these walls.

Она просыпается в Мустанге. Кожа на ногах липнет к сидению. Маленькая хорошенькая. Его малявка. Руки между бедер, челка нагло липнет ко лбу, (жарко, жарко), а странная одежда придает ей какой-то дурацкий, но безумно интересный вайб. Мэтт переводит взгляд на девушку, а сам лениво подкуривает очередную сигаретку в окно. Вторая его рука спокойно сжимает руль. Ну, привет. Вот мы и начинаем наше дорожное приключение. Ведь так? Только чем оно все закончится? Высоко в небе появляется солнце, оно ярко заливает весь салон, нагло ползет им на лица. Слепит их, но всего на мгновение. Радио глупо молчит. Машина движется вдоль побережья. Все дальше, ну и дальше, ну и дальше от съёмочного сета. Становится практически «свободно» и хорошо. Самое время Мэтту включить какую-то песню Ланы Дель Рей на фоне, забыться, на секунду прикинуть, что они простые такие себе обыкновенные люди, которые убежали на другой конец планеты. Мэтт бы хотел. О, как бы он хотел этого. Как бы не так. Телефон в кармане Смита опять громко вибрирует. Мужчина мгновенно сжимает челюсть. Что-то меняется. Оно едва уловимое, но это так. Милли (напротив) смешно и громко зевает, прикрывая руками лицо. Она приглаживает волосы, поправляет майку. Она ведет головой в разные стороны, чтобы наконец-то взять и проснуться. Отойти от сонной дымки. Что же она пропустила, пока отдыхала в сладком небытие? Всего каких-то пятьдесят миль, одну маленькую остановку для того, чтобы заправиться бензином по самое горло, ну и… громкий (злой) телефонный звонок. И то, как Мэтт (сперва) небрежно вышел на улицу, подальше от нее, чтобы ответить на него. А потом начисто потерял контроль. Короче, проспала она все самое интересное. Да и… двумя часами ранее им (все-таки) пришлось остановиться возле сувенирного магазина на окраине, купить ей новую майку и шорты. Ее же собственная (разорванная) валяется теперь на заднем сидении. Не пережила, не выжила, не-а, ничего подобного. Потому сейчас на маленьком ее теле неоновыми-ядовитыми буквами светится надпись «Надеюсь, вам тут понравилось!», а большие зеленые шорты (аля Италия 90-е) скрывают кожу аж до самых ее колен. Мэтт хмурится. Он выбрасывает окурок в окно, все еще молчит. Проще так, чем думать о том, почему его черный айфон разрывается от многочисленных смс-ок. Милли переводит на мужчину свои заспанные, но цепкие глаза. На ее шее виднеется большое бордовое пятно. Хочется его потрогать пальцами, хочется провести по нему языком, хочется опять взять и поставить на ней свои метки. Навечно. Ее голос разбавляет всю эту странную атмосферу: — Мы телепортировались сюда, ну или ты меня сам занес? Ничего не помню, я так резко вырубилась возле того магазинчика на скамейке, такой ужас. Наверное, слишком устала. Ага. Мэтт-то знает. Чувствует спинным мозгом, не иначе. Эмоционально, физически. Ей бы взять пару дней и просто побыть одной — почитать свои детские книжки, напиться своего дурного кофе, отдохнуть на пляже. Но- — Я принес тебя сюда, да, — на губах у Смита появляется хорошая улыбка. На пару этих вот секунду. Он украдкой вдруг осматривает Алкок, будто пытается узнать то, о чем та думает, а потом опять поворачивается и концентрируется полностью на пустой дороге впереди. — Ты же хотела поиграться в принцесс, как я полагаю. Ну да. Милли многозначительно хмыкает. Ее голова все еще тяжелая, вот бы где-то найти айс-латте, ей богу. Собственный телефон пищит от уведомлений. Алкок тупо смотрит на сам экран. Тридцать пропущенных, столько же сообщений, ну и… Она тут же кликает на сам диалог с Эмили Кэри. Потому что — так безопасно. Она сможет узнать новости от своей лучшей подруги. И не умереть от стыда. Потому что… это так не в ее стиле — убегать. Особенно, от своей