Ведьмино пророчество

      — Ну что же, — начала Адалинда, словно осужденному озвучивает приговор, — твои документы готовы.       — Тогда я заказываю билеты? — с ноткой грусти спросила Маккензи.       Ей совсем не хотелось оставлять бабушку одну. А еще она надеялась, что документы будут готовы позже. Даже удивило, что паспорт был готов так быстро: бабушка отдала только вчера, когда она сама была на встрече с Эриком.       К слову, и Адалинда была не рада: расставаться с внучкой, да еще и на неопределенный срок, да еще и так далеко… Радовало только то, что Макки не будет абы с кем и абы где. Шумно выдохнув, она кивнула и отвернулась: ком уже встал в горле, а непрошенные слезы едва держались под контролем.       Маккензи, заметив это, вздохнула и подошла к ней.       — Бабуль, ну ты чего? — Она улыбнулась и обняла ее сбоку за плечи. — Я же не навсегда. И мы будем общаться с тобой каждый день. Я тебя очень люблю, ба! — И крепче обняла ее, повернув к себе.       — И я тебя люблю. — Адалинда прерывисто вздохнула и обняла внучку в ответ. Помолчала, поглаживая ее по спине. — Так, ладно. — Она высвободилась из объятий и вытерла щеки рукавом платья. — Ты же хотела знать о Волканэрис? — решила перевести тему Адалинда. Маккензи кивнула, понимая, что бабушка и правда переводит тему, да и самой не хотелось погружаться в нерадостные мысли.       — Тогда идем. — Адалинда быстрым и нервным шагом направилась в подвал к зеркалу. Сдернув ткань, она приняла истинную сущность. — Попробуешь сама? — И указала рукой на зеркало. «Ржавый» голос раздался по комнате.       — А я смогу? — спросила Макки. На бабушку она смотрела уже без страха и даже без неприязни. — Я ведь даже не знаю, что говорить.       Адалинда призадумалась и вышла из комнатки, а вернулась с листком бумаги и ручкой, а также с человеческим лицом. Записав заклинание, передала листочек внучке.       — Прочитаешь это. — Она улыбнулась и ободряюще сжала плечо. — У тебя все получится. Я в этом уверена.       Маккензи поджала губы и нервно вздохнула. Первое серьезное заклинание. Получится ли?.. Конечно получится! Она прочистила горло и пробежалась глазами по листку. Волнение и нервозность все хозяйничали в голове. Макки закусила щеку и еще раз прочитала заклинание.       «Так, все! — отругала она себя. — Прекрати паниковать! Все получится! А даже если и нет — ничего страшного!». И тут же усмехнулась. Страшно было. И не потому что боялась неизвестности. Ее пугало именно отсутствие результата. Конечно, бабушка никогда не покажет, что недовольна ею, однако разочаровывать ее не хотелось.       Маккензи выдохнула и встряхнула руки, чтобы выбить из себя это дурацкое волнение. Подошла к зеркалу и провела пальцами. Холодное. Обычное. Ничто даже не намекало, что зеркало может быть волшебным.       Она повернула головой к бабушке, а та одобрительно кивнула.       «Хватит! Нужно собраться и сделать это. В конце концов, не дьявола вызываю! Хотя с какой стороны посмотреть еще…» — подумала Макки, а затем глубоко вдохнула, выдохнула и приняла истинное обличье.       — Ка́м-мо ко́ен… кело́умо эль эйд, ка́а ит ва́р-рдум лев-ви…ра́тоф ис ми́ес марра́р. Ка́мо эйд кело́умо эль ко́ен, ка́а ит се́лс-с-с-со итабо́н карпа́т, — медленно и с долей неуверенности прочитала Маккензи и подняла взгляд на зеркало.       Но все было как обычно. Зеркало не «шевелилось». Отражение как отражение.       — Да чтоб тебя! — рявкнула она и нервно посмотрела на бабушку. Та не успела даже что-то сказать, как Маккензи повернулась к зеркалу и заговорила смелее и быстрее: — Ка́мо ко́ен кело́умо эль эйд, ка́а ит ва́рдум левира́тоф ис ми́ес марра́р. Ка́мо эйд кело́умо эль ко́ен, ка́а ит се́лсо итабо́н карпа́т.       Она даже кивнула от уверенности, что сделала все верно. Пару секунд было так же без изменений, и Маккензи уже хотела повернуться к бабушке, как послышался едва уловимый гул, а по зеркалу пронеслась рябь. Макки сглотнула и дотронулась до поверхности — полотно превратилось в подобие озерка, а отражение хаотично «поплыло». Кончики пальцев ощутили электрический разряд. Он был настолько слабым, что Маккензи даже не сразу поняла, что это ток.       