пошатываясь, стал продираться вниз через завалы камня и дерева. Добравшись до вестибюля, он огляделся — по спине пробежали мурашки, словно кто-то внезапно схватил его изнутри холодной рукой. Здесь главенствовали боль и полумрак; отовсюду доносились протяжные стоны, изредка прерываемые звуками кашля и рвоты; тяжёлый запах дыма и крови едва перебивался резкими испарениями антисептика; в воздухе висела мутная взвесь, состоящая из пыли и мелких частичек стекла. В этой отравленной полудымке он едва разглядел десятки тел, беспорядочно лежащих прямо на полу вестибюля. Некоторые из них с головой были накрыты хрустящими белоснежными простынями, неестественно выделявшимися на фоне общего затхлого сумрака. Присев возле одного из тел, Драко двумя пальцами приподнял простыню и тут же отвернулся, сдерживая рвотный позыв. Он узнал её. Под простынёй лежала Кэти Белл — или, скорее, то, что от неё осталось, — та девчонка, что случайно подверглась его проклятью два года назад. Сейчас половина её лица представляла собой сплошное кровавое месиво. Там, где раньше был левый глаз, теперь зияла пустота. Правая рука была оторвана по плечо и лежала рядом с телом, словно запасная деталь. Малфой нервно сглотнул и накрыл Кэти, стараясь больше не смотреть на неё, потом резко встал и отшатнулся: всего в нескольких шагах от него была мадам Помфри. Несколько секунд она стояла совершенно неподвижно, подняв на него прямой влажный взгляд, полный безмолвного обвинения. Затем молча отвернулась и подошла к одному из лежащих тел, а Малфой почувствовал, как в его груди словно заскоблило тупым ржавым лезвием. Внезапно он услышал чудовищный вопль, от которого внутри у него всё оборвалось. Это был крик боли, который не могло вызвать ни одно пламя, ни одно, даже самое жестокое из всех известных ему заклятий. Драко обернулся, шатаясь, и, охваченный страхом, которого, казалось, не испытывал ещё никогда в жизни, вышел из замка. Площадь была объята хаосом. Пробираясь через гудящую толпу, он заранее знал: случилось что-то непоправимое. Крик раздался снова, и Малфой едва узнал в нём голос старухи МакГонагалл. Следом за ним в воздух врезался оглушительный, леденящий душу смех его тётки Беллатрисы. Наконец, ему удалось протиснуться вперёд. И тогда он увидел. Пожиратели — не меньше сотни. Тёмный Лорд. Змея. Мёртвое тело Поттера на руках у великана. Где-то рядом заговорили. Женский голос был приятным, грудным и чем-то напомнил ему голос матери: — Вы в порядке? Мистер… Драко очнулся. Он обнаружил себя сидящим на полу, привалившись спиной к каменному подоконнику. Мокрая рубашка почти впиталась в горячую кожу, на лбу выступила испарина. Голос, выдернувший его из воспоминаний принадлежал мисс Торнхилл, преподавательнице защиты от Тёмных искусств. Она смотрела на него сверху вниз с лёгким прищуром: в чёрных глазах блестела искренняя заинтересованность. — Мортлак… Да, всё хорошо. Извините, — выговорил он хриплым полушёпотом. — Вы очень бледны, мистер Мортлак. Вам необходимо посетить больничное крыло, — сказала она ровно. Малфой огляделся по сторонам. Похоже, урок уже закончился: вестибюль был полон учеников, которые сновали вокруг, скользя по ним любопытными взглядами. Проклятье. Только сцены сейчас не хватало. — Не стоит, профессор, я в порядке, — проговорил он, а затем быстро поднялся, стряхнул с брюк невидимую пыль и, как мог, поправил рубашку. Накинув измятую мантию трясущимися руками и забрав с подоконника свою сумку, он уже намеревался уйти, но обнаружил, что Торнхилл всё ещё внимательно изучает его — будто учёный, препарирующий лабораторную крысу. Это показалось ему странным. — Что-то не так, мисс? Ещё несколько секунд она молча исследовала его с непроницаемым видом, — Драко мог поклясться, что ощущал прикосновения её цепкого взгляда на собственном лице, — а затем улыбнулась и отозвалась тем же ровным, прохладно-приветливым тоном: — Ничего, мистер Мортлак. Полагаю, вам всё же стоит заглянуть к мадам Помфри. Всё произошло слишком быстро, так, что Малфой даже не успел возразить: Торнхилл огляделась и выцепила из толпы непонятно откуда взявшуюся Грейнджер. Подозвав гриффиндорку, она заговорила, обращаясь скорее к нему, нежели к ней: — Мисс Грейнджер, проследите, чтобы мистер Мортлак добрался до мадам Помфри и получил необходимое внимание, — по её виду было понятно, что возражений она не потерпит. Грейнджер, которая всё это время стояла, тупо уставившись на него, рассеянно кивнула. Посчитав, что вопрос исчерпан, Торнхилл удовлетворённо приподняла уголки губ, а уже через секунду слилась с толпой проходивших мимо учеников. Ему показалось: последний её взгляд был полон неясного подозрения. Когда преподавательница скрылась за углом, Драко, намеренно игнорируя гриффиндорку, перехватил поудобнее сумку и уже сделал несколько шагов в противоположную сторону, когда ушей коснулся её голос: — Стой, куда ты? Он на секунду остановился, расправил плечи, а затем резко развернулся на каблуках, вскинул голову и уставился на грязнокровку с деланым непониманием. — Профессор Торнхилл сказала проводить тебя в больничное крыло, — пробормотала она и упрямо поджала губы. Малфой только закатил глаза и, сунув руки в карманы брюк, возобновил шаг. Он услышал, как Грейнджер пошла за ним, и почувствовал невыносимое раздражение, когда за спиной раздалось: — Себастьян! Он не обернулся и не сбавил шага. Пусть идёт к хренову дьяволу со своими поручениями. Однако гриффиндорка не сдавалась. — Себастьян, стой! Я хотела… Я хотела извиниться! — крикнула она в его удаляющийся затылок. А потом добавила чуть тише: — Мне не стоило говорить тебе… Не стоило называть тебя сволочью. Драко затормозил на мгновение, а затем бросил через плечо: — Забудь об этом, Грейнджер, — он устало вздохнул, сунув руки глубже в карманы, так, что стали видны напряжённые костяшки пальцев. — И забудь о приказе МакГонагалл. Мне не нужна твоя хренова благотворительность. И зашагал по коридору, на этот раз не оборачиваясь, чувствуя спиной, как Грейнджер застыла, пылая от ярости и унижения. Возможно, она опять пыталась испепелить его взглядом. Возможно, снова топала своей идиотской ногой в идиотском белом кроссовке. Как хорошо, что ему плевать. Сейчас у него есть дела поважнее. Вернувшись в комнату, Драко подошёл к рабочему столу. Он напишет в Мэнор. К чёрту. Хуже уже не будет. Неуверенный шаг, скрип стула. Малфой аккуратно извлёк из ящика листок пергамента и положил перед собой. Хорошо. Взяв в руки лежащее рядом перо, он окунул тёмный кончик в вязкую синюю жидкость. Чернильница полная. Отлично. Пальцы дрогнули, когда вывел на чистой бумаге: «‎Здравствуй, мама».