these walls.

Как распознать испепеляющий жар внутри тела? Угадайте с трех раз. Правильно, ощутить мокрый язык Мэтта Смита у себя на горле. Возле вены, просто-таки… чуть ниже подбородка. Главное не задохнуться, честное слово. Ведь он ловко всасывает кожу, лижет большие влажные дорожки, слегка кусается, ну и телом хочется выгнуться навстречу ему, громко умолять его сделать больше, пожалуйста, сейчас же, хочу ярче, чтобы кровь — плавилась, вскипала прямиком возле потерянного сердца. Да что же это такое? Это просто вы вдвоем, это ваша формула. Милли резко падает головой на подушки, буквально проваливаясь в этой мягкой большой кровати. Она вскидывает на Мэтта свой взгляд (слегка затуманенный, покрытый дымкой), ну и встречается с его глазами моментально — ясными, осмысленными, желающими. От этого только сильнее закручиваются внутренности. Бьются судорогой по позвоночнику. Прекрасно. Время, вероятно, реально берет и останавливается — все так, как Милли и хотела. Иногда мечты… это не просто мечты. Иногда… они шлифуют реальность. Мэтт поспешно склоняется над ней: руки ей за голову заводит, пальцы с ней переплетает. Сжимает их. Потом вжимается губами в ее губы. И это вообще не похоже на поцелуй из какой-то сказки, из какого-то сериала, нет-нет. Ее зубы царапают его нижнюю губу, и она вздрагивает, когда его язык неожиданно скользит слишком далеко в ее рот. Она теряется в этом ощущении, резко забывается и просто включается обратно, когда он уже ниже, его большие горячие ладони сжимают ее грудь, большой палец потирает ее сосок, а лицо его оказывается на уровне ее трусиков. Мэтт сам склоняется, цепляется зубами в ткань, тянет вниз. По телу пробегаются мурашки. Милли смотрит на то, как он стягивает с нее белье, а потом ведет пальцами вдоль ее живота — аккуратно, осторожно, но все еще нетерпеливо. Случается следующее: — Повернись ко мне спиной, Милли, — Мэтт жарко шепчет это буквально в ее кожу, его губы мокрыми дорожками оставляют маленькие жгучие поцелуи возле тазовых косточек. — Ты сделаешь это для меня сейчас? Сможешь? Ох, ну конечно. Итак, это будет одна из таких ночей. Когда нужно откинуть смущение и позволить ему руководить. Позволить ему показать ей, научить ее, выучить ее тело — всецело, желанно, с такой придурочной любовью, что аж мгновенно волнение растекается в груди фейерверком. Господи. Бля. Ну, бля. Милли безумно нравится, когда он берет на себя управление. Она ему об этом, конечно, ничего не скажет. Пока что. И делает она так, как он просит. Всецело чувствует, как его жадные и ясные глаза следят за каждым ее движением. О да, Мэтт любит смотреть. Мэтт, наверное, просто в восторге от того, что она — почти его. Как и он — ее. Это их классика. Милли ложится лицом вниз на подушку, распластавшись на одеяле, тут же зажмуриваясь. Она слышит, как он раздевается, как снимает свои боксеры, и сопротивляется желанию повернуться и посмотреть на него. Это чувство живого предвкушения, это мурашки по коже. Ток в голове. Алкок (правда) ожидает прохладного прикосновения серебряного металла к ее запястьям, потому что хера с два Смит снимет свои любимые кольца, ни в этой жизни, ага, ну и она вдруг осознанно удивляется, вместо этого чувствуя, как его руки проходятся по ее спине, прямиком от затылка и ниже. Что бы он ни делал, он попросту не оставляет ни единого сантиметра ее тела нетронутым, проводит по ее бедрам, лодыжкам, ее ступням, и возвращается обратно к ее заднице. Милли кусает свои губы, зажмуривается еще сильнее, она буквально умирает под его дразнящими касаниями, а его пальцы начинают обратный путь, останавливаясь на ее волосах. Случается маленькое признание. — Моя, — он говорит ей так низко и так искренне, что сперва даже не верится. Голос его берет и отбивается в тишине комнаты, как неумолимый приговор. — Бля, никого больше. Никогда. Только моя. Такая сладкая, сладкая девчонка. Я люблю тебя. Громкий стон срывается у нее с приоткрытого рта, когда мужчина вдруг шлепает ее по ягодице. Оставляет красные следы. Второй