14 февраля или о том, что любить можно даже плюшевого Мишку.

Метка: Отрицание чувств. ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. КАРМАНЫ ПРИЗРАКА. - Семь - два, семь - два, - шумели неторопливые шаги. Через лес из остатков корявых, поломанных стульев шел на Кузнечика бурый медведь. Медведь пробирался медленно и что - то под нос себе напевал. Лес вокруг медведя собирался густой, разными временами и различными бурями и вечными ремонтами в подвал заброшенный, но расступался, хотя и неохотно, а в густоте своей и в чаще, был плотно сложен из остатков столов, шкафов и дверей. - Ты знал заранее! - Вскричал разобиженный и немного испуганный Спутник Призрака, в обычной прошлой, забытой им жизни, что был он обычным мальчиком - Кузнецов Сергей... - Ты знал,что девчонка проснется, потащится за нами, поэтому не торопился и даже время тянул! Кузнечик обижался на Призрака. Дух внимательно наблюдал за тем, как медведь, спотыкаясь и поскальзываясь, перебирается через последний заслон из двух сломанных стульев и плюхается на пол. - Игрушка, не самостоятельная. - Наморщил нос Кузнечик. Из-за плечамедведя показалась озабоченная мордочка его старой знакомой. Девчонка «Семь - два» выглядела довольной и была перепачкана чем - то вкусным, похожим на кекс или шоколадный крем, которые пахли вкусно, и в обычной дневной жизни обязательно бы разбудили у Сергея аппетит или воображение. Но в полумраке подвала, который был освещён лишь таинственным мерцанием, исходящим от самого Привидения, следы шоколадной подливки, размазанные по лицу девчонки, казались похожими на густую грязь. Кузнечик продолжал обижаться. Он с малышами не дружил. Они не бывали бойцами: выносливыми и опытными. Отставали в играх, спотыкались, плакали и звали на помощь. На бурого медведя Кузнечик обиделся тоже. Подумал и шепотом медведю на ухо сказал: - Я думал ты друг. Зачем эту муху с собой притащил? Медведь в ответ приветливо кивнул. Кузнечик ахнул: - Он движется сам! Он двигается! Он говорит! - Конечно. - Обиженно отозвался медведь. - Ночь Чудес начинается в нашем подвале, я должен был стать говорящим. Кузнечик смотрел на Духа, тот ему кивнул. - Он прав, мальчик. Ночь Чудес должна начаться. И состояться. Без постороннего вмешательства мы ничего не сможем. Старые стулья так и останутся мертвым хламом, подвал никогда не превратится в зал таинственного дворца. И не отпустит нас. Я думал, - продолжал Дух, - нехорошо маленьких в темноте одних оставлять. Прошептал свою просьбу медведю. Он понял и девочку с собой привел. Кузнечик кивнул. На Привидение он долго обижаться не мог. Дух другом был теперь проверенным и верным. Кузнечику хотелось так думать, потому, что он боялся. Мальчик вспоминал, как читал, любил читать в детстве и перечитывать разные сказки: « Русалочка», «Золушка», «Конек - Горбунок». Сказки не вспоминались, а возвращались сейчас к нему, точно вложенные в его память, и только лишь потом освобожденные от обертки. И возвращалась память к нему. О жизни его собственной, не очень, правда, хорошей… Но жизнь обыкновенная была, хоть и скучной, но надежной. Она не изменялась неожиданно и в каждый случайный момент. Сказочная жизнь оказалась тяжелой и сложной. В подвале создавалась и разворачивалась сказка, не сообщая много подробностей о себе. Кузнечик начинал понимать, что находиться в сказке вдруг оказалось делом небезопасным. Мог появиться и скушать всю компанию обыкновенный большой дракон. И Волк, старый знакомый Волк из Красной Шапочки смог бы протискаться через завалы стульев и стать опасным зверем внутри тёмного подвала... Впрочем, сказку «Красная Шапочка» Кузнечик никогда особенно не любил. Но мама читала ее маленькому братишке. Тот требовал ее повторять снова и снова. Сказка завораживала. Действие катилось медленное и неотвратимое, как по рельсам, приближая момент большого общего крушения. Вставка один: По ком звонит колокол. Он почти всегда звонит по тебе. - Разве из Эрнеста? Из Хемингуэя? - Из несостоявшихся сожалений Пси - Нереала. В ту странную ночь не спалось Полтергейстеру Сергею Филонову и старшему библиотекарю Дворца Детской Книги Измайловой Любови Филиповне. Старший библиотекарь в свой выходной день подменяла сторожа, поэтому ночью металась и ворочалась на неудобной лежанке сторожа, составленной из кресел