Love is in the air

      Четырнадцатого февраля Невилл проснулся в гриффиндорской гостиной с улыбкой на губах. Утреннее солнце приветливо светило в окно, с улицы доносился веселый щебет птиц, чувствующих скорое приближение весны. Хоть снег еще лежал на холодных просторах Шотландии, но в воздухе уже ощущался свежий запах чего-то нового и в то же время родного, знакомого до мурашек на теле. Предвкушая прекрасный выходной денек, который можно провести в теплице, выделенной кучке любимых студентов профессором Спраут, Невилл радостно спрыгнул с кровати, умылся, переоделся и поспешил на завтрак.       В Большом зале в ранний час было немноголюдно, но он уже был украшен ненавязчивыми серебристыми сердечками и венками из белых цветов. Споро уминая овсянку, Невилл вспомнил пестрые украшения от Локхарта и хмыкнул. Что ни говори, а свой след в памяти студентов тот бесспорно оставил, хоть и не совсем тот, на который расчитывал директор Дамблдор.       Невилл кинул рассеянный взгляд на профессорский стол. Там завтракали только профессор Макгонагалл, доверительно склонившаяся к Дамблдору, и сам директор, без особого аппетита ковырявшийся в тарелке. Они о чем-то негромко переговаривались, но гриффиндорцу, в общем-то, это было совершенно не интересно.       Допив свой сок, Невилл поднялся и направился к двери, на выходе едва не столкнувшись с Ханной Эббот. Мальчик густо покраснел и еле слышно пробормотал извинения, пряча глаза в пол.       — Доброе утро, — улыбнулась та, благодарно кивнув, когда Невилл неуклюже, но галантно пропустил ее вперед. — Какие планы?       — Собираюсь в теплицы, надо глянуть, как чувствуют себя детки визгоперок и зубастой герани, — Невилл мгновенно позабыл о своей робости, рассказывая о своем новом садоводческом эксперименте.       — Ты еще не придумал, как их назвать? — Ханна шла рядом с ним, поглядывая на него с искренним любопытством.       — Зубастые визгоперки? — полувопросительно выдал Невилл и немного нервно рассмеялся. Ханна подхватила его смех и, когда они дошли до развилки, где пути в их гостиные разбегались в разные стороны, слегка запнувшись, спросила:       — Можно с тобой?       Невилл не обратил внимания на ее заминку, потому что снова покраснел.

