Под взмах чёрных крыльев

Занятия завершились под какофонию облегчения и отдышки от бега людей, спешивших из-за внеклассной занятости. Уэнсдей находила это утомительным клише каждого учебного заведения вне зависимости от его специфики — стандарты общества казались едиными. Скука. Во внутреннем дворе Невермора толпы было меньше, что позволило Уэнсдей задать неспешный темп ходьбы, под который пыталась подстроиться Энид, которая, как и всегда, была переполнена энергией, кою Аддамс описывала как тошнотворно-жизнерадостную. В целом, она уже давно смирилась с тем, что оказалась достойна такой пытки, как слушать бесконечный поток слов соседки, научившись воспринимать их фоном для своих мыслей. Уэнсдей даже находила, что подобная практика имела пользу, тем более Синклер могла превратить каждый диалог в фактически собственный монолог, и Аддамс не возражала. Как обычно Уэнсдей осматривала обстановку, забавляясь сумрачной стабильностью этих часов, когда её взгляд остановился на картине, запечатлённой на стене знакомой рукой. Чёрный ворон, парящий в приятных тонах мрачного неба. Девушка остановилась, продолжив осмотр, а Энид словно и не заметила, что они прекратили движение, каким-то образом успев перейти от темы предвкушения какого-то конкурса к свиданию с Эйксом. Уэнсдей продолжала смотреть на картину. Ворон. В последнее время она стала обращать на символ этой птицы больше внимания. После того разговора с матерью девушка невольно проводила личные ассоциации. В голове из памяти возник фрагмент, когда она ещё только появилась в этом месте под столь же звонкий голос Энид, что и указала ей на Ксавье, который ещё был в процессе создания этого изображения… ещё в начале всего… Могла ли Уэнсдей считать это просто совпадением, не стоящим внимания? Как было неприятно понимать, что в ответе она уже не испытывала стандартной уверенности. Слишком часто её мысли, в последнее время особенно, становились путанными, касавшись Торпа. Ей не хотелось зацикливаться или уделять излишние внимание, но всё же она не могла не подумать, как одним движением художник заставил бы этого ворона парить, воплотив его свободу в реальности. И такие детали, бессознательно приходящие к ней в сознание, раздражали. Особенно потому, как Ксавье действительно без осмысленных причин становился для Аддамс объектом размышлений, в совсем ненужных, недостойных её темах. Но как ни прискорбно было понимать, всё же Уэнсдей позволила ему воспринимать эти чувства излишней симпатии как приемлемые, которым, возможно, стоило дать больше шансов на выживание в условиях реализации. Вмешательство со стороны Энид только путало, и Уэнсдей ощущала себя несколько потерянной. Всегда стоящая на принципах, она с трудом осознавала, что нечто в ней начинало меняться. Было противно, унизительно и… любопытно. А Ксавье своим терпеливым поведением лишь разжигал этот интерес, и она действительно начинала думать о нём в ином статусе, не как о друге… Что ей было с этим делать? Мимо пробежал один из школьников, толкнув Энид, что задела Уэнсдей, которой пришлось опереться к стене, чтобы избежать падения. Как только ладонь коснулась засохшей чёрной краски, её тело охватило знакомое жжение, а голова поднялась в неестественной позе. Лес. Мастерская. Картины. Ксавье, рисующий одну из тех, что стояла у угла возле входа. Его захваченное вдохновением лицо. Вибрирующий телефон на тумбочке, которому не дана была и толика внимания. Резкий звук, напоминающий взрыв, что влечёт немедленную вспышку и падение парня под запах гари. Кровь на его лице. — Уэнсдей? Она резко сделала глубокий вдох, осознавая увиденное, стараясь понять: кто и когда… Угроза для Ксавье была неоспоримой. Вероятно, её сталкер решил по-новому себя проявить, но… когда? Она напряглась, вспоминая один из моментов: Телефон. Дата сегодняшнего дня. Время — четыре часа