День 7 (9). Пятница.
9 февраля 2023 г. в 08:02
Мы заканчиваем свой трудовой порыв лишь под утро, и я везу усталое семейство к ним домой. Оставив машину у третьего подъезда, старого шестиэтажного кирпичного дома, окутанного желтыми трубами газораспределения, поднимаемся наверх, на второй этаж - Андрей несет Алису вместе с ее медведем на руках, а я семеню рядом, открывая двери - то в подъезд, то в квартиру. Оказавшись в прихожей, Калугин шепчет:
- Проходи... Проходи в комнату, не стесняйся.
Мне любопытно и я иду в гостиную без возражений. Андрей, продолжая топтаться на пороге, со своим драгоценным грузом на руках, кивает на папку у меня в руках:
- Можешь пока фотографии посмотреть, а я Алису уложу и подойду.
- Ага.
Калуга уносит дочку в ее комнату, а я, бросив папку на диван, достаю из сумки мобильник. Меня распирает поделиться с Анькой новостями! После четвертого гудка раздается ее недовольное:
- Алло.
Кажется, я Сомика разбудил, но жалеть об этом уже поздно:
- Ань, это я.
Та пока не врубается:
- Кто это?
- Гоша, кто.
Наконец, идет реакция:
- О господи! Сколько времени? И вообще, ты где?
Приглушаю свой полный впечатлениями голос:
- Ань, прикинь, у Калугина есть дочь!
- Что?
- Мы сегодня делали снимки для обложки.
- Гош, подожди. У меня крыша поедет. Какие снимки? Какая дочь?
Но я слишком эмоционально возбужден, чтобы раскладывать по полочкам:
- Ты, слышь - фотки получились просто супер!
- Вы что, нашли модель?
Кручу головой по сторонам, с интересом рассматривая Андрюхино жилище, и параллельно болтая:
- Я сам был моделью!
В трубке ошалелое недоумение:
- Чего?
А что такого? Ее же совету следовали!
- Ну, Ань, кончай тормозить…
И снова возвращаюсь к теме, снесшей мне голову:
- А еще, у Калугина есть взрослая дочь, представляешь?! А я об этом ничего не знал.
Сомова недовольно ворчит:
- Слушай, ты мне потом про дочь расскажешь. Я чего-то не поняла - ты реально снялся для обложки?
- Ну, да, Калуга уломал.
- И как, получилось?
Андрей уверяет, что да, но я характеризую успех скромнее:
- Да вроде ничего.
Меня слегка ведет в сторону, наверно от недосыпа и я, вздохнув, жалуюсь в трубку:
- Слушай, мы целый день на ногах, у меня башка не варит.
- А, ну понятно. Не-е-е, я уверена, что фотки будут супер... А чего?! Калугин профи, а ты красивая женщина.
Не успев присесть, возмущенно вскакиваю с дивана:
- Я мужик, ясно тебе!
- Да это понятно, но с наружи то…
- Ань, иди ты со своим снаружи. Мне сегодня Калугина хватило!
Усаживаюсь на подлокотник дивана, слушая, как подруга сыплет вопросами:
- А что Калуга? Гош, что Калуга то?
Мне не хочется пока углубляться в детали, сначала нужно самому разобраться с его подкатами. Да и стоит ли об этом трендеть? Сомовой только расскажи, потом проходу не даст своими шуточками. Так что откатываю со стремной темой:
- Да, ничего. Завтра поговорим, точней сегодня. Все! Пока.
Захлопнув мобильник, со вздохом прячу его назад в сумку. Из Аньки сейчас собеседник, как из меня домохозяйка. В ожидании Андрея, раскрыв папку, начинаю просматривать снимки... Но все будто расползается, и я тру усталые глаза – надо отдохнуть, а еще лучше поспать... Раздаются шаги, вот и Калугин. В отличие от меня он еще бодр:
- Фу, еле уложил. Ну, ты как?
- Бывало и лучше.
- А может кофе?
- Да не, я уже дома выпью.
- Ты что еще домой поедешь?
Ну да. Нужно же привести себя в порядок и хоть чуть-чуть отдохнуть. Или он хочет предложить поспать здесь на диванчике? Только развожу руками:
- Ну, конечно! Мне еще надо переодеться. Это вам мужикам легко – джинсы сменил и…
До меня вдруг доходит, что сейчас ляпнул, и ошалело прикрываю глаза рукой:
- Господи, что я несу…
Мозги уже, совсем не варят. Вот так не заметишь, как по-настоящему в бабу и превратишься. Андрей смотрит сочувственно:
- Ты просто выглядишь очень уставшей.
- А ты типа бодряк.
- Ну…
- Ничего страшного.