гардероба и холла. И не могла уснуть. А замещала она сторожа временно, на время отпуска его отпуска, ночного сторожа, попросившего отпуск на два - три ночных дежурства и столько же дней. Спать посреди разрушенного ремонтом холла библиотеки оказалось делом невыносимым. Проваливалось тело в пусто́ты пространств между вдруг раздвигающихся стульев. Сиденья старых стульев проваливались и складывались внутрь. Надрывно и тревожно пели комары, пробиравшиеся в помещения через приоткрытые форточки и окна набережной из глухого заброшенного сада, опускавшегося вниз, к другим садам и дачам и к реке. Любовь Филипповна старалась заснуть, повторяла тихим шепотом строчки любимых стихотворений Лермонтова и Блока. Потом переставала их повторять. Её сон ушел совсем. И больше не хотел возвращаться. Посторонние порохи заставляли прислушиваться к мерцающей темноте и вновь тревожиться. Старший библиотекарь не могла уснуть и страдала за Книжный Фонд и за судьбу каждого читателя - задолжника, переживая особенно из - за тех детей, которые выбирали для чтения особенные, редкие книги. Потом забывали их возвращать. Вставка два: Различные девиации, то есть наклонения или отклонения, встречаются у профессионалов книжного дела настолько часто, что незаметно становятся основной составляющей частью их души, пораженной этим незаметным недугом. Сомнения Пси – Нереала. - И, значит, надо устраивать рейды: «Походы к задолжникам», - размышляла отекущих делах Любовь, - объявлять для абонемента библиотеки акцию: «Неделя без штрафов. Прощенные дни», сажать своих работников к телефонам и убеждать их звонить домой детям и их родителям, умоляя в сроки акции уложиться, потерянные книги найти, в библиотеку их принести. И в то же время, - размышляла Любовь Филипповна, - детям, даже и их родителям, редкие книги из библиотеки домой без залога не выдавать. - решала Любовь Филипповна и ощущала внутри себя незнакомый, но очень приятный подъем духа. Вставка три: Судьба каждого читателя трагична. Мы все одиноки. Любовь, светлые привязанности, творческие порывы и другие триумфы - это лишь светлые оазисы во мраке жизни, созданные собственными руками посреди книжных находок и длинных стеллажей. Конец же пути теряется во мраке. Каждый встречает Хромого Библиотекаря лицом к лицу и один на один. По Джону Бойтону Пристли. Почти цитата. С английского. Свободный перевод. Сергей Филонов - полтергейстер заснуть не мог долго. Он случайно попал в ту складку ночного пространства - времени, что будоражит и беспокоит сознание, а непонятная тревога, внутри только растёт, потому что комната, освещенная слабым лунным светом, кажется чужой и странной. И что - то беспокоится внутри, заснуть никак не позволяет, не разрешает и не дает. Обычные мысли Сергея - мужчины среднего возраста, сложения и положения казались неотделимы от бытия его и быта с повседневным, привычным экзорцизмом, то есть, изгнанием духов из клиентов и посетителей, посетителей из офиса, если суматошны они, неплатежеспособны или надоедливы, и привидений, их уж как получится. Зависимость от экзорцизма, который нынче вошел в моду, распространялась на посетителей самых разных официальных структур. Где надоедливого посетителя не могла удалить Охрана Обыкновенная, потому что охраняла Права Посетителя Конституция, был призван и успешно сражался Полтергейстер Филонов Сергей. То есть, он раньше, в нечаянном начале своего необычного пути считал свою карьеру творчеством. И переводил непонятное обыкновенному обывателю слово «полтергейстер» словом близким по значению к словам «транслейтор» и переводчик с неопознанного языка мистических появлений на язык повседневной жизни. С течением времени все чаще прибегая к экзорцизму, Сергей Филонов непонятныеявления изгонял. Его работа становилась договорной. Все больше появлялось обязательств. Сейчас его беспокоили непонятные вещи, случающиеся с Детской Библиотекой. Полтергейстер предчувствовал. Пока там не состоялось ничего тревожного. Но начиналось нечто. И состояться вполне могло. Изгнания прочь духов из нашей реальности и удаления последствий нападений и нарушений из нашего мира, стали основной темой навязчивого ночного мышления, беспокоили, не оставляли места для спокойствия и погасили усталость и общее желание поспать. Полтергейстер думал о работе, которая