Сердце труса - самое верное

Итак, можно было сказать с безнадёжностью человека, сломавшего свой подарок на Рождество: компромат на Малфоев кто-то изъял. Сделано это было до того нежно, что Питер предполагал как минимум работу наёмников или какие-нибудь древние взывания к Мать-Магии. Однако, зная спокойный разум Нарциссы, — под которым скрывалось пылкое, как у всех Блеков, сердце, — можно было понять, что дело в другом. Не в Мать-Магии, а в, мать его, малфоевских домовиках. Едва получив в свои руки власть над магическими слугами, умная девица-Блек точно сделала то, о чём давно мечтала: избавилась от всего, что могло порочить её имя и репутацию. Вот Питер на месте Нарциссы так бы и поступил, кстати. С домовиками ведь как: они могут сделать буквально что угодно, главное — правильно сформулировать запрос. Продуманный до последней буковки приказ, ясное дело, не мог включать в себя прямой вред волшебнику или имуществу, не принадлежащему роду. В остальном: что придумаешь, то и будет сделано. «Уничтожь это, это и во-он то письмо» — вполне простая просьба, как подумать. Наверняка Нарцисса приказала что-то сверх этого для безопасности своей репутации, потому что в её уме Питер не сомневался. Одного года совместной учёбы в Хогвартсе было достаточно, чтобы понять: в паре Люциуса и Нарциссы на близкой дистанции опаснее именно Блек. Люциус был из тех, кто играл в долгую и жить не мог без каких-нибудь сложных манипуляций. Продуманные многоходовые действия приумножали род Малфоев уже со школьной скамьи будущего Пожирателя Смерти; врагам рода также нездоровилось, хотя поначалу все думали, что Люциус спускает оскорбления и терпит неприятное к себе отношение. Однако спустя время «шутники» так получали по кошельку, что даже думать больше в сторону Малфоя не хотели. Но это Питер узнал уже из досужих рассуждений старшекурсников. Сам-то он, ясное дело, с Малфоями не якшался: не того полёта птицей был Петтигрю, чтобы благородные обратили на него своё внимание. Да даже Поттеру Питер больше под руку попался, когда надо было срочно списать… что же это было… кажется, История Магии? Потом-то уже хитрый, но немного ленивый до уроков Джеймс просёк выгоду и приблизил к себе сына неудачливой швеи. Всё ради тех же уроков! Ну и мальчик для битья всегда был под рукой, куда без этого. Поттеру нравилось отношение Питера: раболепие, восхищение, уверенность в несомненной гениальности… а Питеру было несложно показывать спектр эмоций домового эльфа. Зато больше Питера никто не бил в школе и не проклинал, кроме собственно Мародёров. Один раз, когда это сделали слизеринцы, Поттер всё-таки проявил своё хвалёное гриффиндорское благородство. Обидчики Питера были наказаны максимально быстро, жёстко и, пожалуй, излишне жестоко. А ещё знатно потеряли своё лицо и частичку детсткого авторитета. Понос, впрочем, никого не красит. Особенно когда он неконтролируемо начинается прямо во время обеда в Большом Зале. Питер почесал щеку и неприязненно поморщился: щетина колола пальцы. Вот у Мистера Санни шёрстка была мягкой, гладкой, а главное — чистой. Никакой колкости, если это не коготки, которые Герта раз в неделю нежно подстригала своему питомцу. — Жаль, нельзя остаться крысой навсегда, — пробурчал Питер, начиная перебирать найденные бумаги. — Только, сука, жизнь налаживается… Бродяга всегда умел портить момент, это была практически его специализация. Испоганить кому-то свидание? Сорвать урок? Уничтожить радость у других факультетов после победы в квиддич? Это всё к блохастому; как истинный аристократ, Блек за такое «шутки» даже денег не брал. Работал на интерес, так сказать. Учитывая это всё, Питер никак не мог понять: почему же гадкий Сириус — дракклов везунчик и любимчик общественности, а у Петтигрю первоклашки на его седьмом курсе обучения даже конфеты не брали. Внешность решала, похоже… другого варианта Питер не видел. Блек благодаря анимагии стал настоящим, стопроцентным кобелём. Однако он был симпатичным, так что неправильно проведённый оборот в зверя лишь слегка смазал его холёные черты, добавив к родовой красоте капельку брутальности. Питер, и до того не очень красивый, полный, весь какой-то мягкий, после неверного оборота стал больше похож на крысу. Передние зубы увеличились, уши оттопырились, глаза выпучились, кожа часто шелушилась… Джеймс стал упрямее, чем был раньше, и изрядно потерял в интеллекте, так что больше не мог стать ни великим зельеваром, ни великим артефактором. Ух, как родители Поттера орали, когда поняли, что анимагией гриффиндорцы занимались без надзора и проверок… С магией шутки плохи — это Питер понял с ранних лет. Но всё равно вляпался, когда Поттер с Блеком решили