Пора домой, беру сумку в руки и поднимаюсь с дивана:
- Дома встану под душ, сменю батарейки…
- А фотки тебе как?
Фотки? Что-то я уже туго соображаю. Их я толком и не посмотрел. Провожу ладонью по усталому лицу, потом поправляю волосы сзади:
- Ну, ты знаешь, очень даже ничего.
- Мне приятно это слышать.
- Мне тоже.
Совсем я раскис. Хватит гостевать, пора домой. Разворачиваюсь и иду на выход, застегивая на ходу пиджак. Калугин вдруг окликает:
- М-м-м… Подожди!
Миг и он оказывается у меня за спиной. Обернувшись смотрю на него в недоумении:
- А ты, куда?
- Ну как куда… Пойду, провожу тебя.
Мы тут не на свидании! Закатив глаза к потолку, страдальчески тяну:
- Слушай, давай только без этого, а?
И иду к двери на выход. Из своей комнаты вдруг выглядывает Алиса:
- Марго, ты уже уходишь?
Приходится вернуться. Андрей присаживается возле дочери на корточки:
- Так, я не понял, ты чего вскочила?
- Я услышала, что Марго уходит.
- А-а-а.
Сунув руку в карман брюк, стою перед ней и стараюсь придать словам максимум теплоты:
- Конечно, ухожу, мне же надо на работу.
- Ты еще придешь?
Как тут скажешь «нет». Кошусь на Калугу:
- Ну…, я не знаю… Может и приду.
Голос девочки звенит, как журчащий родничок:
- Приходи, с тобой так здорово!
- С тобой тоже. Пока!
Опять натыкаюсь на взгляд Калугина, он смотрит на меня снизу вверх. Так преданно, что хочется, как Фиону, потрепать по голове. Алиса прощается:
- Пока.
Я улыбаюсь славному семейству и ухожу.
***
Поездка по утренней Москве, через Беговую и Кутузовский проспект, улицу Косыгина и Мичуринский проспект заняла чуть больше двадцати минут. Наконец, доезжаю до дома. Капец, уже шесть, а я еще даже часочка не покемарил. Захожу в квартиру, скидываю туфли и блаженно залезаю уставшими ногами в тапочки. Спать, спать… Прямо на диване в гостиной, не раздеваясь.
Но уже в девять мобильник начинает надрываться настойчивым трезвоном. Смотрю на дисплей - номер Зимовского. А этому упырю чего надо? Мой голос сипит спросонья:
- Что, Антон Владимирович, уже успели по мне соскучиться?
- Звоню напомнить вам, уважаемый главный редактор, что рабочий день уже начался.
- Вообще-то, напоминалка у меня есть в телефоне, но, тем не менее, благодарю за рвение. Я скажу Наумычу, чтобы тебе к зарплате прибавили.
- Было бы неплохо. Тем более, что он очень хочет тебя видеть.
Это вряд ли. Сейчас общаться с руководством я могу только по телефону:
- Я ему позвоню.
В голосе вурдалака злорадство:
- Ты видимо не поняла. Он хочет видеть тебя, а не слышать.
Вот засранец! Принимаю сидячее положение и, приподняв ногу, упираюсь ею в стол:
- Слушай, я работала всю ночь. Можно я немножечко посплю, а?
- Дорогая, это не я хочу тебя видеть, а твой начальник.
Мой голос по-прежнему хрипит:
- Не называй меня «дорогая».
- Хорошо, ненавистная, так нормально?
Пикироваться с недосыпу сложно и я только огрызаюсь:
- Слушай ты, гондольер, мое терпение может и лопнуть.
- Да ты что? Я открою тебе страшную тайну. Кое у кого оно уже лопнуло.
- Что ты имеешь в виду?
- Приезжай в редакцию – узнаешь!
Похоже, там что-то случилось и руководство жаждет крови главного редактора. И Антон вызвался стать вестником зла. Захлопываю крышку мобильника с единственным резюме:
- Сволочь!
Интересно, что же все-таки прилетело и откуда? Даже начинаю немного нервничать. Когда хожу, мне лучше думается, поэтому мотаюсь туда-сюда вдоль дивана, а Фиона, заворожено, следит за моими перемещениями. Каждый шаг сопровождается самоуговорами:
- Спокуха, Гоша, спокуха. Капец - это еще не полный капец. Мысли в кучу! Танки тоже горят, а Зимовский далеко не танк. Ну, что Фиона, думаешь, мы их сделаем?
Так что же там за проблемы образовались? Обложка? Центральная статья? Пожалуй, если ехать в редакцию, то по центральной статье нужны хоть какие-то наброски. Сажусь к ноутбуку. Фиона сует под руки свою морду, и я не могу удержаться, чтобы не потискать ее:
- Конечно, мы его сделаем. Правильно, пошел он в задницу! Сейчас, главное, статья.