работы. Срываться посреди утра. Разве только потому, что голова кружится от любви к этому вот прекрасному мужчине рядом. Когда ты вернешься???, пишет рыжеволосая. Миллиард смайликов мельтешат в сетчатку. Господи. Ладно, хух. «Тут все с ума сходят. Буквально. Собрали целый каст вместе. Райан думает, что Мэтт тебя похитил. А самый главный продюсер… Том, вроде… ну, он очень злой, до сих пор сидит в конференц-зале и о чем-то говорит с шоураннерами по видеосвязи. Я слышала, что они хотят вызвать полицию». Мда. Милли бегло клацает по клавиатуре. Полицию? Почему? Зачем? Бля. Неужели все так критично? Эмили: «Потому что, вероятно, Мэтт с ним недавно разговаривал по телефону. И послал его на хер, представляешь? Я знаю, что ты его любишь, я знаю. Но… тебе не кажется, что это уже переходит все грани? И ставит под угрозу твою работу? Карьеру? Возвращайся». Он не может тебя так просто украсть. Даже если ему импульсивно этого захотелось. Но… она же сама согласилась. На маленькое приключение, ведь так? И села в эту тачку по своей воле. А Мэтт… что? Зачем ему было посылать Тома, да еще и делать это так вызывающе? Мог бы просто сказать, что они уехали, ну и вернутся. Они же вернутся, правда? Это не похищение. Ни за что. За секунду Эмили ей (все-таки) сообщает — полицию только что вызвали. Пэдди лично дал им показания про свои номерные знаки. Ну, вау, получается? Ага. По спине вдруг проносится волнение. Милли блокирует телефон. Вздох срывается с ее приоткрытого рта. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — Она сама как-то тупо утыкается взглядом в Смита. Плечи его сильно напряжены, белая футболка очерчивает мышцы на руках, челюсть сжата. Лицо только на дорогу, только на дорожные знаки. Опять же… что ты наделал, а? Почему все перевернул с ног на голову? Опять. Опять, блин. Можно же было миновать сложности, правда? Молчание. — Мэтт. Хватка его на руле усиливается. Такое, бля, впечатление, что он старается не вспыхнуть за секунду. Ничего страшного, ведь Алкок сама начинает злится. Она чуть подается сама вперед, шорты смешно задираются. К щекам приливает кровь. Ей тупо становится в сто раз жарче, чем на улице. Даже кондиционер не помогает. — Мне нечего тебе сказать. Ого. Ахуеть. Серьезно? — Да ты что? Реально? Как насчет того, чтобы поделиться своим разговором с Томом? Зачем ты- И куда мы, блин, с тобой сейчас едем? Куда? — Я не должен был брать от него трубку, вот и все. Успокойся, мы почти на месте. Почти приехали. Милли громко фыркает. Она закатывает глаза. Резко в голову бьет очередная мысль — он от нее что-то скрывает. Реально. Что-то другое, совершенно иное, помимо этой полиции и злого общения с продюсером. Становится плохо. Потому: — Останови машину. Мэтт глупо дергается. Он поспешно смотрит на Алкок. Такая яркая злость от непонимания. А она подбородок на него вскидывает, смело так, невообразимо смело, на лице плещется чистый липкий огонь. Придется выяснять все менее приятным способом, однозначно. — Останови машину, ты меня слышишь? Сейчас же. Почему же ты не можешь все упростить, Мэтти? Просто поговорить со мной? Разве что… ты не хочешь. По какой-то из причин. — Мы почти на месте, Милли, — голос его становится холодным, отдаленным. Он делает акцент буквально на каждом слове. Таким тоном, разве что, он к ней обращался тогда, возле бассейна на тусовке. Когда пытался посадить ее в такси, ну и увести обратно домой. Почти приказным тоном. Алкок тянется вперед, ну и импульсивно бьет Мэтта ладошкой по предплечью. Еще чуть-чуть, ну и она загородит ему видимость. Бля. Смит чертыхается, потом резко съезжает на обочину. Когда он глушит мотор, Милли может поклясться, что он выглядит практически, как дьявол. Взлохмаченный, злой до ужаса. Кровь