***

      Спустя полчаса они, закутанные с головы до ног, встретились на выходе из замка. Дорога до теплиц не занимала много времени, но на улице стояла самая коварная погода, когда обманчивое зимнее солнце сулило весеннее тепло, и школьники забывали или попросту не желали надевать головные уборы и застегивать мантии, что оборачивалось весьма неприятными последствиями в виде пара из ушей после посещения Больничного крыла. Невилл не мог не оценить, что Ханна не относилась к этим дурачкам, впрочем, как и он сам.       Сняв в прогретой рунами теплице зимние мантии, они уселись прямо на землю, благо предусмотрительно облачились в рабочую одежду, и стали подкармливать молодые растения, весело перебрасываясь шутками и украдкой кидая друг на друга влюбленные взгляды, стараясь, чтобы это оставалось незамеченным. В один момент Ханна потянулась рукой к щеке Невилла, чтобы стереть с нее комочек влажной земли, налипшей на нее, когда гриффиндорец потер лицо грязной перчаткой, их взгляды наконец встретились, и Невилл, не успев оформить ни одну мысль в своей голове, вдруг наклонился вперед и оставил на ее губах робкий поцелуй. И тут же испуганно отпрянул — так быстро, как включился его мозг, в котором набатом забилось страшное: "Ты что творишь! Готовь морду, сейчас по ней будут лупасить, и поделом тебе!". Кровь шумела в ушах, и он только увидел, как шевельнулись губы Ханны, когда она что-то произнесла, и внутренне сжался, пока до него не дошло, что она... Улыбается?..       Да, Ханна определенно улыбалась. А потом приподняла брови. И нахмурилась. И... исчезла.       Ступор схлынул так же быстро, как и возник, и Невилл судорожно завертел головой, снова чувствуя поступающий приступ паники. И увидел, как Ханна, позабыв про мантию, выбегает из теплицы на мороз.       Гриффиндорец вскочил на ноги, чудом не передавив свои драгоценные зубастые визгоперки, и бросился за ней следом, чувствуя, как колотится сердце. Догнал он ее уже на улице, схватил за руку и, умирая от собственной смелости, развернул к себе лицом.       — Что?.. — начал было он, но тут увидел, что по лицу девушки катятся слезы. — Что случилось? Почему ты убежала? — Дурак, дурак, дурак! Она убежала, потому что ты удумал ее поцеловать, кретин!       Ханна ничего не ответила, только горестно всхлипнула, и он, не выдержав, притянул ее к себе, позволив уткнуться лицом в грудь. Надо же, он и не замечал, какая она на самом деле маленькая. При ней он всегда чувствовал маленьким себя, — маленьким и незначительным, — а сейчас ощущал, как ее замерзшая фигурка без труда целиком поместилась в его объятиях.       — Давай-ка вернемся в теплицу, — Невилл подхватил испуганно охнувшую девушку под колени и отнес обратно в тепло, усадив на ящик с гербологической экипировкой. Сам устроился рядом, на земле, и, взяв ее холодные ладони в свои, вопросительно заглянул ей в глаза.       Ханна взгляд прятала, слезы уже высохли, и вместо них на щеках проступил румянец. Невилл подождал еще минуту, дав себе собраться с мыслями, и, придя к выводу, что хуже уже вряд ли будет, решил сказать как есть:       — Ханна, — девушка от неожиданности вздрогнула и подняла на него глаза, но тут же потупилась вновь, и Невилл возблагодарил Мерлина за это, потому что так было легче продолжать, — прости, я не должен был этого делать… — губы девушки опять задрожали, и это было странно, и напомнило ему кое-что. — И я прослушал, что ты сказала после… После моего ужасно неправильного и отвратительного поступка…       И вот тут-то это и случилось. Ханна отвесила ему такую пощечину, что в ушах снова зазвенело, а крошечная робкая хаффлпаффка вскочила на ноги и разъяренно зашипела на него, весьма напоминая загнанного в угол барсука — символ собственного факультета.       — Ну уж это слишком! — донеслось до оглушенного Невилла, и он, оперевшись руками о землю позади себя, на всякий случай отполз подальше, но Ханна не отставала, наступая на него с самым угрожающим видом. Волосы ее потрескивали от переполняющей ее магии, и она выглядела настолько же прекрасной, насколько устрашающей. — Я понимаю, если тебе не понравилось целоваться со мной, но называть меня отвратительной?! Ты вообще нормальный?!       Невилл от ошеломления разинул рот, а потом истерически расхохотался. Он упал спиной на землю и закрыл лицо руками, и теперь уже Ханна глупо хлопала глазами, не понимая, что происходит. Но не прошло и секунды, как гриффиндурок схватил ее за руку — дежа вю — и дернул на себя, не прекращая при этом смеяться. Все так же лежа на земле, он сжал девушку в крепких объятиях и пробормотал в ее макушку сквозь счастливую улыбку:       — Ты самая потрясающая девушка в Хогвартсе и за его пределами, я влюблен в тебя с пятого курса, как ты могла подумать, что мне не понравилось целовать тебя?       Ханна попыталась выпутаться из его объятий, но он не пустил, и тогда она повернула к нему лицо, устроив подбородок на его груди, и спросила: — Почему тогда ты промолчал, когда я уточнила, считается ли это за валентинку?

***

В замок они возвращались уже на закате, держась за руки, измазанные в земле, но до безобразия счастливые. А впереди их ждал праздничный ужин и еще много-много таких же беззаботных дней.