И начинаю набирать текст:
«Вы когда-нибудь задумывались, что чувствует женщина в этом требовательном мире самцов? Это же гигантский слалом… Женщина должна проявлять чрезвычайную гибкость и в то же время оставаться жесткой…Она должна быть нежной и одновременно сильной…Согласитесь, это ли не сверхзадача для тех, кого мы называем «слабый пол»».
Обхватив ногу, сижу, вперив взгляд в экран, а потом продолжаю выстукивать:
«Согласно позиции, при которой терпимость остается только мужчинам, весь мир сводится к следующему. Если про мужчину говорят, что он амбициозен, то женщина при тех же обстоятельствах – агрессивна. Если мужчина взволнован, то женщина – истеричка. А когда мужчина развязен и общителен, женщина проститутка, не иначе». Пытаюсь рассуждать вслух:
- Может проститутка это очень грубо? Хотя нет, эпатировать, так эпатировать!
«Эталон современной женщины - на работе она должна вести себя как мужчина, а вернувшись домой - надевать фартук и изображать хранительницу очага».
Отодвинувшись от монитора, развожу самодовольно руками:
- Гоша, ты - гений! Что, Фиона, они думают, что наехали на Марго, а на самом деле будут иметь дело с Гошей. И не с ним одним, вот засада!
Жму псине лапу, и она радостно лезет лизаться. Гоша – умный! К тому же у меня теперь есть союзник, соратник по борьбе,, на которого вполне можно рассчитывать.
- Кстати!
Его тоже нужно предупредить! Набираю Калугина и он откликается сразу:
- Алло.
- Алло, Андрей? Как ты?
- Нормально.
- Я тоже бодрядчком. Слушай, мне тут Зимовский звонил.
- Зимовский? А по какому поводу?
- Давай, не по телефону. Давай, сейчас собирайся, я за тобой заеду.
- В редакцию?
- Ага, поедем в офис.
***
Без Аньки трогать свою морду не решаюсь. Просто расчесываю гриву, закалываю сзади заколкой в широкий хвост и переодеваюсь - меняю топик на свежую полосатую блузку с короткими рукавами, а брюки на юбку. Вертикальные полоски говорят стройнят, так что буду сегодня жутко стройным. На юбку согласился неспроста - она у меня талисман, принесла удачу на презентации (может и сейчас поможет?) .
И вот я опять тащусь по Москве – сначала за Калугиным, на Новослободскую, у него на скорую руку еще и пьем кофе, потом вместе - в офис, на Большую Татарскую. Поднявшись на этаж, гуськом выходим из лифта и направляемся к Люсиной стойке. Неподалеку стайка редакционных кумушек косит на нас глаза, о чем-то шепчется и хихикает. Это то, о чем говорил Зимовский? Или со мной что-то не так? С подозрением поворачиваюсь к Андрею:
- Чего это они все скалятся?
Тот хмыкает:
- А ты не догадываешься?
- Нет.
- Ну, мы же вместе пришли.
- И что?
- Да, ничего Марго. Господи, зубы есть вот и скалятся, я тебя умоляю.
Это тира вместе утро встретили?
- Ну, нет!
Решительно иду к Эльвире, Гале и Люсе, вместе с примкнувшим к ним Кривошеиным. Тут же и Наташа Егорова. Грозно сдвигаю брови:
- Я что-то не поняла. Что мы все стоим? Работы мало? Могу еще подкинуть!
Откуда-то сбоку выползает змеей Зимовский:
- Доброе утро, мисс обложка. Честное слово - заждались. Особенно исполнительный директор. Марго ваш выход объявить или как?
Мисс обложка? Что-то яне поняла наезда. И откуда этот гад вынюхал про обложку? Стою перед ним, прижимая локтем к себе сумку и вцепившись в ручку портфеля обеими руками, и уговариваю себя не горячиться и не бить больно по голове этого убогого. Но ответить что-то надо и у меня не задерживается:
- Профессионалы работают без конферанса. Так что свободен.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но Антон продолжает изгаляться:
- Это еще неизвестно кто у нас тут свободен.
Не давая разгореться сваре, Андрей меня тянет за руку за собой:
- Пойдем.
Мы отходим на несколько шагов, когда в спину доносится Антошкино квохтанье :
- Ведьмочка к полету готова?
Не могу удержаться и возвращаюсь, еще до конца не придумав как отреагировать..
