Глава 19. Ловец снов.
9 августа 2012 г. в 14:22
Уважаемые читатели, прошу прощения за такую ужасную отсрочку и за то, что не выполнила свое обещание не делать таких остановок. Я очень виновата(
Мои личные благодарности SAV за поддержку)
Предупреждение!: Глава получила длинная и очень эмоционально-насыщенная - в обморок не падать, нашатырь держать при себе.
Ретроспектива
Машина Мэддисон остановилась недалеко от дома, где жила семья Мориарти.
- Удачи, Эль, - сказала Мэддисон, улыбнувшись.
- С Днем Рождения, - добавила Карли.
- Пока, девочки, до завтра! – улыбнулась в ответ Лиз и хлопнула дверью автомобиля. И сквозь лёгкий металл услышала шутливо-весёлый голос Мэд:
- А теперь, я буду мчать тебя хардкором!
Эти девчонки всегда будут её личной опорой, и кому как не им верить на слово, не проверяя, не вдаваясь в подробности? Зачем знать издержки их биографии, если она знает их сейчас, без масок и муляжей? Дороже их у неё нет никого.
Машина Мэд скрылась за углом, легкая, как ночная бабочка, как сама Мэд. К чему здесь придраться? У каждого человека есть секреты, без них он не личность. И какое право имеет Лиз нарушать её личные устои, мораль? Но все не давала ей покоя фраза: «Просто нужно задавать правильные вопросы». Что за «правильные вопросы» ожидает от неё Мэддисон? Ну, уж точно не: «Кто тебя послал?», разумеется.
Элизабет усмехнулась своим мыслям и вошла в дом.
***
В зале работал телевизор, почти на полную мощность, телеведущая вечерних новостей вещала о чем-то, связанном с экономикой. Лиз скорее удивило, чем заинтересовало то, что на диване перед телевизором не наблюдается Карлы, которая большинство своего свободного времени проводила именно так.
Элизабет прошла вглубь квартиры, к кабинету отца, дверь оказалась незапертой и Лиз тихонько вошла внутрь. Здесь было тихо, лишь из-за стены доносился голос ведущей, но и тот был слишком тихим, чтобы помешать человеку, склонившемуся над бумагами.
- Пап... – осторожно позвала девочка; небольшой кабинет приветливо принял её в свои объятия, здесь было влажно и пахло бумагой. Стены были песочно-белыми, но их загораживали темные деревянные шкафы, битком набитые книгами, они располагались почти по всему периметру комнаты. Посередине сиротливо стояли полукруглый диван в тон стенам и круглый столик с прозрачной столешницей и красивой железной ножкой в виде распустившихся цветов орхидеи. Кабинет отца вносил какую-то долю свежести во всю квартиру, поскольку его обставлял лично Мориарти-старший. Конечно, во вкусе Карлы, обставлявшей всю квартиру, нельзя было усомниться, но, освоив бюджет куплей соболиной шубой, она решила превратить жилую площадь в настоящий дворец в викторианском стиле, чего стоили хотя бы бардовые портьеры на окнах.
- Пап...- тихо позвала она ещё раз, возможно, она даже не хотела, чтобы он слышал. Но, в тишине кабинета, он услышал. Человек - да, именно его и хотелось назвать странным словом "человек" - невысокий, с темными, взъерошенными волосами, светлой кожей и удивительно тёмными, карими глазами теперь смотрел на свою дочь и измученно улыбался лишь краешками губ. А Лиз, вечно недовольная миром, стояла не слишком близко от него и читала его чувства, будто текст с листа бумаги - Пап... - повторила она и снова принялась разглядывать его морщинки.
- Да, Лиз, - ответил мужчина, делая акцент на её имени. Интонация получилась ощутимо вопросительной, и Лиз решила продолжить, хотя все еще не могла сформулировать, что именно она хочет спросить.
- А где Ка... - она запнулась, открыто посмотрела на недовольно-удивленное лицо отца, прикусила язык - я имею в виду, мама. Где?
Эндрю погрустнел и отвернулся, вновь вперивая взгляд в свои бумаги:
- Уехала в командировку...
Лиз безошибочно поняла, что они снова поссорились, причина теперь была понятна, и девочка начала движение к двери.
- Обещала вернуться завтра.
Дверь в кабинет захлопнулась с едва слышимым хлопком, Эндрю повернул голову и еще несколько секунд разглядывал резной узор на деревянной двери.
