these walls.

«Навсегда» не для всех значит одно и то же. Нужно ли это «навсегда» тебе? Милли медленно моргает два раза, прежде чем вернуться в свою яркую реальность. Она робко замирает, нелепо осматривается. Последняя капля дождя падает ей на макушку, а потом скатывается по носу к ее губам. Хаос. В небе (где-то далеко) вновь слышится раскат грома. Громко, жутко, словно небо с ума своего сошло, когда увидело, что случилось полтора часа назад в уборной ресторанчика. «Кажется, тебе опять пришлось поприветствовать меня фразой «До свидания». Не кажется. Так и было. Все так и случилось, она сама приняла свое решение. Милли стирает капельку с подбородка тыльной стороной ладошки. Это движение отслеживает Мэтт, словно спец-агент из-под тишка — немного дёрганный, немного расклеенный, но все еще очаровательный в своей простоте, до жути прекрасный. Рубашка на его теле расстегнута на три пуговицы, она заправлена ему в брюки. Его руки в карманах, ботинки блестят в свете уличных фонарей. Рот режет самодовольная ухмылка: так в его стиле, поистине. А глаза ясные, большие — они наблюдают, будто говорят тебе: Капелька дождя может к тебе прикасаться, ей так повезло, что она это может сделать. А я только (безучастно) разделяю ее моментальный трепет, ну и то, как целует тебя дождь в губы. Потому что я — не могу. Это моя вина. Моя вина. Моя. Дай все исправить. Милли отворачивается к Райану. Они все еще сидят за стеклянными столиками около ресторанчика, все еще полны веселья и какого-то дурацкого праздника. Их кровь поет. Никаких проблем. Оливия включает на телефоне безобразную песенку про «щеки и хуи*», ее любимую, видимо, ну и благослови ее, блять, Боже, ведь Эмма Дарси сквозь слезы кое-как всем упоминает, что если потом в будущем их спросят о музыкальных вкусах Кук — все должны запросто сдать ее поголовно перед камерой на интервью. Тупо-таки за секунду. Оливия (очевидно) соглашается. А еще она передает свою пачку Мальборо Пэдди Консидайну, а тот учтиво и важно подкуривает одну из, отдавая ее дальше в руки дурачка Фабиана. Вокруг пахнет едой и алкоголем. Вокруг стоит эта Испания, а Испания славится вкусной драмой. Милли усмехается себе под нос, как только примеряет эти слова на себя, интуитивно нащупывая руку Райана Корра под столом. Мужчина обычно склоняется к ней, целует ее в щечку, невесомо так, пальцы в ответ сжимает. — Ты как? Все хорошо? Я — никак. Ну… как тебе сказать. Только что у меня, вероятно, сердце разбилось в одной из уборных в этом городе. Ибо по другому быть не могло. Так это было романтично и драматично, ух просто. А если помимо этого — тоже хуево. Кожа жжется в тех местах горячим металлом, где целовал меня Мэтт. Но ты же сама не станешь своему парню-на-пять-минут о таком буквально рассказывать? Определенно нет. Милли только головой мотает, а сама делает глоток из прозрачного стакана. Джин. Сотня за бутылку. То, как любит ее Мэтт. Не ее. Господи, ну не ее же. Стоп. И то, как он ненавидит одновременно. Потому что становится он мудилой полным, если им закидается знатно. Этим джином. Но пока он (вроде-как) трезвый, да-да, стоит себе и вот обычно разговаривает с пацаном Фрэнки, расспрашивая того о местных красивых зданиях, о местной архитектуре. Ему, ну, хочется куда-то сорваться, видимо, уйти с этой тусовки, вдохнуть атмосферу Испании на полную. Без испанок только. Сегодня только эстетика. Да и: — О чем вы разговаривали? — Опять приглушенно говорит Райан. Вид у него спокойный, такой обычный, что даже не возникает сомнений в том, что он волнуется. — В ресторане. Хочет знать. Не узнает, понятное дело. — Просто обсудили несколько сцен, — Алкок пожимает плечами. Она улыбается мужчине. — Мэтт всегда знает, как меня подбодрить перед съёмками. Ага, как раз-таки. Перед съёмками. Съёмками, где