- Пять, четыре, три, два, о…
Вот оно! Бью ногой счетовода по заднице, и он сбивается. С чувством выполненного долга быстренько возвращаюсь к Андрею, и мы вместе идем в зал заседаний. Здесь уже собралась компания экзекуторов – Егоров и Лазарев. Здороваемся с ними и я присаживаюсь к столу, ожидая, что же будет дальше. Андрей держится рядом, чуть позади, и садиться, кажется, не собирается. Егоров держит в руках наши ночные фотографии. Вот, е - мое, откуда они у него, спрашивается? Начальник, как истинный холерик, сразу начинает пыхтеть и краснеть:
- Марго, ты умная женщина. Прежде чем отвечать хорошенечко подумай. Вот это, вот, как понимать?
Он кидает фотки на стол. Похоже, наша затея с Калугой оказалась неудачной и руководству не понравилась. Ну, в принципе, этого можно было ожидать, я же не модель , Волнуясь, кручу пальцами карандаш, посматривая на сидящего напротив Лазарева и пытаюсь подобрать убедительные слова:
- Борис Наумович, я вам сейчас все объясню.
- Да уж, потрудитесь.
- С моделью возникли проблемы.
- Мы это заметили.
Андрей пытается помочь:
- Простите, пожалуйста, это была моя идея снять Марго на обложку.
Лазарев, орет с места, как ошпаренный:
-А-а-а… Э-э-э… Молодой человек, вы что, наделены такими полномочиями?
Высказывать идеи? А почему нет? На то он и художественный редактор. Оглядываюсь:
- Андрей, подожди, сядь…
Тыкаю пальцем в кресло рядом с собой. Калуга дергается туда, но тут же возвращается на прежнее место. Поворачиваюсь к Лазареву:
- Константин Петрович, это решение приняла я!
Тот сразу переключается на меня с не менее нелестными нападками:
- Вы серьезно? Ну и как прикажете это все называть? Промоушен? Марго, ты меня удивляешь, ну ей-богу, как будто вчера на свет божий родилась. Ты столько уже работаешь в редакции. Но это не факт, что мы должны твои эти фотографии развешивать на каждом углу!
Лестно конечно слышать о богатом опыте, но сколько я работаю в редакции? Полторы недели? Калугин снова влезает в разговор:
- Мы это понимаем.
И сразу получает ответку:
- Молодой человек, когда вас спросят, тогда вы будете вякать… Между прочим на обложке должна быть звезда! Понимаешь, звезда!
Бросаю взгляд на Андрея. Ну, я же говорил, что идея обложки со мной - фуфло! Лазарев опять сверлит меня язвительным взглядом:
- Ты скажи, может мы не знаем, и ты снялась в Голливуде?
Нет, конечно. И я уже раскаиваюсь, что поддалась на Калугинские уговоры:
- Константин Петрович, я все прекрасно понимаю. Но я вам еще раз объясняю, что с моделью была огромная проблема и я решила ее как смогла.
Мои слова заставляют Егорова подскочить на месте:
- Как смогла! И это говорит главный редактор. Как смогла! Ты должна была решить ее не как смогла, а как надо!
Хорошо ему тут успели запудрить мозги…. Андрей не может удержаться, чтобы не возразить:
- Простите меня джентльмены, но фотографии получились отличные. И вряд ли другая модель справилась бы с этой задачей так, как справилась с ней Марго.
Спасибо тебе Калуга, конечно, но сейчас ты для них только красная тряпка. Лучше не подставляйся. Дергаю его за руку:
- Так Андрей, проехали, сядь, пожалуйста!
Он, наконец, садится рядом и я, откинувшись на спинку кресла, продолжаю уламывать начальника, посыпая пеплом голову:
- Борис Наумович я согласна, мы промазали.
- Кто это мы.
- ОК, я!
Поднимаю карандаш кверху:
- Дайте мне пять часов и…
Егоров взрывается:
- Да у нас и пяти минут нет, как ты не понимаешь! Мы сдаемся в типографию!
- Я найду модель, и мы все переснимем.
- Раньше надо было искать. А сейчас у нас времени нет. Антон Владимирович…
Пришедший позже всех Зимовский, охотно подступает к креслу начальника:
- Да, да?
- У вас готова концепция нового номера?
- Безусловно.
Я с удивлением смотрю на этого обмылка. Концепция нового номера? Откуда? Когда он успел? Шеф решительно кивает:
- Давайте, показывайте.
Антон раскрывает папку, которую держит в руках:
- Вот макет обложки, который мы одобрили, но он не вошел в предыдущий выпуск.
Он сует распечатку в руки Лазареву и тот аж расцветает:
- Но это ж замечательно!
Станиславский отдыхает… Какая все же Зимовский сволочь. Смотрю, как Антон извлекает из папки еще бумажки:
- А вот две статьи, я бы сказал две бомбы, которые мы с Ребровым попридержали. Я думаю, они сделают нам и рейтинг и продажи.
Егоров не глядя, берет их и выносит вердикт:
- Вот, прекрасно, этим вы и займетесь!