рукой он все еще держит ее за затылок — буквально фиксирует положение ее головы, пока намеренно тянется к ней между ее ног. Мокро. Жарко. Для него. Так ожидаемо, ну и так прекрасно. Мэтт аккуратно прижимает пальцы к ее клитору — его движения круговые, правильные, словно он знает, как. Знает, насколько сильно нужно надавить, как ее нужно потрогать, чтобы у нее внутри живота завертелось начало тягучего огненного оргазма. Алкок ерзает. Ей чертовски мало. Мало. Мало. Мало. — Тебе хорошо? Да, давай поговорим. Мы это так любим. Вообще рот закрытым держать не можем. — Мэтт, пожалуйста. Прекрати эту пытку. Толкнись в меня — давай станем одним целым, давай никогда больше не отлипнем друг от друга, останемся тут вместе с этим невероятным удовольствием. Давай? — Я знаю, — он усмехается, облизывается, взглядом утыкается в то, как пальцы его явно становятся влажными. — Знаю. Знаю, что ты хочешь. Знаю как… ты хочешь. Все понятно по твоему дыханию, по звукам, которые издает твой прекрасный рот. Потерпи, ради бога. Я столько хочу еще тебе показать. Но Мэтт не знает — хватит ли у него выдержки. Девушка всхлипывает. Он ловко проникает в нее двумя пальцами, ощущая, как туго она его сама обхватывает. Так туго, что перед глазами искорки взрываются. Член дергается, скулы на лице сводит моментально. Мэтт скользит пальцами внутрь нее и тут же наружу с привычной легкостью, с таким профессионализмом, что следует добавить этот навык в свое следующее резюме, честное слово. Его мокрые губы скользят по ее коже, ставят свои мокрые следы, свои отпечатки — на Милли, вероятно, будет целая карта с его засосами. Просто мечта. Самая настоящая. — А чего ты хочешь? — слова с ее рта слетают так быстро, они тут же забываются. Есть только жаркое движение внутри нее, от этого просто невозможно сконцентрироваться. Мэтт ласково смеется. Он (просто напросто) засасывает кожу у нее под лопаткой, потом ведет носом вдоль — запоминает то, как она пахнет. Ты что, еще сама не поняла? Сейчас услышишь. — Чтобы ты была счастлива, понимаешь? Чтобы сейчас тебе было охуенно. Это мое самое большое желание. Милли задыхается, ловит воздух ртом, и требовательно напрягает свои внутренние мышцы вокруг его пальцев. Она чувствует его дурацкую ухмылку у себя на рёбрах, когда он ведет своим языком линии вниз по спине. А потом он невольно и (немного, бля, больно) кусает ее, добавляет в нее третий палец и сгибает — это немного чувствуется грубо — но именно так, как ей, оказывается, нравится. Его большой палец скользит по ее клитору. Мэтт низко рычит, и прежде чем у светловолосой появляется хоть какой-то шанс прийти в себя, ну и осознать то, как ей хорошо, он скользит вниз по ее телу, опускается, вытаскивает пальцы и нагло заменяет их своим ртом. Они оба стонут, и он вылизывает ее. Ну и как он жил без этого раньше? Раньше, может быть, как-то жил. Сейчас уже не сможет. — Мэтт! Смит зажимает руками ее бедра и держит крепко, властно, языком буквально трахает ее, ловит ее первый оргазм и сам удерживает ее прямо-таки на краю — Милли выгибается, дыхание ее сбивается, стон заполняет легкие. Твою мать, как же хорошо. Под веками тянутся искры, по телу бежит электричество. — Милли, тебе придется кончить для меня еще раз, слышишь? Сделать это опять. Снова, и снова, и снова. Пока я не решу, что с тебя достаточно. — Его шепот с неким обещанием, а его горячее дыхание обжигает ее прямиком между ног. — Будь хорошей девочкой, просто позволь мне. Раздвинь ноги чуть шире. Как у него хватает сил, чтобы так много разговаривать? Милли кажется, что влюбится в него еще больше — это просто невозможно. Но она влюбляется. И она все еще до предела возбуждена, сама размыто слышит, как его голос формирует эти слова — она уже чувствует, что снова балансирует на грани. Мэтт Смит не теряет времени даром, он прижимается языком к ее клитору, ну и Милли перебрасывается из волн одного оргазма прямо в другой. — Почему это так невъебенно хорошо, Мэтти? Она тянет слова, как жвачку. Ей никогда не было так прекрасно. — Потому