День за днем. Эпизод 1

Мы заканчиваем свой трудовой порыв лишь под утро, и я везу усталое семейство к ним домой. Оставив машину у третьего подъезда, старого шестиэтажного кирпичного дома, окутанного желтыми трубами газораспределения, поднимаемся наверх, на второй этаж - Андрей несет Алису вместе с ее медведем на руках, а я семеню рядом, открывая двери - то в подъезд, то в квартиру. Оказавшись в прихожей, Калугин шепчет: - Проходи... Проходи в комнату, не стесняйся. Мне любопытно и я иду в гостиную без возражений. Андрей, продолжая топтаться на пороге, со своим драгоценным грузом на руках, кивает на папку у меня в руках: - Можешь пока фотографии посмотреть, а я Алису уложу и подойду. - Ага. Калуга уносит дочку в ее комнату, а я, бросив папку на диван, достаю из сумки мобильник. Меня распирает поделиться с Анькой новостями! После четвертого гудка раздается ее недовольное: - Алло. Кажется, я Сомика разбудил, но жалеть об этом уже поздно: - Ань, это я. Та пока не врубается: - Кто это? - Гоша, кто. Наконец, идет реакция: - О господи! Сколько времени? И вообще, ты где? Приглушаю свой полный впечатлениями голос: - Ань, прикинь, у Калугина есть дочь! - Что? - Мы сегодня делали снимки для обложки. - Гош, подожди. У меня крыша поедет. Какие снимки? Какая дочь? Но я слишком эмоционально возбужден, чтобы раскладывать по полочкам: - Ты, слышь - фотки получились просто супер! - Вы что, нашли модель? Кручу головой по сторонам, с интересом рассматривая Андрюхино жилище, и параллельно болтая: - Я сам был моделью! В трубке ошалелое недоумение: - Чего? А что такого? Ее же совету следовали! - Ну, Ань, кончай тормозить… И снова возвращаюсь к теме, снесшей мне голову: - А еще, у Калугина есть взрослая дочь, представляешь?! А я об этом ничего не знал. Сомова недовольно ворчит: - Слушай, ты мне потом про дочь расскажешь. Я чего-то не поняла - ты реально снялся для обложки? - Ну, да, Калуга уломал. - И как, получилось? Андрей уверяет, что да, но я характеризую успех скромнее: - Да вроде ничего. Меня слегка ведет в сторону, наверно от недосыпа и я, вздохнув, жалуюсь в трубку: - Слушай, мы целый день на ногах, у меня башка не варит. - А, ну понятно. Не-е-е, я уверена, что фотки будут супер... А чего?! Калугин профи, а ты красивая женщина. Не успев присесть, возмущенно вскакиваю с дивана: - Я мужик, ясно тебе! - Да это понятно, но с наружи то… - Ань, иди ты со своим снаружи. Мне сегодня Калугина хватило! Усаживаюсь на подлокотник дивана, слушая, как подруга сыплет вопросами: - А что Калуга? Гош, что Калуга то? Мне не хочется пока углубляться в детали, сначала нужно самому разобраться с его подкатами. Да и стоит ли об этом трендеть? Сомовой только расскажи, потом проходу не даст своими шуточками. Так что откатываю со стремной темой: - Да, ничего. Завтра поговорим, точней сегодня. Все! Пока. Захлопнув мобильник, со вздохом прячу его назад в сумку. Из Аньки сейчас собеседник, как из меня домохозяйка. В ожидании Андрея, раскрыв папку, начинаю просматривать снимки... Но все будто расползается, и я тру усталые глаза – надо отдохнуть, а еще лучше поспать... Раздаются шаги, вот и Калугин. В отличие от меня он еще бодр: - Фу, еле уложил. Ну, ты как? - Бывало и лучше. - А может кофе? - Да не, я уже дома выпью. - Ты что еще домой поедешь? Ну да. Нужно же привести себя в порядок и хоть чуть-чуть отдохнуть. Или он хочет предложить поспать здесь на диванчике? Только развожу руками: - Ну, конечно! Мне еще надо переодеться. Это вам мужикам легко – джинсы сменил и… До меня вдруг доходит, что сейчас ляпнул, и ошалело прикрываю глаза рукой: - Господи, что я несу… Мозги уже, совсем не варят. Вот так не заметишь, как по-настоящему в бабу и превратишься. Андрей смотрит сочувственно: - Ты просто выглядишь очень уставшей. - А ты типа бодряк. - Ну… - Ничего страшного. Пора домой, беру сумку в руки и поднимаюсь с дивана: - Дома встану под душ, сменю батарейки… - А фотки тебе как? Фотки? Что-то я уже туго соображаю. Их я толком и не