Мост надежды

Прошло чуть более месяца со дня официального открытия Исследовательского Центра. Алекс трудилась, не покладая рук — официальный рабочий день она проводила в лаборатории за своими исследованиями, а вечер, после ужина, она посвящала штудированию медицинской карты Дэдмэна и конференциям с другими докторами, работающими над проблемой коронера. Пару раз она отправлялась в морг ассистировать своему шефу во время вскрытий трупов — покойники были жертвами несчастных случаев при разборе завалов. Все ожидали прибытия страшных русских из-за океана, но, когда и как они должны были прибыть — никто не знал, поэтому работы велись круглосуточно и порой случались аварии. С основной работой все шло более чем гладко — ее препарат показал очень высокую эффективность в тестах на крысах, потом на кроликах и на свиньях. Несколько дней назад назначили терапию первому добровольцу — Робототехнику. Положительный результат стал заметен на следующие сутки, но не обошлось и без побочных эффектов — у женщины случилось хиральное отравление, которое пришлось нейтрализовать лекарствами от хиральной аллергии. Требовалось либо скорректировать дозу хиралия в препарате, либо каким-то образом добавить эффективный антидот. Ну, и за последствиями в долгосрочной перспективе тоже необходимо было понаблюдать. С Дэдмэном оказалось все не так просто. Шесть различных докторов обследовали его вместе и по очереди, и каждая их гипотеза разбивалась об очередной весомый довод. На одной из конференций Алекс предложила пригласить в их группу эндокринолога и иммунолога, но коронер только развел руками — узких специалистов в этих отраслях поглотили либо теракты, либо Выплески Пустоты. Хартмэна после той самой вечеринки она больше ни разу не видела. Немного пообщавшись с одной девушкой из его подчиненных, она узнала, что он редко появляется на людях, только тогда, когда его работа действительно требовала личного присутствия в подземной лаборатории. Также она узнала, что рядом с ним никогда не видели никаких других женщин, кроме тех, которые работали в его команде. Алекс изо всех сил пыталась выкинуть его из своих мыслей, и огромное количество разнообразной и интересной работы почти помогало ей справляться с этой нелегкой задачей. Но все равно, по вечерам перед сном, стоя с чашкой чая у окна и наблюдая за тем, как день ото дня расчищается от завалов и мусора пейзаж, и строится огромный док у смоляного океана, она думала о том, что готова променять все это грандиозное великолепие на то короткое время, когда она могла просто ужинать с ним, беседовать, смеяться, смотреть фильм. В тот вечер, после очередного врачебного консилиума у Дэдмэна, коронер попросил Алекс задержаться буквально на пять минут, чтобы поставить ему капельницу. В этой просьбе не было ничего необычного — периодически доктора советовали попробовать тот или иной препарат, да и текущую поддерживающую терапию никто не отменял. Поскольку в течении дня у него не было времени на подобные процедуры, он просил кого-то из своей группы помочь ему после работы. Манипуляции не занимали много времени — вытащить иглы и катетеры Дэдмэн мог и сам по окончании процедуры. Девушка никогда не отказывала ему в помощи, хотя бы потому, что ее шеф был очень грамотным лидером, а еще и очень хорошим человеком, преисполненный сострадания к больным и оказывающий уважение к вскрываемым им трупам. К каждому мертвому телу он относился так, как будто бы после смерти человек не превращался в труп, который через пару суток некротизизуется, а как будто бы он оставался личностью даже после смерти. — Извини, что задержал тебя, — сказал Дэдмэн, взбираясь на кушетку, подобную той, которая стояла в Лаборатории Хартмэна, — что-то уж очень болят колени в последнее время, как будто бы в них битого стекла насыпали. Боюсь, подходит черед замене суставов. — А это сделать будет невозможно, если вы не скинете