Вдвоём

      Среди многочисленных грубых лиц воинов и охранников темноволосый принц походил на божество, о которых она столько читала в книгах… Лале каждый раз одергивала себя, заставляла прекратить пялиться и заниматься своими делами, но снова и снова терпела поражение. Он был красивым, высоким и благородным. Властный подбородок и на вид такие мягкие волосы, сверкающие сталью глаза… Руки Лале сами собой тянулись к угольку.       — Лале-хатун, — здоровался с ней Мехмед, когда она в компании служанок прогуливалась по саду.       — Шехзаде, — отвечала она легким поклоном.       Сначала они почти не разговаривали. Лале все еще помнила то время, когда Мехмед вел себя невероятно грубо по отношению к ней и её друзьям. Эти моменты до сих пор сидели у неё где-то на подкорке сознания, и она почти рефлекторно ожидала от его повзрослевшей версии того же отношения. Но за вежливыми приветствиями следовали самые обычные, невинные вопросы о самочувствии Лале и о погоде. Перед ней будто стоял совершенно другой человек. И после, с каждым днем, с каждым диалогом, с каждым действием Мехмеда Лале все меньше ощущала страх и все больше начинала его уважать. В её глазах он превращался в достойного наследника. И по ночам, сжимая край одеяла, Лале видела, как под веками плясами его улыбки. В её воображении он начинал говорить такие слова, о которых приличной Хатун даже думать было грешно. Проснувшись как-то после особенно красочного сна, Лале с тревогой осознала – Шехзаде стал для неё ближе любого другого человека. Она влюбилась.       Ну и как следствие – она стала подмечать любую деталь во внешности Мехмеда.       Она наблюдала, как он прищуривает один глаз, когда старается сосредоточиться на чем-то, улыбается одними губами, когда старается быть вежливым, смотрит исподлобья, когда недоволен, а ещё непроизвольно оголяет зубы, чуть-чуть приоткрывая рот, когда злится. И Лале видела, как часто на его лице мелькают эти эмоции, и она стала замечать, что её это не пугает. Он груб с другими, но не с ней. Никогда не с ней.       Легкий шлейф улыбки, глаза, что отражали огоньки свечей (казалось, что у него в глазах пылают пожары), расслабленные мускулы лица – Мехмед будто оживал, переставал изображать онемевшую статую и больше походил на человека. Лале любила сидеть рядом с ним на балконе, наблюдать за жизнью дворца с тигриным терпением и спокойствием, а ещё слушать пение птиц. Он излучал уверенность и силу, которой так не хватало Лале. Молодой человек даже разговаривал с ней иначе – голос его становился мягче, ниже, глубже… Он говорил ей слова, от которых она начинала глупо улыбаться, он касался её с внимательностью ювелира, Лале таяла от каждого его поцелуя. Он пробуждал в ней нечто такое, о чем она не подозревала. После Хатун узнала, как называется это чувство. Лале впервые в жизни испытывала страсть. А ещё Мехмед был щедр на подарки. Он словно старался каждый раз превзойти сам себя. Шехзаде заметил, с какой любовью Лале относится к природе и решил сделать любимой женщине приятное.       Мехмед подарил ей павлина в позолоченной клетке. Лале никогда в жизни не видела существа прекраснее. Его перья, переливающиеся зеленым бархатом да синей парчой, походили на драгоценные украшения, которые носили женщины гарема в ушах и на груди. Она ахнула, когда впервые увидела его.       — Какая птица, Шехзаде! – она с трудом сложила слова, настолько была поражена подарком.       — Это павлин, госпожа. Гордая, упрямая и умная птица. Прямиком из Индии.       — Она напоминает мне Вас, - с благоговением произнесла девушка.       Павлин, прижав хохолок к своей маленькой черепушке, наблюдал за людьми с явным неодобрением. Клетка ему не была по вкусу. Лале опустилась на колени, не заботясь о платье, протянула руку к прутьям, потрогала их и, обернувшись к Шехзаде, задала вопрос:       — Нельзя ли ему вольно гулять? Наверное, он, подобно Вам, не терпит ограничений.       Посмотрев на торговца, который склонил голову так низко, как только мог, Мехмед адресовал этот вопрос прямо ему. В ответ мужчина качнул головой.       — Простите, госпожа, павлины — ветренные птицы. Если над их головой не будет прутьев, они предпочтут леса вашим ласковым рукам.       Лале расстроенно вздохнула. Точно про Мехмеда.       С тех пор павлин, которого нарекли Ореолом, жил в специальном отделении в саду в огромном вольере. Только после того, как его переселили в сад, Лале узнала, что он может раскрывать хвост в огромный полукруг, демонстрируя всю свою красу. Разумеется, через пару дней у Лале уже было несколько рисунков этой замечательной птицы. Она с некоторой опаской показывала наброски своему Шехзаде, который кивал с одобрением:       — Похоже. Продолжай рисовать.       Румянец окрашивал щеки девушки в застенчивый красный. Она с благодарностью принимала похвалу от Мехмеда, который был очень скуп на неё.       Ну а потом, сидя в который раз напротив своего питомца, Лале поймала себя на мысли, что рисует совсем не Ореола. Рука сама собой начертила острый нос, густые брови и тяжелый взгляд любимых глаз. Она думала о Мехмеде, о том, кем он стал за прошедшие годы, и, конечно, о том, как получилось, что она думает об их совместном будущем. Девушка выводила ровные, плавные линии, превращая безликий круг в дорогое сердцу изображение. Она делала это бездумно, но когда отвлеклась на какой-то громкий звук, то, вернувшись, осознала, что натворила. Вспышка страха опалила сердце юной девушки, она тут же закрыла альбом.       Павлин в это время совершенно невозмутимо прогуливался по своей просторной клетке. А у Лале зачастило сердце. Рисовать людей – это грех! Рисовать будущего правителя – грех, который невозможно будет замолить. А она уже нарисовала и скулы, и волосы…       Вернувшись в гарем, Лале хотела тут же бросить получившийся портрет в огонь, чтобы тот стер её ошибку, но, сидя перед камином, не могла заставить себя вырвать страницу. Окруженный павлиньими перьями, Шехзаде выглядел очень красиво.       Однако оставлять все так, как есть, тоже было нельзя. Когда Лале вырывала лист из своего альбома, она чувствовала, будто отделяла кусочек от сердца. Но она знала, что так было необходимо. Спрятанный в конверт, лист с изображением Шехзаде был запрятан среди личных вещей девушки. Впредь она обещала себе следить за тем, что рисует. Однако секретный конверт стабильно пополнялся каждые несколько месяцев.       Когда-нибудь Мехмед скажет ей о том, что видит, как она смотрит на него, а ещё знает о том, почему. Ведь во дворце нет тайн от его хозяина, а тайный конверт не может долго оставаться тайным, если тебя одевают слуги, готовые донести на тебя то ли из зависти, то ли из желания нажиться вознаграждением за сомнительную преданность трону, прямиком изображенному на листе лицу. Лале, конечно, удивилась, когда бесследно исчезла одна из её приближенных девушек, но ничего не спросила. Свидетелей греха Лале, кроме Мехмеда, нет, поэтому он ей позволил. Мехмед не признался себе, что ему просто нравилось, что она не может сдержаться и всё время рисует только его. В этом есть нечто приятное. В том, что Лале никогда не рисовала своих друзей.       Когда Лале в очередной раз бросила на него полный сосредоточенности взгляд, Мехмед лишь ухмыльнулся.       Догорал закат.