закипает. Мужчина резко выбирается на улицу, громко захлопнув за собой двери. Мда. Что с ним происходит? Почему он так себя ведет? Внутри зарождается недоверие. А потом и уверенность в том, что он легко может ее саму подвести. Милли смотрит сквозь лобовое стекло на то, как Смит чиркает зажигалкой, потом как он поджигает сигарету, как тянет ее себе в рот. Она же выбирается следом за ним спустя минуту, окунаясь в летнюю жару. Воздух горячий, липкий. Хочется стянуть из себя всю одежду. Алкок оказывается возле мужчины. Она скрещивает руки на груди. Смотрит, как он от нее глаза прячет. Прикольно. — Что случилось, Мэтти? Говори. Словами через рот. — Я не знаю, — он отзывается так просто и невинно. Это действительно так, девушка чует. — Понимаешь, я, блять, не имею ни малейшего представления. Знаю только, что хочу быть с тобой. Все время. Подальше от всей этой вот суеты. Разве мы не заслужили этого? Разве я не- Он затягивается дымом, выпускает его перед собой. И вдруг становится таким далеким, почти-то поломанным. Уязвимым. Лоб разрезает тонкая полоска. Движения становятся хаотичными, деструктивными. От этого тошнит. — Разве я не заслужил хоть раз побыть счастливым? С тобой. Ведь я так долго был в отрицании. Так долго был одинок. Не знал, что мне сделать, как сделать все правильно. Милли знает. Видит это в его глазах. В поломанной улыбке на губах. И в том, как он тупо сжимает сигарету пальцами. Она громко выдыхает. Она так к нему и не подходит, только молчит, только наблюдает. Мужчина сам себе горько усмехается (опять), потом чуть разворачивается в другую от нее сторону. Они буквально посреди дороги в никуда, вокруг зеленые поля и море. Слышаться чайки. Нету вообще других машин. Пустошь. — Я понимаю это, — Милли как-то отстраненно отвечает ему. Фиксируется на том, как он сжимает пальцами дурацкий фильтр. — Но я не понимаю того, почему ты забрал меня за тыщу миль от сета, даже не рассказал о том, куда мы, блин, едем. Ну и почему ты накричал на Тома, послал его нахер, ну и не можешь со мной нормально поговорить про это сейчас. Действительно. — Because I feel myself like a mess. У меня есть эта идея, где только ты и я, ты рядом, ты в безопасности. Это выжигает меня изнутри. Мы- Мы горим, ты не видишь? Столько драмы. — Ты не можешь ставить под угрозу мою карьеру. Не таким способом. Не таким способом, где ты плюешь на правила аж настолько сильно. И оскорбляешь людей, которые дали нам с тобой работу, понятно? — Алкок фыркает. Сигарета летит под ноги. Жарко. — Ты-то уже опыта имеешь много, в разных проектах побывал, многое увидел. А я, блин… мне просто жизненно важно- Жизненно важно «себя сделать». Понять через это, через мою работу то, кто я такая. И кем я хочу быть. Ты не можешь у меня это забрать. — Они вызвали полицию, знаешь? — Я знаю. Они нас никогда не найдут. — Черт возьми! — Ну все, начинается. Милли зло тыкает в Смита рукой. Она делает шаг ближе, буквально выплевывает слова ему в лицо. — Вернись в реальность! Мы с тобой не выдуманные персонажи, ты не настоящий Деймон, который может делать так, как захочет. Есть ответственность. — Ах, в реальность? Класс, — Смит ведет скулами, взгляд его начисто прилипает к лицу девушки. Не оторвать, ничего такого. — Сказала малявка, которая воображает драконов, а потом всю свою, бля, жизнь клеит под то, что они с ней в снах ее собственных сделали. В реальность, бля! Невероятно! Что за херню ты говоришь? Самую очевидную. Ту, где мы вдвоем больны актерской фантазией. — Глупости. Мэтт, ты старший. Ты должен был позаботиться о том, что со мной происходит. Если ты, блять, видел, как я… как я тобой- — Что? Что я маленькая. И что я сама не понимаю иногда, что я делаю. И как эмоции меня выворачивают в другую сторону, в