килограмм хотя бы тридцать, — продолжила Алекс. — А чтобы скинуть вес, мне необходимо искусственно стабилизировать гормональный фон, хотя бы на время похудения и операции. Поэтому подключи-ка еще одну капельницу, пожалуйста. Алекс выполнила все его просьбы и вопросительно посмотрела на своего начальника. — Да, можешь идти, спасибо. Ах, стой, чуть не забыл… точнее, почти забыл. Можешь отнести планшет с отчетами моему коллеге? Я-то после капельниц поднимусь где-то через пару часов, а планшет нужен ему сейчас, чтобы он успел еще немного поработать перед сном. — Легко, — ответила девушка, — куда нести? — Двадцать четвертый этаж. Планшет вон, на столе лежит. — Понятно, — ответила она, — а какая квартира? — Там одна квартира, не ошибешься, — сказал Дэдмэн, устраиваясь поудобнее на своей кушетке, — скажешь, что от меня. Он ждет этот планшет. — Хорошо, без проблем, — ответила Алекс, — хорошего вам вечера. — И тебе хорошего вечера, — ответил коронер, сдерживая зевоту. Простая, как показалось бы, просьба, немного насторожила девушку. Нет, ничего не было странного в том, что время от времени по вечерам шеф просил ее передать какие-нибудь документы одному из сотрудников прямо на дом, потому что в Пирамиде многие продолжали работать и по окончании трудового дня. Ее смутило то, что Дэдмэн послал ее на двадцать четвертый этаж — там она никогда не была и понятия не имела, кто там живет. Если только одна квартира на весь этаж… ну, разве что сам Президент. Но Дайхардмэн обитал в Столичном Узле, после торжественного открытия он отбыл домой. Мало ли, может, вернулся по делам. Тем более, все с нетерпением и некоторой долей страха ожидали прибытия русских. Лифт остановился на двадцать четвертом этаже. Как и говорил Дэдмэн — в вестибюле была только одна квартирная дверь, не считая пары узких дверок, ведущих в подсобные помещения. Стараясь подавить нарастающее волнение, Алекс подошла к двери, пытаясь найти звонок на привычном месте, но его не было. Был только биометрический сканер. Не зная, как поступить, девушка приложила к нему ладонь. Дверь тотчас же бесшумно отъехала в сторону, приглашая ее войти. Это были действительно большие покои, действительно занимавшие практически весь этаж. Конечно же, вершина пирамиды была намного уже основания, и над двадцать четвертом располагался только лишь технический этаж с различным оборудованием, но все равно это помещение было очень, очень большим и причудливым, казалось, оно было в форме бублика. Панорамные окна днем, наверное, давали очень много солнечного света, но сейчас в комнатах царило что-то похожее на сумерки — только светящиеся плинтуса подсвечивали окружающее пространство теплым светом. Откуда-то из глубины комнат лилась красивая музыка, что-то очень знакомое из классики, но это произведение исполнялось немного по-другому, медленнее, чем оно должно было звучать в оригинале. И похоже, что это была не запись — кто-то реально играл на каком-то клавишном инструменте. Девушка подумала о том, что слишком долго стоит у порога, и давно уже пора пройти внутрь. Сделав шаг в перед, она, наконец, поняла, кому должна была передать планшет — под ее ногами послушно спружинил надувной мягкий пол. Окинув взглядом помещение еще раз, она уже узнала знакомый стиль — множество полок с книгами, дисками и кассетами, причудливые картины, муляжи скелетов доисторических чудовищ… Алекс растерялась. Она одновременно и обрадовалась, что наконец-то оказалась в новом жилище Хартмэна, и испугалась. Но отступать было поздно и глупо, и она твердой походкой пошла на звуки музыки. Ученый сидел к ней спиной, и играл на рояле, корпус которого был выполнен из какого-то прозрачного материала. Пока девушка дивилась еще одному скрытому таланту Хартмэна, он закончил исполнять произведение и повернулся к ней. — Добрый вечер, Алекс, — тепло улыбнулся он, — не думал, что Дэдмэн использует тебя в качестве