Он встает, собираясь уходить. Растерянно смотрю на начальника - этого нельзя допустить, только не на этой ноте! Да, у меня нет обложки, нет и центральной статьи, и начинку еще нужно дорабатывать, но основа уже есть, уже вырисовывается!
- Борис Наумович, подождите!
- Борис Наумыч, уже ждал.
Это катастрофа! Если Егоров не даст добро на мой номер, никто ничего исправлять и доделывать не станет, на сто процентов. Лазарев тоже встает, демонстрируя, что разговоры окончены.
Андрей, поднимаясь из-за стола, делает последнюю попытку:
- Вы сейчас совершаете огромную ошибку.
Егоров неумолим:
- Ошибка уже совершена. И далеко не мной.
Они уходят… Че-е-ерт!... Я смотрю, как Зимовский собирает разбросанные на столе фото. Гнида! Наверняка его проделки. С ехидной мордой он скрипит:
- Ну что, недолго музыка играла?
Бессильно рычу в ответ:
- Ну и козел же ты, Зимовский.
Паразит упивается своей победой и почти весел:
- Да уж… По крайней мере, не овца.
Уходя из зала, он похлопывает Калугина по плечу:
- Работайте, работайте.
Вылезаю из-за стола, совершенно убитый событиями, и мы тащимся с Андрюхой в холл.
***
Что же делать? Что же делать… Тыркаюсь туда-сюда возле Люсиной стойки и, потрясая в воздухе руками, ругаю себя последними словами:
- Баран, баран… Блин, черт, какой же баран, а?
Андрей вскакивает с кресла у стены, охотно подхватывая мои причитания:
- Да тут не баран, тут целый жучила навозный!
Это что, он про меня? Ошалело смотрю на Андрея, который засунув руки в карманы, презрительно буравит глазами пространство. Даже переспрашиваю:
- Кто?
- Кто, кто… Зимовский, конечно, кто же еще.
С этим не спорю, но обвиняю в произошедшем я только себя. Протестующе всплескиваю руками:
- Да причем здесь Зимовский?! Блин, я баран… В смысле дура полная. Ведь это ж сразу было понятно, что там, какая-то засада, ну когда он с утра еще начал тявкать в трубку. Ну, блин Андрюх, ну как можно было да не просечь, а?
- Марго, успокойся, пожалуйста… Все!
Обхватив плечи руками, торкаюсь из стороны в сторону и продолжаю нудеть:
- Тупица… Слушай, эту обложку вообще, вообще нельзя было светить. Откуда у них макет-то взялся?
Калугин вдруг отводит глаза:
- Кхм, я тебе должен признаться, это я виноват.
- В смысле?
- Ну, я оставил пару пробных вариантов на столе. Забыл, когда уходил.
Бли-и-ин, ну как же так можно-то. Растяпа!
- Ну, Калуга, ну…
- Марго, ну извини. Я же не думал, что они вот так все возьмут и вывернут.
Не думал он… А зря! Думать нужно всегда!
Глубоко вдыхаю-выдыхаю:
- Так, стоп - машина, прекратим истерику. Думаем…
Опыт подсказывает простой выход из ситуации:
- Просто с ним нужно еще раз перетереть, tet-а-tet.
Егоров он отходчивый, быстро выдыхается! Андрей с сомнением качает головой:
- Нет, навряд ли.
Но я уже прорабатываю план атаки:
- Да! Его надо просто продавить. Зимовский…, какой там… У него вообще мыльный пузырь. Бомба, бомба… Откуда у него бомбы?!
Андрей пожимает плечами:
- Ну, я не знаю, он говорит, что у него там типа что-то с Гошей. Ты ж слышала.
Распалившись, отмахиваюсь:
- Да нет у него ни хрена! Наумыч то за него схватился, потому что обделался со страху!
В этот момент замечаю Егорова выходящего из кабинета, не обращая внимания на окружающих он берет направление мимо нас, то ли к лифту, то ли в туалет. Пора реализовывать намеченный план и я громко зову:
- Борис Наумыч!
Тот даже не притормаживает:
- Вопрос закрыт.
- Борис Наумыч.
- Закрыт!
Так мы доходим до мужского туалета, за дверью которого он и скрывается. Ну, уж нет, не спрячешься! Ныряю за ним, шныряя глазами, то в одну сторону, то в другую - Егоров оказывается возле раковины, а чуть дальше у писсуара пристроился какой-то посторонний мужик и я шикаю на него:
- Так, вышел отсюда. Я что не по-русски сказала?
Наумыч пытается меня пристыдить и шипит:
- Ты чего с ума сошла, что ли?
