Я тебе не друг

      Франц привык посещать холодные и молчаливые территории Свартуриса, отведенные под кладбище. Где-то вдалеке теснились особо старинные захоронения — надгробия людей, погибших до основания Последнего Королевства, либо в самом его зарождении были крупнее и выразительнее, нежели нынешние скромные стены плача и одинокие кресты, прижимающиеся друг к другу, словно им тоже холодно в этой снежной глуши. Могила старого и единственного, пожалуй, настоящего друга главы Ордена Рыцарей была относительно новой. Положив пару персиковых гвоздик у ничем не выделяющегося на фоне прочих, креста, он постоял немного, вновь испытывая чувство вины за произошедшее.       Было бы все иначе, будь он более настойчивым?       Не скрой Фpанц от него тогда правду, смог бы он стать ближе к своей дочери, рожденной от любимой женщины?       Выжил бы он, будь Франц рядом, плечом к плечу, до самого конца?..

***

      Антонио Мулен как никто выделялся на фоне окружающих. Выглядел он всегда словно с дуба рухнувшим, врал, как последняя скотина, где надо и где не стоило бы, но ему все сходило с рук в силу природной харизмы и обаяния в купе с умением заболтать любого. Свою должность капитана Маржеружа он тоже получил, по сути, в результате длительной цепочки непрерывной лжи, которая тянулась за ним годами, так, что никто не в силах был отыскать, где у нее начало. Франц, на момент их знакомства еще только капитан Свартуриса, сразу подметил его талант. Кто, как не лис, зверь, по натуре своей отличающийся хитростью, сможет высоко оценить способность к вpанью? Уж он-то точно не стал бы осуждать Кота в Сапогах за то, что он прожженый лжец.       Впрочем, из-за легкомысленной натуры Антонио, абсолютно противоположной нордическому характеру Франца, а также магии, непрерывно окружавшей лиса, сблизились они не сразу. Их общение по большей части сводилось к формальным встречам, связанным непосредственно со сферой их деятельности. Но постепенно неугомонный кот все интенсивнее прибивался к своему будущему руководителю. Будь то природное чутье, либо же анализ происхолящего в Ордене в целом, но он, подавляя страх, всегда старался найти общий язык с Рейнхардтом. Пусть и очевидно в личных интересах, но оба смогли сработаться.       Неутомимая харизма Кота и вдумчивый рациональный подход Лиса давали гремучую смесь, способную обернуть практически любую ситуацию в свою пользу. Этот тандем обладал огромной пробивной силой, и каждый умел найти свой подход к тому или иному вопросу, опираясь на сильные и слабые стороны друг друга.       Пожалуй, единственное, с чем оба не могли справиться — это с проблемами на личном фронте. Франц и обе его женщины, что Сэра, что Елена, в итоге не смогли остаться вместе до конца. Проблемой Антонио же стала единственная на всю жизнь любовь Кота в Сапогах — Рамона.       Эта дикая кошка украла у Антонио руку, сердце и кошелек. И, собственно, не только у него. Будучи наемницей, она зарабатывала на жизнь далеко ее самыми законными методами, скрываясь в тени и заливая свои руки кровью не то, что по локоть — выжми ее жертв досуха, и можно смело наполнить весьма габаритный прудик во дворе. Их роман всегда был насыщен как страстью, так и скандалами, но они оба, кажется, были счастливы оставаться именно такими. И пусть Рамона никогда не смогла бы признать путь, который выбрал ее возлюбленный, она все равно решила сохранить под сердцем плод их любви, пусть и в тайне от Кота.       Франц, наблюдавший на перепетиями сложного пути, что оба выбрали для себя, но не вмешивающийся в этот конфликт в силу личных интересов, осознал, что у него есть шанс. Путь долга по защите страны, который он избрал для себя, был тернист и полон жертвами меньшинства во благо оставшейся подавляющей части населения. Он не боялся испачкать руки, но предпочитал делегировать полномочия, собирая под себя команду избранных лиц — как со стороны рыцарей, так и из теневой изнанки Королевства. Рамона, наемница со стажем, обладающая навыками и связями, идеально подходила под все критерии, оставалось лишь привязать ее к себе. И лучшее средство для воздействия — ее гордость, а так же желание сберечь общего с Антонио ребенка, пусть и в тайне от отца.       Он оказал ей поддержку тогда, когда помощи ждать было неоткуда. Крыша над головой, продовольствие, молчаливый врач-акушер, вещи, необходимые для благополучного содержания младенца. Ее финансовый долг рос на глазах, но основным грузом на плечи ложился моральный. Собственный специфический кодекс чести не позволял ей кинуть Рейнхардта через прогиб. Так что, стоило малышке, названной Фелицией, немного подрасти, как Рамона вновь вышла на работу.        Как персональный киллер Франца Рейнхардта.       Отношения «заказчик-исполнитель» импонировали ей куда больше, нежели «благодетель-нуждающийся». Она с энтузиазмом отрабатывала вложенные в нее средства, добывая информцию и убирая с пути тех, кого закон не мог поймать за руку официально по тем или иным причинам. Ее дочь подрастала на глазах, но Франц по какой-то причине, несмотря на то, что лицом девочка больше напоминала мать, все чаще видел в ней Антонио. Из-за рыжих волос, характерного прищура или заливистого смеха? Кто знает. Но все чаще его настигало чувство вины…       Правда вскрылась, когда Рамону поймали. Не по ее вине — неопытная тогда еще Фелиция Мулен позарилась на слишком крупную добычу. Мать лишь покрывала дочь. Антонио, который участвовал в аресте, разрывался от эмоций, но поделать ничего не мог — доказательства преступлений были слишком очевидны. Его возлюбленной грозила смертная казнь, ведь она приложила руку к убийству пары ублюдков Свартуриса, и Францу ничего не оставалось, кроме как лично ходатайствовать за смягчение наказания непосредственно у Снежного Короля.       Кот в Сапогах, узнав о том, что Рамона просила помощи Франца, все понял. Он никогда не был дураком. От ощущения предательства он рвал и метал в кабинете уже главы Ордена Рыцарей, своего начальника, того, кого он знал долгие годы. Чувство потери возможной счастливой семейной жизни накрывало его с головой, он не мог сблизиться с дочерью, возраст которой близился к совершеннолетию, он не мог помочь любимой женщине, которой оставалось проводить остатки своих дней за решеткой… его гнев перекрывал даже магию Франца, ведь испытываемый рефлекторный страх лишь усиливал стресс. Ему оставалось лишь буйствовать, будучи беспомощным. Глядя лису в глаза, он кричал:       — Почему, Франц?! Почему ты мне не сказал?! Почему ты так поступил?! Я думал, ты мне не враг!       — А я был должен, Антонио? Пусть я тебе и не враг, но я тебе и не друг.       Голова Кота в Сапогах дернулась, словно от пощечины. Франц никогда не забудет этот пустой взгляд человека, который потерял все. И пусть у лиса не было выбора, пусть он таким образом пытался его защитить и оградить от той опасности, которую сулило сближение с Рейтхартом… ощущение вины и боли, испытываемой обоими, повисло в комнате. Антонио молча развернулся, надел на себя шляпу, и ушел. Тишина была столь тяжелой, что казалось, воздух можно было резать ножом.       Уронив голову на руки, Франц с напряжением выдохнул, ощущая, как его душит смысл сказанных слов.       — Прости, Антонио. Но так будет лучше. Так и должно было быть…