что это ты, ну и это я. Мы. Когда Мэтт, наконец, отстраняется, он облизывает свои губы, он тянется к Алкок, чтобы ее перевернуть к себе лицом. Глаза в глаза. Такая сумасшедшая любовь, что Испания сейчас просто сгорит. Мужчина смахивает мокрые волосы, ее непослушную челку. Он просто поглощает ее в новом поцелуе — громком, жадном, необходимом. Милли скользит одной рукой вниз, чтобы (наконец-то) обхватить его твердый член. Она инстинктивно проводит пальцем по его головке, стирает смазку. Смит стонет ей в рот, его зубы смыкаются, чтобы оттянуть ее нижнюю губу. Милли резко вздрагивает, она водит рукой по члену один раз, другой — реально только для того, чтобы услышать тот сдавленный звук, который застревает глубоко в его горле, и опять ощутить, как его зубы сильнее тянут и кусают ее. Минуту спустя Мэтт аккуратно (твердо) отталкивает ее руку, второй хватаясь за ее бедро, а потом скользит своим членом ей между ног, пытаясь найти правильный угол. Другая его рука удерживает его над ней ровно настолько, чтобы она могла дышать под его весом, и Милли изо всех сил пытается вонзить ногти ему в плечо, требуя большего прямо сейчас. Прямо сейчас, бля. Ей не нужно произносить слова вслух. Он входит в нее так резко, как будто сдерживался с того момента, как вошел в комнату — может быть, так оно и было, — ну и отстраняется от ее рта, чтобы просто не задохнуться и чтобы опять застонать, запрокинув голову назад. Начинается движение. Милли проводит языком по его кадыку, прежде чем опуститься ниже, чтобы вонзить зубы в мягкую кожу его ключицы. Тесно. Бедра врезаются в ее бедра, он проталкивается все глубже и глубже — такими длинными, сильными движениями. Перестает что либо вообще соображать. А Милли утыкается в его плечо, ощущая, как она молниеносно сжимается вокруг его члена, как он даже не теряет своего ритма. Просто чертыхается, тяжело шепчет. Алкок откидывает голову назад, как и он сам, но потом она ловит расплавленный огонь, плавающий в его взгляде, когда глаза опять цепляются за его собственные. Это разбивает ее на куски, а Мэтт только сильнее начинает вдалбливаться в ее тело. В какой то момент Милли теряет общий ритм, но: — Не спеши, малявка, — Говорит ей, делится с ней секретами. Сам хрипло смеется в ее лицо. Целует в уголок губ почти по святому, влюбленно. — Не хочу, чтобы тебе было больно. Ты чувствуешь, как я двигаюсь внутри тебя? — Д-да. — Подайся бедрами вперед… Сейчас. Вот так, умница. И она подается. И ритм их общий возобновляется. Ее пальцы поднимаются, дергают его за волосы, оттягивают, а ее пятки впиваются ему в спину. Комната превращается в сплошной запах секса. — Мэтти, — выдыхает Милли, тупо прижимаясь к его губам, она чувствует нарастающий прилив безумного удовольствия, окрашенного только острой, сладкой гранью боли. Ее голос непроизвольно ломается над его именем. А оргазм тут же скручивает нервы. Хватка рук Мэтта на ней усиливается, пальцы впиваются в кожу ее бедер, пока она сама не понимает, не осознает, что синяки от его руки останутся на ней на несколько недель. Эта мысль заставляет ее дрожать еще больше. — Еще раз, — Поцелуй в уголок губ, потом в макушку. Его голос низкий и ласковый, — кончи на моем члене еще раз, малышка. Дай мне почувствовать тебя целиком, горячую, скользкую… Ведь то, что ты делаешь со мной, Милли… То, что ты позволяешь мне делать с тобой… Он заканчивает нервным смешком, и это все, что Милли Алкок действительно нужно. Она с большим трудом сопротивляется тому, чтобы не рассыпаться в его жарких мольбах, особенно когда он вонзается в нее длинными, сильными движениями. Мэтт наполняет ее идеально, и все это слишком быстро, грубо и неконтролируемо, и он сломил бы человека таким образом, но она, кажется, не человек, и она просто хочет от него большего, всегда. — Блять. Вот именно, что блять. Вот именно. Оргазм чуть не убивает ее, чуть не отключает ее от мира. Внутри поднимается ураган, он запросто сносит за собой все эмоции, все переживания, все заботы — остается пустота. Такая нужная и