ᛣᛉ
Размеренное тиканье часов отдавалось в голове громогласными ударами колокола. Голова гудела и по ощущениям казалась чугунной. Глаза отзывались резкой болью при любой попытке пошевелить ими. Спина была деревянной, словно закоченевшая доска. Нащупав ладонями и слабыми пальцами накрахмаленную простынь, Мирослава втянула носом пропитанный смесью трав воздух. Кажется, она находилась в медзнахарских палатах. — Ми-ир? — раздался чей-то голос, и девочке пришлось приоткрыть чувствительные глаза. А, точнее, только правый, левый же это делать отказался. У ее койки стояли, словно охрана, Яромир и Никита. Астра и Иванна сидели по обе стороны кровати поверх лоскутного яркого одеяла. У всех присутствующих были взволнованные и какие-то бледные лица. Кузнецова наклонилась чуть ниже, всматриваясь в подругу, и удрученно покачала головой: — Глазища у тебя красные… Как себя чувствуешь? — Что со мной? — хриплым голосом спросила Мирослава, и Иванна, кусая в волнении пухловатые губы, тут же подала ей стакан воды. Попытавшись привстать, чтобы попить, девочка скривилась от боли в голове. — Сотрясение, — холодно ответил ей Яромир, сложив руки на груди. — Идиотская практика на доверие, — пробурчал он почти не слышно. На его лице не дрогнул ни один мускул, который мог бы выдать внутреннее раздражение, что горячей волной плескалось у него в груди и на кончиках пальцев. Уложив больную голову на пуховую подушку, Мирослава закрыла глаза и попыталась вспомнить. Занятия на поляне, упражнения на доверие, Мирская, падение, пронзающая боль. — Ты упала на камень, сильно отбила голову, потеряла достаточно крови, — пояснила Иванна, все еще закусывая нижнюю губу и с сожалением глядя на подругу. — Вот это я как всегда, держу марку, — попыталась отшутиться Мирослава, все еще не открывая глаз, но при этом подняв вверх кулак. Свет из окон слепил ее, заставляя непрестанно слезиться глаза. Никита, поняв это, по-хозяйски подошел к невысоким искусственно зачарованным оконцам и резкими рывками задернул шторы около кровати одногруппницы, а затем и все ближайшие на соседних окнах, создавая приятный полумрак. — Тебя держали во сне два дня, чтобы ты не мучилась в сознании от сильной боли, — непривычно серьезно сказал Вершинин, подходя к кровати и присаживаясь на корточки. Он облокотился руками о матрас, внимательно и сочувственно наблюдая за пытающейся разлепить глаза Мирославой. — То есть, сейчас я еще и огурчик? — усмехнулась она, думая: какая же боль была сразу после падения, если и сейчас ее череп вот-вот пойдет трещинами от напряжения?! Все понурили головы, не находя в этом ничего смешного. — А знаешь, что самое интересное? — как всегда холодно спросил Яромир и, не дождавшись ответа, продолжил: — За проступок Софии по старой доброй традиции наказаны мы втроем. Все оглянулись на парня, будто бы удивившись его тону, а Мирослава приоткрыла один глаз. Теперь уже левый. В нем плескался фиолетово-зеленый огонек гнева. — Их стратегия по нашему приМИРению начинает напрягать… — И им все равно, что вы тут не при чем? Что у Морозовой сотряс на всю башку?! Все равно всем отработки?! — подскочил на месте Вершинин и начал ходить туда-сюда, вороша лохматые, пшеничного цвета волосы пальцами и поджимая губы. — Все верно, — кивнул Полоцкий, оперев руки о железный бортик больничной койки. Он сжимал челюсть, и слова из его рта вылетали почти рычащие. — Благо Яриле, дали отсрочку до твоего полного выздоровления. — И на том спасибо, — слабо ответила Мирослава и услышала чьи-то шаги. Из-за простенка вышла медзнахарка. — Проснулась? Или разбудили?! Женщина в широком белом одеянии до самого пола и с накинутым на плечи изумрудным ферязем, с прищуром и хитростью во взгляде глянула на посетителей. Те отрицательно покачали головой, но все встали с одной стороны кровати, открыв подступ к «больной». — Самочувствие паршивое, девочка моя, знаю, сейчас выпьешь обезболивающие и снотворные снадобья, дальше будет легче, сон лечит, — лепетала Валентина Петровна и достала из большого кармана ферязя бутыльки, откупорила их по очереди и беспардонно влила в рот пациентке. Мирослава, хлопая ресницами, только и успела, что неловко крякнуть от горьковатости лекарств и провалиться в сон, успев только подумать о том, как она рада была видеть друзей.ᛣᛉ