посмотрел. Провожу ладонью по усталому лицу, потом поправляю волосы сзади: - Ну, ты знаешь, очень даже ничего. - Мне приятно это слышать. - Мне тоже. Совсем я раскис. Хватит гостевать, пора домой. Разворачиваюсь и иду на выход, застегивая на ходу пиджак. Калугин вдруг окликает: - М-м-м… Подожди! Миг и он оказывается у меня за спиной. Обернувшись смотрю на него в недоумении: - А ты, куда? - Ну как куда… Пойду, провожу тебя. Мы тут не на свидании! Закатив глаза к потолку, страдальчески тяну: - Слушай, давай только без этого, а? И иду к двери на выход. Из своей комнаты вдруг выглядывает Алиса: - Марго, ты уже уходишь? Приходится вернуться. Андрей присаживается возле дочери на корточки: - Так, я не понял, ты чего вскочила? - Я услышала, что Марго уходит. - А-а-а. Сунув руку в карман брюк, стою перед ней и стараюсь придать словам максимум теплоты: - Конечно, ухожу, мне же надо на работу. - Ты еще придешь? Как тут скажешь «нет». Кошусь на Калугу: - Ну…, я не знаю… Может и приду. Голос девочки звенит, как журчащий родничок: - Приходи, с тобой так здорово! - С тобой тоже. Пока! Опять натыкаюсь на взгляд Калугина, он смотрит на меня снизу вверх. Так преданно, что хочется, как Фиону, потрепать по голове. Алиса прощается: - Пока. Я улыбаюсь славному семейству и ухожу. *** Поездка по утренней Москве, через Беговую и Кутузовский проспект, улицу Косыгина и Мичуринский проспект заняла чуть больше двадцати минут. Наконец, доезжаю до дома. Капец, уже шесть, а я еще даже часочка не покемарил. Захожу в квартиру, скидываю туфли и блаженно залезаю уставшими ногами в тапочки. Спать, спать… Прямо на диване в гостиной, не раздеваясь. Но уже в девять мобильник начинает надрываться настойчивым трезвоном. Смотрю на дисплей - номер Зимовского. А этому упырю чего надо? Мой голос сипит спросонья: - Что, Антон Владимирович, уже успели по мне соскучиться? - Звоню напомнить вам, уважаемый главный редактор, что рабочий день уже начался. - Вообще-то, напоминалка у меня есть в телефоне, но, тем не менее, благодарю за рвение. Я скажу Наумычу, чтобы тебе к зарплате прибавили. - Было бы неплохо. Тем более, что он очень хочет тебя видеть. Это вряд ли. Сейчас общаться с руководством я могу только по телефону: - Я ему позвоню. В голосе вурдалака злорадство: - Ты видимо не поняла. Он хочет видеть тебя, а не слышать. Вот засранец! Принимаю сидячее положение и, приподняв ногу, упираюсь ею в стол: - Слушай, я работала всю ночь. Можно я немножечко посплю, а? - Дорогая, это не я хочу тебя видеть, а твой начальник. Мой голос по-прежнему хрипит: - Не называй меня «дорогая». - Хорошо, ненавистная, так нормально? Пикироваться с недосыпу сложно и я только огрызаюсь: - Слушай ты, гондольер, мое терпение может и лопнуть. - Да ты что? Я открою тебе страшную тайну. Кое у кого оно уже лопнуло. - Что ты имеешь в виду? - Приезжай в редакцию – узнаешь! Похоже, там что-то случилось и руководство жаждет крови главного редактора. И Антон вызвался стать вестником зла. Захлопываю крышку мобильника с единственным резюме: - Сволочь! Интересно, что же все-таки прилетело и откуда? Даже начинаю немного нервничать. Когда хожу, мне лучше думается, поэтому мотаюсь туда-сюда вдоль дивана, а Фиона, заворожено, следит за моими перемещениями. Каждый шаг сопровождается самоуговорами: - Спокуха, Гоша, спокуха. Капец - это еще не полный капец. Мысли в кучу! Танки тоже горят, а Зимовский далеко не танк. Ну, что Фиона, думаешь, мы их сделаем? Так что же там за проблемы образовались? Обложка? Центральная статья? Пожалуй, если ехать в редакцию, то по центральной статье нужны хоть какие-то наброски. Сажусь к ноутбуку. Фиона сует под руки свою морду, и я не могу удержаться, чтобы не потискать ее: - Конечно, мы его сделаем. Правильно, пошел он в задницу! Сейчас, главное, статья. И начинаю набирать текст: «Вы когда-нибудь задумывались, что чувствует женщина в этом требовательном мире самцов? Это же гигантский слалом… Женщина должна проявлять чрезвычайную гибкость и в то же время