Ни он, ни я ничуть не смутились кухни, нас толкнуло друг к другу через все кастрюльки и котлы — так, что мы — внутренне — звякнули, не хуже этих чанов и котлов. Встреча была вроде землетрясения. По тому, как я поняла, кто он, он понял, кто я.
1
Мы познакомились в середине зимы, в один из самых снежных и ветреных дней. Вьюга бушевала жуткая; завывало так, что даже мне пришлось натянуть на лицо шарф, а я, честно сказать, шарфы не слишком любил (в то время уж точно). Колючие ворсинки назойливо прилипали к влажным губам; мне приходилось раз за разом стягивать перчатки и убирать шерстинки. Нужный автобус сильно задерживался. Огни торгового центра поблизости светили необычно ярко: свежий снег менял цвета, завлекая людей поближе, прямиком к улыбкам, подаркам и теплым свитерам. До Рождества оставалась пара недель, но город уже вовсю расцвёл мандариновым настроением, закрутившись, как дитя в пёстрые нити ёлочной гирлянды. Один я, похоже, окончательно потерялся в привычных днях. Не то чтобы я не любил новогодние праздники — осознание их важности пришло ко мне с годами, когда я сам узнал, насколько же недолговечной и хрупкой может быть связь между людьми. Я почти заучил расписание, пока выдумывал историю для мамы. Утром, перед тем как уйти на учёбу, я пообещал вернуться домой не позже восьми, чтобы помочь с разбором вещей и успеть украсить дом к приезду родственников. Они редко навещали нас в Морио, поэтому мама ухватилась за дела очень серьезно. По уличным часам у меня оставалось меньше получаса. Разминая замёрзшие пальцы рук и ног, я примерял грустные рожицы, выбирая ту, с которой покажусь у входной двери. На самом деле в мои шестнадцать я не считал все эти слезливые встречи или разговоры за одним столом чем-то важным. Куда больше меня волновал новенький игровой картридж, ожидающий заветного часа во внутреннем кармане куртки. Подарок от лучшего друга Коичи. Из ограниченной серии! Таких во всём городе штук пять! Но радоваться я запретил себе сразу — из-за нарушенного обещания я рисковал забыть о приставке на неделю точно, а может, и две… Вьюга стихать не собиралась. Холод настойчиво сжимал в объятиях. Тот вечер научил меня прислушиваться к прогнозу погоды. Впервые за жизнь я задумался, что, возможно, мне не стоит всегда рассчитывать на свою удачу и везение. Они редко меня подводили даже после того дня, но урок был хороший: я почти не чувствовал пальцы на ногах. Время с друзьями стало для меня приоритетом, которого я тоже мог лишиться на ближайшие семь дней… Она стояла чуть поодаль от меня, на той же остановке, но с другой стороны, будто прячась от чужого внимания за невысокой перегородкой. Я случайно заметил серый цвет её пальто, кричащий на фоне жгуче-белых сугробов. На девушке не было шапки, не говоря уже о тёплых варежках или шарфе. Её длинная чёлка заиндевела и прилипла ко лбу и вискам, забавно очёркивая кругловатое, слегка детское лицо, на котором выделялись покрасневшие нос и глаза. Я невольно затянул воротник куртки покрепче, вспоминая, как когда-то также безрассудно вышел на улицу в одежде не по погоде, а потом почти месяц пролежал с температурой. Много же мне пришлось наверстывать в школе! Отчаянная девчонка. О чём она думала, пока завороженно смотрела на пустую дорогу, по которой уже почти час не проезжало никаких машин? ― Тебе не холодно? ― я пытался говорить уверенно, но голос прозвучал немного робко. Девушка вздрогнула, продолжая смотреть в ту же сторону. Я испугал её? Она точно приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но промолчала. ― Прости!.. ― я отступил на шаг назад. — Не хочу быть навязчивым, но ты заболеешь, если не отогреешься. Какой автобус ты ждёшь? ― Всё в порядке, мне не холодно, ― ответ прозвучал мягко. Уже тогда я заприметил, насколько