ты снимаешь свое платьице в туалете для него за три секунды, а он берет и становится на колени, чтобы расцеловать твои синяки. Такие съемки, да? Невероятно. — Почему вы тут не поговорили? — Он «скрытный» в своих секретах, ты же знаешь. Он знает. Райан больше ничего не расспрашивает. Резко сменятся песня. Оливия кричит о том, что они все просто обязаны пойти на концерт Арктических Мартышек через месяц. Ее ничего не волнует, она предложила — она всех и соберет. Остается только самой удивляться, как невероятны случайности. Ведь раньше эта группа «была» только между Алкок, ну и между Смитом. А теперь они все, как будто, тупо шарят. Ну и даже Франкель по-детски начинает хлопать в свои ладошки перед тем, как открыть модный айфон и начать всем рассказывать о стоимости билетов. Экскурсовод, мать его. Гид из Франции. Любимое. Милли резко зажмуривается. Над головой разносится очередной раскат грома. Она тянется к тарелке с вишневым мороженым, поддевает ложкой немного, потом тянет все это в рот. «Наверное, я до сих пор обожаю тебя, Когда руки твои обвивают мою шею. Или обожал, когда это было в последний раз». Бля. Песня наглухо бьется в черепной коробке. Наглухо. В груди становится нелепо глупо. Так, будто кто-то выключил весь свет, а ты наощупь пытаешься дотянутся к выключателю, ну а его попросту нет. Не существует. Ну и (почему-то) (мы знаем почему) Мэтт сталкивается взглядом с девушкой. Они мысленно «разговаривают», вроде как, ведь в его глазах есть явное тепло, есть понимание, а сердце Милли отзывается на эту мысль так моментально, неоправданно. Она облизывает ложку, не моргая. Фабиан озвучивает цены. Пэдди фыркает себе под нос, как только осознает, что все места возле сцены тупо раскуплены. Не фортануло. — Вторая фанка, — Эмма Дарси пожимает плечами. Эмили Кэри ее забавно толкает локтем в ребра. Они посмеиваются. — Берем туда. Пофиг. Все равно все будет идеально. Мы же будем вместе. Идеально. Мэтт тихо усмехается, а потом переводит взгляд вниз, рассматривая свои ботинки. Они так блестят, что аж выедают глаза. Я не стесняюсь искры, но мысль, что я должен обмануть ожидания, вертится в голове, словно нож, поет Алекс Тернер из динамика. Сил бы ему, этому Алексу Тернеру. Он, вероятно, переживает (переживал) что-то подобное. Милли опять отворачивается. На что она надеется? Что она предполагает? Ей нужно скоро собраться, взяться за Корра, ну и умотать назад к трейлерам. Ведь появляется возле Смита еще одна бутылка виски. А все мы знаем, как это бывает… сейчас он напьётся, а потом будет выделывать какую-то херню. Милли не хочет этого видеть. Она не- — Короче, однажды я… — Фабиан начинает свой собственный концерт. Все собираются вокруг него, захватывающе наблюдая за тем, как он опять рассказывает свои придумки. Мэтт куда-то девается. Милли старается не замечать. Она сидит, слушает, смеется — правда это делает. Потом Эмили увлекает ее в какой-то танец прямиком посреди улицы, ну и все мысли уехать домой исчезают. Напряжение спадает. Становится опять «хорошо». Райан тут, он тут, ну и он смотрит на нее глазами обожания. А еще он позволяет ей делать все, что она захочет. Потрясающе. Милли сама заказывает коктейль. Она съедает вишню, а потом выпивает все до дна. В крови начинает быть огненно. И она даже не напивается сильно, не сильно ведь — потому что в момент, когда светловолосая забредает за угол, ну и тупо опирается на стену дома спиной, чтобы покурить в тишине, ответить на смс-ки, рядом с ней появляется какой-то безобразно дорогущий спортивный мотоцикл. Звук мотора глушит буквально все вокруг. — Садись. А? Милли поднимает глаза от телефона вверх. Сигарета в ее пальцах жжется, почти фильтр палит. С губ срывается удивленный вздох. Она даже головой ведет в разные стороны, ну ибо вдруг