оставаться жесткой…Она должна быть нежной и одновременно сильной…Согласитесь, это ли не сверхзадача для тех, кого мы называем «слабый пол»». Обхватив ногу, сижу, вперив взгляд в экран, а потом продолжаю выстукивать: «Согласно позиции, при которой терпимость остается только мужчинам, весь мир сводится к следующему. Если про мужчину говорят, что он амбициозен, то женщина при тех же обстоятельствах – агрессивна. Если мужчина взволнован, то женщина – истеричка. А когда мужчина развязен и общителен, женщина проститутка, не иначе». Пытаюсь рассуждать вслух: - Может проститутка это очень грубо? Хотя нет, эпатировать, так эпатировать! «Эталон современной женщины - на работе она должна вести себя как мужчина, а вернувшись домой - надевать фартук и изображать хранительницу очага». Отодвинувшись от монитора, развожу самодовольно руками: - Гоша, ты - гений! Что, Фиона, они думают, что наехали на Марго, а на самом деле будут иметь дело с Гошей. И не с ним одним, вот засада! Жму псине лапу, и она радостно лезет лизаться. Гоша – умный! К тому же у меня теперь есть союзник, соратник по борьбе,, на которого вполне можно рассчитывать. - Кстати! Его тоже нужно предупредить! Набираю Калугина и он откликается сразу: - Алло. - Алло, Андрей? Как ты? - Нормально. - Я тоже бодрядчком. Слушай, мне тут Зимовский звонил. - Зимовский? А по какому поводу? - Давай, не по телефону. Давай, сейчас собирайся, я за тобой заеду. - В редакцию? - Ага, поедем в офис. *** Без Аньки трогать свою морду не решаюсь. Просто расчесываю гриву, закалываю сзади заколкой в широкий хвост и переодеваюсь - меняю топик на свежую полосатую блузку с короткими рукавами, а брюки на юбку. Вертикальные полоски говорят стройнят, так что буду сегодня жутко стройным. На юбку согласился неспроста - она у меня талисман, принесла удачу на презентации (может и сейчас поможет?) . И вот я опять тащусь по Москве – сначала за Калугиным, на Новослободскую, у него на скорую руку еще и пьем кофе, потом вместе - в офис, на Большую Татарскую. Поднявшись на этаж, гуськом выходим из лифта и направляемся к Люсиной стойке. Неподалеку стайка редакционных кумушек косит на нас глаза, о чем-то шепчется и хихикает. Это то, о чем говорил Зимовский? Или со мной что-то не так? С подозрением поворачиваюсь к Андрею: - Чего это они все скалятся? Тот хмыкает: - А ты не догадываешься? - Нет. - Ну, мы же вместе пришли. - И что? - Да, ничего Марго. Господи, зубы есть вот и скалятся, я тебя умоляю. Это тира вместе утро встретили? - Ну, нет! Решительно иду к Эльвире, Гале и Люсе, вместе с примкнувшим к ним Кривошеиным. Тут же и Наташа Егорова. Грозно сдвигаю брови: - Я что-то не поняла. Что мы все стоим? Работы мало? Могу еще подкинуть! Откуда-то сбоку выползает змеей Зимовский: - Доброе утро, мисс обложка. Честное слово - заждались. Особенно исполнительный директор. Марго ваш выход объявить или как? Мисс обложка? Что-то яне поняла наезда. И откуда этот гад вынюхал про обложку? Стою перед ним, прижимая локтем к себе сумку и вцепившись в ручку портфеля обеими руками, и уговариваю себя не горячиться и не бить больно по голове этого убогого. Но ответить что-то надо и у меня не задерживается: - Профессионалы работают без конферанса. Так что свободен. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но Антон продолжает изгаляться: - Это еще неизвестно кто у нас тут свободен. Не давая разгореться сваре, Андрей меня тянет за руку за собой: - Пойдем. Мы отходим на несколько шагов, когда в спину доносится Антошкино квохтанье : - Ведьмочка к полету готова? Не могу удержаться и возвращаюсь, еще до конца не придумав как отреагировать.. - Пять, четыре, три, два, о… Вот оно! Бью ногой счетовода по заднице, и он сбивается. С чувством выполненного долга быстренько возвращаюсь к Андрею, и мы вместе идем в зал заседаний. Здесь уже собралась компания экзекуторов – Егоров и Лазарев. Здороваемся с ними и я присаживаюсь к столу, ожидая, что же будет дальше. Андрей держится рядом, чуть позади, и