Тем не менее, мужик, бросив все свои дела, быстренько удаляется и я могу говорить свободно:
- Борис Наумович, это вы с ума сошли!
- А ты контролируй, что сейчас говоришь.
Я то, за базар, как раз отвечаю, в отличие от некоторых:
- Борис Наумович, вы извините, но менять концепцию выпуска в последний момент - это самоубийство.
Даже кручу пальцем у виска.
- Самоубийство - это было закатать себя на обложку журнала!
- Да обложка - это мелочи.
Ну, уж, по крайней мере, не повод менять концепцию номера, точно! Шеф пыжится и краснеет от негодования:
- Мелочи? Это ты называешь мелочи? «МЖ» - это, прежде всего, шикарная обложка. На которой должна быть звезда! Господи, кому я это тысячу раз говорю.
Пытаюсь перегнуть Егорова с другой стороны:
- Ну, мы же с вами разговаривали – надо ломать стереотипы!
- Стереотипы, а не мозги! Если ты решила пропиарить себя, за счет нашего журнала, то этот номер не пройдет!
Господи, как несправедливо! Да я руками и ногами отбивался от идеи фоткаться на обложку! У меня вдруг щиплет глаза и, кажется, я сейчас разревусь –чертовы женские гормоны пытаются переломить ситуацию собственным манером, даже голос обиженно звенит:
- Вы что? Вы что подумали, что я себя?
- А что, есть другой вариант?
- Да я старалась для журнала! Я люблю этот журнал!
Привалившись к раковине пятой точкой, понуро стою, вцепившись пальцами в холодный фаянс. Егоров блестит широко раскрытыми глазами и, кажется, тоже сейчас расплачется:
- А я? Я, значит, ненавижу, да? Ты неделю всего-навсего работаешь в этом журнале и мне тут басни рассказываешь, как ты его любишь. А я на него, я полжизни на него положил!
Ну, как же он не поймет меня... Отворачиваюсь, пытаясь спрятать набухшие влагой глаза – возразить нечего. Шеф ставит жирный знак препинания на всех моих планах и достижениях:
- Да и все! Поставим на этом точку.
Направляясь к двери на выход, он язвительно отмахивается:
- Обложку я оставлю себе на память.
Горько усмехнувшись, молчу. Войдя в раж, Егоров никак из него не выйдет:
- И запомни – в редакции главный я! И никакой самодеятельностью я заниматься не позволю! Следующим номером займется Зимовский!
Капец! Полный капец. Ну, ведь понимает, что его понесло не туда, а все равно делает. Кажется, моя идея продавить правильное решение заканчивается тем, что меня размазывают по асфальту… Но еще пытаюсь трепыхаться:
- Борис Наумович...
- Все! Все - это восклицательный знак и конец предложения!
Убито опустив голову, выдавливаю из себя:
- Понятно... Хорошо, а мне прикажете что делать?
Голос начальника полон яда:
- Ну, для начала, уйти их мужского туалета. И, в следующий раз, пойти как минимум в женский. Но это я так, совет бывшего начальника.
Наумыч выходит из туалета, а у меня совершенно не остается ни сил, ни желания бороться. Вот, так сразу и бывшего?! То есть, конец? Похоже, в случае успеха даже среднего, Зимовский вползет в мой кабинет главным редактором… Дверь открывается, и заходит мужик по своим надобностям, при виде меня он останавливается и ошарашено смотрит по сторонам. Ну да, лишний я в этом мире, ни мужик, ни баба.
- Чего смотришь? Правильно зашел.
Оглянувшись на зеркало за спиной, хмурюсь. Блин, мутант… Еще с этим марксистом помаду на верхней губе смазал…
Возвращаюсь в свой кабинет и неожиданно застаю там какого-то постороннего паренька. Или нет, не постороннего - кажется, он устраивается к нам на работу. Тот суетливо поправляет бумажки на моем столе. По-хозяйски сложив руки на груди, удивленно приподнимаю бровь:
- Так? А что это мы здесь делаем?
Парень пугливо топчется на месте, зато его глазки шкодливо бегают по углам:
- Я это… Новенький… Николай… Пчелкин.
Иду к своему креслу и оттуда уже разговариваю с позиции начальника:
- Новенький говоришь? А что ты забыл в моем кабинете?
Он обрадовано выпаливает:
- Мне… Справка нужна!
В глаза старается не смотреть, чую - врет.
- Какая справка?
- Ну-у-у... О приеме на работу.
У меня на столе? Весьма странно. Интересно, что же ему тут понадобилось на самом деле?
- Значит так, новенький, учти на будущее. Первое – главный редактор справок не дает. И второе - в этот кабинет входят только по приглашению. Впитал?
- Впитал.
Сквозь приоткрытую дверь неожиданно врываются крики Зимовского, с кем-то сцепившегося в холле:
- Ты кому тыкаешь сынок!
