Дом тысячи солнц

— О, а вот и вы! — как ни в чём не бывало произнесла директриса. — Познакомьтесь, мисс Грейнджер, это мистер Себастьян Мортлак, новый ученик нашей школы. Он прибыл к нам из Канады, — старуха обратилась к грязнокровке. Та замерла с нелепым выражением лица, явно не соображая, что происходит. Драко и сам был не в силах пошевелиться. Грейнджер была последней, кого он ожидал здесь увидеть. Он смотрел на неё глазами, полными ужаса, пока та стояла, вся образцово-показательная, прямая, как игла, тщательно застёгнутая на все пуговицы, и морщила свой безупречный высокий лоб. Была в ней какая-то гадкая гриффиндорская спесь, от которой у Драко мигом вскипало нутро. Он с трудом перебарывал в себе желание садануть кулаком по стене. И ещё раз. И ещё. Лучше бы это и вправду оказался придурок Финч, или… Мерлин, да кто угодно! Но это была она. Малфой поморщился. Губы сложились так, будто собирались что-то произнести, однако он не мог выдавить из себя ни слова. Внутри всё кипело. Директриса, похоже, заметила это и с нажимом спросила: — Вы что-то хотели сказать, мистер Мортлак? О, он многое хотел бы сказать. Например, послать всё это подальше к чёртовой матери: МакГонагалл вместе с её придурочными идеями и её обожаемой грязнокровкой! Малфой чувствовал себя обманутым: старухины игры зашли слишком далеко. Теперь он ясно знал, что происходящее было в наименьшей степени совпадением, и если таким образом директриса решила отомстить ему за всё, что случилось прошлой весной, то она выбрала очень изощрённый способ. И очень действенный. Потому что он больше не понимал, зачем вернулся сюда. Он ощущал себя загнанным в ловушку, из которой был не в состоянии выбраться, и, стоя сейчас здесь, в полумраке кабинета, не представлял, что ему делать дальше. Бежать было некуда. Подсознание услужливо предложило удавиться. Он многое хотел бы сказать. Но кто-то однажды решил, что молчание — золото, и теперь, по всей видимости, настала его, Драко, очередь платить. И пока он стоял и разлагался от безысходности, МакГонагалл с невозмутимым спокойствием продолжала над ним издеваться. — Так как мистер Мортлак отныне является полноправным студентом факультета Гриффиндор, я решила… — не успела она договорить, как Грейнджер, оправившаяся, наконец, от первого удивления, скрестила руки на груди и спросила: — Шляпа распределила его в Гриффиндор? — в её голосе слышалось справедливое недоверие. — Я сама распределила его в Гриффиндор, — МакГонагалл повысила голос, — так как хотела бы лично понаблюдать за успехами мистера Мортлака. Почему-то мне кажется — нет, я уверена — что пребывание на нашем факультете в конечном счёте обернётся мистеру Мортлаку несоизмеримо полезным опытом. Впредь, мисс Грейнджер, я попрошу вас не перебивать, а внимательно выслушать мою просьбу. Волшебница смущённо кивнула и послушно замолчала, лицо директрисы тут же смягчилось. Она встала из-за стола и сделала несколько шагов по кабинету, а затем продолжила: — Поскольку мистер Мортлак впервые на нашем факультете, я бы хотела, чтобы вы, мисс Грейнджер, поспособствовали ему в адаптации: познакомили с учебной программой, помогли освоиться и завязать необходимые дружеские и культурные связи, — МакГонагалл сложила руки в замок перед собой, слегка наклонила голову и посмотрела на гриффиндорку так, словно просила её о чём-то совершенно незначительном, вроде помощи в сортировке пергаментов. Гермиона стояла и, кажется, практически не шевелилась с того момента, как незнакомец из поезда вошёл в кабинет и суровым взглядом пригвоздил её к полу. Тело затекло, усталость после долгого дня туманила, не давая голове сосредоточиться и подумать как следует над словами директрисы. Что значит — она распределила? Гермиона не сомневалась, что МакГонагалл, обладая значительными полномочиями, была способна на многое: какие-то три летних месяца, и она сумела вернуть школу к её первозданному облику. Но брать на себя обязанности распределяющей шляпы… И что она имела в виду, говоря, что