Все, что случилось после

Не хамить, не грубить, не унижать. Ренесми от усталости потерла пальцами виски. Сильно хотелось спать, но она не могла. С головы все никак не шли его слова. Не плакать. Не пускать пыль в глаза. Не унижаться. Она не выдержала, встала с кровати и начала кружить вокруг. Три шага до изножья, потом два до другой стороны и еще три до соседней прикроватной тумбочки, на которой лежал телефон Маркуса. Она прикусила губу. И быстро отошла на место. Как же все сложно… Она слышала отрывистый голос Минодоры, что-то с интересом рассказывающий коту, листание страниц медицинского справочника — это был Маркус, от скуки он снизошел до ее учебной литературы, вкрадчиво сказав о скудности написанного. А она… Быть покорной, достойной, учтивой. Знающей, понимающей, тихой. На кой черт быть настолько королевой в современном мире? Ренесми вздохнула, понимая, что, скорее всего, никогда не поймет всех оттенков королевского достоинства. А нужно ли? Разве Аро был с ней учтив и вежлив? Или Кай, который любил свою жену, но касался своими губами кожи чужой женщины? Разве он был с ней добр? А их жены? Вот они, вероятно, сидят тихо, когда их мужья творят все, что им вздумается! Это обыкновенная маска, которую носили все в клане Вольтури. Маска учтивости и жизнелюбия, за которой могла скрываться лютая ненависть. Или любовь. Или… да все что угодно! Но разве только они носят маски? А проходящие мимо люди разве не надевают маску доброчестия на работе или учебе, а дома в открытую презирают свою семью и друзей? А разве ее семья отличается от королевского клана? Они тоже вампиры, они тоже убивают, но дедушка лечит людей, компенсируя этим свои грехи. Бог ты мой. Отец, который на людях гордится своим чадом, а дома истязает кожаным ремнем до стирания плоти? Мать, которая порвет любого за дитя, но как только закроются двери, начнет морально добивать неокрепшую психику… А сколько еще таких одновременно глубоких в своем познании, но с отвратительно мерзкой душонкой встретила юная Каллен за годы обучения за границей и жизни вдали от семьи. Не сосчитать. И Маркус был абсолютно прав, утверждая, что только диктаторы могли оставить глубокий отпечаток в истории и сердцах людей. И это не смыть ни укоризненными плевками недовольных, ни подражанием. Как же жесток этот мир. Но органичен сам по себе. Она пожала плечами и опустилась на кровать, с неким блаженством утопая в мягком пушистом пледе. Надо его убрать. Маркус не оценит. И тут же поджала губы. Он много, что не оценил. Или не подал вида. Как же все сложно! Отчаянно хотелось убежать к маме и спрятать лицо у нее на груди, как когда-то Ренесми могла себе позволить сделать. Рядом с ней всегда было уютно, в душе разливалась приятная теплота, когда Изабелла Каллен шептала ей на ухо, что Золушке просто повезло с крестной. Вот и все. Вот и все. И ведь правда. Без крестной и ее волшебной силы девушка бы в жизни не появилась на балу, не потанцевала с принцем и уж тем более не вышла бы за того замуж. Выходит, без чужой помощи нельзя ничего сделать? Это все прикрытие для движения «будь собой, и у тебя все получится», чтобы тот, кто умнее, смог бы ходить по головам многих поддающихся провокациям людей? И Ренесми, вконец уставшая от собственного бессилия и многочисленных размышлений, просто легла поперек кровати в ожидании неизвестно чего. В голове роилось столько мыслей, что хватило бы на целых два улья. Без Маркуса она бы просто не выжила. Он спас ее больше, чем один раз. А что она сделала для него? Она едва не завопила от отчаяния и злобы на саму себя. Она так сильно боялась ошибиться, оступиться, сделать что-то не так для остальных, что совсем забыла о себе и о своих желаниях. Чего же она хотела? Да понятно чего… Сможет она это получить? Несомненно. Хочет ли она этого на самом деле? Без оглядки на остальных? Да. Да! Да, черт возьми! Кого она боится? Почему сбегает от своих желаний, запирая их на замок и бросая в вязкое болото? Почему прозябает тут одна? Без мужа, без… нормальной жизни, наконец! Сверление в голове стало активнее. Она приложила руку к волосам, нервно намотав на палец рыжую прядь. Какого черта она начала их красить? С оглядкой на слова вампира, которого она едва ли не боготворит? Тогда почему он практически заставлял ее смыть краску? Что вообще… Она закрыла глаза и нахмурилась. Не может быть. Она всегда говорила о своих целях ясно, отчетливо, громко. Но ноги шли в обратном направлении. Она бежала прямо в лес, к волкам, хотя