Внутри тебя

      Окно в комнате, как обычно бывало в начале осени, было открыто настежь. Легкие розовые шторы струились, поддавшись промозглому утреннему ветру. Хозяйка уютного пристанища не выносила жары и духоты, предпочитая им свежесть и прохладу.       Правда сейчас, съежившись от холода и натягивая одеяло до самого подбородка, которым девушка повела в сторону и причмокнула сухими губами, была явно недовольна. Хмурые брови вздрагивали каждый раз, когда нога то и дело вылезала из-под тяжелого одеяла; тогда в комнате раздавалось тихое мычание и невнятное полусонное бормотание.       Окно протяжно скрипнуло, чем вызвало ещё один прилив недовольства.       Девушка разлепила глаза и широко зевнула. С пухлых розовых губ сорвался усталый полустон.       Но именно этот звук заставил блондинку подскочить и начать судорожно оглядываться, будто она должна была найти что-то, что потеряла давным давно. И по дергающемуся уголку глаза было понятно: не находила.       Девушка машинально просунула руку под рубашку пижамы, чтобы почесать кожу, которая дико чесалась от тонких, но довольно грубых швов полосатой ткани. Но стоило пальцам коснуться груди, как движение мигом прекратилось.       Блондинка повернула голову в сторону. Кукольное, слегка пухловатое лицо исказилось в гримасе ужаса и отвращения.       Девушка вскочила с кровати и, спотыкаясь, просеменила к трюмо, вглядываясь в бледное перепуганное отражение. Затем ущипнула себя за щёки и окончательно проснулась.       Проснулись и все обитатели дома Блэквудов.       Все разом.       Даже старый слепой дог залаял, испугавшись не на шутку.       Ведь спать под истошный женский визг было невозможно.       Когда сонная и обеспокоенная криком женщина открыла дверь в комнату, то застала весьма интригующий картину: девушка в розовой полосатой пижаме застыла перед зеркалом, не переставая ощупывать собственную грудь с каким-то удрученном выражением лица и всё повторяла: «нет, нет, нет».       — Эмма, дорогая, тебе снова приснился кошмар? — женщина включила бра и, запахнув халат, подошла к девушке, которая будто только что заметила присутствие посторонних в своей комнате.       — Что это такое?! — взвизгнула блондинка, не переставая уминать свою грудь, чем вызвала удрученный вздох матери.        Та поцеловала ошарашенную девушку в висок и приложила ладонь ко лбу, а затем подошла к двери и, высунув голову в коридор, прокричала:       — Генри, Эмма снова ходит во сне.       Её тут же подвинула вторая женская фигура: более подтянутая и худая, выше почти на две головы. Девушка с интересом рассматривала виновницу столь раннего подъема, а затем так же широко зевнула, почесывая голову.       — А мой… — блондинка же вдруг замерла, а затем руками стала ощупывать то место, где по её мнению должен был быть… — Dov'è il mio cazzo?!       Она оттянула резинку пижамных штанов, а затем, поддев и нижнее бельё, собралась было физически подтвердить свою невыносимую потерю, которая исказила пухловатое лицо до неузнаваемости.       — Так, ну всё, припадочная, — девушка, стоявшая в дверном проёме, вошла внутрь и взяла руки Эммы в свои, не дав той на глазах у родителей совершить акт мастурбации. Затем она повернула голову в сторону подоспевшего мужчины, который обеспокоенно вглядывался в лица дочерей. — Мам, пап, идите, я уложу её.       Где-то между ног четы Блэквуд просунулась огромная голова мраморного пса, который сделал несколько хриплых вдохов черным носом, а затем вопросительно заскулил.       — Аро, всё хорошо, мальчик, пойдем, — мужчина потрепал собаку по голове и, выключив свет, утянул за собой животное.       Блондинка же склонила голову вбок, вскинув белесые брови в немом вопросе.       — Постарайся успокоить её, Лотти, через пару часов уже приедет бабушка, — женщина ещё раз тяжело вздохнула, а затем мягко прикрыла за собой дверь.       Лотти, которая всё ещё держала руки сестры в своих, раздраженно взвыла и потащила девушку к кровати. К слову, та теперь и вовсе не сопротивлялась, а лишь подозрительно щурила серые глаза.       — Только ты можешь испортить воскресное утро, Эмма, — проворчала Лотти, мягко сажая сестру на край кровати, а затем, почти не прилагая усилий, опустила её вниз, накрыв одеялом, и улеглась рядом. — И что это за язык, на котором ты болтаешь? Эмма?       Но Эмма молчала.       Но не потому, что уснула, как подумала Лотти, повернувшаяся к ней спиной и дернувшая на себя добрую половину одеяла.       Всё потому что тот, кто находился внутри, понятия не имел, кто такая Эмма.       И если он сейчас находится в теле какой-то девчонки, то кто же тогда занимает его собственное?