стать анимагами до того, как вырастут их тела и окрепнет магическая структура. Решили, значит, эти двое, что они самые умные и вообще… а Ремус, с которым гриффиндорцы потом бегали по лесам, был не более чем благородной причиной для тупых действий. Если бы Питер сейчас вернулся в прошлое, то непременно вмазал бы самому себе смачный подзатыльник. Потому что потерянная «приязнь» Блека и Поттера стоила меньше, говоря откровенно, чем пожизненные изменения тела. Так, глядишь, может Питер и жил бы по-другому, если бы не стал анимагом. И не считал бы, что человеческое тело более бестолковое, чем крысиное. Но, как говорится, история сослагательного наклонения не терпит. Так что надо работать с тем, что было сейчас у Питера на руках: с компроматом, вытащенным откуда можно и нельзя. Получалось не так густо, как Питер поначалу рассчитывал. Никаких преференций от большинства родов, о которых он помнил. Из крупных «тёмных» семей Петтигрю мог надавить разве что на Ноттов, Паркинсонов, МакНейров… все пожиратели как один. Также он мог с вежливой просьбой постучаться в дома шести «серых» семей, которые вроде как выказывали уважение к Тёмному Лорду, но по каким-то причинам в войну не вступали. Тут ещё проще, на самом деле, даже никакого компромата не надо. Показываешь Чёрную Метку, говоришь что-нибудь пафосное вроде «Так надо во имя нашей безоговорочной победы, Лорд наградит вас за содействие!» и делаешь, что тебе надо. «Серые» семьи никогда не бывают достаточно большими, чтобы оказать какое-то реальное сопротивление даже одному Пожирателю. Должна же Метка хоть раз поработать, как любит говорить директор, на Общее Благо? Ещё были «светлые» семьи… те, кто считал, что Дамблдор сражается за правое дело, но не могли помочь ему людскими ресурсами. Зато помогали деньгами, артефактами и информацией. С ними тоже было просто: показываешь кулончик с Фениксом, и тебе помогают… хорошо ещё, что для идентификации членов Ордена Феникса Дамблдор не решил использовать татуировки так же, как и Тёмный Лорд. Вот смеху-то бы было: на одной руке у Питера оказалась бы змея с черепом, на другой — феникс в огне. Смерть против отрицания смерти. Довольно символично, если так подумать. Боясь, что медальон можно как-то отследить, Питер скинул его в месте своей официальной «смерти». Однако судя по всему украшение оставалось всего лишь металлом на цепочке, потому что даже спустя двенадцать лет медальон оставался на месте: по просьбе Питера кругляш нашёл Ньют, который и просканировал металл на предмет всяких чар. Чисто. Видимо, Дамблдор в какой-то степени не играл, когда говорил о доверии к людям и о вере в хорошее; на месте директора Питер проверял бы и перепроверял всех, кто входил в Орден. Глядишь, было бы меньше швали и предателей. Один Наземникус Флетчер чего стоил. Вор, обманщик, контрабандист и просто неприятная личность. И вот такой «товарищ» также имел медальон с фениксом, считался частью последнего оплота «света», сражался за «правое дело»… Ага, как же. Просто интуиция у Флетчера была лучше, чем у самого Питера. И Наземникус вовремя выбрал «правильную» сторону для знатного гешефта после победы. Только что-то сомневался Петтигрю, что тот же медальон с фениксом всё ещё у Флетчера: скорее всего, барыга давно избавился от него, может быть даже не на чёрном рынке… Скрипнула дверь. Питер, всё ещё держа бумаги в руках, мгновенно обернулся в крысу; хорошо, что документы пропали вместе с его человеческим воплощением, но плохо, что их потом придётся доставать через обратное превращение. В пустующий класс, где Петтигрю проводил свои компроматные изыскания, зашёл Снейп. Ну да, вечерние обходы, поиск целующихся парочек на просторах огромного замка, все дела. «Тебе бы поспать, Нюниус, — вздохнул про себя Питер, глядя на осунувшееся лицо давнего недруга. — Херово выглядишь». — Крыса… Поттер? Снейп, орлиным зрением выхвативший Петтигрю у стены, поднял брови. Зашёл в класс и опасно сощурился: врагов неутомимый Нюниус видел везде, даже в собственной тени. Дементоры воздействовали не только на учеников, но и на учителей. Пускай у Снейпа был рабочий телесный патронус, — Питер видел, как ночью Снейп иногда отпускает своё светящееся копытное на проход вокруг замка, чтобы отогнать зарвавшихся умертвий, — это не спасало от пассивного влияния тварей. От обострившейся паранойи, к примеру. — И что же тут делает… крыса? — выплюнул Снейп. Глядя прямо в глаза зельевару, Питер, не двигаясь, напрягся… и из-под хвоста у него выскочило несколько твёрдых горошинок. Снейп скривился. В этот раз какал Питер не грустно, а как-то злорадно. И ему было интересно, какие ещё грани туалетных эмоций этот год заставит его испытать.