- С Днем Рождения, дочка, - прошептал он, понимая, что слишком поспешная в своих решениях Лиз опять слишком увлеклась "даром" узнавать правду по тому, что видит.
***
Она легла на кровать в свей комнате, включила музыку в наушниках и уставилась на серебристо-серые обои своей комнаты. Guano Apes. Лиз не помнила, с чем связана любовь к этой группе, но с недавних пор она стала для неё синонимом свободы, пресловутой навязчивой идее об освобождении от тотального контроля. Guano Apes отличались от большинства агрессивных групп, которые звучали в машине Мэддисон, кстати, модель не очень жаловала их.
Don’t give me names You’ve got it all, took it all from me Drove me insane Who’d come down to earth, releasing me Healing my wounds So why don’t you close the door when you’re leaving me Now you’ll run Running all the way back to me again...* <Guano Apes - Living in a Lie>
А у неё все же день рождения, а из поздравлений от родителей лишь сухое, больше похожее на простую формальность, "с днём рождения" и хороший, по нынешним меркам, нетбук. Лиз должна быть благодарна, но она бы отказалась от всех подарков, ради тепла от них. Могла ли она убежать, как любой подросток её возраста, уверенный в собственной непригодности? Да, и, в отличие от многих, ей есть куда идти. Но, нет. Это глупо, наравне с самоубийством. Бежать от проблем? Нужно бороться, иначе никак. Так думал ее юношеский максимализм, ставящий её проблемы выше проблем вселенной, совершенно отдельно от неё. Лиз же при этом находилась в весьма пространном состоянии, полагаясь лишь на инстинкты и воспитание. Думать о родителях совершенно не хотелось, быть загнанной в угол своими же проблемами, не имея доступа к той самой чертовой свободе, тоже. Девочка уставилась на, висящий над кроватью, ловец снов, который подарила Мэдисон. Когда Элизабет спросила с шутливой интонацией, сама ли Мэд сделала украшение, модель небрежно ответила: "Пфф... Буду еще этим заниматься". Но глядя на черно-белые перышки с темными бусинами на концах, привязанные к светлым ниткам, узор в четырёх, обвитых этой же ниткой, деревянных кольцах с бусинами посередине, почему-то вспоминалась Мэд с её потрясающе белоснежным оскалом, вечной худобой и смолянисто-черными волосами. Она уснула, не так незаметно, как бывало обычно, скорее заставила себя закрыть глаза. Утро не заставило себя долго ждать. Особенно громкий до необычайности грохот был услышан Лиз и она мгновенно открыла глаза. В соседней комнате отец что-то уронил. Это было из ряда вон выходящая ситуация, когда кто-либо в их семье спал, остальные члены семьи, конечно, не ходили на цыпочках, но, соблюдая личные права друг друга, старались производить меньше шума. Судя по силе удара, Эндрю уронил телефон... а за ним в след полетела телефонная тумбочка, буфет и, кажется, стол был удостоен той же участи. Заинтересовавшись причиной столь странного события, девочка поднялась с кровати и вышла в коридор. В это время в столовой что-то еще полетело на пол и, может быть, даже разбилось. Ещё не до конца проснувшаяся Лиз настороженно пробиралась к двери, зевая и потягиваясь. Когда она вошла в комнату, сон окончательно покинул её. Впервые она видела своего отца таким, дрожащим, крушащим все на своём пути, взъерошенным, со слезами на глазах, искаженным от боли лицом. - Папа! – громко позвала она, пытаясь понять все-таки, из-за чего её поспешное пробуждение было вызвано столь необычным образом. Эндрю, опрокинув на пол второй стул, обернулся и, увидев дочь, кинулся к ней. Лиз хотела было отступить назад, но отец обнял её, прижав к себе, и уткнулся лицом в затылок, стал что-то судорожно шептать. Девочка почувствовала, что он плачет. - Карлы... моей Карлы... – захлёбываясь слезами, шептал он – больше... нет, Лиз. Лиззи... её нет. -«Нет? То есть, как «нет»? Что значит «нет»?» - беспорядочно метались мысли в её голове, эти его слова вдруг смешали всё в её разуме, принесли туда хаос и разрушения, такие же как царили сейчас в столовой – «Она уехала и больше не вернётся. Это значит «нет»? Или... Или что?» - Карла... авария, Лиз. Понимаешь? – все также давясь воздухом, говорил Эндрю – Там ничего нет... Только документы... Понимаешь? Только её сумочка и