рот шептал о том, как приятно греть ноги у большого камина. В доме, который далеко от леса. И волков. И черт ее раздери, речь ведь не о камине, и волках, и лесе! Выходит… Это все она? Маркус дал ей свободу для этого? Чтобы она… начала думать своей головой? Но она всегда это и делала… Пыталась усидеть на двух стульях одновременно, когда кому-то все же пришлось столкнуть наивную девчонку. Ей не быть доброй к жертвам, она наполовину вампир. Ей не быть королевой, не научившись вести себя достойно. Ей никогда не стать женой того, кого она так сильно любит, если она не перестанет вести себя как ребенок. Она никогда не… Она никогда не. Ренесми никогда не. Что? Не пыталась, не хотела, не старалась. И Маркус это видел и честно прогнал от себя в надежде, что когда-нибудь она сама это поймет и сделает правильные шаги. Верные ходы. Как любит Аро. Нависшая угроза тут же растаяла, как дым. Туман, застилавший ее глаза много лет, спал. Жизнь — не сказка, не манерный выход строптивой девицы, надеющейся на любовь принца, но все равно упорно тянущей на себя покрывало. Это отвратительное гнилое болото, где просто необходимо сожрать всех крупных рыб, чтобы остаться единственной, кого станет бояться мелкий планктон. А вампиры никогда не будут понимающими и добрыми, их надо ломать прежде, чем они подумают сломать тебя. Особенно Аро Вольтури, чья рука уже нависла над ее хрупкой судьбой. Ренесми задрожала. Она не смогла бы сказать точно, от чего именно. От ужаса понимания или же просто от холода. Или потому что она кое-что поняла в своей недолгой жизни. Этому открытию была необходима награда. — Маркус! — громко позвала его Ренесми в надежде раз и навсегда поставить точку в их вечных разногласиях. Помочь утопающему можно только тогда, когда утопающий поймет свое положение и даст это сделать. Ренесми просияла. Послышались тихие шаги, бесшумно открылась дверь, и Маркус вырос перед ней. — Мисс Каллен, я очень надеюсь, что это был первый и последний ваш экспромт, — негромкий голос заставил ее сердце трепетно застучать в груди. Она неловко улыбнулась и приподнялась. Маркус недоуменно чуть повернул голову вбок и начал ее рассматривать. И тут же резко одернул себя. Ренесми это заметила. Какая же она дура… он всегда ее хотел. Он всегда… — Маркус, я… — она тут же замолчала, не зная, как именно начать разговор. С одной стороны, она чертовски сильно хотела подойти к нему и обнять, а с другой — боялась, что это может показаться… Нет, так не пойдет. Надо придерживаться плана. Надо быть собой. Он смотрел на нее с нечитаемым выражением лица. Ренесми на миг показалось, что он что-то от нее ждет. Перед глазами проступил туман желания, низ живота сладко потянул, она прерывисто вздохнула и встала. Наверняка ее руки тряслись, но ей было все равно. Она хотела обнять Маркуса. И не только. Но настойчивый разговор дочери и мяуканье недовольного кота заставил ее изо всех сил держаться вдали от своих желаний. Но хотя бы поцеловать… Она прочистила горло, и Маркус тут же оказался рядом. Она вцепилась в его руку изо всех сил и умоляюще посмотрела в глаза. Он недоуменно взглянул на нее в ответ. И только потом до нее дошло, что он прекрасно чувствовал то же самое, что и она. Связь. Она шумно задышала и опустила глаза, отметив, как сильно напряглись его руки. И она улыбнулась. — Мисс Каллен. Ренесми подняла на него глаза, все еще не в состоянии скрыть легкую веселость на лице: — Да? — Я вас уже как-то просил не злоупотреблять своим… Вот бы он меня сейчас повалил на постель и утопил в своих прекрасных ласках. Его руки на бедрах, я бы сразу дала ему доступ. Тонкие пальцы кружились бы по… — …положением, — скрипучим голосом закончил Маркус и тут же отступил на несколько шагов, грубо сбросив ее руку, — что вы тут устроили? Ренесми чувствовала, как огненный шар напряжения блуждал по ее напряженному телу, медленно овладевая каждой клеточкой. Реакция на долгожданную близость Маркуса одновременно дарила ей наслаждение и выматывала. Если бы не ее смешные угрозы, он бы, наверное, не приехал. И отослал ее тогда только для того, чтобы она повзрослела. Но она хотела взрослеть с ним, раз так! Но поняла бы она жизнь за пределами палаццо, оставаясь в нем? И, раз уж на то пошло, Маркус все равно бы не стал давать самые жестокие уроки, которые она против своей воли была бы вынуждена усвоить. Их не заботило ни ее мнение, ни ее реакция, ни ее чувства, в конце концов. И, наверное, это хорошо… — Давайте выйдем на