вечера. Быстро обернувшись к обеспокоенной Энид, Уэнсдей сказала: — Время. Сейчас же. Нахмурившись, Синклер посмотрела на телефон: — Без четверти четыре. В чём дело? Пятнадцать минут. Мало, но она могла успеть. Аддамс быстро проговорила: — Ксавье в опасности. Мастерская. И она побежала, используя все навыки скорости и выносливости, применяя их и когда тут же Вещь вскочил ей на плечо. Не останавливаясь, Уэнсдей чётко приказала: — Найди Энид. Пусть вызовет скорую и пожарных к мастерской. Живо! Конечность приняла указания и поспешила в обратную сторону, пока Уэнсдей не останавливалась, зная, что должна успеть. Должна… Она сосредоточилась на поддержке дыхания, ведь без кислорода мышцы перейдут на режим анаэробного гликолиза, что замедлит её… А минуты истекали. Наконец показалось знакомое строение, и Уэнсдей, приближаясь, подумала, что за секунду успеет зайти, схватить Торпа и убежать, но находясь всего в нескольких метрах от цели, она услышала вновь тот самый резкий взрыв. Не теряя ни секунды, Уэнсдей устремилась внутрь, отпирая дверь. Пламя начинало охватывать мольберты, опасно понижая концентрацию кислорода своей уничтожающей сущностью, а на полу был Ксавье, упавший на бок. Уэнсдей бросилась к нему, замечая в воздухе знакомые нотки хлорциана и сероводорода… Схватив лежащего без сознания парня за плечи, Уэнсдей начла тащить его к выходу. Он оказался тяжелее чем выглядел, но это не мешало ей вцепиться в него крепче, задержав дыхание. Она видела, как кровь стекала по его лицу, как пламя охватывало часть входа, и ускорилась, доходя до порога, где чуть не споткнулась. Без остановки Уэнсдей протащила парня дальше, возможно, добавив ему ещё синяков из-за порога, но это уже было неважно. Полная адреналина она не остановилась, лишь когда они оказались не так близко к сараю, и заметила кровь на засыхающей листве. Опустившись к парню, Уэнсдей оглядела Ксавье, отметив помимо ран на лице пятно в близи рёбер — всё казалось серьёзней простых ушибов и ссадин. Аддамс сразу приняла универсальное положение для перекладывания пострадавшего, подтащив к себе бессознательное тело. В пожаре она точно уловила привычную смесь ацетона и термитной смеси, но к ним, очевидно, добавили элементы газоподобных ядов для ускорения горьких последствий. Если Уэнсдей и умела задерживать дыхание надолго, о Ксавье в таком состоянии вряд ли мог подобным похвастать. Она наскоро нащупала его пульс. Ощутив под кожей учащённый, но всё же не прекратившийся ритм, девушка почувствовала облегчение. Он был ещё жив. Стащив с себя кофту чёрной формы, Аддамс аккуратно подвязала его рану, которая выглядела не так опасно, если исключить потерю крови и риск заражения. Это было всё, что она пока могла сделать, мрачным взглядом гнева смотря на мастерскую, кою пламя охватывало всё заметнее. Девушка знала, кто осмелился на такое пойти. И что, когда она до него доберётся… Уэнсдей резко обернулась на звуки приближающихся неверморцев. Первой она заметила Энид, которая шла за Вещью. За ней следовал Эйкс и ещё несколько ребят из Белладонны, которых ей было некогда различать. Они быстро подоспели со вздохами сентиментального огорчения, нецензурными выражениями и шокированными взглядами. Эйкс опустился к другу, поражённо смотря на Уэнсдей: — Он… — Жив, но ранен. В мастерской устроили пожар. Энид сипло вздохнула: — Как же мы вовремя… Бьянка и Дивина ждут у дороги медиков — они знают, куда всех привести. Уэнсдей почувствовала облегчение: глупое, предательское, но то, которое нельзя было отрицать. Она не могла его потерять. Особенно от рук психопата, чьей целью была только она… Ощутив неприятное знакомое ощущение чужого наблюдения со стороны, Уэнсдей подняла взгляд к мастерской и замерла. На миг за несколько метров в деревьях отчётливо мелькнула чёрная фигура. Всё в девушке было наполнено напряжением, связанным