показалось, вдруг она все-таки так сильно напилась, что теперь ей что-то такое мерещится, галлюцинациями в мозг стреляет. Ну нихуя себе. Мэтт. Она видит Мэтта перед собой — четко и ясно. Мэтта в черном шлеме, он сидит верхом на мотоцикле и улыбается ей такой наглой улыбкой, что аж коленки начинают дрожать. — Как?.. — Правильно не «как», а «куда». Садись. Я хочу отвести тебя в одно место. Так просто говорит. От этого почти, что не больно. Говорит так, словно они всегда были вместе, выучили на-память тела и души друг друга до последней этой детальки. Алкок мгновенно чувствует, как реальность накладывается поверх нереальности. Типа, Мэтт Смит сейчас здесь, да? Сидит на мотоцикле, который он непонятно где достал вообще, держит в руке второй шлем, лыбится ей во весь рот, ну и предлагает ей сесть к нему, чтобы прокатится. Будто возле ресторана никого нет, будто нет ни Райана, ни ее Эмили, ни драмы, ничего. Что это еще за фокусы? Ползу обратно к тебе. — Как после всего, что произошло в… в ресторане между нами, ты решил, что я поеду с тобой куда-то? Очень просто решил. Спонтанно. — Я же сказал, «как» это не тот вопрос. Если хватит тебе смелости — садись. Милли выбрасывает сигаретку под ноги. Она фыркает. Дрожь бьет ее в спину, потом в позвоночник. Она завязывает мысли и туго обхватывает ее за горло. Белое на черном. Белое платье на бретельках и черный мотоцикл. — Ты не уважаешь мои решения, да? Или способы, которыми я пытаюсь забыть тебя. Понятно. Мэтт прикусывает губы. Он перекидывает ногу, потом слазит за землю. Опирается спиной в мотоцикл, прижимая к себе второй шлем. Он выглядит сейчас, как какой-то охуенный участник рок-группы, Милли про себя смеется, ведь… неужели это ему так Алекс Тернер в голову дал? И дурной джин. Он же немного пьяный, бля, они точно помрут на дороге. Вместе. Боже. Милли неловко переступает с ноги на ногу. Она смотрит на то, как его красные губы сами по себе шевелятся: — Полагаю, я просто пытаюсь сказать то, что прямо сейчас нам с тобой нужно действовать необдуманно. Ого. — Куда мы поедем? — Вот, наконец-то привальные вопросы, малышка, — Мэтт ей подмигивает, ну точно какой -то хулиган, а потом пожимает своими плечами. — Не могу сказать, если честно. Потому что излишние подробности оставляют горькое послевкусие, понимаешь? Так что садись. Садись. Такое слово… дурное. Сперва садись на пол, когда тебе четыре. Чтобы не упасть. Потом садись за парту, когда тебе шесть. Чтобы выучить хоть что-то. Потом давай садись в универе за стол, ага и да-да, чтобы что? Чтобы выпить кофе, ну и в очередной раз понять, что ты прогадала с тем, куда ты поступила. Потом садись в залах ожидания, жди, когда тебя позовут на кастинг. Садись в самолет, ведь кастинг ты прошла и получила главного персонажа. Садись у себя в трейлере, слова свои учи. На колени к Мэтту садись. Чтобы ощутить себя живой. И тут же на мотоцикл этот тоже садись, давай тайну разделим на двоих, давай побудем в этой вот компании друг друга, мы ведь… голову теряем только от одного взгляда глаза в глаза. Милли думает. Она замолкает, ничего ему не отвечает. Потом только подходит ближе, ну и закуривает очередную сигаретку. На удачу, понимаете? Ну и от нервов, ведь эта неизвестность ей палит внутренности. — Скоро начнется гроза опять, — Алкок безобразно выдыхает дым ему в лицо, мимолетно наслаждаясь тем, как у Мэтта трепещут ресницы. — И ты пьяный. Знаешь, чем закончится наше маленькое приключение? Смит наклоняется ближе. Он перехватывает сигарету. — Ну, я чувствую себя дураком, потому ты попробуй тоже. Это ее окончательно переубеждает. Как и то, что где-то под черепной коробкой у нее все еще горит желание все исправить, дать себе и ему второй шанс. Но оно перекрывается неким осознанием — теперь есть Райан. Райану делать больно