совершенно бездумную сторону. — Как у меня отключилась голова. Как я забыла обо всем на свете. Как я из-за ревности сама втянула Райана в отношения. Как я напивалась, потому что у меня буквально болело все тело от мыслей о тебе. Ты- Ого. — Не хочу тебя расстраивать, но это был твой выбор, — сказать, сказать. Отвернуться. Не смотреть. Руки в карманы. — Я не несу ответственности за твои действия. Тем более за то, что ты трахнула Райана или Фабиана, ну и тебе это не понравилось. Мудак. — Но ты несешь ответственность за то, как ты обставляешь всю ситуацию. Наши с тобой отношения. Моя реакция почти всегда была спровоцирована тобой. Ну, правда. Правда. Но они вдвоем запутались в лабиринте, не нужно сейчас думать, кто виноват в этом больше. Не нужно. Лучшее вернуться к ситуации с полицией. — Чего ты хочешь, Милли? Отвезти тебя обратно? Садись, я отвезу, — горько, горько, им непонятно. Ведь он же просто хотел показать ей кое-что особенное, правда? Он просто хотел на день представить, что они свободные. Он хотел любить ее, в конце-то концов. — САДИСЬ! От его голоса становится не по себе. А еще от того, каким он разбитым выглядит. А телефонные звонки все еще продолжаются. — Мэтт… Удар по капоту. Его руки сжимаются в кулаки. — Кому говорю? Отвезу тебя домой, будешь играться в Рейниру дальше. Будешь строить себе свою карьеру. Садись. В. Чертову. Машину. Милли вспыхивает опять. Она мотает головой в разные стороны. — Как удобно, да?! Бежать от проблем. Постоянно бежать, бежать. Ты всегда так делаешь. Я не могу тебе вообще доверять после такого. Потому что в итоге, в самом конце, ты опять убежишь. От меня, от этих отношений. Разбитой меня оставишь. Почему ты не хочешь все выяснить? Да, мы сейчас друг друга не понимаем. Но мы можем попытаться. Попытаться. Когда один одержимый, а вторая перепуганная. Кайф. Мэтт громко фыркает. Его белая футболка практически становится вся мокрая. Скулы его красные, глаза взбешенные. — Садись в машину. — Нет. И Милли тупо разворачивается к Смиту спиной. Она по-дурацки подтягивает шорты рукой, потом заправляет в них майку. Они велики, она выглядит, как ребенок. Алкок уверенно от него уходит. Дальше по обочине, в сторону… непонятно чего, ага. Слезы ей брызгают из глаз, на лицо, она только утирает их и идет дальше. Становится трудно дышать. Господи. Что за приколы? Она слышит, как Мэтт заводит машину. Ну и пусть! Пусть убирается от нее нахер, пусть уже перестанет тут быть, а то больно. Больно. Больно. И так тупо нелепо, ведь утром ты с ним говоришь вот, да, он так ласково смотрит на тебя, он так ласково тебя обнимает, целует тебя в рот, рассказывает валирийские сказочки, проникает в тело твое, обещает, что «это навсегда, слышишь», а теперь см посылает нахер Тома, превращается в мудака-скорпиона и эмоционально покалеченного мужчину. Такие грани, ага. Самые настоящие. Милли прикусывает губы. Она идет по траве, трава бьет ее по голым лодыжкам. Рядом с ней появляется Мустанг. Телефон опять взрывается от звонка. Алкок поднимает трубку. — Короче, — Эмили шепчет, ее очень плохо слышно. Звук мотора перебивает буквально все. — Насколько я знаю… полиция вас ищет. Прямо сейчас. А еще Райан сказал Тому, что как только они вас найдут и доставят в участок, то будет очень серьезный разговор. Ведь съемки полетели, бюджет полетел, ну ты поняла. Они хотят, чтобы вы перестали общаться на время. Ты и Мэтт. — Они узнали? — И про нос Фабиана, ну и про Корра. Про все. Том очень злой. — Оно и понятно, — Милли шмыгает носом. — О чем я только думала? — Не знаю, детка, — Кэри вздыхает. Ей не нужно этого говорить, светловолосая сама все понимает. Это не детский садик, это не лагерь на побережье. Это работа. Важная работа. — Ты не собираешься