со знанием: он тут и вновь наблюдал. Но в этот раз пересёк черту… Ей хотелось ринуться вперёд, но парень, фактически лежащий на её руках, дал признать поражение. Как бы она хотела, чтобы её дыхание и тело, испытывающее незаметную для взглядов дрожь, не реагировали на то, как глаза Топра открылись, глядя на неё, а сиплый голос прозвучал в одном лишь слове: — Уэнсдей… Его сил хватило лишь на её имя, и сознание вновь было потеряно. Она дрогнула, проклиная сумасшедшего сталкера, забывшего о правилах, людей, давших Ксавье это место, его самого, пришедшего сюда именно сегодня, врачей, никак не приходящих… — Наконец-то! — голос Энид заставил обернуться, и Уэнсдей увидела приближающихся к ней медиков, уже несущих с собой носилки. Она сделала вдох. Мужчина-нормис склонился над Торпом и поднял к ней взгляд, вздрогнув, когда Аддамс резко сказала: — Я в порядке. Помощь нужна ему и как можно скорее. Он успел надышаться ядовитым дымом и имеет открытое ранение от стекла, подброшенного к источнику возгорания. Нормис кивнул, что-то пробормотав, и обратился к коллеге, перетаскивая Ксавье, и Уэнсдей пришлось его выпустить. Она даже не осознавала, как крепко держала его всё это время. Переводя взгляд к мастерской, к которой тоже приехала профессиональная помощь, девушка постаралась уловить движение в том месте за деревьями. — Уэнсдей, — Эйкс нервно обратился к ней. — Ты поедешь в больницу? Она покачала головой, не отводя взгляда от деревьев: — Поезжайте с ним и сообщайте обо всём через телефон. Вещь возьмите с собой. И пусть он не отходит от его палаты. Уэнсдей видела периферийно, как горгона кивнул и отошёл, но тут же его сменила Энид, что встала уже перед ней, заслоняя объект внимания, и обеспокоенно спросила: — Что ты собираешься делать? — Искать зацепки, — В её глазах сверкнул мстительный гнев, который она не собиралась отпускать, пока не найдёт и не покончит с тем, кто осмелился поставить под опасность… дорогих ей людей. Это была лишь её прерогатива, посягнув на которую, этот ублюдок должен поплатиться. Уж об этом Аддамс позаботиться.

***

Больницы всегда веяли для неё тоской. А порой и раздражением из-за блеклого интерьера, полного светлых оттенков. Самые интересные места вроде морга или операционные для хирургических операций были закрыты для легального доступа, что не мешало ей, конечно, но сейчас было бы лишнем. Когда Уэнсдей приехала в медицинское учреждение Джерико, ей сразу сообщили, что Ксавье только очнулся после манипуляций врачей, считавших, что он ещё легко отделался: попадание в лёгкие ядовитых элементов не успело привести к отравлению, ожоги на теле только первой степени, уже зашитая рана у правого ребра без попадания инфекции, раны на лице и небольшое сотрясение, а также ушибы, свойственные после падения и грубой волокиты по земле. Довольно скромный набор, по опыту Уэнсдей, но сейчас она испытывала облегчение. Он не успел сильно пострадать. Разочарование приносило то, как мало она смогла найти. Как только Ксавье увезли сюда, Уэнсдей сразу направилась к месту, где заметила подозрительную фигуру. Там никого уже не было, но среди опавших жёлтых листьев она обнаружила небольшой клочок бумаги с напечатанным текста: «Игра продолжается». Это не оставляло сомнений, что на Ксавье покушался именно её сталкер. Хотя теперь преследователь уже не казался достойным так именоваться, ведь внимание должно быть уделено одной исключительной жертве, а тут некто взял на себя решимость причинить боль кому-то из её близких. Уэнсдей оставалась дольше в лесу, не удовлетворённая лишь этим. Дождавшись окончания работы пожарных, она проникла в огороженный сарай, что сумел подозрительно хорошо уцелеть. Аддамс подозревала, что при строительстве использовали сорт древа изгоев, которые могли его наделить огнеупорными качествами. Это объяснило бы, отчего все стены покрылись