садиться, кажется, не собирается. Егоров держит в руках наши ночные фотографии. Вот, е - мое, откуда они у него, спрашивается? Начальник, как истинный холерик, сразу начинает пыхтеть и краснеть: - Марго, ты умная женщина. Прежде чем отвечать хорошенечко подумай. Вот это, вот, как понимать? Он кидает фотки на стол. Похоже, наша затея с Калугой оказалась неудачной и руководству не понравилась. Ну, в принципе, этого можно было ожидать, я же не модель , Волнуясь, кручу пальцами карандаш, посматривая на сидящего напротив Лазарева и пытаюсь подобрать убедительные слова: - Борис Наумович, я вам сейчас все объясню. - Да уж, потрудитесь. - С моделью возникли проблемы. - Мы это заметили. Андрей пытается помочь: - Простите, пожалуйста, это была моя идея снять Марго на обложку. Лазарев, орет с места, как ошпаренный: -А-а-а… Э-э-э… Молодой человек, вы что, наделены такими полномочиями? Высказывать идеи? А почему нет? На то он и художественный редактор. Оглядываюсь: - Андрей, подожди, сядь… Тыкаю пальцем в кресло рядом с собой. Калуга дергается туда, но тут же возвращается на прежнее место. Поворачиваюсь к Лазареву: - Константин Петрович, это решение приняла я! Тот сразу переключается на меня с не менее нелестными нападками: - Вы серьезно? Ну и как прикажете это все называть? Промоушен? Марго, ты меня удивляешь, ну ей-богу, как будто вчера на свет божий родилась. Ты столько уже работаешь в редакции. Но это не факт, что мы должны твои эти фотографии развешивать на каждом углу! Лестно конечно слышать о богатом опыте, но сколько я работаю в редакции? Полторы недели? Калугин снова влезает в разговор: - Мы это понимаем. И сразу получает ответку: - Молодой человек, когда вас спросят, тогда вы будете вякать… Между прочим на обложке должна быть звезда! Понимаешь, звезда! Бросаю взгляд на Андрея. Ну, я же говорил, что идея обложки со мной - фуфло! Лазарев опять сверлит меня язвительным взглядом: - Ты скажи, может мы не знаем, и ты снялась в Голливуде? Нет, конечно. И я уже раскаиваюсь, что поддалась на Калугинские уговоры: - Константин Петрович, я все прекрасно понимаю. Но я вам еще раз объясняю, что с моделью была огромная проблема и я решила ее как смогла. Мои слова заставляют Егорова подскочить на месте: - Как смогла! И это говорит главный редактор. Как смогла! Ты должна была решить ее не как смогла, а как надо! Хорошо ему тут успели запудрить мозги…. Андрей не может удержаться, чтобы не возразить: - Простите меня джентльмены, но фотографии получились отличные. И вряд ли другая модель справилась бы с этой задачей так, как справилась с ней Марго. Спасибо тебе Калуга, конечно, но сейчас ты для них только красная тряпка. Лучше не подставляйся. Дергаю его за руку: - Так Андрей, проехали, сядь, пожалуйста! Он, наконец, садится рядом и я, откинувшись на спинку кресла, продолжаю уламывать начальника, посыпая пеплом голову: - Борис Наумович я согласна, мы промазали. - Кто это мы. - ОК, я! Поднимаю карандаш кверху: - Дайте мне пять часов и… Егоров взрывается: - Да у нас и пяти минут нет, как ты не понимаешь! Мы сдаемся в типографию! - Я найду модель, и мы все переснимем. - Раньше надо было искать. А сейчас у нас времени нет. Антон Владимирович… Пришедший позже всех Зимовский, охотно подступает к креслу начальника: - Да, да? - У вас готова концепция нового номера? - Безусловно. Я с удивлением смотрю на этого обмылка. Концепция нового номера? Откуда? Когда он успел? Шеф решительно кивает: - Давайте, показывайте. Антон раскрывает папку, которую держит в руках: - Вот макет обложки, который мы одобрили, но он не вошел в предыдущий выпуск. Он сует распечатку в руки Лазареву и тот аж расцветает: - Но это ж замечательно! Станиславский отдыхает… Какая все же Зимовский сволочь. Смотрю, как Антон извлекает из папки еще бумажки: - А вот две статьи, я бы сказал две бомбы, которые мы с Ребровым попридержали. Я думаю, они сделают нам и рейтинг и продажи. Егоров не глядя, берет их и выносит вердикт: - Вот, прекрасно, этим вы и займетесь! Он