Сорвался неверящий смешок. Ладонь наполовину провалилось в зеркало. Маккензи закусила губу, чтобы не выглядеть глупо и продолжила читать:       — Покажи историю Волканэрис с самого начала.       Едва она договорила, как глаза резанул яркий белый свет. Но не успела Макки отойти от вспышки, как все тело пронзил ледяной ветер, а на голое плечо стало шлепать что-то мокрое. Она оглянулась и увидела густой лес, в котором свирепствовал ливень. Тут же стало холодно и даже несколько страшно. Маккензи в панике огляделась в поисках бабушки. Та стояла чуть позади. Вздох успокоения сорвался с губ.       — Почему мы здесь? — Маккензи повернулась к бабушке и обняла себя, натянув свитер на голое плечо. — Холодно.       — Призови огонь внутри себя, как тогда в лесу. Он будет греть тебя изнутри.       Макки послушно кивнула и сконцентрировалось. К слову, получилось намного быстрее и проще, чем в прошлый раз. А еще она сразу смогла пропустить все остальные стихии. Да и, честно говоря, сама не поняла, как так вышло: просто захотела тепла, и огонь сам пошел откуда-то из области солнечного сплетения и распространился по всему телу, словно магма вулкана текла прямо по сосудам вместо крови. Она поймала себя на мысли, что на мгновение приняла это как само собой разумеющееся.       Стало стыдно. Несмотря на то, что Макки родилась с этой силой, она не заслужила ее каким-то трудом. Поэтому воспринимать как должное не стоило. Это открытое неуважение. Во всяком случае, так считала Маккензи.       Стало тепло. Мурашки пробежались по спине. Она прикрыла глаза и коротко улыбнулось. Приятное ощущение тепла разливалось по телу.       — Отсюда все началось. — Адалинда подошла ближе и положила руку на ее плечо. — Сейчас события закрутятся как в калейдоскопе. Не пытайся урвать какой-нибудь кусок. Все равно ничего не получится, а ты все силы растратишь. События сами остановятся, чтобы показать важное и саму суть.       — Хор…       Не успела Маккензи договорить, как из леса вышла девушка, держась за живот. Она плакала и кричала. Босые ноги ступали по грязи. Девушка спотыкалась, падала, поднималась и опять падала. Рыжие мокрые волосы прилипли к лицу. Слезы душили ее. А по ногам текла кровь.       — Боже, ей же холодно! — прошептала Макки и уже двинулась к ней, но поняла, что все равно ничем не поможет: это прошлое. Воспоминания. Даже не ее воспоминания. Она повернулась к бабушке. — Это она? Волканэрис?       Адалинда кивнула.       — Ну куда же ты? — послышался мужской голос, и Маккензи обернулась.       Сначала речь была непонятной, но в то же мгновение Макки вдруг осознала, что понимает язык.       — Не удивляйся так. — Адалинда по-доброму хмыкнула. — Еще одно преимущество быть ведьмой: ты понимаешь любой язык. Даже мертвый.       — Звучание несколько знакомо. — Она свела брови, пытаясь вспомнить. — Погоди, это очень похоже на ведьминский язык!       — Верно. — Адалинда кивнула. — Основа нашего языка — язык северных племен скандинавов. Точнее их прямых предков. Через пять веков здесь появятся те самые знаменитые викинги.       А в это время мужчина скалился, противно водя языком по гнилым зубам. Пусть он и стоял на достаточно большом расстоянии, чтобы разглядеть такие детали, как зубы, но Макки чувствовала на уровне инстинктов. В голове просто было это знание, и она не понимала, как это возможно. Словно была знакома с этим человеком лично. Но эта мысль перебилась другой. Она поняла, что произошло…       — Уходи, Винзенз, — едва слышно ответила Волканэрис. — Уходите! Уплывайте! Сейчас же! Вы и так сожгли наше поселение! — Она махнула рукой вправо. Маккензи заметила дым за кронами деревьев и оранжевые блики. — Что еще вы хотите? Конан не простит вам вторжения в его владения! — кричала Волканэрис.       — Конан это Конунг, что ли? — спросила Маккензи.       — Почти. В современном понимании это Ярл, — ответила Адалинда. — Однако через несколько веков Конунги позаимствовали это название и преобразовали.       — Конан не расстроится, если его самая красивая женщина уплывет с нами. Я же за тобой приехал, Волканэрис!       Он схватил ее за подмышки и потащил в сторону пожара. Маккензи сглотнула и пошла за ними. Волканэрис вырывалась, брыкалась, плакала и умоляла отпустить ее.       — Да пусти же ты меня! Конан Рауд не простит похищения его дочери!       Минутное замешательство Винзенза дало Волканэрис возможность вырваться. Она упала на землю, потеряв равновесие. За ее спиной люди кричали и хаотично бегали меж домов, спасаясь от захватчиков.       — Р-рыжая Борода — твой от-тец? — Он ошарашенно таращился на нее.       — То есть слухи о моей красоте до тебя дошли, а чья я дочь нет? — кричала из-за дождя Волканэрис. Она поднялась и рассмеялась. Платье, волосы — все было в грязи.       — Так даже лучше. Весь мир узнает, что Конан Рауд не такой уж и непобедимый! — Винзенз снова противно оскалился, небрежно откинув черные волосы назад, словно и не было той паники в глазах, что наблюдалась минуту назад.       Волканэрис сглотнула и попятилась назад, но чуть не упала, уткнувшись во что-то мягкое. У ног лежало мужское тело без признаков жизни. Она вздрогнула: то ли от понимания, что гибнут невинные, то ли от холода, но на глаза попался топор. Недолго думая, схватила его и встала в стойку.       — Так она же никогда не держала топор! — воскликнула Маккензи, а сама не понимала, откуда вообще это знает.       — Красивая, еще и храбрая… — протянул Винзенз так, словно пробовал эти слова на вкус. Смаковал и наслаждался ее страхом.       Он вытащил меч и прокрутил его в руке, неожиданно напав. Волканэрис взвизгнула и едва успела выставить топор, как на нее посыпалась череда ударов меча. Она начала выдыхаться почти сразу. Слабо отразив последний удар, Волканэрис упала. У Винзенза же перед глазами была пелена от ярости. Еще несколько минут назад он собирался забрать ее, а сейчас готов убить.       Маккензи чувствовала эмоции обоих. Это было так странно… Словно пазл в голове, крупица за крупицей, собиралась полная картина. Она чувствовала людей. Знала, о чем они думают. Это совсем не те ощущения, когда чувствуешь подобное с живым человеком. Будто читаешь книгу или смотришь фильм с крутыми спецэффектами.       Винзенз замахнулся и…       Оглушительный крик пронесся вглубь леса. Винзенза откинуло световой волной от Волканэрис, и он ударился головой о дерево. Визг был настолько пронзительным, что Макки сморщилась и закрыла уши.       Земля завибрировала. Послышались звуки, похожие на взрывы. Люди в панике разбегались кто куда. Маккензи в страхе оглядывалась по сторонам. Людская паника передавалась и ей. Она повернулась в поисках бабушки. Та стояла рядом и умиротворенно смотрела вдаль. Макки проследила за ее взглядом и нервно сглотнула. Вулкан…       Маккензи ошарашенно уставилась на Адалинду, а та молча кивнула на немой вопрос. Значит, он и правда начал извергаться.       Все погрузилось в хаос. Люди спасались бегством. Уже было все равно, кто на чьей стороне. Лава так быстро растекалась широким полотном, что не все успевали оказаться на безопасном расстоянии. Маккензи зажмурилась и отчаянно постаралась подавить приступ тошноты: смотреть, как заживо горит и буквально плавится человеческая плоть, было невозможно. В нос ударил отвратительный запах. Она уже не понимала, где реальность, а где ее же мозг подкидывает галлюцинации. В ушах стояли дикие, животные, истошные крики людей.       — Хватит! Прекратите! — кричала Маккензи, закрывая уши ладонями. — Хва-а-ати-и-и-ит!       И тут же по полуострову пронеслась волна воздуха. Послышалась новая вибрация под ногами, а через несколько мгновений огромная волна цунами летела на берег. Гигантские куски льда выбросило прямо на скопление людей Винзенза. Ледяная вода тушила лаву, создавая толстенную, но в то же время хрупкую черную корку: любое движение — и корка трескалась и рассыпалась.       — Это я сделала? — с паникой в голове прокричала Маккензи, захлебываясь в слезах. — Скажи, что это не я! Пожалуйста, скажи, что это не я!       — Волну воздуха пустила ты. Но она никак не повлияла на происходящее. А все остальное — она. — Адалинда кивнула в сторону Волканэрис.       