сажей, но сохранились в целости. А вот то, как огонь захватил лишь половину помещения добавляло иные подозрения. Слишком были заметны границы, ведь задняя часть никак не была затронута пламенем. Аддамс была уверена, что причина кроилась в источнике возгорания. Порывшись в углу, перед которым Ксавье находился при происшествии, она нашла остатки самодельного изобретение, которые сохранила для дальнейшего изучения. Однако уже сейчас ей казалось, что они имели дело с зачарованным огнём, создатель которого при нужных заклинательных качествах и ингредиентов сумел бы внести ограничения в траекторию пламени, а в том числе добавить ещё более опасные элементы, как стекло… После она отправилась в Джерико, откуда по телефону ей приходили оповещения от Эйкса. И всё это время её в неприятном ключе терзали противоречия. Всё слишком запуталось. Линия с преследователем раззадорила её в предвкушении, с которым она и вернулась в Неверомор. Однако долгое время он мало давал о себе знать, посылая уже наскучившие картинки. Из-за этого у неё стала развиваться совсем другая сюжетная идея для романа, а также и межличностные отношения… И теперь он заявлял о себе подобным образом… Грязная игра. В какой-то мере это стоило уважения. Если б неизвестный не сменил бы тактику. Или же у него заранее был такой план, чтобы повести её по неверным следам? Тогда эта «игра» велась намного изощреннее. И привлекала большой интерес. Принять этот поединок умов Уэнсдей с удовольствием была готова самостоятельно, и она насладилась бы каждым ходом. Но принимать в участники других оказалось ей не по нраву. Это злило. И также беспокоило, как сильно реагировала она на потенциальную потерю. Теперь девушка уже была на месте, глядя на дверь пред собой, что вела в плату к Ксавье. Мгновение она просто стояла, собираясь с мыслями, чтобы предстать перед Торпом собой, без гнетущего ощущения противоречия и неуверенности, в которых всё равно никому не призналась бы. С выраженным безразличием она вошла. Взгляд сразу устремился к Ксавье, что слабо улыбался, глядя на Вещь. На звук скрипа двери парень тут же посмотрел на гостью. Его взгляд к ней был полон удивления. Чуть хриплым голосом он проговорил: — Ты пришла. Кажется, он не думал, что она будет здесь, хотя, очевидно, надеялся. Уэнсдей кивнула, пройдя вперёд. Резкий взгляд на Вещь дал тому понять, что ему лучше тактично удалиться. Они остались в комнате вдвоём. Аддамс внимательно оглядела его. Ксавье выглядел довольно болезненно. Лицо было покрыто синяками, а у правого виска виднелся шрам. Торп полулежал на больничной койке, опираясь на подушки и, судя по лбу, часто морщился, вероятно, из-за боли, которое испытывало его тело в предвиденных последствиях случившегося. Под больничной рубахой виднелись бинты. На разбитой нижней губе была засохшая кровь. — Выгладишь почти как мертвец. Тебе идёт. Ксавье засмеялся. Конечно, какой ещё комплимент он мог получить от Уэнсдей Аддамс? В любом случае, он был рад её видеть, пусть и не мог сказать это вслух, подозревая в таком случае получить мрачно-язвительный комментарий. Главное, она здесь. Повисло молчание. Уэнсдей смотрела на него сверху вниз, думая, что могла бы сказать. Спрашивать про самочувствие было глупостью — она уже всё видела. А про расследование его пока вряд ли волновало. Ксавье же только провёл ладонью по свободному краю своей койки, что была чуть шире для человека его комплекции, а потому она могла сесть без опасений соприкосновений. Уэнсдей отметила этот жест, признав его удобство и целесообразность, раз всё же решила вступить с ним в диалог. Она села на предложенное место, поглядев на парня: — Ты смог выжить. Ксавье усмехнулся: — Не без твоей помощи. — Мои извинения. Торп рассмеялся, после поморщившись: — Как ни прискорбно, Аддамс, но я должен тебя поблагодарить. И я рад, что мой вид