возвращаться? — Я- — Где ты вообще? Ой, — Эмили нервно пищит, а потом что-то бормочет в трубку. — Пэдди хочет с тобой поговорить. На- Милли даже не успевает ответить. Она просто прижимает телефон к уху. Дисплей горячий, почти расплавленный. За мгновение она слышит голос Консидайна. — Малышка! — Он звучит чуть перепуганно, но все еще четко и ясно. — Чертов Мэтт! Не отвечает на мои звонки. Ты в порядке? Где вы? Посреди «нигде», очевидно. — Прости за тачку, — отзывается Алкок. Она как-то глупо замирает, взгляд опускает на стебелек травы. Солнце бьет в голову. — С ней все хорошо. — Та плевать на тачку, Милли. Сейчас разговор вообще не о ней. Вам нужно возвращаться обратно. Немедленно. Пока… пока не стало поздно. Ты себя нормально чувствуешь? Хм. Их точно не выгонят. Но им, определенно, сделают выговор. Милли хочется сказать — да-да, мне окей. Мне просто полный пиздец, потому что мы с Мэттом друг друга не понимаем. Это очень больно. И я не знаю, как это решить. — Я так люблю его, — признается светловолосая в трубку, закрывая свои глаза. Слезы тупо барабанят по щекам. — Почему он всегда все разрушает? После того, как я ему свою… душу отдала. Мы никогда не сможем быть вместе, ведь так? Пэдди резко затыкается. Он долго молчит. Слышно, как люди суетятся где-то там, у него на фоне, ну и как рычит мотор Мустанга. Милли так и не открывает своих глаз. Так тупо. Она стоит за пять метров от Мэтта, ну и говорит про него Пэдди, потому что… а хер его знает почему. Болит. — Ох, малышка, — продолжает Консидайн. — Ты должна быть смелой, ладно? Особенно, когда вас найдут. Но я уверен в том, что Мэтт… Мэтт никогда не позволит другим тебе навредить. Никогда. Когда вас найдут. Реально? Как интересно, ведь меня он может ломать сколько угодно. Такая сила у него есть. Блядская. — Спасибо, — на автомате отвечает Милли. — Мне пора. — Сто- Но Милли уже выключает свой телефон. Она просто прячет его в большущий карман своих шорт. И поднимает голову. Мэтт стоит перед капотом, машина орет, как сумасшедшая. Он делает несколько шагов к ней, ну и Алкок инстинктивно вжимает шею. Она боится. Не его, собственно, а того, что он захочет ей сказать. Как он ей скажет. Смит оказывается близко. Достаточно близко, чтобы податься чуть вперед и его обнять. Достаточно близко, чтобы впиться зубами ему в горло. Его глаза темные-темные, глубоко-уставшие. Губы сжаты в одну тонкую полоску, брови хмурятся. От него несет чем-то далеким, непонятным — сама Милли ненавидит это. — Мы почти приехали, — почему-то говорит он. Опять повторяет. Губы облизывает. — Почти. Милли резко его обходит, добирается к Мустангу, открывает двери и падает на переднее сидение. Осталось его дождаться. Осталось не сойти со своего ума. 1. Мэтт не отвозит ее домой. Он направляется в совершенно другую сторону, почти съезжает машиной по склону. Он молчит. Ничего ей не говорит. А Милли отворачивается в другую сторону, смотрит в окно. Тяжело. Нелепо пусто. Они проделывают путь в целый час. Солнце лениво склоняется к горизонту. Вот так, думается Алкок. Во так мы с ним и попадаем в момент, где нету времени. Ведь он его останавливает, как и свой временный Мустанг. — Посмотри. Она не смотрит. Слезы опять возвращаются к глазам. Опять делают соленые морские дорожки. Руки мелко дрожат. Сигареты заканчиваются. Хочется застыть. Но не сможет — Смит тянет ладонь, а потом зарывается пальцами в ее волосы. Не сжимает, не гладит ее. Просто держит. Губы открываются. Милли кусает нижнюю. Она просто (не смотрит) подается вперед, а потом утыкается в его шею носом. Вдыхает его запах. Прижимается щекой к его коже. Хватка на голове усиливается. Тело его напрягается. Каменеет. — Ты самый непонятный мне человек на целой планете, — признается Алкок, дыханием