парень впервые на нашем факультете? Всё это казалось странным. Волшебница скользнула взглядом в сторону нового однокурсника: тот давно перестал сверлить её глазами и теперь раздражённо покачивался на пятках, рассматривая носки собственных туфель. Очевидно, он был недоволен происходящим — сперва Гермиона не поняла, почему. Однако, задумавшись на секунду, предположила, что и сама едва ли была бы в восторге, если бы за неё так бесцеремонно всё решили. Проникнувшись к молодому человеку искренним сочувствием и желанием сгладить неприятные впечатления первой встречи, гриффиндорка расправила плечи и в упор посмотрела на директрису. — Я сделаю, что необходимо, профессор. МакГонагалл удовлетворённо кивнула. Гермионе на секунду показалось, что в её внимательных глазах промелькнуло игривое любопытство, и, если бы она не знала директрису достаточно хорошо, то подумала бы, что та ставит над ними какой-то дурацкий эксперимент. Однако ведьма сохраняла спокойствие и всем видом демонстрировала, что её мотивы были абсолютно прозрачны. Гермиона знала, что “абсолютно прозрачны” могло означать лишь две вещи: либо эти мотивы видны насквозь, либо их попросту невозможно увидеть. И всё же, волшебница слишком устала, чтобы искать какие-либо подвохи. Профессор заметила это и спешно произнесла: — Что же, полагаю, я сообщила вам всё, что планировала, — она подошла к столу и стала копаться в пергаментах, собирая их в аккуратные стопки. — Сегодняшний день был непростым, так что нам всем стоит как следует отдохнуть. Мистер Мортлак, ваши вещи уже доставлены в спальню на третьем этаже. Мисс Грейнджер, покажите Себастьяну путь в башню Гриффиндора. И постарайтесь нигде не задерживаться, — МакГонагалл посмотрела поверх очков строгим учительским взглядом. — Ступайте же! Оба одновременно вздрогнули, словно всё это время находились под действием обездвиживающего проклятия и теперь, наконец, смогли освободиться, а затем неуверенно попятились к выходу. У самой двери столкнулись плечами и отшатнулись друг от друга, как от какой-нибудь волшебной заразы. Парень помедлил на секунду, пропуская Гермиону вперёд себя — она тут же выскочила в коридор, стараясь даже не поворачивать голову в его сторону, однако от неё не ускользнули его крепко сжатые губы и выражение неприязни на лице. По коридору шли в неловкой тишине: он — неторопливо, сунув руки в карманы брюк и смотря прямо перед собой, она — со всех ног, стараясь попасть в такт чужому размашистому шагу и изредка поглядывая на нового знакомого. Гермиона не хотела ничего говорить, но совсем скоро молчание стало невыносимым. — Ну и… как тебе Хогвартс? Её попутчик не отвечал, и сперва ей показалось, что он не услышал. Волшебница бросила на него очередной взгляд — тогда парень нервно вздохнул и сквозь зубы процедил: — Нормально. Его надменный тон раздражал, и Гермиона задумалась, почему она вообще согласилась на просьбу МакГонагалл? Ответ нашёлся почти мгновенно: она всё ещё была Гермионой Грейнджер, вечно готовой справляться с любыми трудностями, даже если эта трудность — Себастьян, химера его задери, Мортлак. К тому же, она просто не могла отказать директрисе, зная, сколько сил та вложила, чтобы студенты — старые и новые — могли вернуться к обучению в Хогвартсе. В конце концов, от неё всего лишь требовалось… Как там выразилась МакГонагалл? Познакомить с учебной программой, завязать культурные связи — неужели она, отличница, героиня войны, не справится с такой ерундой? Гермиона тут же распрямила плечи: да легко! Главное — не показывать, что от недовольного выражения на лице парня ей хотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. — В общем… В этом году у нас семь обязательных предметов: трансфигурация, заклинания, зельеварение, история магии, защита от Тёмных искусств, астрономия и травология. Тебе также нужно выбрать как минимум два предмета из факультативного списка — рекомендую нумерологию и древние руны. На третьем курсе я брала прорицание, но при всём уважении к профессору