приносит тебе визуальное удовлетворение. Его голос звучал слишком легко, а мягкость во взгляде заставляли её чувствовать себя неуютно. Уэнсдей оценивающе посмотрела на него, чуть опустив плечи: — Скоро синяки сойдут, а раны — заживут. Разве что кроме шрама. Ксавье снова улыбнулся, и для неё оставалось загадкой, почему он желал продолжать выказывать столь положительные эмоции через лицевые мышцы, при этом причиняя себе очевидную боль? Хотя этот мазохизм её не мог не привлекать. И вот он снова смотрел на неё тем взглядом, что вполне мог граничить с проявлением нежности. — Зато у меня останется напоминание о том, как я оказался достоин чести быть тобой спасённым. Его улыбка сменилась задумчивостью, когда взгляд направился к её плечу. Лишь это не дало ей ответить на столь пафосную реплику. Под его взглядом она вновь ощущала, как приняла небольшой шрам на плече, когда заслонила его от стрелы. Из-за некого иррационального порыва ей захотелось коснуться этого места, но она подавила в себе подобную глупость, продолжая смотреть на Ксавье. Они оба осознавали, что имели особые метки… полученные сквозь боль и близость смерти. Обычно Уэнсдей нравились такие отметены, но шрам связывал её воспоминаниями с Ксавье, как и его — с ней. Она не знала, как быть с этим пониманием, не желая придавать ему глупый романтический символизм, о котором могли бы заявить Энид или её родители, но даже она не умудрилась не заметить сколь судьбоносно получены эти метки. Ксавье заметил её задумчивость и усмехнулся, проговорив: — Нам пора бы вести счёт, как думаешь? Уэнсдей было близка к тому, чтобы её губы чуть поднялись в усмешке: — Стоит ли, раз он всё равно в мою пользу? Ксавье ответил ей слабой улыбкой, и они оба подумали об одном: похоже, что им ещё придётся продолжать столь нелепое соревнование. Невермор вновь не давал им скучать. В целом, это и была основная причина почему Уэнсдей здесь оставалась, о других она и не стала бы думать… Это и побудило Ксавье заговорить о дельных вещах: — Эйкс сказал, ты осталась на том месте. Он кинул на неё проникновенный взгляд надежды, что она поделится с ним добытой информацией. Что было глупо, ведь она и так уже с ним работала по этому делу. — По всей видимости, мой преследователь несколько сменил деятельность. Он оставил послание. Ксавье кивнул, нахмурившись. Уэнсдей надеялась, что он не вернётся к одной из своих прошлых глупостей, что именно сам навлёк на неё опасность, подарив телефон. Она находила это достаточно унижающим посчитать, что, по его взглядам, не достойна иметь своего первого сталкера. Хотя следовало признать, что беспокойство и заботу от него девушка не находила уже столь раздражающими, воспринимая довольно терпимо — как жужжание пчелы. Аддамс продолжила: — Я нашла поблизости записку, а в мастерской достала элементы источника возгорания. Стоит ещё проверить, но все признаки заклинательного огня. Ксавье задумчиво кивнул: — Значит, это, скорее всего, изгой. Уэнсдей чуть повела головой: — Или кто-то, сотрудничающий с изгоями, — Опыт уже доказывал, что такое возможно. — А также тот, кто знает, с кем я часто нахожусь… Этот неизвестный мог оказаться кем угодно. И иметь доступ ко всем ребятам, что даже не подозревали об опасности. И именно общение с ней ставило их под угрозу. — Уэнсдей, нет, — голос Ксавье раздался с непредвиденной резкостью, и она бросила к нему нахмуренный взгляд: — Что… Торп вздохнул, покачав головой: — Я знаю, о чём ты подумала сейчас. Что стоит держаться подальше от нас всех. На миг её охватило непривычное желание ему улыбнуться. Ведь он оказался до удивления точен в ещё только сформировавшейся мысли её сознания. И это не меняло сути. — Такой ход имеет смысл. Незачем подвергать всех опасности. А ты стал целью лишь из-за меня. А значит, это могло произойти снова. В той же мастерской или на пробежке, которую