Внутри Евы

"Вениамин, дорогуша", - кот сморщился от моей любезности, а я продолжил: - "а что у нас там по делу усопшего Марка?" "Хахаля малолетки?" "В точку", - перед глазами заплясали огоньки, из глубин сознания поползли картинки дня смерти Евы, снова этот пробирающий до костей холод, привкус железа во рту, сладость смерти ... Я откашлялся: "Он попал в Канцелярию или «блуждает»?" "Попал", - кот уверенно кивнул. - "Попал, как миленький. Приняли в тот же день, оформили: душонка его тяжелая оказалась..." Канцелярия — так на том свете именуется аппарат, или институт, как угодно, распределяющий души после смерти: светлые попадают в Высшую (или Небесную) Канцелярию, а темные, соответственно, в Тёмную (или Низшую). Вначале душа должна собрать все надлежащие справки, отзывы и сдать в Окошко №1, далее — дождаться, когда придёт ответ из Министерства Света и Тьмы, а уж потом пройти в Окошко №2 и получить талончик, далее — Высший Суд. "По бренной земле в теле Евы я слоняюсь пару дней, соответственно, душонка Марка уже успела пройти надлежащие инстанции, верно? Ну, в таком случае", - я внимательно посмотрел на кота. - "Готовь монетки, кот!" "Я паромщику должен, черта с два я с тобой потащусь! Он меня на коврик пустит!", - взревел Вениамин. "Ты мой сопровождающий, или как там, надсмотрщик, верно? Что Гестия скажет, если узнает, что Ты, мой дорогой, отпустил меня одного в гости к Аиду?" Кот насупился: "Ну к реке, так к реке", - Вениамин Савельич побледнел. - "Нет в тебе жалости, Демон. Сразу видно, не человек." "Конечно, видно", - в глазах плеснула тьма, заискрились луны. - "Найдем трех темных пташек Гестии и расстанемся, и чем скорее, тем лучше. Всё это, очевидно, связано с Евой, иначе здесь не околачивался бы Рогатый. Но поговорить с ней куда сложнее, чем с Марком, а он, судя по всему..." "В теме", - закончил кот. "Так сейчас говорят разве?" "Вроде, да, я ещё не совсем от жизни отстал. Я младше тебя", - кот смутился. - "Не смотри на меня так, я не старый. А оно не чешется?" "Ты о чем?" Кот кивнул, указывая на мою шею. Я в ответ помотал головой: не чешется. Но о чем шла речь? Я подошел к зеркалу, что висело на стене, вгляделся. Из-за ворота рубашки, на коже, виднелось что-то маленькое и темное: пятно. Сыпь? Или рисунок. Занятно, что я не заметил его раньше, впрочем, мне очевидно, было совсем не до изучения собственного тела. Я отогнул ворот, расстегнул верхнюю пуговицу: на ключице красовалась птица. Размером с пятирублевую монету. Чёрная птица. * Я потер ладони трижды, закрыл глаза. Кот прижимался к моим ногам и нервно подергивал мохнатым хвостом, предвкушая путешествие. Три вдоха. Три выдоха. Я распустил волосы: рыжие локоны упали на плечи. В комнате запахло ладаном: тени стали собираться с углов в центр комнаты, они сползались постепенно, осторожно, медленно, как пауки. Боясь спугнуть, я пытался не дышать. Я замер. И молча наблюдал, наполняясь дыханием мрака. В миг, когда все темное сгустилось у моих ног, я призвал Его. Тень сонно потянулась, заурчала, вальяжно расправилась во весь рост, заняв половину комнаты. Тень выросла в огромную лохматую собаку. Шерсть гладкая и шелковая ластилась в свете луны, преломлялась в синеву, подобно ночному небу, сверкала, как агаты, шерсть темнее самой тьмы. Глаза-чашки янтарем плескались в черной утробе комнаты. Длинный алый язык свесился из пасти. Спиралью в глазах золото закручивалось, завивалось, сжималось и разжималось, и если присмотреться, становилось очевидно: это змеи. Собака присела и уставилась на нас: кот инстинктивно поежился. "Шак", - я поклонился. - "Чёрный Шак, я приветствую тебя! Не сопроводишь ли нас к реке?" Собака наклонила голову набок и клацнула острыми зубами: "Эта вкусная кошатинка с нами?" Вениамин Савельич обмяк, у старого кота едва не случился приступ. "Это мой напарник, дорогой Шак, прошу любить и жаловать." "Пусть так," - Собака ухмыльнулась. - "Но следи внимательнее за своим напарником, там, куда мы отправимся, любят... лакомиться живыми тварями". Шак поднялся на лапы, на длинные коренастые лапы, похожие на стволы деревьев, и выгнул спину. Я закинул ему на спину кота, который был едва в сознании, едва жив от пережитого шока, и забрался сам: собачья спина была скользкая и костлявая. Я схватился покрепче за собачью шею, кот вцепился в меня, и тогда Шак, втянув ноздрями ночной воздух, сны и звезды, оперся на подоконник когтистыми лапами: - Держитесь крепче, - и с этими словами оттолкнулся от старого карниза, и мы взмыли в ночное небо, в холодную весеннюю ночь, полную грёз и лунного света.