одежда... Лиз... Лиззи... Скажи, что это не правда. Хотя бы ты... Скажи. На Мориарти-младшую будто опрокинули ведро ледяной воды, казалось, она даже перестала дышать. - Авария... – тихо повторила она, это было единственное, что она могла произнести. Шок не давал ей даже пошевелиться, сковал по рукам и ногам, будто стальная нить, сплетенная в сотню тугих канатов и обернутая вокруг всего тела полностью, как в мультиках... Как в мультиках... Это же неправда? Все это сон... или какое-нибудь дурацкое кино, сериал, который так любит смотреть Карла... или любила... - Нам нужно съездить туда, - шептал Эндрю – Я не верю. Слышишь? Не верю. Это не может быть она... Лиз высвободилась из рук отца. - Я верю... – сказала она и ушла. Элизабет всегда была слишком восприимчива к сильным событиям, особенно к смертям. Что значит, он не верит? Если Карла умерла, значит так и есть. Разве его «не верю» изменит что-то? Но нужно было собираться, отца нельзя пускать за руль в таком состоянии, по крайней мере, одного. Отговаривать Эндрю ехать не на машине было в большой степени глупой и безумной затеей, мандраж или даже откровенный страх правды ярко читался на его лице. Но даже легкий испуг улетучился, когда Лиз поняла, что Эндрю не будет гнать на полной скорости и нарушать правила, чтобы поскорее добраться до места аварии. Слишком силен был его страх перед правдой, он уже начал верить, уже подхватил это заразное безумие и не мог справиться с ним. Лиз, как никто, понимала, что это такое, она видела безумцев среди моделей, которые на следующий день заканчивали жизнь самоубийством. У безумцев другие черты лица, другой эмоциональный спектр, брови всегда чуть нахмурены, уголки рта опущены, но при этом их лица "отдыхают", на них не отражаются ни горе, ни радость, а в глазах тупая решимость. И это она видела на лице отца, но ничего не могла сделать. Смерть Карлы была правдой, такой правдой, от которой рушатся стены и стираются все границы, правдой, сеющей разрушения и хаос. А главное, что женщина была сама виновата в аварии, алкоголь, смешавшись с кровью, подействовал на мозг самым гнетущим образом, Карла вдруг рванула на красный. Через мгновение в водительскую дверь врезался грузовик. Теперь на перекрёстке, перевёрнутая на крышу, лежала её маленькая ярко-красная машинка, словно таракан, упавший на спинку. Что чувствуют люди за мгновение до смерти? Что чувствовала Карла? Пронеслась ли вся жизнь перед её глазами? Осознала ли она свои ошибки? Было ли ей больно, когда в её голову вонзилась острый кусок железа? Можно ли было ее спасти? Элизабет устала, у неё вдруг закружилась голова и захотелось домой, лечь в еще теплую постель и сделать вид, что все это всего лишь сон. Но слова полицейского о том, что она должна опознать тело, будто ледяная вода, выплеснутая в лицо, охладили её и заставили прийти в себя. Эндрю был вне себя и полицейские понимали это, он ходил около машины Карлы и заглядывал внутрь, словно надеялся, что любимая жена наконец перестанет "играть в прятки", выйдет из машины и скажет, что все в порядке. Лиз осталась беспристрастна с виду, ни одна эмоция не могла быть замечена на её лице, даже фальшивая, а внутри неё шла кровавая война, но победителей и проигравших там не было, не было даже противоположных сторон, мысли и чувства убивали друг друга и выживших не могло остаться. Смотреть было не на что, голова Карлы была практически разрезана на две половины и с неё даже не стали снимать покрывало. Лиз видела только тело с вывороченными наружу ребрами, разорвавшими эксклюзивное розовое платье, неестественно вывернутую правую ногу в дорогой золотой босоножке на каблуке, бусинки от некогда потрясающего колье из новой коллекции, закатившиеся под вырез платья, ободранные до костей локти. Девочка обошла тело со всех сторон, запомнила все до мельчайших подробностей, чтобы потом видеть это в кошмарах, протянула руку, чтобы дотронуться до руки своей матери, но стоявший рядом человек не позволил ей сделать этого. Этим человеком был пожилой патологоанатом с ежиком седых волос на голове, он осторожно похлопал её по плечу и кивнул. Лиз через силу попросила его приоткрыть покрывало лежавшее на голове, чтобы увидеть шею, мужчина