За пеленой слез Макки едва разглядела ее. Так странно… Все ее тело было покрыто одним сплошным ожогом, но ее это будто не волновало и не приносило ни капли боли. Волосы не только не сгорели, они полыхали огнем, цепляя мелкими языками людей у берега.       — П-п-помоги… — прохрипел Винзенз, протягивая руку. Рука, почти все лицо было в ожогах. Видимо, его окатило волной лавы, подумалось Маккензи.       — Ты никогда не получишь здесь помощи, Винзенз, — тихо процедила Волканэрис, однако ее голос раздавался эхом по всему полуострову. Ржавый, скрипучий, наводящий ужас голос. — Не оправдал ты свое имя. Может, ты и завоевал много земель и стал Конаном там, но здесь ты никто. Нашу землю ты не получишь никогда.       — П-пож-жалуйст-т-та-а-а… — все хрипел Винзенз, а в серо-голубых глазах читалась мольба.       — Ты либо сдохнешь в море, либо сдохнешь, когда вернется отец. Но помощи ты не получишь! — прокричала она и со всей силы топнула ногой.       По корке застывшей лавы побежала трещина. Она бежала и бежала, словно ей не было конца. Через мгновение все ощутили такую сильную вибрацию и громкий гул, что закладывало уши. Земля задрожала под ногами.       — Нет… Нет-нет-нет! — прокричал Винзенз и попытался встать, но тут же упал лицом в грязь.       Огромный пласт земли начал отходить. Маккензи не видела конца трещины, но она явно ушла метров на пятьсот. Может, на полмили. Люди, что находились за трещиной, в панике перебегали на другую сторону. Около дюжины раненых людей Винзенза осталось за чертой.       А кусок земли, похожий на маленький остров, отплывал все дальше. Но не успел он отплыть и на сотню метров, как Волканэрис «потухла» и упала. Тут же перестал издавать звуки вулкан; море стало тихим как при штиле, словно и не было того безумства. Даже лес за спинами жителей поселения замолк.       Новая вспышка. События закрутились как в калейдоскопе, и Маккензи старалась уловить хоть что-то. Но смогла понять только одно: время отматывалось назад, показывая жизнь Волканэрис в обратном порядке.       Картинки так быстро крутились, что Макки ощутила тошноту и головокружение. Уже даже воспоминания были безразличны: хотелось все остановить, чтобы не подкатывало к горлу.       Но вот картинка резко остановилась, а Маккензи встретил пронзительный крик. Огляделась: маленькая комнатка, а в ней четверо: рыжий мужчина, ходивший из угла в угол, и три женщины. Одна из них, самая молодая, — Макки показалось, что на вид ей не больше двадцати, — лежала на большом количестве шкур разных цветов и размеров и истошно кричала. А две других, на вид старше лет на десять-пятнадцать первой, копошились возле нее.       Макки наклонилась влево, чтобы разглядеть. Хотя и так было очевидно, что та девушка рожает. Она так кричала, что хотелось выйти на улицу и убежать. Почти все вокруг этой женщины было в крови: пол, шкуры, какие-то тряпки. Да и она сама была чуть ли не вся в крови. К лицу прилипли мокрые то ли от пота, то ли от слез черные волосы.       — Я больше не могу! — кричала девушка, захлебываясь в слезах. — Не могу!       — Потерпи, Тита! — успокаивающе шептала женщина в белом платке, вытирая ей лоб. — Потерпи! Осталось совсем чуть-чуть!       Маккензи вновь огляделась и только сейчас обратила внимание, что происходит снаружи: из небольшого окошка было слышно, что ветер воет как при сильной буре зимой, хотя солнце светило достаточно ярко, чтобы лучи проникали в комнату. Да и вообще было четкое ощущение, что сейчас лето: из того же окошка была заметна зеленая трава, а в комнате было жарко, как в парилке из-за полыхающего камина.       «Наверное, разожгли, чтобы воду греть», — размышляла про себя Макки.       Слышать крики рожающей Титы было уже невозможно, поэтому она отворила дверь и едва устояла на ногах: ледяной поток с жесткими крупинками снега ворвался в помещение. Маккензи с огромным усилием закрыла дверь.       — Что происходит? — испугано спросила она.       — Рождение Первой…       Тита снова закричала. Оглушающий, умоляющий и полный отчаяния и боли крик. Маккензи не выдержала и выбежала на улицу. Но там творился хаос: знойная, почти аномальная жара сопровождалась снежной бурей, громом, молнией и ледяным дождем. Она вообще не понимала, как это возможно: палящее солнце скрыто темными, почти черными облаками, но оно светило так ярко, как если бы небо было чистым.       Но через мгновение стремительно начало темнеть. Сначала Маккензи показалось, что это затмение: Луна почти полностью закрыла Солнце. Однако через пару минут тьма поглотила все вокруг. Остановилась метель, молния больше не сверкала, и не громыхал гром. Все остановилось. Вообще все. Даже люди замолкли, наблюдая за странным явлением.       Несколько минут тишины нарушились новым криком Титы. И время запустилось. Свет Солнца постепенно разрастался. А на небе появились странные полукруги, похожие на очертания планет.       Не прошло и пяти минут, как новые явления обрушились неуправляемым потоком.       — Опять?! — одновременно испугалась, удивилась и разозлилась Маккензи. — Они издеваются?!       Но не успела она хоть что-то понять, как раздался сильный взрыв. Даже с большого расстояния было видно, что вулкан буквально фонтанирует огромными всплесками. Извержение началось еще стремительнее, чем в прошлый раз.       Маккензи следила за происходящим как в замедленной съемке. Вой ветра усиливался, а его потоки разгоняли снежную бурю. Под ногами чувствовалась вибрация, которая нарастала с каждой секундой. В небе сверкнула молния. Да такая яркая, что фраза «разверзлись небеса» обрела новый смысл. Оглушающий гром гремел так сильно, что казалось, еще чуть-чуть — и лопнут перепонки.       Но вот появилась новая молния. Двигалась она достаточно стремительно, чтобы Маккензи едва поспевала следить за ней. Но не прошло и доли секунды, как молния ударила в дерево.       Дерево вспыхнуло, словно было полито бензином. Макки прикрылась тыльной стороной ладони и упала. От него исходил такой жар, что находиться рядом было просто невозможно. Она встала и побежала к воде, оглядываясь в поисках бабушки. Та стояла у домика и безмятежно наблюдала. Да как она это делает?! Неужели вообще не страшно? Маккензи плеснула водой в лицо и шумно выдохнула. Когда все это закончится, она не понимала…       У берега послышался шум. Маккензи оглянулась назад и увидела, как волна постепенно увеличивается и движется к берегу.       — Да чтоб тебя! — взвыла она и побежала к бабушке.       Но не добежав несколько метров, Макки остановилась и неверяще огляделась. Осознание накрыло мгновенно: все переплеталось в единое целое — времена года, стихии, природные явления. Все, что не подвластно руке человека…       Маккензи завороженно наблюдала за необъяснимым феноменом и не могла поверить, что это происходит воочию. И она так бы и стояла в растерянности и оцепенении, если бы не услышала крик. Детский крик.       Макки сглотнула и посмотрела сначала на дом, потом на бабушку. Та кивнула и жестом позвала войти. Она зажевала губу и пошла к Адалинде, как обратила внимание, что все успокаивается: ветер почти затих; вулкан больше не извергается, лава уже застыла, небо стало ясным и чистым; море больше поднимало волны, да и вообще царил полный штиль, лишь мокрая земля далеко от берега и едва заметная пена напоминали о недавнем цунами.       Дойдя до бабушки, Маккензи поняла только сейчас, что совсем тихо. Люди… Она потеряла их всех из виду, когда произошло затмение. Но не успела подумать, что всех убило, послышались голоса. Люди выходили из леса. Потерянные, испуганные, в мокрой и то ли рваной, то ли прожженной одежде. Вокруг творилась разруха: почти все дома были уничтожены ветром, огнем и водой.       — Как они жить-то теперь будут? — сокрушалась Макки.       Ей было жаль этих людей. Несмотря на то, что такие явления, как цунами, извержение вулкана, смерч и другие подобные природные катаклизмы невозможно контролировать человеком, она считала, что эти люди не заслужили такого. Да, в современном мире человечество часто вредит природе, что приводит к стихийным бедствиям, но эти-то люди тут при чем? Кстати…       — А какой-то это вообще век? — поинтересовалась Маккензи, заходя в дом.       — Конец третьего — начало четвертого, — ответила Адалинда.       — А…       — Рауд, ты понимаешь, что это дитя будет нести только смерть и страдания? — кричала женщина в платке. — Ты посмотри, что оно сделало!       Маккензи проследила за рукой женщины и пошатнулась, прикрывая рот то ли от ужаса, то ли от тошноты, то ли от всего сразу. Тита лежала с раскинутыми руками в стороны и раздвинутыми и согнутыми в коленях ногами и смотрела куда-то в угол. Взгляд был пустым. Грудная клетка не вздымалась от дыхания. Было очевидно, что она умерла. Но ужаснуло даже не это.       Тита была похожа на труп, который достали из могилы: иссохшее серо-желтое тело, готовое рассыпаться в прах. Тело и правда высохло так, будто из него выкачали всю кровь и другие жидкости. Впалые щеки и глазницы, кости, просвечивающиеся под кожей.       Маккензи выдохнула, стараясь подавить приступ тошноты. И не нашла ничего лучше, чем оглядеться. Но это только усугубило неприятные ощущения… В крови было все вокруг: тряпки, шкуры, тело Титы. Женщины тоже были перепачканы в крови.       Макки, оглядываясь в комнате, только сейчас заметила что-то маленькое, похожее на те грязные тряпки. Только это были совсем не тряпки… Маленькое, перепачканное в крови и такого же цвета, как и Тита, тельце, только иссохшее еще сильнее, превратившись в непонятую субстанцию.       Маккензи не хотела в это верить, но очертания силуэта ясно давали понять, что это тело младенца… Она сглотнула и закусила губу, чтобы подавить слезы. Споры Рауда и женщин сливались в один гул и звучали надоедливой какофонией.       — Оно убило Титу! — кричала вторая женщина. — Оно убило второго ребенка! А потом…       — Замолчи! — рявкнул Рауд, прикрывая ухо младенцу. — Ты не знаешь, что будет!       — Ты посмотри, Конан, что оно сделало! — Первая женщина снова указала рукой на труп Титы. — Так женщины не умирают при родах! Это уродство сожрало Титу и второго ребеночка изнутри! Ты посмотри на глаза! — Она небрежно махнула на ребенка. — Они же разные! Это ли не доказательство, что оно поглотило второго ребенка?! Ты должен избавиться от него!       — Это чудовище! — вторила ей другая. — Мы все окажемся в адском пекле, если это Зло будет жить. Оно убьет все живое! Оно…       Но не успела она договорить, как громко и с хрипом вдохнула, а затем свалилась на пол, держась за горло. Лицо Рауда было в крупных каплях крови. Нетрудно было догадаться, что он полоснул ей по горлу.       На левой руке Раунда лежал младенец, а в правой кинжал. Он вытер его о штанину и поднял глаза на женщину в платке. Та сглотнула и испуганно попятилась к двери. Рауд же двигался к ней, зажав ее в угол.       — Конан, п-прошу… — промямлила она. — Этот ребенок не принесет мира. Он бу…       Рауд полоснул по горлу. Маккензи прикрыла глаза и вздрогнула. Тело с грохотом упало к ногам Конана.       — Зачем он убил их? — прохрипела Макки, выйдя из оцепенения.       — Потому что они были угрозой, — ответила Адалинда. — Они могли настроить все поселение против своего Конана или сами начали бы охоту на ребенка. Результат один — они старались бы избавиться от ребенка.       — Так говоришь, будто он сделал все правильно, — бросила через плечо Маккензи.       Ответа не последовало. Она обернулась и с изумлением посмотрела на бабушку. Та даже не отреагировала. Она смотрела на Рауда, который с полной любовью в глазах смотрел на младенца, медленно ходя по комнате. Он погладил девочку по щеке и поцеловал в лоб.       — Ба! — возмущенно окликнула ее Макки.       — Что? — с едва заметным раздражением ответила Адалинда и, закатив глаза, недовольно наклонила голову.       — Ты оправдываешь это? Это убийство! — Маккензи быстрым шагом приблизилась к ней и указала пальцем на один из трупов. — Хладнокровное убийство! Он жестокий вар…       — Защита своей плоти и крови — хладнокровное убийство? — усмехнулась Адалинда. — Не важно, что считаю я. Рауд уже это сделал. Но я бы тоже убила за своего ребенка. Расценивай это как хочешь.       