курьера. — Ничего необычно, — ответила она, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно, — у него очень много работы и здоровье оставляет желать лучшего. Мы, члены его команды, стараемся помогать ему. Повисла неловкая тишина на несколько секунд, в течении которых они просто разглядывали друг друга, и каждый из них думал об одном и том же — как же долго они не виделись. Хартмэн отметил про себя, что жизнь в комфорте сделала девушку еще более привлекательной — блестящие, ухоженные волосы, нежные, больше не потрескавшиеся от холода и ветра, лицо и губы. Алекс думала о том, что ученый действительно немного похудел, избавился от дефибриллятора, сменил очки, но не изменил своему сине-белому костюму. — Дэдмэн просил передать этот планшет, сказал, что это важно, — прервала молчание девушка и передала ученому гаджет. — Да, он там додумался до чего-то гениального и уверил меня, что мне срочно нужно с этим ознакомиться, — Хартмэн, не глядя, положил планшет на крышку рояля, — как у тебя дела? — Спасибо, все очень хорошо, — ответила она дежурной фразой, чувствуя, что разговор вот-вот превратится в набор сплошных клише, — что это была за музыка? Хартмэн улыбнулся и с какой-то нежностью провел рукой по музыкальному инструменту: — В мою Лабораторию возле Горного Узла присылалось все, что я пожелаю. Но доставить рояль так высоко в горы по бездорожью просто не представлялось возможным. А мне там его очень не хватало. Я играл «Por una cabeza» Карлоса Гарделя. Старая, красивая, мелодия. — Очень красивая, — искренне согласилась девушка, — я не знала, что ты умеешь играть. Между ними снова повисло растущее напряжение. — Мне пора, — сказала девушка, собираясь уходить. — Алекс, — Хартмэн поднялся и сделал короткий шаг по направлению к ней, сам удивляясь тому, что делает, — я должен извиниться перед тобой за то, что как повел себя тогда. Полагаю, я обидел тебя. Мне просто нужно было объясниться с тобой, а не сидеть как чурбан. А тут еще и сердце остановилось, и ты убежала. — Я стараюсь понять, — осторожно ответила она, — я даже не могу представить весь объем боли и отчаяния, в которых ты живешь, но я стараюсь. Я уважаю твой выбор. Девушка сделала шаг назад. Она действительно понимала, почему он не мог быть с ней тогда, но не понимала, почему он смог быть с Духовной Искательницей. Алекс была взрослым, здравомыслящим человеком, ей не нужны были объяснения. Просто, потому что. — Хорошего вечера, — сказала она Хартмэну и, развернувшись, быстро покинула его квартиру. Ученый в бессилии плюхнулся назад на стул. Он действительно попытался поговорить с ней, но она не стала его слушать. То, что она ему ответила, каким тоном ответила, как быстро убежала — сказало ему лишь об одном, что она все еще в обиде на него. Лучше бы ей было все равно. Но ей было не все равно. И он понятия не имел, что делать с этим знанием. Взгляд Хартмэна упал на лежавший на крышке рояля планшет. Он совсем забыл о нем, о каком-то важном отчете час назад Дэдмэн прожужжал ему все уши. Протянув руку, он включил гаджет. На нем не было никаких отчетов, никаких документов. Только одно-единственное слово: «Действуй». Хартмэн вскочил, несколько раз прошелся по комнате туда-сюда. Потом прошел в ванную, умыл лицо холодной водой, посмотрел на себя в зеркало. — С ней просто нужно попытаться поговорить еще раз, — произнес он вслух, — ты просто пойдешь к ней. Если она не захочет с тобой общаться — она не откроет дверь. Все элементарно. А если захочет… Он открыл скрывающийся за зеркальной поверхностью шкафчик. Там была стандартная аптечка «Бриджес» — антисептики, перевязочные материалы, аспирин, по одной дозе в одноразовом шприце антигистаминного, гипотензивного, обезболивающего, спазмолитического и прочих, прочих препаратов на все случаи жизни. А также небольшая упаковка презервативов. Ученый сунул ее в карман и закрыл шкафчик. Снова взглянул в