встает, собираясь уходить. Растерянно смотрю на начальника - этого нельзя допустить, только не на этой ноте! Да, у меня нет обложки, нет и центральной статьи, и начинку еще нужно дорабатывать, но основа уже есть, уже вырисовывается! - Борис Наумович, подождите! - Борис Наумыч, уже ждал. Это катастрофа! Если Егоров не даст добро на мой номер, никто ничего исправлять и доделывать не станет, на сто процентов. Лазарев тоже встает, демонстрируя, что разговоры окончены. Андрей, поднимаясь из-за стола, делает последнюю попытку: - Вы сейчас совершаете огромную ошибку. Егоров неумолим: - Ошибка уже совершена. И далеко не мной. Они уходят… Че-е-ерт!... Я смотрю, как Зимовский собирает разбросанные на столе фото. Гнида! Наверняка его проделки. С ехидной мордой он скрипит: - Ну что, недолго музыка играла? Бессильно рычу в ответ: - Ну и козел же ты, Зимовский. Паразит упивается своей победой и почти весел: - Да уж… По крайней мере, не овца. Уходя из зала, он похлопывает Калугина по плечу: - Работайте, работайте. Вылезаю из-за стола, совершенно убитый событиями, и мы тащимся с Андрюхой в холл. *** Что же делать? Что же делать… Тыркаюсь туда-сюда возле Люсиной стойки и, потрясая в воздухе руками, ругаю себя последними словами: - Баран, баран… Блин, черт, какой же баран, а? Андрей вскакивает с кресла у стены, охотно подхватывая мои причитания: - Да тут не баран, тут целый жучила навозный! Это что, он про меня? Ошалело смотрю на Андрея, который засунув руки в карманы, презрительно буравит глазами пространство. Даже переспрашиваю: - Кто? - Кто, кто… Зимовский, конечно, кто же еще. С этим не спорю, но обвиняю в произошедшем я только себя. Протестующе всплескиваю руками: - Да причем здесь Зимовский?! Блин, я баран… В смысле дура полная. Ведь это ж сразу было понятно, что там, какая-то засада, ну когда он с утра еще начал тявкать в трубку. Ну, блин Андрюх, ну как можно было да не просечь, а? - Марго, успокойся, пожалуйста… Все! Обхватив плечи руками, торкаюсь из стороны в сторону и продолжаю нудеть: - Тупица… Слушай, эту обложку вообще, вообще нельзя было светить. Откуда у них макет-то взялся? Калугин вдруг отводит глаза: - Кхм, я тебе должен признаться, это я виноват. - В смысле? - Ну, я оставил пару пробных вариантов на столе. Забыл, когда уходил. Бли-и-ин, ну как же так можно-то. Растяпа! - Ну, Калуга, ну… - Марго, ну извини. Я же не думал, что они вот так все возьмут и вывернут. Не думал он… А зря! Думать нужно всегда! Глубоко вдыхаю-выдыхаю: - Так, стоп - машина, прекратим истерику. Думаем… Опыт подсказывает простой выход из ситуации: - Просто с ним нужно еще раз перетереть, tet-а-tet. Егоров он отходчивый, быстро выдыхается! Андрей с сомнением качает головой: - Нет, навряд ли. Но я уже прорабатываю план атаки: - Да! Его надо просто продавить. Зимовский…, какой там… У него вообще мыльный пузырь. Бомба, бомба… Откуда у него бомбы?! Андрей пожимает плечами: - Ну, я не знаю, он говорит, что у него там типа что-то с Гошей. Ты ж слышала. Распалившись, отмахиваюсь: - Да нет у него ни хрена! Наумыч то за него схватился, потому что обделался со страху! В этот момент замечаю Егорова выходящего из кабинета, не обращая внимания на окружающих он берет направление мимо нас, то ли к лифту, то ли в туалет. Пора реализовывать намеченный план и я громко зову: - Борис Наумыч! Тот даже не притормаживает: - Вопрос закрыт. - Борис Наумыч. - Закрыт! Так мы доходим до мужского туалета, за дверью которого он и скрывается. Ну, уж нет, не спрячешься! Ныряю за ним, шныряя глазами, то в одну сторону, то в другую - Егоров оказывается возле раковины, а чуть дальше у писсуара пристроился какой-то посторонний мужик и я шикаю на него: - Так, вышел отсюда. Я что не по-русски сказала? Наумыч пытается меня пристыдить и шипит: - Ты чего с ума сошла, что ли? Тем не менее, мужик, бросив все свои дела, быстренько удаляется и я могу говорить свободно: - Борис Наумович, это вы с ума сошли! - А ты контролируй, что сейчас говоришь. Я то, за