опаляет его ключицы. — Станешь еще и далеким, как только мы возвратимся обратно… Убежишь. — Посмотри, — он повторяет опять. Голос туманный, почти что шепот. Милли не смотрит. Она только тянет руки и цепляется в его футболку. Сильно сжимает пальцы. — Ты должна сама увидеть. Смотри, блин. Ее язык касается его шеи. Слизывает пот. Делает мокрым место, куда прикасается. Мэтт ведёт своей рукой, властно поворачивает голову девушки от себя, всю ее отстраняет от себя, чтобы ее глаза наконец-то смогли четко сфокусироваться на том, о чем он ее просит. Милли видит. Все видит. На склоне зеленого холма, просто-таки перед пляжем… стоит дом. Весь из стекла. Большой, красивый стеклянный дом. Аж светится. Вокруг него небольшой забор, причал, парочка деревьев. Лучи отсвечивают второй этаж так просто и так прекрасно, что не по себе становится. Милли громко выдыхает в своем удивлении. Она сама отстраняется чуть дальше, потом переводит взгляд на Мэтта. Немой вопрос. — Что это?.. — Это, Милли… это наш дом. Что? Что ты сказал? — Что ты сказал? Мэтт хмыкает. Он сам всматривается в стеклянные панели, в большие двухметровые окна. Даже с такого расстояния, дом выглядит так необычно и авангардно, что хочется взять и подойти поближе. Рассмотреть его по-лучше. Остаться в нем. Милли опять вопросительно смотрит. Она пытается что-то сказать, но прикусывает себе язык. Мурашки сковывают все тело. — Я купил дом. Дом, куда мы сможем приезжать. Когда захотим. Хотел тебе его показать. Так хотел, что аж украл тебя, практически. Он, блин, купил им дом. Боже. В это не верится. Алкок тупо моргает раз, потом два. Будто дымка, будто все пропадет за секунду. Мэтт ухватывает за ее руку, пальцы с ней берет и переплетает. — Это все взаправду? Глупый вопрос, очевидный вопрос. Смит кивает. Милли хмурится. В ее сердце начинает зарождаться повторный огонь. Черт, он хочет, чтобы у них было место. Их место. Посреди Испании. Чтобы они… смогли приезжать сюда. Вдвоем. Бля. Невероятно. Становится как-то больно. — Пошли, проведу тебе экскурсию. Они выбираются на улицу. Они молча проделывают путь вниз по склону, добираются к забору. Мэтт запросто клацает по сигнализации. Ворота открываются, а Милли буквально чувствует себя маленькой, такой маленькой, почти что ничтожной. Мужчина подталкивает девушку внутрь. Небольшой дворик. Все очень еще пустое. Новое. Но Милли определенно может… что? Сделать тут все так, как ей захочется? Создать свой комфорт? Например, сюда бы хорошо было купить небольшой столик и стульчики. Сделать небольшую веранду. А потом… Мэтт, кажется, отслеживает ее мысли. Он мягко улыбается. Он направляется к входным дверям. Она идет следом. Внутри все лучше, чем ей думалось. Большая кухня, множество полочек. Для кофе, ясно что. Она заставила бы тут все баночками с кофе. Сиропами, джемами. Своими сладкими штучками. Она бы готовила ему свою любимую еду. Каждый вечер. А дальше гостиная. Белый диван, телевизор. Красивые подоконники. Для всех вазонов. Приятный ковер под ногами. На нем можно взять и раскинуться, как она любит, ну и просто читать книжку за книжкой. Отключаться от реальности. Потом еще две комнаты — одна столовая, другая комната для тусовок. Еще один диван. Секс на нем, наверное, был бы прекрасным. Две ванных комнаты. Небольшая кладовка. Стеклянные ступеньки на второй этаж с белыми узорами, похожими на драконов. Там они находят четыре спальни, офис, ну и большую гардеробную. Мэтт молчит. Милли разговаривает с ним «телепатически». Потому что они буквально, кажется, думают об одном и том же. Как им было бы хорошо тут. — Спальня, — Смит к ней отзывается, спустя мгновение, будто эта комната особенная. А она реально такая. Потому что… Милли тут же понимает, что это не просто