зеркало, усмехнулся, пробормотал: «Откуда такая уверенность?» и положил пачку на место. Да, уверенностью тут и не пахло. Но Дэдмэн, этот хренов купидон, прав — ему необходимо что-то сделать, принять какое-то решение. Хартэн выпрямился и решительным шагом отправился к лифту, чтобы спуститься на двадцатый этаж. Он прекрасно знал, где живет Алекс. Вернувшись от Хартмэна в свою квартиру, Алекс сбросила надоевшую за рабочий день униформу прямо на пол, и отправилась в душ. Тяжелый, отвратительный день. Эта попытка Хартмэна извиниться выглядела очень странно и по-детски. За что он хотел попросить прощения? За то, что терзаемый горем от потери своей семьи он нашел утешение в объятиях другой женщины, а не ее? Но это был его выбор, она ничего не могла с этим поделать. Сползая спиной по стене душа, она чувствовала, что вот-вот расплачется. Потом быстро взяла себя в руки, вымыла голову, попутно строя планы на дальнейшую жизнь. Отметила про себя пару симпатичных парней, с которыми она попробует замутить. Она не была в баре со дня открытия Центра. А еще, еще завтра же она зайдет к Айзеку Фишману и попросит его подстричь ее волосы покороче. Высушившись и надев удобную домашнюю тунику, она вышла из кабины, думая о том, как изменит свою жизнь с завтрашнего дня. Она покажет этому Хартмэну. Всхлипнув, Алекс опустилась на диван. Снова все ее мысли крутятся вокруг него. От раздумий ее отвлек дверной звонок. Взглянув на экран монитора наружной камеры, она увидела Хартмэна. Смахнув навернувшиеся слезы, она, как зачарованная, отдала приказ Хиральному Протоколу впустить гостя. — Я могу… войти? — такой всегда сдержанный в своих личных эмоциях ученый выглядел взволнованно. — Конечно, — ответила девушка, изо всех сил стараясь спрятать свое удивление, — присаживайся. Мужчина сделал несколько шагов по направлению к дивану, но так и не сел на него. — Я не договорил, — начал он, — пообещай, что выслушаешь меня, а потом принимай решение — выгонять меня или… Алекс молча кивнула. — Я… был необычным ребенком. На порядок умнее своих сверстников, но я не умел с ними общаться. Не мог облечь свои мысли и чувства в словесную форму. Со мной никто не хотел дружить, обзывали меня придурком и задротом, все, кроме соседской девочки. Мы подружились, выросли вместе. Полюбили друг друга. Поженились. Я изучал антропологию и палеонтологию, она же выучилась на психолога-дефектолога. Хотя в детстве мечтала стать инженером-робототехником. Она оставила свои мечты ради меня, чтобы помочь мне. И она помогла. Я обязан ей всем за то, кем я стал. Было видно, что ему очень трудно говорить, что воспоминания о прошлом причиняют ему сильную боль. Но он говорил, потому что хотел, чтобы Алекс знала. — Моя семья, моя работа — были моей вселенной. Мои девочки… они очень любили меня, не смотря на мое несовершенство. И мое несовершенство, мое больное сердце погубило их. Так я считал все эти десять лет. Только сейчас я окончательно принял, что это был несчастный случай. Я наконец-то принял это. Я не могу их вернуть назад, я не могу присоединиться к ним, но я могу перестать казнить себя за их гибель, могу жить дальше. И этим я обязан тебе. Ты вытащила меня с того света. Ты очень дорога мне, Алекс. Ты нужна мне. Он замолчал, переводя дух после своей речи. Пытливо смотрел ей в глаза сквозь линзы очков, ожидая ответа. Алекс, ошеломленная его внезапным признанием, сделала шаг назад и непроизвольно присела на обеденный стол. — А как же… эта женщина? — наконец задала она терзавший ее вопрос. — Какая женщина? — искренне не понял Хартмэн. — Духовный Искатель, которая жила с тобой в Лаборатории и прятала тебя от всех. Ученый, наконец, понял, о ком идет речь. Он засмеялся. Алекс впервые видела его смеющимся — громко, заразительно, так, что слезы навернулись на глаза. — Она приехала ко мне по приказу из Штаб-квартиры, чтобы поддержать меня и вправить мне мозги, — мужчина даже снял