выполнил её просьбу. Теперь она убедилась в том, что это Карла, и черно-красная родинка послужила доказательством. Смерть оказалась не такой красивой, как в сериалах, которые смотрела Карла, смерть не носила длинные черные одежды и не имела при себе косы. Смерть была низкой, грязной, в замызганном сальном балахоне, испачканном уже подсохшей кровью, а в сухой желто-коричневой руке она держала молоток, с которого все еще продолжала стекать кровь. Когда Лиз вернулась домой, её сильно тошнило, перед глазами все еще были вывороченные ребра, шея, измазанная засохшей кровью. Как только все внутри немного успокоилось, девочка позвонила Мэддисон и настояла на встрече.Отец сидел в кабинете и даже не услышал, как захлопнулась за дочерью входная дверь. На улице было очень темно, туманно и пасмурно, фонари освещали лишь четыре-пять метров от себя. Элизабет и Мэд сидели на ограждении, девочка очень тихо, еле шевеля губами, рассказывала об увиденном. Мэд курила, выпуская изо рта тонкие струйки синеватого дыма, и смотрела в пустоту. - Наверное, я очень плохая, Мэд, - говорила Лиз - Потому, что я ни разу не проронила ни одной слезинки... Модель продолжала очень внимательно вглядываться в свое личное "никуда", потом напряженно вдохнула холодный воздух и достала из кармана пачку сигарет. - На, - протянула она сигарету Лиз. - Я не... - попыталась отказаться девочка. - На! - настойчиво сказала Мэддисон, Лиз обратила внимание на выражение её лица. В глазах подруги читалось слепое убеждение, губы немного сжаты, брови нахмурены и глаза чуть прищурены. Элизабет прикурила и тут же выдохнула дым, сделала затяжку, не закашлявшись, выгнала дым наружу. Во рту остался отвратительный привкус сигареты, несмотря на то, что Мэд никогда не курила дешевку. - Помнишь, как-то Карли сказала, - через несколько минут продолжила Мориарти - что у неё умер хомячок? Я тогда очень расстроилась и подарила ей на день рождение двух морских свинок. Мэддисон молча кивнула, выпустив колечко дыма. - Я чувствую себя не так, как она в тот день. Я вообще ничего не чувствую. Веришь? Хардри придвинулась ближе к Лиз и обняла её, поцеловав в висок. - О, моя Элли, мы живы, пока живы те, кого мы любим. Отбрось те стереотипы, которыми забита твоя голова, лишь тогда ты станешь свободной. И опять прозвучало это пьянящее слово "свобода". Ведь каждый имеет право на свою свободу, без ограничений, средств и рационализма. Никто никогда не станет судить о человеке по тому, зачем он поступает именно так, люди будут судить по тому, КАК он поступает. Но свобода заключается в том, чтобы не думать о суждениях других людей, а поступать так, чтобы достичь своей цели с наименьшими потерями, как среди своих, так и чужих. Вот она свобода, когда у тебя есть возможность легко достичь своей цели. - Иногда боль нельзя выразить слезами, а иногда слезы не отражают боль. Не пытайся лгать себе, если хочешь плакать - плачь, смеяться - смейся, и пусть поводом послужит чья-то смерть, - дым расползался по воздуху маленьким змейками изо рта, когда Мэд говорила. *** Эндрю очень быстро добился того, чтобы её тело перевезли и похоронили. Дело было закрыто, да и что здесь непонятного или странного? Все вполне прозрачно. Марципановая Леди, как её называли коллеги, лежала в закрытом гробу. Жаль. Больше никто не будет наслаждаться этой эффектной красотой азалии, этим боевым характером и сильной волей. Гроб уже был укрыт цветами и полудрагоценными камнями, но люди все продолжали нести розы, гвоздики, герберы, лилии. Лиз стояла, закрыв глаза, и слушала шепот людей, шорох платьев, ложные всхлипы. После слов Мэддисон все будто встало на свои места, приобрело свой личный однозначный смысл. Её эмоции - её дело, никто не имеет права говорить ей, что сейчас нужно улыбаться или плакать. Лишь каменное лицо отца с ничего не видящими глазами доставляло Элизабет некоторую грусть и даже боль. Терять, найти и снова потерять... *Не давай мне имена, Ты уже получил всё, забрал всё у меня, Свёл меня с ума... Ты, который спустился на землю и освободил меня, Залечил мои раны… Но почему ты не закрываешь дверь, когда уходишь? Сейчас ты бежишь, Бежишь всю дорогу опять назад ко мне... <Guano Apes - Living in a Lie>