Вот Галин голос:
- Ребята успокойтесь.
А вот и Андрей:
- Слушай ты, придурок! Ты ответишь на мои вопросы.
Отодвигаю Николая в сторону и, приборматывая, спешу на выход:
- Да что ж за день сегодня такой!
Точно, стоят два бойцовых петуха и сверлят друг друга глазами. Антон продолжает вопить:
- Кто здесь придурок? Чихать я хотел на твои вопросы, понял?
Я вклиниваюсь между мужиками:
- Так прекратите, прекратите. Антон!
- Что Антон? Вон, успокой своего фаворита.
Калугин тут же ощетинивается:
- Ты чего несешь?
Продолжая разнимать, пытаюсь всех перекричать:
- Андрей, тихо! Что вы как дети, ну!
Калугин и правда снижает тон:
- В общем, разговор у нас с тобой не окончен.
Зато Зимовский, все никак не угомонится:
- Всегда, пожалуйста. Имей в виду - у меня черный пояс по тэквандо.
- Вот и повесся на нем!
Мне удается утащить Андрея в сторону его кабинета, думаю, там он остынет быстрее. В догонку нам летят последние злобные взбрыки Антона:
- Слышь, ты! Ты у меня завтра будешь бомжей на паспорт фотографировать, понял?
- Конечно, ага.
Зайдя внутрь кабинета, прикрываю за собой дверь. В голове роится куча несбыточных планов, но суть в итоге одна – что-то надо срочно предпринять, но что? Или поджать хвост? Очевидно, если все оставить так, как сейчас и позволить Зимовскому выпустить свой номер - меня сожрут за неделю, максимум за две. Но сейчас противопоставить упрямству Наумыча мне нечего - макета нового номера у меня нет, но и в одиночку мне его не родить – нужен партнер и Калуга для этого отлично подходит… Черт, про партнера двусмысленно получилось для этого туловища, невольно краснею своим мыслям.
Пока Андрей, прислонившись к столу, остывает после схватки, излагаю свой план – поднапрячься, поработать в выходные и в понедельник выкатить Наумычу полноценный макет - в противовес той лаже, что сует ему Зимовский… На ум подходят новые и новые аргументы, чтобы убедить Андрюху, но он и со старыми почему-то не сопротивляется. Мне кажется, Калуга все еще чувствует свою вину за забытые в офисе фотографии с ведьмой - вот и соглашается сразу, даже как-то обрадовано.
***
Быть на работе, после отповеди Наумыча, невмоготу. Тем более, что Калугу, вместе с другими, припахивают доводить до ума и оформлять Антошкину халтуру. Наверняка он будет занят до самого поздна и мне сегодня ничем не поможет. Помаявшись с часок, в основном занятый поисками где-то посеянного портмоне, уезжаю пораньше домой, передохнуть перед штурмом и поразмыслить о житье-бытье…
Зато вечером, пока Анька готовит ужин, я, уже переодевшись в свою уже традиционную зелено-синюю униформу, с надписью TEAM 69 на майке, развлекаю подругу рассказами: о подставе, которую мне устроил Зимовский, о пропавшем бумажнике с ворохом банковских карточек и прочем, и прочем, и прочем… Плачусь в жилетку, в общем.
Ужинать устраиваемся в гостиной. Пока я усевшись на диване по-турецки, грустно сосу из бокала красное винище, Анюта хлопочет, накрывая на стол. Меня тянет пофилософствовать:
- Слушай, Ань, знаешь, чего я сейчас больше всего хочу?
У той вариант, в соответствии с текущими проблемами:
- Наверно, убить Зимовского?
Но у меня мечты о более стратегических решениях:
- Я бы сейчас вырубился недельки на три... Чтобы потом проснуться и оказалось, что все это кошмарный сон, бред.
Сомова снуя с кухни в гостиную и обратно, охотно откликается:
- М-м-м…, ну я тебя понимаю.
Меня может понять только другой мужик! Причем, очнувшийся в женском теле! Взмахиваю возмущенно бокалом:
- Что ты можешь понимать, Ань, что ты можешь понимать! Если я сам ни хрена не понимаю.
Ни-че-го! Стучу себя костяшками пальцев по лбу:
- Я ночью, вообще, когда пытаюсь вдуматься в этот бред, у меня мозги начинают вскипать. Как такое может быть, ну как?! Был мужиком, стал бабой. Ну как такое может быть? Может мне в институт какой сдаться для опытов?
Сомова тащит с кухни тарелку с салатом и ставит ее на стол:
- Гош, ну не говори глупостей. Главное, не анализируй это.
- Почему?
- Потому, что человеческий мозг не в состоянии этого понять. А если будешь себя накручивать, можно вообще… Фьють.