же милый у неё голос, похожий на те, что я слышал будучи ребёнком в детских вечерних передачах по радио или телевизору. Я так и стоял с широкой глупой улыбкой, вспоминая мордочку тануки из Бумбуку-тягамы. ― Нет, всё правда хорошо! ― она неуклюже переступила с ноги на ногу. ― Точно? Кивнула, пряча руки в карманы. Мне показалось, что она и сама в это не поверила. Я собрал в кулак всю смелость и накинул свой шарф ей на плечи. Поступил так, как и должен поступать истинный джентльмен. ― Как твоё имя? ― спросил, слегка щурясь от света ярких жёлтых фар. ― Утияма Мики… ― я завязал шарф крепче, прикрывая затылок и пряча уши. Аккуратно заправил волосы, как делал когда-то мой дедушка перед нашими долгими зимними прогулками. ― А я Хигашиката Джоске, ― отсалютовав, ступил на подножие автобуса. ― Рад знакомству! Дверь с тихим скрипом закрылась, а я так и застыл у переднего входа возле водителя, боясь потерять из виду её распахнутые от удивления серые глаза с заледеневшими ресницами. Игру я в тот день так и не запустил.2
Вот и пришла моя очередь дежурить от класса. Я печально складывал тетради в небольшую наплечную сумку и размышлял о своей проваленной контрольной по математике. Очень некстати под завершение учебного семестра! Меньше всего мне хотелось просиживать вечера каникул с толстенным учебником, не говоря уже о дополнительных часах после уроков в последние дни. А если узнает мама — конец всем планам! Шёл третий день моей разлуки с любимой приставкой, как я собирался держаться ещё четыре, оставалось загадкой. В кабинете не было никого, кроме нашего классного преподавателя и пары таких же дежурных, как я. Последние лучи заходящего солнца рисовали угловатые очертания на стенах — тени. С еле слышным треском светились прямоугольные белые лампы на потолке. В тот день дежурила и староста: девушка ловко стирала с доски формулы, иногда подпрыгивая и скрипя увабаки по полу. Акияма-сенсей шумно тряхнула пакетами и покосилась в мою сторону. ― Хигашиката! ― позвала женщина. ― Вынесешь мешки с мусором? Не тащить же их мне, когда тут ты, вон какой высокий и сильный. ― Конечно, ― подошёл и подхватил пару чёрных пакетов. ― Я всегда готов помочь, ― прикрикнул, улепётывая из кабинета, ещё не зная, что уже с концами. По пути выхватил из шкафчика куртку. Я спустился по лестнице и вышел через запасной выход на опустевший двор, к большим контейнерам около велосипедной парковки. Улица встретила меня радушно: снег кружил мягкими хлопьями, оседая плюшевыми облаками на теплой коже. Я наслаждался безветрием и по-детски мечтал, чтобы каждый день зимы был именно таким, ведь холод здорово усложнял жизнь — он делал дни тяжёлыми и короткими. Да и я не любил мёрзнуть. Никогда! В отличие от неё. Мики стояла в другом, более тёплом пальто (очень вовремя, ага!), наполовину скрывающим высокие сапоги на шнуровке. Передние пряди её каре были заколоты за ушами маленькими заколками в форме чёрных звёзд. В носу блестела серебряная серёжка. Утияма выглядела иначе, чем в тот вечер на остановке. Как учителя позволили ей ходить в таком виде? Тогда я и понял, что ни разу не видел её на утренних собраниях или в коридорах. ― Привет, Джоске! ― Привет… ― растерянно ответил. Она приветливо махнула рукой, а я задержал взгляд на цветных пластырях, прилепленных к подушечкам её пальцев, на каждом красовались нарисованные вручную слова и символы. На наши иероглифы они не походили, и я решил, что они, скорее всего, на английском. ― Спасибо за спасение, мамочка, ― со смехом сказала Мики, протягивая аккуратно сложенный шерстяной шарф. ― Ах да, ― я закинул пакеты в контейнер и подошёл ближе, ― не за что… ― шарф точно стал мягче, чем раньше. Мы оба замолчали. Я продолжал делать вид, будто меня занимают какие-то важные