спальня. Это «их» спальня. Только их. Алкок глупо останавливается перед кроватью. Замирает. Сердце вылетает из груди. Ей вдруг хочется, чтобы Смит к ней прикоснулся. Обнял ее, прижал тесно-тесно к себе. — Смотри, — Мэтт подает голос опять. Он стоит чуть дальше от нее, возле стола, голос спокойный и легкий. Привычный. — Тебе нравится? Он знает, что да. Милли разворачивается и случайно утыкается в большое красивое окно — от потолка к полу. Сквозь него виднеется пляж, море. Волны хорошие, прозрачные. Песок светится. Интересно, а-как это смотреть сквозь него во время грозы? Как это… жить тут. С ним. Делить одно пространство. Делить любовь. — Это прекрасно, — и она не врет. Обхватывает себя руками. Вздрагивает — Мэтт, это- Впервые, кажется, он улыбается. Кивает. Голову чуть склоняет, волосы взлохмаченные поправляет. — Знаю, — кивок, кивок, глаза в глаза. Цепко, ласково. Смит тянется пальцами в карман своих брюк. — Потому и так хотел тебе показать это место. Ну… и отдать тебе ключи. Ты можешь быть тут всегда, когда хочешь. Даже если- Он не договаривает. Даже если мы с тобой вместе больше не будем, заканчивает за него Алкок. У себя в голове. — Господи, — девушка выдыхает. Румянец покрывает ее щеки и уши. Горячо. — Не могу во все это поверить. Реально. Ты купил, блин, дом. Целый дом. Для нас. — Да, я купил дом. В Испании. Ты в восторге? Скажи, что да. Милли искренне кивает. Она прикусывает себе губы, смущенно смотрит в лицо Мэтту. Он забавно щурится. Потом сам идет к ней навстречу — крепко обнимает, крепко-крепко. И тянется к ее губам. — Я все еще на тебя зла, — девушка шепчет это ему в губы, потом привстает на носочках. — Мы все еще с тобой… в бегах. Не думаю, что в этот раз они нам простят эту выходку. — Знаю, — ладони обхватывают ее талию, сжимают кожу. Майка задирается. — Сейчас я не хочу думать об этом, ладно? — А что же ты хочешь? Мэтт впечатывается своим ртом в ее рот. Милли расслабляется. Она тоже этого хочет. Тут. Вот так. Его всего. На (практически) пустой кровати. Между ног становится мокро за одну секунду. Вздох вылетает прямиком Смиту в голову. Он лижет ее губы, прикусывает их, а потом чуть сам подается вперед, чтобы девушка повалилась на матрас. Его тело тут же падает на ее, колено раздвигает бедра. Губы теперь — у нее чуть ниже подбородка. Алкок дергается. Горячо, горячо, горячо. Недостаточно. Мало. Мэтт нагло сжимает руками ее грудь, потом пальцем поглаживает сосок. Ртом его находит, но всасывает в себя через майку, через ткань. Господи-боже. Все, как в первый раз, реально. Член в штанах уже твердый. Милли подается тазом вперед, сталкивается с ним, выбивает стон. Пальцы правой руки уже тянутся к ее шортам, уже проникают под белье, уже поглаживают ее между ног. Большой давит на клитор. — Ч-черт! — Сейчас-сейчас, — мужчина проникает в нее, чуть раздвигает пальцы внутри. Дыхание палит кожу на шее, плавит их общую кровь. Движение руки быстрое, идеальное. — Такая ты нетерпеливая, невообразимо. — Трахни меня сейчас же, без всяких этих… долгих- Жадная-жадная девчонка. Так тесно удерживает его пальцы, так мокро в ней, а ей еще и недостаточно. Мэтт мягко ей улыбается. На глаза ползет мутная пленка. Он поглаживает ее внутри, пока трогает ее клитор, пока она подается бедрами навстречу его руке. Чаще. Сильнее. Болезненно-необходимо. — Мэтт. Она ловко тянется к его брюкам, тут же намертво сжимает его член. Смит громко стонет, глаза свои зажмуривает. Еще чуть. Еще чуть-чуть. Пальцы двигаются внутри нее, вообще не прекращают. Мокрое-мокрое безобразие. Горячее, влажное, жаркое. Смазка течет по его ладони. Он вдруг сам вытаскивает их из нее, тянет пальцы в рот. Облизывает, сам замирает, когда Алкок жадно и одержимо утыкается взглядом в это его