совсем не хочется. Милли уходит в свои мысли до тех пор, пока Смит опять не подцепливает ее подбородок своим пальцем. Они невольно вслушиваются в лирику песни, которую слышно с телефона Оливии Кук. «В необычном месте, Когда тебе кажется, что ты вовсе не здесь, Она делает то же самое, что ночь делает с днём» — Что ночь делает с днем? — Милли глупо спрашивает, пока Смит аккуратно убирает ее волосы от лица, чтобы надеть на нее шлем. Он защелкивает его у нее под подбородком. Что и ты со мной, хочется сказать ему. Ночь (*тут вы можете вставить свое понимание*) с днем. — Запрыгивай, — Мужчина перекидает ногу через мотоцикл, а потом ждет, когда Милли сядет позади него, крепко ухватив его за талию. — Порядок? — Ага. Мэтт быстро заводит мотор. Он отталкивается ботинком об землю, ровняя руль и набирая скорость. Они едут вперед. Только вперед, никак иначе. Фабиан как раз поворачивается в тот момент, когда мотоцикл проносится мимо него и ребят. — Это что, Мэтт был? Приколы. — Ну, был, — Оливия даже не особо отрывается от своего телефона. Ее это не удивляет. Абсолютно. — А теперь его нет, как видишь. Что ты пристал? Фабиан одержимо осматривается вокруг. Эмма с него угорает. — Где он взял себе байк? Эй, где он взял себе байк? Так не честно! — Тебе что, лет пять? — Эмили громко заливается смехом, а потом только головой мотает. Ей приходит смс-ка. Она открывает диалог, ну и тут же видит фотку Милли. Ее селфи в черном шлеме, ну и широкую спину Смита. Она зажимает рот ладошкой, чтобы в голос не рассмеяться. — Вау. — Вау? Почему вау?! — Иди за следующей бутылкой, дружище, — Пэдди опускает на плечо Франкеля свою руку и ободряюще его хлопает по нему. — Джин сам себя не выпьет. Очевидно. Фабиан идет. Эмили Кэри осторожно поднимает свой взгляд на Райана — тихого и спокойного Райана, что все еще сидит за стеклянным столиком, невесело перекидывая в пальцах меленькую ложечку от мороженого. Знает ли он? Чувствует ли он? Эмили вздыхает, а потом сама вот направляется к нему. Нужно его развеселить. И успокоить, если придется. Она хорошая подружка. Просто святая, честное слово. Над головами проносится разряд грома. 1. Ночной город прекрасный. Милли буквально перестает дышать, как только они запросто выруливают на главную дорогу, полную машин и разноцветных огоньков. Они отображаются в радужке, они переполняют восхищением. Она намертво сжимает Мэтта руками, а сама пытается запомнить каждую деталь, все до последнего момента, ведь прямо сейчас — ей свободно. Прямо сейчас она тут с тем, кто будоражит ее мысли и ее кровь. Куда он ее везет? Зачем? Что они там будут делать? Как все пройдет? Что будет после? Топ десять любимых вопросов, вы только посмотрите. Но нахер вопросы — нужно просто чувствовать. Чувствовать, чувствовать. Видеть то, что обычными глазами не увидишь. Как он крутит рулем, как его ботинки утыкаются по обе стороны в металл, как у него бьется вена на шее, когда он пересекает автостраду. Что за мысли у него в голове? Чувствует ли он, как она пробирается пальцами под его рубашку, чтобы кожа к коже — а? Такой близкий и такой свой, что аж страшно. Алкок прекращает заниматься фигней — она опять утыкается в фонарики и в домики возле побережья. Они пересекают южную часть города — одна маленькая движущая точка посреди мира, ну и сворачивают к самой узкой улочке, которая тянется вверх на небольшой холм. Милли не говорит. Только ждет, только ждет. Мотоцикл вскоре тут останавливается возле большого каменного забора. Смит слазит первым, он учтиво снимает с девушки шлем. Ее волосы так сильно выбиваются из кучи, они запутанны, челка липнет ко лбу — что Мэтт сам берет и их приглаживает. — Где мы? — На месте, я полагаю. Факты. Милли даже не видит то, куда они приперлись. Обычная площадь, каменная дорожка, красивые