очки, чтобы вытереть глаза, — когда ты ушла, у меня чуть крыша не поехала. А потом Дэдмэн уговорил меня установить кардиостимулятор, и, пока я был на операции и реабилитации, она присматривала за моей Лабораторией. А ты подумала, что… — Все подумали, — пробормотала Алекс. Наверное, ей стоило почувствовать себя глупо, но она испытывала облегчение. Хартмэн робко протянул ей руку: — Не сердись на меня. Я вел себя, как дурак. Кажется, и сейчас продолжаю вести себя так же. Девушка взяла его руку. От прикосновения к его сильным, аккуратным пальцам, создалось впечатление, как будто через ее тело прошел разряд электрического тока. Как от дефибриллятора. Она шагнула к нему навстречу, вставая на цыпочки, но ученый уже опередил ее — заключил в свои объятия, нашел губами ее губы, осторожно и очень нежно поцеловал. Она немного отстранилась, провела пальцами по его лицу, от скулы до подбородка, потом сняла с него очки и положила на стол. — Я ведь тебя никуда не отпущу, даже на Берег, — произнесла она, глядя ему в глаза. — А я никуда и не собираюсь уходить, — шёпотом ответил он, снова наклоняясь к ее губам. Алекс подалась ему навстречу, отвечая на каждый его поцелуй. Он целовал ее настолько нежно и осторожно, что она чувствовала, как подкашиваются ноги, но Хартмэн надежно держал ее в своих объятиях. Она прижалась к нему крепче, обвивая руками его плечи и шею, раскрыла губы, позволяя его языку проникнуть к ней в рот. Его поцелуи становились все настойчивее, он завладел ее языком, целовал его и облизывал, а она, постанывая, просто таяла, позабыв о времени и месте, чувствовала, как его рука скользнула под тунику и, любовно поглаживая ее бедро, плавно ползла вверх. Им обоим хотелось большего. Девушка начала снимать с ученого пиджак, но рукав зацепился за браслет. Хартмэн отстегнул его и положил на стол, потом сделал то же самое с ее браслетом. Пиджак полетел куда-то в сторону, наверное, на диван. Алекс уже расстегивала пуговицы на его рубашке и, распахнув ее, на мгновение остановилась — на груди мужчины, прямо посередине, был свежий багровый шрам. Хартмэн смутился, едва подавляя желание запахнуть рубашку обратно, спрятать такое неприглядное, не сексуальное зрелище. Она подняла на него взгляд: — Болит? — Нет, — ответил он. — А тебе можно?.. — Можно. Она сняла с него рубашку и отправила в полет вслед за пиджаком. Провела ладонями по груди мужчины, прижалась губами к его шее, спустилась ниже, осторожно прошлась поцелуями по шраму, по груди, по его соскам, одновременно поглаживая ладонью его эрегированный член, томящийся в брюках. Хартмэн шумно выдохнул и наконец-то запустил руки под ее тунику, с восторгом отмечая, что под ней больше ничего нет. Внезапно он остановился: — Я не взял… презервативы. — Это не обязательно, у меня капсула, — ответила Алекс, целуя его живот и пытаясь расстегнуть пояс, — но если ты предпочитаешь с ними — у меня есть в аптечке. — Не очень их люблю, — признался Хартмэн. — Я тоже, забудь о них, иди ко мне. Он одним быстрым движением снял с нее тунику и отбросил в сторону, усадил ее на стол, а она раздвинула колени и обхватила его бедра ногами. Он целовал ее шею, ласкал губами и языком ее груди, водил ладонями по острым соскам, мягко зажимая их между пальцев. Забыв о его брюках, Алекс откинулась на столешницу, открывая на обозрение свое великолепное тело. Хартмэн не стал долго раздумывать, достоин ли он такой прелести. Быстро избавившись от остатков одежды, он, нежно закусив кожу на ее шее, терся своим твердым членом о ее промежность, испытывая эйфорию от того, как же головокружительно приятно вот так прикасаться к женщине, к любимой женщине, как сладко ее желать и обладать ею. Его язык и член вошли в нее одновременно. Алекс изогнулась, подалась ему навстречу, но он как будто бы дразнил ее, входил очень медленно, слушая ее стоны, заглушенные его поцелуем. Оторвался от ее рта, двигался не