балкон, — слишком умоляюще просипела она, подвинувшись к нему, — мне нужно кое-что сказать, а тут я… эм… не чувствую себя уверенной. Маркус молчал, прожигая ее взглядом в темноте. Он явно не собирался двигаться с места. Тем более второй раз за несколько минут по чьей-то просьбе. Он непоколебимо стоял на месте, видимо, ожидая очередной глупости. И Ренесми не выдержала. — Да, я поняла! — и резко начала ходить ко комнате. — Я сейчас выгляжу глупо, но я слишком сильно переживаю, так что не надо на меня так… — она запнулась, встретившись с его алым острым взглядом, — смотреть. Я же ничего такого не сделала… Так вот! Я поняла! Да, это было правильное решение. Отослать меня в смысле. Вы избавились от надоедливой девчонки… — Мисс Каллен, — как-то слишком резко рявкнул Маркус, — оставьте меня без ваших неприятных откровений! Ренесми резко остановилась, ее глаза округлились от шока. — Неприятных? — она глухо пробормотала себе под нос, изо всех сил стараясь стереть горькое выражение со своего лица, и тут же резко вскинулась. — Да как вы… Как ты смеешь! Я хочу поговорить, мне, правда, необходимы ваши слова, а вы… а вы… — Ренесми развернулась спиной и поняла, что больше не может сдерживать рыдания. Ее сердце трепетной ласточки начало биться в такт выброшенной на сушу рыбы. Бесчувственный хам! И зачем тогда он мне говорил об обязанностях королевы? Чтобы я испугалась и отстала?! И Ренесми вне себя от злости громко озвучила ему свои мысли. Маркус тут же со стоном потер переносицу, продолжив слушать ее гневную тираду. — Знаете, что я хотела вам сказать, но теперь не понимаю, надо это или нет! Что я поняла, зачем вы устроили эту показательную демонстрацию своего многовекового ума, — на этих словах тот утробно зарычал, но она не обратила на это внимание, полностью погруженная в свои страдания, — да! Вам нужно было меня отослать, чтобы я повзрослела, поумнела и «разбила свое сердце несколько раз», — едко процитировала она его слова, — и что там еще… А, танцевать в мини-юбках. Браво, Маркус, браво! Вы фактически выкинули меня из замка на радость всем. Вот Аро точно плясал от радости, — с фальшивой радостью отметила она, продолжив, — я поняла… — Мисс… — Нет уж, я договорю… — Мисс Каллен… — Нет, я должна это сказать! Я хотела, чтобы вы научили меня… научили по-настоящему… — Ренесми, — слишком громко сказал Маркус, предостерегающе махнув рукой, до хруста попадая прямо в середину подлокотника стоящего рядом кресла. — Быть с вами, — выдохнула она из последних сил и опустила голову. Не отпускай, не отпускай, не отпускай… Молчание длилось слишком долго. Маркус сидел в кресле прямо напротив нее и не двигался. Даже не смотрел. Тишина нарушалась только шумным дыханием Ренесми. Наконец она разомкнула губы, чтобы сказать то, что очень давно вертелось у нее на языке: — Маркус, я люблю вас. И я очень долго ждала, когда вы поймете это. Не влюбленность, не страсть, не что-то другое. Это любовь. И я думала, что вы измените свое решение, когда я вам скажу, что я поняла, зачем вы заставили меня уехать и жить, как вы думали, свободно. Но это не так. Я никогда не перестану это испытывать. Это внутри меня, хотите вы того или не хотите. Ренесми почувствовала, что стало невыносимо легко. Так легко, словно ее ничего здесь не удерживало. Она буквально парила на небесах, появились крылья, она могла улететь куда угодно, пусть делать она этого и не собиралась. В какую-то секунду она поняла, что, даже если Маркус сейчас покинет ее навсегда, она все равно останется с этим чувством, пронесет его в вечности, хочет ли сидящий перед ней этот королевский сноб или нет. И она решила закончить: — Я предлагаю тебе, Маркус Вольтури, — на этих словах она быстро преодолела расстояние между ними и рухнула перед ним на колени, чтобы потом посмотреть в его ошеломленно-удивленное лицо и почувствовать странную приятную негу, греющую тело, словно она нежилась под солнцем, — перестать бежать от очевидного. Я приняла твой дар, — она вздрогнула, когда его рука оказалась на ее щеке, нежно очертила губы и остановилась, словно ничего не было. Ренесми неотрывно смотрела в его потемневшие неизвестно от чего глаза и почти прошептала, — я… Ох… я так и не смогла сделать ничего из того, что ты мне приказал. Потому что… не смогла. А теперь я хочу, чтобы ты мне помог. Стать собой. Потому что я не вижу и никогда не увижу себя нигде, кроме места рядом с тобой. Ренесми услышала его мягкий вздох, и рука снова начала ласкать ее лицо. Большой