базар, как раз отвечаю, в отличие от некоторых: - Борис Наумович, вы извините, но менять концепцию выпуска в последний момент - это самоубийство. Даже кручу пальцем у виска. - Самоубийство - это было закатать себя на обложку журнала! - Да обложка - это мелочи. Ну, уж, по крайней мере, не повод менять концепцию номера, точно! Шеф пыжится и краснеет от негодования: - Мелочи? Это ты называешь мелочи? «МЖ» - это, прежде всего, шикарная обложка. На которой должна быть звезда! Господи, кому я это тысячу раз говорю. Пытаюсь перегнуть Егорова с другой стороны: - Ну, мы же с вами разговаривали – надо ломать стереотипы! - Стереотипы, а не мозги! Если ты решила пропиарить себя, за счет нашего журнала, то этот номер не пройдет! Господи, как несправедливо! Да я руками и ногами отбивался от идеи фоткаться на обложку! У меня вдруг щиплет глаза и, кажется, я сейчас разревусь –чертовы женские гормоны пытаются переломить ситуацию собственным манером, даже голос обиженно звенит: - Вы что? Вы что подумали, что я себя? - А что, есть другой вариант? - Да я старалась для журнала! Я люблю этот журнал! Привалившись к раковине пятой точкой, понуро стою, вцепившись пальцами в холодный фаянс. Егоров блестит широко раскрытыми глазами и, кажется, тоже сейчас расплачется: - А я? Я, значит, ненавижу, да? Ты неделю всего-навсего работаешь в этом журнале и мне тут басни рассказываешь, как ты его любишь. А я на него, я полжизни на него положил! Ну, как же он не поймет меня... Отворачиваюсь, пытаясь спрятать набухшие влагой глаза – возразить нечего. Шеф ставит жирный знак препинания на всех моих планах и достижениях: - Да и все! Поставим на этом точку. Направляясь к двери на выход, он язвительно отмахивается: - Обложку я оставлю себе на память. Горько усмехнувшись, молчу. Войдя в раж, Егоров никак из него не выйдет: - И запомни – в редакции главный я! И никакой самодеятельностью я заниматься не позволю! Следующим номером займется Зимовский! Капец! Полный капец. Ну, ведь понимает, что его понесло не туда, а все равно делает. Кажется, моя идея продавить правильное решение заканчивается тем, что меня размазывают по асфальту… Но еще пытаюсь трепыхаться: - Борис Наумович... - Все! Все - это восклицательный знак и конец предложения! Убито опустив голову, выдавливаю из себя: - Понятно... Хорошо, а мне прикажете что делать? Голос начальника полон яда: - Ну, для начала, уйти их мужского туалета. И, в следующий раз, пойти как минимум в женский. Но это я так, совет бывшего начальника. Наумыч выходит из туалета, а у меня совершенно не остается ни сил, ни желания бороться. Вот, так сразу и бывшего?! То есть, конец? Похоже, в случае успеха даже среднего, Зимовский вползет в мой кабинет главным редактором… Дверь открывается, и заходит мужик по своим надобностям, при виде меня он останавливается и ошарашено смотрит по сторонам. Ну да, лишний я в этом мире, ни мужик, ни баба. - Чего смотришь? Правильно зашел. Оглянувшись на зеркало за спиной, хмурюсь. Блин, мутант… Еще с этим марксистом помаду на верхней губе смазал… Возвращаюсь в свой кабинет и неожиданно застаю там какого-то постороннего паренька. Или нет, не постороннего - кажется, он устраивается к нам на работу. Тот суетливо поправляет бумажки на моем столе. По-хозяйски сложив руки на груди, удивленно приподнимаю бровь: - Так? А что это мы здесь делаем? Парень пугливо топчется на месте, зато его глазки шкодливо бегают по углам: - Я это… Новенький… Николай… Пчелкин. Иду к своему креслу и оттуда уже разговариваю с позиции начальника: - Новенький говоришь? А что ты забыл в моем кабинете? Он обрадовано выпаливает: - Мне… Справка нужна! В глаза старается не смотреть, чую - врет. - Какая справка? - Ну-у-у... О приеме на работу. У меня на столе? Весьма странно. Интересно, что же ему тут понадобилось на самом деле? - Значит так, новенький, учти на будущее. Первое – главный редактор справок не дает. И второе - в этот кабинет входят только по приглашению. Впитал? - Впитал. Сквозь приоткрытую дверь