торопясь, не спеша наращивать темп, наблюдал за ее страстным нетерпением, за тем, как вздрагивают от каждой его фрикции красивые груди, как напрягаются мышцы на ее животе. Он понимал, что из-за долгих лет воздержания его на долго не хватит, но он очень не хотел разочаровать эту женщину, поэтому сдерживался, как мог, потому что хотел увидеть ее оргазм. Его рука сама скользнула к промежности девушки, отыскала чувствительный бугорок и начала нежно потирать его пальцами. Алекс сразу же откликнулась на его ласку, застонав еще громче. Хартмэну казалось, что весь мир исчез, и во вселенной остались только они. Он ускорил темп, двигаясь все быстрее и резче, наклонился к девушке, ловя губами каждый ее стон, чувствуя, что вот-вот кончит. Вдруг она застонала громче, напряглась, как струна, и он ощутил, как его член, готовый в любой момент извергнуть семя, ритмично сжимают мышцы ее влагалища. Он глухо зарычал и излился в нее — горячую, влажную, извивающуюся от блаженства, оргазма, который доставил он. Они застыли в такой позе на некоторое время, наслаждаясь сладкой истомой. Хартмэн очень нежно провел большим пальцем по ее лицу — от уголка глаза, чтобы смахнуть выступившую слезу, по скуле, по нижней губе. Алекс поймала ртом его палец, поцеловала и прошептала: — Кажется, нам пора переместиться в постель. Хартмэн нехотя вышел из нее, распрямился — ох, и правда, спина начала немного затекать. Подал ей руку, чтобы помочь подняться со стола. Он жадно рассматривал ее, осознавая, что хочет ее снова, но сейчас, сейчас действительно необходимо было прилечь на несколько минут. В кровати он сразу же притянул ее к себе как можно ближе, так, чтобы она положила голову ему на плечо и закинула ногу поверх его тела. Зарылся лицом в ее волосы, нашел своей рукой ее руку, и их пальцы сплелись в замок. — С ума сойти можно, это было потрясающе, — прошептала она, — наверное, у тебя было много женщин. — Нет, — так же тихо ответил он, — на столько мало, что я уж испугался, что забыл, как это — заниматься любовью. Алекс хмыкнула: — Нет уж, не забыл. Послушай, мне кажется, что я о тебе знаю все и в то же время ничего… как тебя зовут по-настоящему? Девушка даже не поняла, как он умудрился так быстро и аккуратно перевернуть ее на спину и оказаться прямо сверху: — Мое настоящее имя… Эмиль Хартмэнсен. Пусть оно останется в прошлом, как и все, что сделало меня Хартмэном, как все, что было до нашей встречи, — он нежно поцеловал ее в губы, скользнул к шее, опустился к ее груди, прошелся влажной цепочкой поцелуев по ее животу, ниже, ниже, раздвинул ее ноги, закинув себе на плечи. — Ты источаешь пьянящий аромат любви, я, кажется, просто теряю голову, — почти прорычал он, впиваясь губами в ее возбужденный бутон. Алекс подалась ему навстречу, запустив пальцы в его волосы. — С ума сойти, — простонала она снова, чувствуя, как его губы и язык ласкают ее разгоряченную промежность, как его пальцы входят в ее влагалище, — я… сейчас… Когда сумасшедшее удовольствие практически уже накрыло ее, Хартмэн внезапно прекратил оральные ласки, переместился чуть повыше, и одним сильным толчком вошел в нее. Обхватив руками ее тело, жарко дыша ей в ухо, он просто врывался в Алекс со всей своей животной жаждой обладания. Она, кажется, уже даже не стонала, а кричала от блаженства, потому что все, что он делал последние несколько минут, превратили ее ощущения в один сплошной оргазм, который то отступал, то накатывал новыми волнами, практически не давая ей продыха, и это было настолько необычно и ново, что им обоим не хотелось останавливаться никогда. Полностью обессиленные и удовлетворенные, они упали на подушки. Алекс вновь лежала на его плече, слушая как бешено, слишком громко колотится его сердце, постепенно успокаиваясь и возвращаясь к нормальному ритму. — Я люблю тебя, Хартмэн, — сказала она. — Я люблю тебя, Алекс, — отозвался мужчина и поцеловал ее в макушку.