домики. Взлохмаченный Мэтт. Ее небольшая трагедия. — Тут высоченный забор, если ты не заметил. Еще и закрыто. — Это даже не проблема. Милли фыркает. Она немного ежится, ведь воздух прохладный, скоро пойдет этот дождь. В небе пролетает молния, но без звука. Просто освещает облака вспышкой за раз, ну и сама скрывается. Смит оборачивается на Милли, а затем стягивает с себя пиджак. — Надень, малявка. Не будет холодно. А еще не будет тебе вообще больно, когда будем перелезать этот забор. Ткань сбережет твои голые руки и плечи. Ее глаза так широко открываются, что аж немножко становится ей волнительно. Что? Перелезать забор? Он с ума сошел? Пиджак оказывается у нее в руках. В нем буквально можно утопиться, такой он большой. Милли натягивает его на себя. — Ты притащил меня сюда почти ночью, чтобы нарушать закон? А еще что? Почему сразу мы не полезли в Национальный Банк Испании, м-м? Или в Монетный Двор? Как-то очень глупо, тебе не кажется? Мэтт начинает громко смеяться. Он упирается руками себе в бока, он выглядит таким себе довольным, таким забавным, что его чем-то по голове треснуть хочется. — Ты такая трусишка, я не могу просто. — Сам ты такой, понятно? О, их вечный вайб. Как быстро они к нему возвратились, неимоверно. Магия, бля. — Иди сюда, я помогу тебе. Но когда окажешься на самом заборе, то посиди себе минутку, окей? Никуда не прыгай, я все еще за тебя ответственность несу. Ой, как благородно. Милли кивает, но закатывает глаза. Она подходит к мужчине, а потом оценивающе смотрит на этот каменный забор. Еще раз. Он высокий, слишком высокий, но камни реально упростят им жизнь. На них можно взять и встать ногами, а пальцами ухватиться в другие выступающие. Полезть вверх. Охуеть. Еще она по ночам только не лазила в каком-то испанском городишке. Кто бы услышал — не поверил. Мэтт немного склоняется. — Встань на мои руки, — просит он, а сам их переплетает пальцами. Планировщик еще тот. — Оттолкнись, ну и ухватись за верх. — Я надеюсь, что это того стоит, дурак. Иначе… я тебя убью, — Милли смеется с него, но все-таки оказывается ближе, ногой ему на руки становится. — Я не шучу. — Убьешь, убьешь, ага. Давай уже, не выделывайся. Алкок толкается от его руки своим кроссовком. Она тут же подлетает выше, в неком этом удивлении хватаясь за камни. Мэтт тут же берется за ее бедра, удерживая на месте. Не давая ей упасть. Ч-черт. Там, где он касается ее… все жжется, плавится. Милли чуть было не пропускает углубление для ноги, ну и не падает. Зашибись. Просто такой кайф, ну черное слово. — Красивое белье, — отзывается Смит, а хватка его усиливается. Милли подавляет стон. — Забыл сказать еще тогда, в уборной ресторана. Прозрачное мне по вкусу, понимаешь? Дурак — дураком. Смех. — Если бы знала, что мы решим поиграться в искателей сокровищ, то я бы надела штаны. Не отвлекайся! Проще сказать, чем сделать. — Так точно, мисс! — Мэтт поднимает ее еще выше. Алкок почти вылазит на широкий верх забора. Она перекидывает свою ногу, а потом просто садится, переводя взгляд на Смита. — Не двигайся только, Милли, тут реально высоко. Так высоко, что она даже не думает поворачиваться в другую сторону, чтобы посмотреть наконец-то на то, куда они, бля, залезли. — Хорошо, — она просто отвечает, пока Мэтт чуть отходит дальше от забора. — А ты что… делаешь? Думаешь, у тебя получится так, как и у Человека-Паука? Я реально не хочу тебя расстраивать… — Ты такая неугомонная, я поражаюсь просто. — Пф-ф. Закатить глаза. Закатить глаза. Рассмеяться. Посмотреть на то, как Мэтт Смит с разбега прыгает, а потом легко взбирается на забор, оказываясь с ней рядом за секунду. А это уже из разряда фантастики, честное слово. Милли аж пошатывается чуть, но мужчина тут же хватает ее за предплечье. — Страшно, малявка? — Отстать, Мэтт. Она его