такая долгожданная. Милли падает на подушки, ее тело содрогается, пальцы на ногах поджимаются. Где-то под мутным взглядом она видит Мэтта, который отстраняется от нее, чтобы кончить ей на живот. Конечно, они опять не думали головой и не купили презервативов. Теперь они вдвоем в каком-то до жути мокром безобразии; Это идеально. Смит падает рядом на подушки. Он так тяжело дышит, ртом дышит, скулы его красные, а волосы взлохмаченные. Тело липкое, но счастливое. Как и душа. Милли робко берет и поворачивается боком. Она прилаживает его волосы на макушке, а потом целует Мэтта мягко в губы. — Да уж, — она посмеивается, когда заглядывает ему в глаза. — Это было очень хорошо, но я уверена, что это даже не твой предел. Сколько всего ты еще умеешь, Мэтт? — Тебе целого блокнота не хватит, чтобы записать. Поверь мне. Пф-ф, ну ничего нового. Дурачок. Они улыбаются друг другу. Рука мужчины тянется к Милли, чтобы ее обнять. Пальцы сами легко и осторожно поглаживают синяки у нее на рёбрах. — Мне кажется, что после того, что произошло… ну, я уже не смогу «быть» без тебя, — Алок накрывает руку Мэтта своей, делится с ним секретом. — Понимаешь? Он понимает. Это видно по тому, как глаза его становятся ясными, осмысленными, ну и (кажется) что немного грустными. — Тогда «будь» со мной. Нам охуенно вместе. Посмотрим, куда все это приведет, ладно? Милли кивает. Сил никаких буквально нет. Даже чтобы подняться и пойти в душ. Мэтт нелепо и открыто считывает всю ее телепатию, потому только тянется за белым своим полотенцем, чтобы стереть между ее ногами смазку и с ее живота свою сперму. — Засыпай, — говорит он ей в висок, когда сильно-сильно обнимает. Защищает от всего мира, к слову. — Ни о чем не думай. Со всем мы разберемся, обещаю, дай пусть утро сперва наступит, ладно? Милли хочется в это верить. Впервые за свою жизнь она засыпает (не только без кошмаров), но и с ощущением того, что ее любят также сильно, как и она. Вот вам и магия особенных моментов. 1. Утро выдается прохладным. Не дождливым, ничего такого. Просто прохладным. Милли находит свое платьице на ковре возле стола — глупо разорванное, не пережившие ничего из того, что вчера происходило. Мэтт, по своей инициативе, запросто уходит вниз к пацану-администратору, чтобы того спросить о том, где он может захватить кофе-машину или сразу найти кофе. И чего-то поесть. Перед этим они проводят целый час в кровати, обнимаются и смеются. Милли находит второй комплект белья «подарок-от-отеля». Там большая белая футболка и еще одни белые мужские боксеры. Она плюет на привычки, ну и надевает их на себя. Пишет Эмили смс-ку — типа, привези меня одежду, дорогая, вот тебе адрес, давай бегом, а то у меня через два часа первая съемка. Эмили в восторге бросает все дела и вызывает себе такси. В голове — странно «хорошо». Хорошо сидеть с Мэттом на большой кровати, скрестив ноги, ну и пить айс-латте вместе с каким-то дурацким сиропом. Он знает, что ей нужно «сладко». Он буквально забирает сюда целых две бутылки сиропов из кухни для гостей — пофиг, если кто-то заметит. Ему можно все. И почему-то именно сейчас кажется, что и ей можно все. С ним она живая. Такая живая, что пиши об этом книжки, романчики всякие. Рассказывай людям вокруг, они даже не поверят. — Ты выглядишь странно-горячо в этих боксерках, — прыскает Смит, размахивая вилкой перед ее носом, перед этим уничтожив половину салата (просто-таки) за минуту. — Так и хочется с тебя их стянуть. — Заткнись. Они посмеиваются, переглядываясь друг с другом украдкой. — И не подумаю. Кстати, твоя Эмили уже в курсе всего, я так понимаю? В следующий раз ты просто можешь ее сюда позвать, я не против, пусть посмотрит. Это вот сэкономит потом вам двоим время, чтобы не рассказывать ей детали. Он угорает, понятное дело. Дурачится с ней. Милли фыркает, ей почему-то на щеки опять ползет яркий румянец. Она тянется к салату, а потом забирает его себе — Мэтт вообще не против, он принимается за кофе. — Ты такой идиот, я поражаюсь просто. Сто процентов. — Ты же это