***

      Труп Антонио Мулен обнаружили спустя три дня.       На теле отчетливо виднелись следы борьбы. Несколько переломов ребер, запекшая кровь на рыжих усах — некогда красивое мужественное лицо было обезображено ударами убийцы. В охладевшей руке с выразительно выставленным средним пальцем обнаружили медальон с фамильным гербом рода, фамилию которого теперь носил глава Ордена Рыцарей — Рейнхардт. Франца никто не подозревал — его побелевшее лицо, полное отчаяния от осознания произошедшей трагедии говорило о непричастности даже выразительнее железобетонного алиби. Подняв все силы Ордена, преступника нашли довольно быстро, но до суда он так и не дожил. Соседи по камерам говорили, что видели, как по коридору словно вода, стекались тени, очерчивая женский силуэт. По какой-то причине, охрана не отреагировала на длящиеся в течение часа отчаянные крики, разрывавшие тишину ночи. То, что осталось от волка, покусившегося на капитана Маржеружа, соскребали с полов и выносили в ведрах все следующее утро…       Никто из рыцарей в итоге даже не получил выговор за происшествие, случившееся на их территории. Поговаривают, что в ту же ночь в глубине тюрьмы, в секции для пожизненно заключенных, открылась камера, чтобы вновь закрыться под утро. Но то лишь слухи. Все же, у кого может быть такая власть в руках, чтобы поспособствовать побегу преступника?..

***

      Похороны проходили тихо, но торжественно. Пепел Антонио Мулен развеяли над засаженными розами переулками Маржеружа, района, который всегда был в сердце у покойного. Выступили с речью несколько его сослуживцев. Когда очередь дошла до Франца, тот ощутил, как вокруг его шеи словно оборачивается петля. И с каждым шагом к простому деревянному кресту с высеченным на нем именем бывшего капитана, узел затягивался все сильнее. Но он не имел права сбежать. Пытаясь отгородиться от Антонио, он сам подписал ему смертный приговор, и сейчас стоит за это ответить. Хотя бы перед самим собой.       — Мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь Антонио Мулен. Он погиб, как и жил — как настоящий борец, до последнего отстаивающий свои идеалы и принципы. Он был личностью выдающейся. Многие отмечали его гибкий ум, удивительную харизму, способность подобрать подход с любому. Пусть и не во всем, и в весьма… оригинальной форме, но он проявлял благородство, неоднократно демонстрировал удивительную силу духа и отвагу, присущую немногим. Пусть память о нем не угаснет. Он был отличным рыцарем, капитаном и… другом. Жаль, что я для него таковым не стал. Спасибо, что был в нашей жизни, Антонио. Помним. Любим. Скорбим.       Закончив речь, Рейнхардт положил в сформировавшуюся стопку белых роз, традиционно приносимых на похороны почивших жителей Маржеружа, пару гвоздик персикового цвета. Именно эти цветы некогда любил дарить Рамоне Антонио.       Титул Кота в Сапогах был передан его преемнику. И Франц знал, кому именно, отмечая замершую вдалеке хрупкую женскую фигуру, трясущуюся от холода. Но было не время и не место для разговора с дочерью погибшего друга.       Все сложится после.

***

      Прижимая к груди нехарактерную для него широкополую шляпу с огромныи пером, Франц вдумчиво выдохнул. Холодный воздух обжигал щеки. С тех пор прошло много лет. Мог ли он что-то изменить? Было бы исход иным? Или же судьба бессердечная сука, игнорирующая все попытки изменить предписанный ею сюжет?       Надев на голову последнее, что осталось, как память о друге, Франц развернулся на каблуках и поспешил сквозь ряды заснеженных могил к выходу.       Он знал, что случившееся — это его вина.       Он пронесет ее с собой до тех пор, пока сам ее окажется здесь, в могиле.