неожиданно врываются крики Зимовского, с кем-то сцепившегося в холле: - Ты кому тыкаешь сынок! Вот Галин голос: - Ребята успокойтесь. А вот и Андрей: - Слушай ты, придурок! Ты ответишь на мои вопросы. Отодвигаю Николая в сторону и, приборматывая, спешу на выход: - Да что ж за день сегодня такой! Точно, стоят два бойцовых петуха и сверлят друг друга глазами. Антон продолжает вопить: - Кто здесь придурок? Чихать я хотел на твои вопросы, понял? Я вклиниваюсь между мужиками: - Так прекратите, прекратите. Антон! - Что Антон? Вон, успокой своего фаворита. Калугин тут же ощетинивается: - Ты чего несешь? Продолжая разнимать, пытаюсь всех перекричать: - Андрей, тихо! Что вы как дети, ну! Калугин и правда снижает тон: - В общем, разговор у нас с тобой не окончен. Зато Зимовский, все никак не угомонится: - Всегда, пожалуйста. Имей в виду - у меня черный пояс по тэквандо. - Вот и повесся на нем! Мне удается утащить Андрея в сторону его кабинета, думаю, там он остынет быстрее. В догонку нам летят последние злобные взбрыки Антона: - Слышь, ты! Ты у меня завтра будешь бомжей на паспорт фотографировать, понял? - Конечно, ага. Зайдя внутрь кабинета, прикрываю за собой дверь. В голове роится куча несбыточных планов, но суть в итоге одна – что-то надо срочно предпринять, но что? Или поджать хвост? Очевидно, если все оставить так, как сейчас и позволить Зимовскому выпустить свой номер - меня сожрут за неделю, максимум за две. Но сейчас противопоставить упрямству Наумыча мне нечего - макета нового номера у меня нет, но и в одиночку мне его не родить – нужен партнер и Калуга для этого отлично подходит… Черт, про партнера двусмысленно получилось для этого туловища, невольно краснею своим мыслям. Пока Андрей, прислонившись к столу, остывает после схватки, излагаю свой план – поднапрячься, поработать в выходные и в понедельник выкатить Наумычу полноценный макет - в противовес той лаже, что сует ему Зимовский… На ум подходят новые и новые аргументы, чтобы убедить Андрюху, но он и со старыми почему-то не сопротивляется. Мне кажется, Калуга все еще чувствует свою вину за забытые в офисе фотографии с ведьмой - вот и соглашается сразу, даже как-то обрадовано. *** Быть на работе, после отповеди Наумыча, невмоготу. Тем более, что Калугу, вместе с другими, припахивают доводить до ума и оформлять Антошкину халтуру. Наверняка он будет занят до самого поздна и мне сегодня ничем не поможет. Помаявшись с часок, в основном занятый поисками где-то посеянного портмоне, уезжаю пораньше домой, передохнуть перед штурмом и поразмыслить о житье-бытье… Зато вечером, пока Анька готовит ужин, я, уже переодевшись в свою уже традиционную зелено-синюю униформу, с надписью TEAM 69 на майке, развлекаю подругу рассказами: о подставе, которую мне устроил Зимовский, о пропавшем бумажнике с ворохом банковских карточек и прочем, и прочем, и прочем… Плачусь в жилетку, в общем. Ужинать устраиваемся в гостиной. Пока я усевшись на диване по-турецки, грустно сосу из бокала красное винище, Анюта хлопочет, накрывая на стол. Меня тянет пофилософствовать: - Слушай, Ань, знаешь, чего я сейчас больше всего хочу? У той вариант, в соответствии с текущими проблемами: - Наверно, убить Зимовского? Но у меня мечты о более стратегических решениях: - Я бы сейчас вырубился недельки на три... Чтобы потом проснуться и оказалось, что все это кошмарный сон, бред. Сомова снуя с кухни в гостиную и обратно, охотно откликается: - М-м-м…, ну я тебя понимаю. Меня может понять только другой мужик! Причем, очнувшийся в женском теле! Взмахиваю возмущенно бокалом: - Что ты можешь понимать, Ань, что ты можешь понимать! Если я сам ни хрена не понимаю. Ни-че-го! Стучу себя костяшками пальцев по лбу: - Я ночью, вообще, когда пытаюсь вдуматься в этот бред, у меня мозги начинают вскипать. Как такое может быть, ну как?! Был мужиком, стал бабой. Ну как такое может быть? Может мне в институт какой сдаться для опытов? Сомова тащит с кухни тарелку с салатом и ставит ее на стол: - Гош, ну не