любишь, даже не спорь. И… что там с Райаном? Он тебе не звонил? Хм. Райан. Милли тянется к айфону опять. Она открывает диалог с Корром — тыщу сообщений, все с неким дурным непониманием, с какими-то предположениями и с просьбами встретиться, с ним поговорить. Алкок резко блокирует телефон, опять кидает его на подушки. В груди загорается тупая боль; Она отображается на лице, с ней хочется поскорее разобраться. — Я с ним сегодня поговорю. Он очень хороший, не хотелось бы с ним поступать как-то по другому, знаешь? Он заслуживает личной встречи. Как только я отыграю сцену. Наверное, встречусь с ним вечером. — Что ему скажешь? — Мэтт ловко делает глоток кофе, его голос звучит тихо, буквально заинтересованным. Сам вид его кричит об обратном — непринужденный, расслабленный. — Еще не знаю. Но, — Милли хмыкает, потом наклоняется чуть ближе к мужчине. — Одно понятно… я хочу тебя. Хочу тебя. Знать, быть с тобой, говорить с тобой. Переживать эту жизнь с тобой. Просто позволь мне; Мэтт вдруг закрывает глаза. — Я очень сильно постараюсь «быть» твоим. Он не врет. Ему еще есть над чем поработать. Он всем сердцем желает научится быть — тем, кто умеет выстраивать отношения, любовь, заботу. Он постарается, да-да, он будет стараться так сильно, аж до крови из носа. Если нам всем повезет. Милли смотрит на него понимающе, спокойно. Как будто после этой ночи у нее не осталось сомнений. Будто она все поняла, все увидела — как он к ней прикасался, как свое желание старался держать в руках. И думал, в первую очередь, только о том, чтобы она получила удовольствие. Много удовольствия — первая. — А что Рейнира и Деймон делали бы утром, ну, после того, как они- — Наконец-то почувствовали друг друга? Милли, они бы убежали и отыграли свою важную свадьбу со своими важными традициями. Как же иначе-то, ты себе представляешь? Перед этим, понятное дело, трахнулись бы еще раз двести. — М-м. Забавно. — Да ты что? — Мэтт оставляет кофе на тумбочке возле кровати, а потом только тянется вперед, пальцами поддевает резинку боксеров, которые сейчас на Милли. Ну и отпускает ее, а она с глухим звуком отбивается от ее белой-белой кожи. — Не веришь мне? Алкок как-то импульсивно седлает его бедра. Буквально взбирается на него. Сама чуть покачивает тазом, пытаясь сесть прямиком поверх его члена, спрятанного под бельем. — Докажи. Их поцелуй со вкусом сладкого и горького кофе. Он сразу же становится мокрым — язык поверх языка, жар. Мэтт легко оттягивает Милли от себя за ее волосы, цепляя их своими пальцами, ну и выдыхает горячий воздух ей в губы, когда немного берет и отстраняется сам. — Я слышу, как твоя подружка Эмили идет коридором. А? — Что?.. Как? — Милли сперва вообще не соображает, о чем говорит Смит. Она берет и прислушивается. Действительно, каблуки. Отчетливые звуки шагов. Но как он может быть так уверенным в том, что это именно Эмили? — Я- — Ш-ш-ш, слушай, — Мэтт приставляет указательный палец к ее губам. Вдруг они вдвоем громко слышат Эмили Кэри, буквально возле дверей в их комнату. Она, скорее всего, тупо записывает для Милли какие-то голосовые сообщения, ведь на айфон приходит сперва одно, потом второе. А вот и третье: — Детка, я тебя предупреждаю в последний раз, если я сейчас зайду и увижу, как вы двое трахаетесь… ведь ты трубку не берёшь, а мне нужно зайти, я тебе привеса всю одежду, которую нашла, ага-м, ну и если я сейчас зайду и увижу твоего Мэтта голого, я, конечно, получу моральную травму из-за вас, но ты сто процентов будешь мне должна пачку моих любимых сигарет… пожизненно. Понимаешь? Я- Она отправляет сообщение, ведь телефон опять вибрирует. Милли начинает смеяться, так и оставаясь сидеть у Мэтта на бедрах. Когда он тоже заливается хохотом, дверь все-таки открывается, ну и на пороге появляется Кэри с большим пакетом в руке. Второй она сама тыкает в Милли пальцем и громко говорит: — Я предупреждала! И привет-привет, доброе, блин, утро вам! Кайф. — Фактически, Эмили, — Мэтт смотрит на нее буквально с вызовом, со смешками. — Мы не голые. Я