Трелони, я склонна доверять более точным наукам. Мерлин, я ведь даже не представилась — меня зовут Гермиона Грейнджер. Если вдруг тебе понадобится какая-нибудь… — Мне ничего не нужно. Гермиона резко остановилась, подавившись собственными словами. Что-то внутри неё подпрыгнуло вверх и вниз, как игрушечный шарик на резинке. — Но профессор МакГонагалл сказала… — Повторяю. Мне. Не нужна. Твоя. Помощь! Парень резко затормозил, обернулся — на неё снова уставились глаза: зелёные, по-кошачьи свирепые. Гриффиндорка стыдливо нахмурилась, вжала голову в плечи и пошла дальше, оставляя кошачий взгляд позади и заранее решив, что больше не произнесёт ни слова. Не хочет говорить — да и чёрт с ним! Тем более, до башни оставалось всего ничего. От скуки и неловкости она уставилась под ноги и начала считать шаги. Два, четыре, шесть, восемь. Привычные коридоры внезапно растянулись и казались бесконечными. Горбатые факелы не справлялись с тьмой: их свет стекал под ноги аккуратными круглыми лужицами и скорее мешал, чем помогал. После каждой такой приходилось ещё несколько секунд приучать зрение к свету только для того, чтобы через мгновение снова вступить в непроглядный каменный мрак. Четырнадцать, шестнадцать… двадцать два. Где эта чёртова лестница? Гермиона теряла терпение, чувствуя себя как в немом кино, которое родители показывали ей в детстве, но с единственной разницей — здесь она была не зрителем, а непосредственным участником. Парень тоже заметно нервничал: косоватый и какой-то всколоченный, он то сжимал кулаки, то сцеплял бледные пальцы перед собой, то вновь пихал их в карманы. Шаги его заметно ускорились, так что волшебнице приходилось почти бежать, поспевая за ним — откуда он знает, в какую сторону следует идти? Сорок… сорок шесть… пятьдесят. Перед ними открылись узкие переходы лестничных маршей. Ну наконец-то! Гермиона немного приободрилась от мысли, что скоро окажется в своей постели, и из последних сил бросилась вверх по лестнице. Но от усталости ноги не слушались и заплетались так, что прямо посреди одного из пролётов гриффиндорка неуклюже споткнулась, и, наверное, разбила бы нос об одну из бесконечных ступенек, если бы чужая рука не рванула её сзади за мантию. — Чёрт побери, смотри под ноги, Грейнджер! Волшебница выпрямилась, одёрнула мантию и провела по ней руками, разглаживая невидимые неровности, затем обернулась и, нахмурив брови, сердито произнесла: — У меня вообще-то имя есть. Её попутчика, кажется, это рассмешило: на мгновение его лицо изобразило что-то похожее на ухмылку, но уже через секунду приняло сухой, безразличный вид. — Могла бы просто поблагодарить. Кровь мгновенно прилила к щекам, и Гермиона с досадой признала, что он прав. — Спасибо. — Идём уже. Парень раздражённо кивнул в сторону лестницы, показывая, что на этом их разговор был окончен. Унизительная неловкость, висевшая в воздухе ещё с их встречи в Хогвартс-Экспрессе, теперь проникала в тело, вызывая жар и скручивая внутренности в тугой узел. Гермионе внезапно захотелось найти Исчезательный шкаф, стряхнуть с него пыль и срочно куда-нибудь провалиться. К её огромному облегчению, впереди показался знакомый портрет Полной Дамы. — Odium altera amoris! Протяжно зевая в маленькую пухлую ладошку, женщина на портрете сонно кивнула, и дверь открылась. Гермиона влетела в небольшую тёмную прихожую, судорожно выдыхая, и уже собиралась подняться в спальню, но услышала хриплый голос и вновь обомлела: — Кхммм… Мерлин, она всерьёз думала, что сможет избавиться от гнетущего чувства неловкости, едва окажется в башне Гриффиндора, и напрочь забыла о том, что её новый знакомый по совместительству был её новым соседом — и что-то подсказывало, что ночевать в коридоре он явно не собирался. Он стоял и смотрел на неё свысока, сложив руки на груди, и, кажется, чего-то ждал. Гермионе показалось, что его глаза уже не были такими ярко-зелёными, а имели то ли серый, то ли голубоватый оттенок, скулы больше не резали взгляд, а персиковые волосы вдруг приобрели