говори глупостей. Главное, не анализируй это. - Почему? - Потому, что человеческий мозг не в состоянии этого понять. А если будешь себя накручивать, можно вообще… Фьють. Она волнообразно воздевает обе руки к потолку и закатывает глаза. Очень наглядная демонстрация отъезжающей крыши. Хотя может она и правда у меня не на месте и все это галлюцинации? Отведя взгляд в сторону, тоже поднимаю руку вверх, передразнивая Анюту: - Я, по-моему, уже… Фьють. - Гоша, хватит ныть. Она идет на кухню и возвращается, неся тарелки с чем-то жареным. - А что мне Ань остается делать, что? Зимовский рулит, все на его стороне. Отпиваю вино из бокала… Просто капец какой-то… Сомова садится рядом, в боковое кресло и пытается хоть немного меня воодушевить: - От кого я это слышу? Ты же сам говорил, что у Зимовского одни амбиции, вместо мозгов. А ты умный мужик! Всплеск горечи поднимается откуда-то изнутри и заполняет мой мозг: - Это Гоша был умный мужик, а я баба. Обычная тупая баба! Тридцать седьмой размер ноги, третий размер груди. Смотрю на ее возмущенно распахнутые глаза. - Что-о-о? - Слушай, хватит истерить. Тебя вообще хрен поймешь! Я тебе, когда говорю, что ты женщина, ты мне орешь, что ты мужик. Когда я тебе говорю, что нужно действовать как мужик, ты мне орешь, что ты баба! Причем тут истерить? Так оно и есть – «хрен поймешь». Пока она разоряется, допиваю вино в бокале. Тональность ее упреков ужесточается с каждой секундой: - Ты как-нибудь уже определись, а? И вообще, дай мне поесть! Она утыкается в тарелку и начинает наяривать челюстями. Да кто тебе не дает, хряпай себе за обе щеки. Что ее так задело в моем монологе не пойму… Двойственность? Так она и меня постоянно напрягает: - Ань, извини, просто я уже сам не понимаю кто я такой. Я пытаюсь действовать как Игорь, но они же видят перед собой бабу. Сомова делает вид, что не слушает меня, агрессивно огрызаясь: - Гоша, выпей вина, а? Ставлю пустой бокал на стол и, сложив руки на груди, откидываюсь на спинку дивана: - Да не хочу я! Был мужиком, бутылку мог выпить зараз, ничего, нормально было. А сейчас один-два глотка и все – умерла…. Да ты хоть знаешь, что они меня там с Калугой поженили! Анька перестает жевать и, заодно, психовать. Смотрит на меня с интересом: - В смысле, поженили? Как мы вместе с ним утром в редакцию приехали, так Калугу сразу и назначили «фаворитом». И сплетницы, и даже Зимовский. Пожевав губу, хмыкаю: - Да в издательстве уже даже тараканы шепчутся, что у нас с Калугиным роман. - Серьезно? - Нет, это у меня юмор такой. Анюта вдруг выдает свой вариант: - Ну, может вы дали повод какой-то. Повод? Не понял. Ездить в одном лифте по утрам повод? Для чего? Смотрю с недоумением: - В смысле? Сомова скрючивает свои пальчонки, с вилкой наперевес, и трет одиноко торчащим указательным пальцем о свой кулачок: - Ну, у вас что-нибудь, фьють-фьють было? Ее пионерский жест столь недвусмысленен, что у меня отпадает от шока челюсть. Я что, по ее мнению, голубец что ли? - Ань, ты что несешь, ты дура, что ли? Возмущенно вскакиваю с дивана – так меня еще никто не оскорблял. И это - лучшая подруга! Сомова растерянно улыбается: - Ну, слушай, я просто… Ну предположила, просто… - Что ты просто предположила? Ты забыла? У тебя амнезия? Ты забыла, кто я такой? Анька примирительно машет вилкой и ножом в руках: - Нет, я помню, помню – ты Игорь Ребров. - Помни, пожалуйста, не забывай, ладно? Настроение падает еще ниже. Ниже плинтуса. Развернувшись, делаю шаг в сторону спальни, но меня останавливает запоздалый окрик: - Ты куда, Гош? - Спать! Повариха расстроено стучит вилкой по тарелке: - А ужин? - Спасибо, я сыт. Иду в спальню, слушая за спиной звяканье столовых приборов и бормотание: - Блин, весь аппетит испортил. Тебе хорошо, у тебя я есть, а у меня, блин, вместо Гоши, какая-то баба незнакомая… И, к тому же, истеричка! Сама дура! Одно фьють-фьють в башке. Я закрываю дверь в спальню, валюсь на кровать и зарываюсь в подушки с головой. Не хочу ни видеть никого, ни слышать.