Ксавье считал для себя обязательным. И Уэнсдей не могла не подумать, что такая угроза зрела и в отношении других. Юджина бы было легко застать на пасеке. Энид могла стать добычей при полнолунии, когда оборотни обращались и кружили по территории Неверомора… Наиболее разумным шагом стала бы изоляция от них, чтобы никого впутывать. Однако даже просто мысль об этом отразилась давлением в области грудной клетки. Ей действительно не хотелось представлять, как отреагирует они все… Конечно, она не станет говорить правду, иначе они запротестуют и сами пойдут в опасность — просто скажет более не следовать за ней, что ей нужно быть одной. Уэнсдей умудрилась окружить себя достаточно ранимыми людьми, и это могло бы сработать… Вот только она ощущала толику недоверия к своему терпению вынести потенциальную драму, связанную с этим, и ещё Ксавье проницательно смотрел на неё едва ли не с мольбой. Торп не отводил своего взгляда, и неожиданно Уэнсдей почувствовала, как его рука коснулась её ладони, слегка сжав. Тёмные глаза чуть расширились от такой решимости парня, но она не отняла руку, вскинув к нему взгляд, когда он твёрдо заговорил: — Нет, не имеет, Уэнсдей. Этим ты только причинишь боль: и нам, и себе, как бы ты не отрицала обратное… К тому же оттолкнув меня, Энид или Юджина, ты не сможешь нас избежать. И этот шаг не будет означать, что этот человек не станет предпринимать что-то против нас… Может, он только и ждёт, что ты захочешь всех изолировать, чтобы спасти. Уэнсдей моргнула. Ей очень не хотелось признавать, что он мог быть прав… Но ведь так и было. Если она попытается исключить все социальные связи в Неверморе, это не даст гарантий, что «сталкер» не пойдёт против остальных, тем более эти личности до раздражения могли быть упрямы, чтобы так просто отпустить её, а возиться с ними оказалось бы так некстати… Тем более Торп указал на верную деталь: это могло оказаться манипулятивной частью плана преследователя… Вполне соответствовало изощрённой логике психотипа его коллег, биографии и мемуары которых она читала для отдыха. — Есть ещё аргументы? — Раз Ксавье успел стать таким проницательным, то тогда должен был понять, что она принимает его виденье и желала знать ещё. Тем более, что она так и продолжала позволять ему держать себя за руку. Он улыбнулся: — Ты не должна оставаться одна. Знаю, что у тебя всё получится и без помощи, но… Прошлый семестр доказал, что, работая вместе, разобраться получается быстрее и эффективнее, ведь так? Уэнсдей только кивнула ему, из всех сил стараясь, чтоб её голос звучал как можно беспристрастнее: — В чём-то с тобой можно согласиться. В его глазах мелькнуло облегчение: — Значит ли это, что ты не станешь отталкивать нашу помощь? Уэнсдей не смогла скрыть сомнение. Ведь как бы убедительно не звучали его слова, она ещё не привыкла полагаться полностью не только на себя… То, что на её пути появились люди, которым она могла довериться, уже было аномалией, тем более этих людей ей хотелось уберечь от чужого посягательства. Ксавье видел это. Её сомнение. Предательскую неуверенность, заслуживающую стыда, по мнению Аддамс, но никак не по его, ведь он знал, что несмотря на её скрытность, она имела право на эти чувства. Что и побудило его приподняться, чтобы оказаться ближе к ней: — Уэнсдей… При первых же движениях его сковала острая боль. Уэнсдей схватила Торпа за плечи и опустила обратно на подушку: — Тебе нельзя подниматься. Она наблюдала, как лицо парня со скованности, вызванной болью, сменилось усталым расслаблением мышц. А затем его взгляд устремился к ней. Уэнсдей только теперь осознала насколько близка к нему, склонившись над полу-лежащем парне, не ослабив крепкую хватку на его плечах, пока их лица находились в считанных сантиметрах. Ксавье поражённо смотрел на неё, запоминая каждую черту прекрасного лика, почти уверенный, что