палец заскользил по подбородку, слегка уходя вниз, но тут же возвращаясь обратно. И Ренесми смотрела на него глазами чистой любви. Потому что она знала, что он убийца. Потому что она знала, на что он каждый раз шел ради нее. Потому что она знала, что каждый миг его жизни был пропитан болью и смертью. И Ренесми Каллен этого никогда бы не приняла. А Ренесми Вольтури сегодня ночью пила человеческую кровь и больше не собиралась изменять новой привычке. Кот протяжно завыл прямо под их дверью и громко заскребся. Ренесми от раздражения закрыла глаза и шумно вдохнула в себя воздух. Бергамот. Наконец-то. — Это будет трудно, Ренесми, — прошептал Маркус как-то уж слишком глухо, как будто держался изо всех сил. — Я знаю. Я хочу этого. — Ты знаешь, что Аро и Кай уже отчаялись увидеть тебя одной из них? — в голосе сквозила насмешка. — Раньше я говорила, что я готова. Теперь я хочу. — Да. Наконец-то, — Ренесми с удивлением услышала рваный вдох и почувствовала его дыхание на своих губах. Она не успела ничего произнести, как он мягко, но требовательно захватил их в чарующий поцелуй, от которого закружилась голова. Она тут же обхватила его шею руками и томно вздохнула. Маркус властно сминал ее губы, рукой обхватив затылок. Ренесми приподнялась, чтобы было удобнее, и тут же вампир оказался рядом с ней на ковре. Поцелуй стал более глубоким, чувственным, отчего она ощутила долгожданную эйфорию. Все ее существо раскрылось перед ним, как цветок под солнцем, что щедро поливает его своей нескончаемой живой и бурной энергией. И это было так хорошо, так правильно, так естественно, что Ренесми в эту же секунду поняла, что все, что она делала до этой минуты — каждое слово, движение, вздох, — приближало это сладостное единение душ. Ее руки беспорядочно кружились по его скулам и шее, когда Маркус мягко разорвал поцелуй и посмотрел ей прямо в глаза. Потом медленно склонился к ее уху и прошептал ей так сладко, что у нее аж подкосились ноги, и ему пришлось сжать ее в своих объятиях: — Ты не представляешь, как долго я ждал от тебя этих слов. И мир Ренесми разрушился и полностью воскрес.

***

Его руки рисовали неведомые узоры на талии Ренесми, лихорадочно теребя застежку платья. Он знал, что нельзя, что они в квартире с этими тонкими стенами не одни, но опьяняющее чувство полноты, распирающее его тело и душу, требовало выход. Сейчас же. Она вздохнула, трепетно целуя в его шею, отчего его руки полностью ему отказали, безвольно повисли у ее ягодиц, и он смог только оглаживать эти мягкие округлости, ртом ловя каждый вздох своей… будущей жены. Каждый раз, когда Ренесми появлялась перед ним, Маркус осматривал ее лицо, пытаясь найти там нужную эмоцию, необходимое чувство, он надеялся, что она поймет… что она все поймет. И каждый раз там была пустота. Надо отдать должное, Ренесми искала ответы всякий раз, когда была с ним рядом. И как бы ему не хотелось… Но она должна была понять это сама. Понять, что помощь приходит не только тогда, когда в ней отчаянно нуждаются. Надо попросить. Сказать. А иначе… Он не хотел давать ей это насильно. Его власть в клане явно была ей в тягость, пусть она сама этого не понимала, но игры и законы древнего королевского ковена были слишком суровы даже для Карлайла. Что уж говорить о ней. Ее горячее и манящее тело было только его, только для него. Это выжигало его знойным палящим солнцем, когда она просила еще раз коснуться ее тела, своим восхитительным голосом умоляя о продолжении… И он давал ей это, потому что по-другому поступить просто не мог. Вся его Ренесми, которая сейчас лежала под ним, умирая от наслаждения и возрождаясь от его ласк, оказалась смыслом его существования. Он умирал и возрождался вместе с ней. Он погибал, но вновь возносился в небеса, чтобы прикоснуться к ее обнаженной коже и сорвать с губ томный вздох наслаждения. И как бы он раньше не проклинал тот день, когда рыжеволосая девушка ворвалась к нему в покои, умоляя на ней жениться, в глубине души он был невыразимо доволен этим несуразным, на первый взгляд, поступком. Потому что больше не мог представить свою жизнь без рыжеволосого благословения его вечности. Не было Дидим. Не было никого и никогда. Только Ренесми, одним своим вздохом нарушившая столько правил и запретов, что Маркус невольно начал сходить с ума. Без нее и рядом с ней. И он нещадно убил бы любого, кто постарался бы отнять у него Ренесми. И сам бы умер вместе с ней, потому что видеть мир без буйной полукровки он больше не мог.