холодный металлический блеск. Она моргнула несколько раз, пытаясь понять, действительно ли что-то в его лице изменилось, или усталость окончательно затмила её рассудок, пока до неё не дошло, что она снова беззастенчиво пялится на него уже целую вечность. — Грейнджер! Он щёлкнул пальцами прямо перед её носом. Мгновенный укол злости отрезвил, и Гермиона прошипела: — Меня зовут Гермиона! — У меня с именами не очень, Грейнджер. Просто покажи, где моя чёртова комната. Волшебница задохнулась от такой наглости, но, будучи не в силах высказать всё, что думает, и в попытках не сделать ситуацию ещё хуже, указала в сторону лестницы к мальчишеским спальням: — Третий этаж. Парень пролетел мимо, задевая негодующую гриффиндорку краями мантии, и сразу отправился наверх, игнорируя тошнотворно-уютные интерьеры гостиной. Едва за спиной захлопнулась дверь спальни, Драко-Себастьян достал из кармана крохотную мензурку. Сделав большой глоток, он скривился так, будто у него заболели все зубы одновременно, затем плотно закрыл лицо обеими руками и тяжело отдышался. Долбанная грязнокровка. Она никогда не умела затыкаться вовремя. Ещё один её унылый нескончаемый монолог, и от смазливой физиономии Мортлака не осталось бы ни следа, а ещё через секунду Драко уже мчался бы назад в Лондон. Если не на тот свет. Малфой вздохнул ещё раз, настолько глубоко, насколько были способны его лёгкие, открыл глаза и мрачно оглядел комнату. Разумеется, всё здесь было разукрашено в навязчивые гриффиндорские цвета и излучало невыносимый оптимизм. Голые каменные стены плакали трещинами, единственное окно было распахнуто, ветер вдувал внутрь лёгкие занавески. На улице было — как в чуму. Со скупым удовлетворением Драко отметил, что в комнате было всего две кровати, одна из которых теперь принадлежала ему, а другая явно пустовала уже не первый год. Похоже, МакГонагалл позаботилась о приватности его превращений. Остальной натюрморт представляли две занозистые прикроватные тумбы, стоявшие на них гнусные керосинки с налипшими на засаленность стеклянных колб трупиками скукоженной мошкары и прочей мелкой ереси, старомодный шкаф и комод под стать, письменный стол, на вид совершенно неподъемный, и длинное, во весь рост, зеркало в деревянной раме, выкрашенной под бронзу. Малфой заприметил в комнате ещё одну дверь и к приятному удивлению обнаружил за ней небольшую ванную комнату, сложил в уме два плюс два и сделал вывод, что, по всей видимости, комната эта предназначалась для парней-старост факультета, однако те по каким-то безумным причинам предпочитали оставаться в компании своих недалёких однокурсников. Безмозглые кретины. Кажется, впервые за всю жизнь Драко не думал о гриффиндорской сплочённости с привычным презрением, а испытывал злорадное удовольствие. Наслаждаясь одиночеством, он зажёг свет в ванной, стянул с себя одежду и встал под душ. Тёрся губкой тщательно, пытаясь отскрести несколько часов поезда и сегодняшний целый день. Старался не думать: ни о доме, ни о том, что нужно было написать матери, ни о старухе МакГонагалл, ни о противной грязнокровке. Горячая вода лилась слабо, толчками, как из вспоротой вены, но и этого хватало, чтобы напряжённые мышцы отпустило, а на голову вновь накатила усталость. Малфой закрутил кран, обернулся пушистым красно-золотым полотенцем. Поморщившись, подумал: может быть, применить заклинание из трансфигурации и перекрасить здесь всё к чертям — но решил отложить на потом, когда будут время и силы. Вышел из ванной, вспомнил, что забыл закрыть окно: в комнате был ледник. Стуча зубами, подошёл, толкнул створку: та посопротивлялась, но в конце концов захлопнулась. Драко скинул полотенце прямо на пол, переоделся в пижамные штаны и, наконец, лёг в кровать. Он был уверен, что уснуть быстро здесь — на жёстком матрасе среди этого красно-золотого безумия — ему вряд ли удастся. Но едва тяжёлая голова коснулась подушки, кровать мгновенно впитала тревожные мысли, и, вымотанный событиями последних дней, Драко провалился в сон.