не голый. Мы не трахается. Пришла бы раньше, вот было бы совершенно другое дело. Кэри закатывает глаза, она кидает пакет на кресло, стягивает свою ветровку. Падает на мягкий диванчик, принимаясь открывать новую пачку салата. — Реально. Так что прости, никаких тебе сигарет. И спасибо за одежду, ты лучшая просто, — отзывается Милли, слезая с Мэтта, спрыгивая на пол с кровати. — Мне хотя бы одну сигаретку, все-таки, — рыжеволосая вздыхает и вертит своей вилкой в разные стороны, когда начинает говорить. — Я буквально убежала от Райана. Ты меня в такой стресс вгоняешь, детка, я уже не могу. — Я тебя тоже люблю, прости, — Милли быстро наклоняется и бегло целует подружку в щеку. Сама она уже сосредоточена на пакете с вещами. Достает футболку и шорты. — Мэтт, сейчас же отвернись в другую сторону! — А? — Смит выглядит удивленным на секунду, а потом до него доходит, что она просто над ним издевается. Мужчина послушно отворачивает голову к окну. — Давай-давай, бегом одевайся и на съемку. — У вас такие странные отношения, — Эмили хмурится, переглядываясь с Милли, пока она надевает вещи на себя. — Ты только что на нем сидела, а переодеваться при нем тебе что, стыдно? — Именно. Мэтт заливается смехом. Они допивают кофе, а потом заказывают себе такси. Ключ-карта пацану-администратору, карточка с деньгами ему в руки тоже, а потом и назови адрес, подожди, ну и приедешь к себе на съемки. Проще простого, поистине. Они оказываются на месте за час, словно кто-то время взял и ускорил, запустил опять, потому нужно бежать, бежать, ведь ничего не успеешь. Нету времени даже, чтобы подумать и проанализировать все, что случилось с Милли вчера. Но ничего, случай еще подвернется. Обязательно. Мэтт держит Алкок за руку все время, когда они движутся в пробках. Там, где он к ней прикасается — все жжется, горит; Милли от них убегает — буквально не попрощавшись, — в свой трейлер. Эмили даже не удивляется. Она стоит себе с Мэттом возле курилки, доставая новые сигаретки. Вокруг собираются гвардейцы-рыцари. Все довольные, радостные. Где-то между ними есть еще и Райан Корр. Райан выглядит уставшим, будто бы он вообще не спал этой ночью. На нем костюм сира Харвина Стронга и в руках большой-большой меч. Мэтт переглядывается с Кэри, молча вдыхая дым и выпуская его ртом. Райан осматривается. Он замечает Смита, он ловко к нему пробирается сквозь людей. Черт. Не по плану. Сперва же с ним должна поговорить Милли, правда? Эмили делает шаг назад. Она нервно сжимает фильтр пальцами. И тут, просто-таки перед тем, как Райан подходит к Мэтту на довольно близкое расстояние, с левой стороны появляется Фабиан Франкель. Он взволнованный и громкий, потому тут же говорит: — Бля, а это правда, что ты теперь вместе с Милли? Типа, встречаетесь или еще чего, а? Мэтт сводит брови на переносице. Проходит одна дурная секунда. И как только он открывает свой рот, чтобы что-то сказать, в лицо Фабиану со всей силы прилетает чужой кулак. Райан. Блять. — Ай! — Франкель зажимает нос рукой, ведь кровь нещадно начинает хлюпать у него по подбородку. — Какого хуя, Корр? Я знаю, что Харвина Стронга называют костоломом, но бля, чува-а-ак! — Замолчи, — Эмили тут же подбегает к парню, она стирает кровь у него с лица, сама вот обхватывает его руками. — Ничего не говори, сейчас сядем на лавочку, подожди. Фрэнк, позвони в неотложку! Мэтт цепенеет. Он в каком-то непонимании смотрит на дорожку крови, которая тянется за парнем, а потом переводит взгляд на Райана. — Поговорим? — Корр кивает в сторону, ясно ожидая, что Смит сразу же просечет то, что им нужно отойти от других. Бля, это что, девятый класс? Сейчас их всех еще и уволят. Класс. — У тебя нет выбора, Мэтт. Иди сюда. Остальные просто с открытыми ртами стоят и на все это смотрят. Такое шоу, поистине. Под кожей начинает закипать злость. Смит (в последний раз) сам убеждается, что Фабиан Франкель не останется тут один, что он, вероятно, будет в порядке — ну и делает шаг в сторону Райана. Ну кайф, что сказать. Начинается новое приключение.