дразнит. Смит вдруг протягивает свою руку, а потом опускает ее на ее щеку. И сам властно поворачивает ее голову в другую сторону. Чтобы она наконец-то увидела, куда же они (все-таки) влезли. Ого. Милли утыкается взглядом в… здоровенный каменный собор. Ренессанс, ну или что-то типа того. Охуеть. Большие колонны, большой купол над ними. Зеленый камень. Старинное место. Очень и очень красивое. Она громко выпускает вздох своим ртом. Тоже мне — двое неверующих пришли в гости к богу. — Я влюблен в архитектуру этого места, — признается Мэтт. — И в архитектора, вероятно, теперь тоже. — А это… разве не- — М-м? — Это разве не та «главная септа» Королевской Гавани? Ну вот та, что они ее снимали в Игре Престолов? Когда еще Серсея была Королевой? Мэтт на секунду (очевидно) замирает. Он неуверенно осматривает целый собор. Что-то есть похожее, действительно есть, но они, вероятно, доделали остальное на зеленке и хрома-кейе. Ебануться. Если это правда, то случайная прогулка теперь кажется совершенно не случайной. Потому что опять в их жизни происходит слишком много совпадений. — Нужно погуглить, — Мэтт переглядывается с девушкой. — Но если это правда… ну, что же, пора пойти и сказать «приветики» Ланнистерам. Спросим заодно, как они относятся к инцесту. Милли ожидаемо закатывает свои глаза. Мэтт слазит первым. Он останавливается, потом тянет руки к Алкок. — Прыгай. Я тебя поймаю. — Ты мне обещаешь? — Милли робко на него смотрит, волнение идет ее телом. Заливает ее голову. — Я тебе обещаю. Она прыгает. Даже больше не раздумывает. И ее тут же прижимает к себе Смит за секунду. Буквально вжимает в себя, можете поверить. По какому-то инстинкту она его обнимает в ответ. Их дыхания смешиваются. Что-то колется в затылке и ноет между бедрами. Мэтт ее учтиво отпускает. — Тут есть охрана? — Без понятия. — Тут есть камеры? — Без понятия. — Отлично, — Милли хлопает в ладошки, а потом обходит его, направляясь к главной этой дорожке. — Сегодня мы ночуем в тюрьме, как я вижу. И я не буду там делить с тобой одно одеяло, понял? Потому что это твоя вина. — Ты так любишь драму, невероятно. Он смеется с нее. Они идут рядом рука об руку. — Зато ты такой спокойный, будто у тебя есть право на то, чтобы тут разгуливать без всяких последствий. — Что поделать, — Мэтт театрально вздыхает. Они выходят к главному двору. Вокруг так тихо, что аж странно. Только в небе гром иногда. — Я везучий, как черт. Спорим, что нас никто тут не найдет? Милли не спорит. Она только свой телефон достает, когда тот начинает вибрировать. Райан. Черт. Мэтт ничего не говорит. 2. Они сидят на больших ступенях, откинувшись на локти назад. Идет небольшой дождик, потому их план все «исследовать» переносится до тех пор, пока он не перестанет. Когда очередная молния прорезает небо, а напряжение становится невыносимым, Милли первая заговаривает: — Правда или желание, Мэтти? — Желание. Он отзывается так быстро, так нещадно быстро, что аж отрезвляет. Потому Алкок говорит ему то, что она говорить совершенно не должна: — Тогда какое желание ты хочешь? Мэтт поворачивается к ней полу-боком, глаза в глаза, кажется. Потом он поднимается на ноги, а сам утыкается взглядом в ее лицо сверху вниз. Его губы улыбаются ей, они вот-вот сообщат липкий страшный секрет. — Я хочу, чтобы ты прямо сейчас опустилась передо мной на колени. И выиграла всех испанских девиц в целой округе. Я точно знаю, что помещусь тебе в рот. Боже. Ну боже, ведь они почти в соборе. А Мэтт даже ничего не скрывает. Говорит так, как есть. Как он хочет. Ну и она, вероятно, тоже хочет этого. Милли глупо заливается румянцем. Ушки аж отбиваются красным цветом. Одинокая себе молния рассекает пространство. Милли становится перед ним на колени. Нам уже не спасти — ни его, ни ее. Там уже некого спасать.