она отстранится. Уэнсдей не двигалась, фиксируя свои ощущения: быстро бьющееся сердце, ладони покалывало, дыхание сбито… и стандартные симптомы, когда она взаимодействовала с ним, пренебрегая границами личного пространства… В этот раз все более ощутимым. И ей не хотелось отступать в сильном желании пойти дальше… Её взгляд опустился к его губам. Уэнсдей знала, что это можно считать поворотным моментом, когда они перешагивали границу, которая всегда служила ей защитой. Она знала, что делала. Казалось, всё к этому и шло. Неспешно Уэнсдей приблизилась к его лицу и могла видеть, как запеклась кровь на нижней губе. Его дыхание она ощущала кожей, что почти горела от чувства его близости. Закрыв глаза, Уэнсдей коснулась его губ своими. Мягкое, неторопливое прикосновение отразилось в ней усилением всех упомянутых признаков отравления. Губы Ксавье подались к ней ответным ласками, отчего она сильнее сжала его плечи. Она отстранилась на минимальное расстояние, рассмотрев его изумление и надежду, а также прислушиваясь к себе. Никаких признаков видения. Нет спокойствия в голове, как в прошлый раз… Всё было иначе, её реакции отличались, подталкивая к человеку, что был перед ней. Путанно, но она разберётся позже. Уэнсдей вновь склонилась к нему, целуя более уверенно. И он ответил ей с большим напором, словно перестав сдерживать хранимое им желание ощущать её рядом. И Уэнсдей нравились эти новые явления: его нетерпение и отчаянная потребность, что читались в соприкосновениях с ним. Она углубила поцелуй, сталкиваясь с чужим языком и взаимной передачи слюнных выделений. Любопытно, но это не отталкивало, напротив: зарождалось желание продолжения. В жадном порыве Уэнсдей прикусила его за нижнюю губу, надавив так, что свинцовый опьяняющий вкус стал ощутим. Ксавье застонал, но не отстранился, казалось, лишь сильнее тянулся к ней, доверяя всего себя. И всё же Уэнсдей снова отстранилась, посчитав, что пока этого хватит. Им обоим было сложно переводить дыхание в осознании случившегося. Уэнсдей медленно села на прежнее место, находя его взгляд, что был калейдоскопом эмоций, которые выявить значение их всех ей не казалось возможным. Хотя общий вывод был ясен — он был рад. А она… не чувствовала отвращения или раздражения. Уэнсдей могла его терпеть. Раньше она была не уверена, теперь же ответ давал ей спокойствие. Аддамс принимала новый вид взаимодействия, но это противоречивым образом возвращало её к стабильности своего сознания. А потенциальная близость с Ксавье стала лишь больше интриговать. Торп, видимо, начинал приходить в себя. На его лице растянулась широкая улыбка, за которой уже следовало низменное самодовольство. Не дав ему высказать ожидаемо глупую реплику, Уэнсдей сказала: — Не обольщайся. Кровь на губах и вид полумёртвого дали тебе преимущество. Ксавье рассмеялся, чуть откинув голову: — Конечно же! В таком случае, раз за подобным следует такая реакция, даю тебе разрешение бить меня по лицу при любом желании. Уэнсдей позволила уголкам губ приподняться. Совсем слегка. — Заманчиво. Но будь осторожен. Я буду вспоминать твои слова, когда скажешь или сделаешь глупость. Ксавье продолжал улыбаться, завороженно глядя на неё: — Готов рискнуть. Уэнсдей провел языком по губам, что ещё помнили его тепло, и ощутила редкий иррациональный порыв, воплотившейся в твёрдо сказанных словах: — Тогда это право должно быть лишь у меня. Никто больше не мог причинять ему боль. Она защищала то, что принадлежало ей… Хотя до таких заявлений было слишком далеко. Видимо, в ней стали проявляться животные инстинкты собственничества. Занятно, но это тоже после. Ксавье повёл головой в согласии, будто он мог хоть как-то возразить и повлиять на угрозу столкновений подобного рода, но из её слов Торп понял и другое: она заботилась о нём, принимая его и его чувства… А это стоило любой боли.