раздумья, поглаживая ткань. Да, конечно, мне стоило что-то сказать в тот момент: уж очень нелепо выглядело наше «общение» за школой возле контейнеров с мусором. ― А ты всегда такой заботливый? ― как же я был благодарен за её разговорчивость! ― Это вышло само, ― я не смог скрыть улыбку. ― А ты всегда одеваешься не по погоде? ― О да, это моя фишка! ― она смеялась так искренне, что я счёл её странной. Набравшись смелости и сделав глубокий вдох, я спросил: ― Хочешь сходить пообедать со мной? Я сегодня проспал большую перемену и… Слишком поздно я понял, что навязываюсь. Но Мики, вероятно, так не думала. Она радостно согласилась, объяснив это тем, что тоже очень голодна и будет рада пройтись по незнакомой части города. С того дня всё и завязалось: сначала мы посетили моё любимое кафе, где заказали горячие напитки и сладости. С громким бренчанием цветных значков Мики бросила свой рюкзак на подоконник и плюхнулась в кресло возле столика. Из небольшого магнитофона у стойки расплывалась лёгкая музыка — что-то попсовое, с воздушной мелодией и почти без слов. Неловкость между нами потерялась быстро. Утияма умудрялась жевать, болтать и размахивать руками одновременно: я слушал её рассказы и постукивал ногой в ритм песням; было в этом сочетании что-то расслабляющее, ободряющее — мои домашние и школьные заботы забылись на дне чайной кружки. Она рассказала про своё домашнее обучение. Из-за слабого здоровья и частых больничных Мики «заперли» (как выражалась сама Утияма) дома почти на два года. А когда разрешили «полноценно жить», она дала себе клятву больше никогда не возвращаться в «рабство системы» и «отжигать на полную». Я слушал о её буднях и по-доброму завидовал. Мне самому захотелось встретить рассвет на берегу моря, позавтракать вдали от дома чем-то, что ещё не пробовал, и осмотреть неизвестные уголки города. Пусть я по своему любил школьные дни — её жизнь меня взбудоражила. Неужели я упускал так много? Казалось, даже позднее небо окрасилось в особенный цвет, когда мы вышли из кафе. Весь оставшийся вечер мы бродили по снежным и многолюдным улицам Морио: после недавних морозов потепление стало настоящим подарком для всех жителей. В свете фонарей и цветных огоньков неугомонно носились дети, бросая друг в друга снежные комки и громко хохоча. Мики смотрела на них с восхищением, часто замирала и тянула ладони к сугробам, но каждый раз останавливалась, видимо, осознавая, что уже вышла из того возраста, когда можно играть в подобные игры. Я сделал вид, что не заметил этого. Дождался, когда она отвернется, тихонько отходя назад, к самому большому сугробу. — Слушай, Джоске, — начала Утияма. Пух! Стоило ей развернуться — в рукав тут же прилетел круглый шар. Бах! С воротника пальто посыпались пушистые колючки снега. С секунду она удивлённо сверлила меня взглядом, пока не шарахнулась со странной улыбкой к ближайшему белому холмику. И завязалась великая битва: до самого её дома мы ни на минуту не останавливались, пытаясь выяснить раз и навсегда, кто же займёт ледяной престол короля снежков. Я уворачивался умело и ловко, — точно знаю! — но до проворности Утиямы мне было далеко — уж слишком хорошо она перескакивала через преграды. Воздуха и сил не хватало. Без грусти мне пришлось признать поражение со счетом почти в половину меньше. Я долго не мог отвести взгляд от её раскрасневшегося лица и блестящих глаз. Домой вернулся насквозь промокший. Мама ждала в прихожей. Ей уже сообщили о моём побеге с дежурства, как же иначе? Она и про контрольную подробно знала. Чего тут неожиданного? Я удивился по-настоящему, когда следующим утром у порога моего дома стояла радостная Мики, держа в одной руке завернутые в бумагу сладкие пирожки, а в другой — прозрачный пакет с двумя баночками горячего чая.