движение. У нее красные пятна на щечках, ну и это самое прекрасное, что видел Мэтт за всю свою жизнь, ей-богу. — Толкнись в меня, Мэтти, — полу-всхлип, мольба. Шепотом. — Пожалуйста, пожалуйста, умоляю. Мэтти. Когда она так просит… Господи, когда она так просит. Мэтт сам чуть поднимается, стягивает из себя брюки, потом свои боксерки, ну и Милли подается вперед, ручки вокруг его члена тут же оборачивает. А губами (без предупреждения) обхватывает мокрую головку. Бля-я. — Милли, — Смит тянет ее за волосы, глаза в глаза смотрит. Почти ничего не соображает, ведь как же хорошо ее прекрасный рот обхватывает его. — Не спеши, малявка. Я сейчас могу кончить только от- От того, как твои глаза рассматривают меня. — Ладно, — Алкок капризно кривится, потом улыбка опять возвращается к ней, будто бы она не очень то и расстроилась. Мэтт целует ее в лоб. А она успевает стереть смазку с его головки, ну и получить очередной предупреждающий взгляд. — Ладно-о. Иди уже сюда. Мэтт накрывает ее своим телом. Он не медлит, вообще не медлит, сразу же скользит в нее до самого основания. А Милли громко-громко вскрикивает. Тесно, бля, туго. Мокро. Кожа бьется об кожу. — Вот так, — поцелуй в губы, еще раз, потом еще раз. — Как прекрасно ты меня держишь в себе, как- Милли резко выгибается в спине. Она подается своими бедрами ближе, ближе, ничего не понимает больше. Большие руки его оглаживают ее ребра, ее шею, цепляются в ее ноги. Сильнее. Еще, еще раз. Толчки его глубокие, резкие, рот не закрывается ни на секунду. — Бля. Звуки секса просто на весь дом. Ее тело под ним, он внутри нее. Идеально. Движения их правильные, огненные. Разум моментально улетает куда-то далеко, высоко-высоко в небо. Потому, когда Мэтт в очередной раз бегло выходит из нее, трется головкой между ее ног, а потом опять толкается внутрь жаркой тесноты — Милли тут же сжимается вокруг него, тут же ощущает, как его член каменеет больше, а потом… а потом он кончает прямиком в нее, ничего не соображая, наконец-то ощущая оргазм. Его семя заполняет ее, кажется, доверху. Оно буквально вытекает из нее вместе с ее смазкой, а Мэтт, как одержимый, все еще толкается, ну и толкается, гонится за призрачным чувством наполненности. Милли зажмуривается. Липко. А потом: — Ты принимаешь таблетки? — Голос его глухой, далекий-далекий. — Прости, я забыл про презерватив. Не ты один. Милли о нем даже не вспомнила. Она смущенно прикусывает губу, пытаясь утаить свой взгляд от мужчины. Конечно, она не принимает таблетки. Она… чувство его внутри, то, как его семя течет по внутренней стороне бедер вниз — это что-то с ней делает. Это ее почему-то волнует. И она (по-дурацки) сама себе улыбается. Вот, значит, как это — знать, что он заполняет ее всю. Ей вдруг определенно это начинает нравится. Мэтт с нее выскальзывает, падает рядом — дышит часто. — Милли?.. — Да, я их принимаю, — врет она так ясно и четко, что даже не спалишь ее ложь. — Все нормально. Она лениво целует Мэтта в губы. Ничего, когда они возвратятся назад… Милли возьмет с собой Эмили Кэри, ну и они найдут аптеку, да-да, она купит себе таблетку, выпьет ее, а потом все будет так, как и прежде. Такое уже случалось, она никогда не оказывалась с ребенком. — Я люблю тебя, — отзывается к ней Смит, так хорошо и искренне, а потом лбом к ее лбу прижимается. — Услышь это. Я так тебя люблю. — И я тебя, — Алкок утыкается носом ему в шею, руками тут же его обнимает поперек груди. — Давай поспим немного, а? Я устала. — Не хочешь сперва сходить в душ? Тебе не липко? Милли морщит носик. Немного. Но это ничего, правда? Она хотела бы думать, что это ничего. Мэтт склоняет свою голову к ней. Они засыпают. 2. В десять вечера к стеклянному дому на побережье подъезжают три полицейских машины.