Маккензи промолчала. Но внутри нее все кричало, что это неправильно и бесчеловечно. Хотя и эти женщины не лучше — убить невинное дитя? Он только появился на свет, а уже был в чем-то виноват? Ее разрывало на части.       — Моя маленькая светлая девочка, — прошептал Рауд и улыбнулся. — Никто тебя не тронет и не обидит. Клянусь, — проговорил он, обтирая ее от крови.       Макки приблизилась, чтобы разглядеть ребенка. Девочка смотрела на отца так внимательно, что казалось, будто она уже знает все секреты мира. Глаза и правда были разными. Правый был ярко-голубым, а левый — насыщенно-зеленым. Когда Рауд вытер головку, Маккензи заметила короткие волосики рыже-красного цвета.       — Я назову тебя Волканэрис, — с теплотой сказал Рауд. — Потому что ты так же красива, опасна, неприступна и величественна, как наш вулкан. — Он поцеловал ее в лоб и завернул в заранее подготовленную шкуру. — Тебя ждет великое будущее. — Рауд ходил по комнате и раскидывал вещи. Зачем он это делал, Маккензи не понимала. — Волосы как листья осенью, глаза как трава и озера весной и летом, кожа холодная и почти прозрачная, как ветра зимой… Огонь, земля, вода и воздух — все это ты вместила в себя. Ты станешь известной на весь мир, моя Волканэрис.       Он положил дочь на пол у входа и подошел к камину. Посмотрел сначала Волканэрис, а потом на Титу и обречено вздохнул.       — Прости меня, любовь моя…       А затем достал горящее полено и кинул его на шкуры рядом с Титой. Пока полено дымилось и разжигало шкуры и доски, перетащил тела повитух к огню.       — Что он делает?! — занервничала Маккензи.       — Избавляется от улик.       Рауд поднял дочь и смотрел, дожидаясь, когда огонь охватит все. Становилось жарко и трудно дышать. Волканэрис начинала нервничать и капризничать. Но Рауд ждал.       Макки ощущала жар огня все сильнее. То ли паника, то ли действительно начинала задыхаться от едкого дыма, но она закашлялась. Волканэрис капризничала все сильнее, и с каждым ее новым криком огонь усиливался. Маккензи уже было двинулась к выходу, как Рауд сам распахнул дверь и выбежал на улицу.       — Помогите!..       И снова яркий свет…       Маккензи и Адалинда оказались в новой комнатке. Тихо. Макки умиротворенно прикрыла глаза. Никто не кричит, не бегает, не спорит. Но через пару секунд послышались размеренные шаги. Постаревший Рауд ходил по комнате и нервно поглядывал на кровать.       — Он поплатится. Поплатится, — причитал он себе под нос. — Третья Луна уже почти прошла! А она не просыпается!       На невысокой кровати лежала Волканэрис. Лицо превратилось в один сплошной ожог. Красный и влажный, словно только-только получен. Хотя прошло уже почти три месяца. Местами отсутствовали волосы. Где-то рыжие пряди, где-то белые. И такие жиденькие, что с трудом представлялись ее красивые и густые волосы.       — Ее вид очень похож на наш, когда превращаемся, — прошептала Макки.       — Верно. И чуть позже ты поймешь почему.       Но тут Волканэрис распахнула глаза и громко вздохнула, словно не хватало воздуха, а затем заметалась по кровати. Рауд подбежал к ней и крепко прижал ее плечи, чтобы она не упала и не навредила себе.       Через какое-то время Волканэрис начинала успокаиваться. Дыхание стало ровнее и умереннее. Рауд поглаживал ее по влажным волосам и промакивал испарину на лице тряпкой.       — Вернись ко мне, — прошептал Рауд. — Прошу, вернись…       Рауд прижался лбом к ее плечу, а его плечи слегка подрагивали, и Маккензи поняла, что он заплакал. Что-то ей подсказывало, что это впервые. Стало несколько неловко. Макки недовольно свела брови, закусив губу, и слегка отвернулась. Ей казалось, что она здесь лишняя и только мешает.       — Ты чего? — спросила Адалинда.       — Не знаю. — Маккензи снова нахмурилась и пожала плечами. — Странные ощущения, будто я подсматриваю за чем-то личным.       Адалинда согласно поджала губы. Макки вновь повернулась к Рауду и Волканэрис.       — Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила Адалинда, коснувшись плеча внучки.       — Вроде да, а что? — Маккензи обернулась, отрывая взгляд от них.       — Мы уже достаточно долго здесь. Может стать не очень хорошо. Может, немного отдохнем и вернемся позже? Мы…       — Нет! — оборвала ее Макки. Получилось резковато. Она стушевалась и прочистила горло. — Я в порядке. Давай останемся? Я хочу узнать больше.       — Хорошо. — Адалинда кивнула. — Только почувствуешь хотя бы намек на слабость — и мы закончим. Идет?       Маккензи улыбнулась и радостно закивала.       Послышался слабый и едва слышный стон. Она обернулась и подошла ближе. Волканэрис сморщилась и снова застонала. Макки физически ощущала, как ей плохо: все тело ломило, ожоги приносили нестерпимую боль.       Рауд сначала подскочил, а потом упал на колени, схватив ее руку.       — Дочка… — Он едва заметно улыбнулся и неверяще усмехнулся. — Слава Богам, ты очнулась!       — Воды… — простонала Волканэрис.       Рауд кинулся к кувшину и плеснул в деревянный стакан, а затем вернулся к дочери, помогая приподняться. Придерживая ее за голову, второй рукой держал стакан. А Волканэрис так жадно пила, что несколько раз подавилась. Осушив стакан, она откашлялась и вытерла губы.       — Что случилось? — Волканэрис сморщилась и взялась за голову. — Я ничего не помню.       — Прости меня! — Рауд обнял ее. — Пожалуйста, прости. Я не должен был оставлять ни тебя, ни поселение!       — Пап, я…       — Я так виноват! Так виноват… — причитал он, покачиваясь с ней.       — Что произошло? Я правда ничего не помню.       — Винзенз напал на вас, пока я был в походе. — Рауд отстранился. — Жители говорят, что ты всех спасла. Я всегда знал, что ты будешь не такой, как все. Знал, что будешь ведать больше остальных.       — Но…       Она снова сморщилась и схватилась за волосы. Головная боль усиливалась. Волканэрис закричала. Воспоминания той ночи мелькали перед глазами, сменяя друг друга.       Маккензи сморщилась и упала на колени, схватившись за голову. Она понимала, что нужно расслабиться, чтобы позволить пропустить воспоминания предка через себя, но дичайшая боль в голове только усиливала спазмы в мышцах по всему телу.       Небольшие корабли; жуткие и озверевшие мужчины, хватавшие женщин; необъятное пламя, охватившее почти все домики… Волканэрис, которая умоляла Винзенза остановиться. А потом и остальные события, что уже видела Макки.       Картинки летели с бешеной скоростью. Она задрожала и заплакала. Невыносимая физическая боль смешалась с душевной. Маккензи зажмурила глаза, словно это помогло бы не видеть весь тот ужас, что сотворил Винзенз и его люди.       — Детка, нужно прекратить! — Адалинда присела рядом с внучкой.       — Нет! — закричала Макки, грубо отбрасывая руки бабушки. — Я должна… Мне нужно…       Резко отступившая боль дезориентировала. Маккензи издала глухой стон облегчения и упала на бок. Она вздрогнула от неприятных мурашек по всему телу и приподнялась, упираясь руками в пол.       — Что с ней? — спросила Макки, потирая лоб пальцами.       — Снова отключилась.       — Надол…       И снова яркий свет. Однако картинки больше не пролетали перед глазами, создавая водоворот. Маккензи все так же стояла в комнате Волканэрис, а время бежало в ускоренном режиме. Солнце сменялось луной. Ночь — днем. Она не сразу поняла — яркий свет мешал распознать время за окном, — но прошло не больше трех-четырех дней.       Но вот все остановилось. Вспышка перестала слепить глаза. Макки с силой зажмурилась, а потом открыла глаза. Радужные круги еще плясали перед ней, но это почти не мешало хорошо видеть. Волканэрис все лежала в постели. Рауда не было.       Не успела Маккензи оглядеться, как вздрогнула от громкого вздоха. Волканэрис резко поднялась на кровати, тяжело дыша, как от страшного кошмара. Она взялась за горло и хватала воздух губами, словно рыба, попавшая на сушу.       — Он не мог… — Волканэрис рвано дышала и боязливо металась глазами по шкуре. — Нет, это все неправда! Неправда! — Она расплакалась и била кулаками по постели.       — Что… Ч-что случилось? — спросила Маккензи, неуверенно качнув головой в сторону бабушки.       — Она узнала, что сделал Рауд в день ее рождения…