Она волнообразно воздевает обе руки к потолку и закатывает глаза. Очень наглядная демонстрация отъезжающей крыши. Хотя может она и правда у меня не на месте и все это галлюцинации? Отведя взгляд в сторону, тоже поднимаю руку вверх, передразнивая Анюту:
- Я, по-моему, уже… Фьють.
- Гоша, хватит ныть.
Она идет на кухню и возвращается, неся тарелки с чем-то жареным.
- А что мне Ань остается делать, что? Зимовский рулит, все на его стороне.
Отпиваю вино из бокала… Просто капец какой-то… Сомова садится рядом, в боковое кресло и пытается хоть немного меня воодушевить:
- От кого я это слышу? Ты же сам говорил, что у Зимовского одни амбиции, вместо мозгов. А ты умный мужик!
Всплеск горечи поднимается откуда-то изнутри и заполняет мой мозг:
- Это Гоша был умный мужик, а я баба. Обычная тупая баба! Тридцать седьмой размер ноги, третий размер груди.
Смотрю на ее возмущенно распахнутые глаза.
- Что-о-о?
- Слушай, хватит истерить. Тебя вообще хрен поймешь! Я тебе, когда говорю, что ты женщина, ты мне орешь, что ты мужик. Когда я тебе говорю, что нужно действовать как мужик, ты мне орешь, что ты баба!
Причем тут истерить? Так оно и есть – «хрен поймешь». Пока она разоряется, допиваю вино в бокале. Тональность ее упреков ужесточается с каждой секундой:
- Ты как-нибудь уже определись, а? И вообще, дай мне поесть!
Она утыкается в тарелку и начинает наяривать челюстями. Да кто тебе не дает, хряпай себе за обе щеки. Что ее так задело в моем монологе не пойму… Двойственность? Так она и меня постоянно напрягает:
- Ань, извини, просто я уже сам не понимаю кто я такой. Я пытаюсь действовать как Игорь, но они же видят перед собой бабу.
Сомова делает вид, что не слушает меня, агрессивно огрызаясь:
- Гоша, выпей вина, а?
Ставлю пустой бокал на стол и, сложив руки на груди, откидываюсь на спинку дивана:
- Да не хочу я! Был мужиком, бутылку мог выпить зараз, ничего, нормально было. А сейчас один-два глотка и все – умерла…. Да ты хоть знаешь, что они меня там с Калугой поженили!
Анька перестает жевать и, заодно, психовать. Смотрит на меня с интересом:
- В смысле, поженили?
Как мы вместе с ним утром в редакцию приехали, так Калугу сразу и назначили «фаворитом». И сплетницы, и даже Зимовский. Пожевав губу, хмыкаю:
- Да в издательстве уже даже тараканы шепчутся, что у нас с Калугиным роман.
- Серьезно?
- Нет, это у меня юмор такой.
Анюта вдруг выдает свой вариант:
- Ну, может вы дали повод какой-то.
Повод? Не понял. Ездить в одном лифте по утрам повод? Для чего? Смотрю с недоумением:
- В смысле?
Сомова скрючивает свои пальчонки, с вилкой наперевес, и трет одиноко торчащим указательным пальцем о свой кулачок:
- Ну, у вас что-нибудь, фьють-фьють было?
Ее пионерский жест столь недвусмысленен, что у меня отпадает от шока челюсть. Я что, по ее мнению, голубец что ли?
- Ань, ты что несешь, ты дура, что ли?
Возмущенно вскакиваю с дивана – так меня еще никто не оскорблял. И это - лучшая подруга! Сомова растерянно улыбается:
- Ну, слушай, я просто… Ну предположила, просто…
- Что ты просто предположила? Ты забыла? У тебя амнезия? Ты забыла, кто я такой?
Анька примирительно машет вилкой и ножом в руках:
- Нет, я помню, помню – ты Игорь Ребров.
- Помни, пожалуйста, не забывай, ладно?
Настроение падает еще ниже. Ниже плинтуса. Развернувшись, делаю шаг в сторону спальни, но меня останавливает запоздалый окрик:
- Ты куда, Гош?
- Спать!
Повариха расстроено стучит вилкой по тарелке:
- А ужин?
- Спасибо, я сыт.
Иду в спальню, слушая за спиной звяканье столовых приборов и бормотание:
- Блин, весь аппетит испортил. Тебе хорошо, у тебя я есть, а у меня, блин, вместо Гоши, какая-то баба незнакомая… И, к тому же, истеричка!
Сама дура! Одно фьють-фьють в башке. Я закрываю дверь в спальню, валюсь на кровать и зарываюсь в подушки с головой. Не хочу ни видеть никого, ни слышать.