постепенно занимала все его свободное и несвободное время, всегда находилась в мыслях, затем и незаметно стала смыслом существования в его жизни, теперь подчиняла всего себе. - И с каждым днем, - думал Мастер Изгнания и Экзорцизма, - все яснее становится мне, что я никогда не успеваю. Моя работа, пока еще свободная от административных руководителей разных уровней или их указаний остается пока еще случайными поступками свободного художника, но Мастером, стремящимся к поиску нового или раскрытию других талантов в себе или в мире, я назвать себя больше не могу. Я утонул в рутине мелких дел. Я стал чистильщиком - мусорщиком, по совместительству сточной канавой для дел и намерений разных мыслителей нашего города. Они придумают что-нибудь страшное или скверное, они вызовут духа из чересчур уж истончившейся ткани общего бытия. Они охнут испуганно, ужасаясь и развлекаясь, затем посещают меня и умоляют избавить их от последствий своих поступков. Или звонят мне в офис просят, умоляют, стараются заставить или приказать, чтобы я немедленно избавил их от духа, злобного, опасного или просто успевшего всем надоесть. Я тороплюсь, немедленно выезжаю, стараюсь успеть и избавляю город от очередного прорыва в несуществующую для человека, так же как и для всего человечества, пси - нереальность. Меня благодарят и называют спасителем любимого человека, семьи, целого города. Теперь редко, но величают "Спасителем Нации". Я просто устал. Мои последователи непоследовательны в следовании за мною след в след и в выполнении комплекта каких - то существующих, неписаных правил и не бывают так же удачливы, как я. Попавший случайно в большое дело изгнания вредных и злостных сущностей, я случайно, взлетел к финансовым успехам, теперь боюсь. Не справлюсь однажды, поверив в реальность пси - нереальности, как в единственно правильную идею работы и потеряю собственное неверие, спасительное и недоверчивое моё собственное чутье. Я опасаюсь также, что ситуация вырастет из области игрушки, игры или заигрывания с чужими, незнакомыми реальностями и станет по - настоящему, реально, опасной. Настолько, что ни я и никто другой не сможет никого спасти или успеть. Похоже, что никто кроме меня не видит опасности, не торопится её урегулировать законным и правильным путем. Мы даже, те кто является специалистами, мало говорим об этом, мы привыкаем использовать миры духов и пси - нереалов. А наша собственная реальность незаметно и предательски утончается, становится непонятной для жизни обычной реальных горожан, так называемых «простых людей». И полупрозрачной для различных внесенных от нереальности действий. Во все времена люди боялись колдовства, как преступления или мошенничества и верили в него или не верили, но защищались всегда с помощью талисманов, законов, оберегов, амулетов. И начинали верить в чужое, наведенное на них воздействие - колдовство, искали защиту и сопротивлялись или пугались колдовства и сглаза. И становились зависимыми от разного рода чужих наведенных влияний. Две чашки выпитого на ночь кофе не смогли больше транслировать бодрость, сдались внутри организма полтергейстера, и он уснул посередине новой, пока еще окончательно не придуманной мысли. Полтергейстер больше не страдал, а спал мирно, потому что своими раздумьями поменял коридоры пространства - времени, получив новое время для спокойного и мирного сна. Во сне думал тоже: - И не мое это дело, я только наемный рабочий на службе определенного, но мне пока непонятного процесса. Помогаю людям, если могу; являюсь Защитником, пока успеваю. Спасаю людей от нелюдей и вижу, кого еще я должен успеть спасать и от чего кого из людей надо спасти. Вот только не могу я урегулировать полностью всю ситуацию. Но знаю, что поэтому навсегда обеспечен зарплатой, гонораром, доходом. Но, именно поэтому, ищу, даже в моём мне, пути и очень хотел бы прекратить все это безобразие. Но понимаю, что это невозможное дело, даже при полном напряжении всех моих сил. Что остается мне? РАБОТАТЬ! При этом вся моя деятельность, интуиция, разные методы распознавания, не стоят совсем ничего. Или все-таки стоят?... Ночной город жил по собственным понятиям. Надела на себя вуаль из розовой дымки городских дымо́в, зарева, бледного света фонарей обычная городская улица и стала таинственной и прекрасной.