В следующий раз Мирослава проснулась, когда в Подгорье уже наступил глубокий вечер. Свечи и тусклые кристаллы неярко освещали палату. В горле пересохло, и яриловка с ловкостью повернулась на бок, схватила графин с тумбочки и отпила прям с широкого горла, чувствуя, как жидкость проливается и стекает на пол с подбородка. Громко причмокнув, она поставила хрусталь обратно и только после этого замерла на месте. Осторожно заморгав, наклонила голову влево-вправо-назад-вперед-по кругу и выдохнула. Боли не было. — Привет, как ты? Мирослава только благодаря скованности тела после долгого лежания не подпрыгнула от испуга. В неярком свете стоял Иван Третьяков, словно статуя недвижимый, бледный и, кажется, обеспокоенный. — Привет, Вань... Да вроде лучше, — прокашлявшись, ответила яриловка, стараясь незаметно вытереть мокрый подбородок. Парень медленно подошел ближе, встав у спинки кровати. Он постукивал по ней пальцами, выдавая собственное волнение. — Не болит голова? Девочка еще раз прислушалась к ощущениям и отрицательно мотнула головой, разглаживая ладонями лоскутное одеяло, которым была укрыта. Повисло молчание. — Ты сам-то как? — прервала она тягостную тишину, и Ваня слабо улыбнулся одними губами. Синяки и бледность на его лице были неудачно подчеркнуты тусклым светом кристаллов в канделябрах. — Ну… вроде пойдет, — парень пожал плечами и огляделся по сторонам, и девочка также заметила, что лежала тут одна. Все кровати были пусты и аккуратно застелены. Значит, профилактические зелья от простуды, которыми поили учеников — работали. А таких неудачников как Мирослава — и во всей школе больше не нашлось. — Ты уже слышала про вашу отработку? Короткий кивок. — Не привыкать, — легкая ухмылка расплылась на ее помятом и опухшем после лечебного сна лице. — София клянется, что она случайно тебя не поймала… — От этого не легче, голова уже пробита. — Согласен… Вообще-то, я посчитал нужным тоже напроситься на отработку с вами, — признался парень. Лицо у девочки вытянулось в изумлении. Одна бровь подскочила выше другой. — Зачем? Ты-то тут совсем не при чем! — Ну-у, — он поджал губы, подбирая слова. — Скажем так, буду между вами всеми буфером. Мирослава нахмурилась. Каким образом молодой вампир сможет сдерживать одного неуравновешенного волколака и двух враждующих между собой девиц? Кто из них опасней — еще надо было решить. Разговор снова затих. Мирослава чувствовала, как все ее затекшее тело требовало встать и размяться. Но длинная рубаха, в которой она лежала — задралась, поэтому выбраться из-под одеяла пока не было возможности. — Я заходил к главзнахарю Лазареву, говорит: тебя собираются выписывать, — раздался негромкий голос Ивана спустя пару долгих минут. Он не разглядывал ее, вовсе смотрел куда-то мимо, но девочке было неловко. Мирослава, обрадованная новостью все же улыбнулась. — Скорее бы, надоело пролежни на голове пролеживать! — Да, неделя пролетела быстро. Вся твоя гоп-компания ходит, как в воду опущенная, пока ты здесь. — Неделя?! — яриловка резко выпрямилась, садясь на кровати. — Я лежу здесь целую неделю? Иван закивал, слегка округлив глаза, будто и сам не верил. — Тебя держали под специальным снадобьем, во сне оно в разы быстрее залечивает раны. Ты несколько раз просыпалась, просто, наверное, не помнишь. Твое сотрясение не относится к таким уж серьезным случаям, но было принято решение не мучить тебя головными болями и скачущим давлением, — пересказал Ваня то, что ему рассказал Яромир в одну из встреч. — Ничего себе, а я-то думала, что прошло от силы дня три. Вдруг деревянные двери госпиталя распахнулись, и внутрь прошел сам упомянутый только что Лазарев, держа в руках какие-то бумаги. Он был низким мужчиной, с лысиной на затылке и густыми кудрявыми волосами по бокам. Его ферязь, еще более изумрудный, чем у Валентины Петровны, разрисованный какими-то рунами и символами, волочился за ним по полу. Следом во главе с Яромиром шли Никита, Иванна и Астра. Главзнахарь молча подошел и сел на край кровати, что-то черкнул в листах, затем посветил заклинанием из перстня, вызывающим тонкий луч света, в глаза пациентки, опять что-то записал. — Отлично, Мирослава, — он хлопнул себя по коленям и встал. Затем повернулся к ребятам и протянул Яромиру, что стоял ближе всех, листок. — Эти снадобья по расписанной схеме надо принимать еще пять дней, проследите! Надеюсь на ваше благоразумие! — последнюю фразу медзнахарь бросил уже всем, бросив на ребят короткий взгляд. Ваня заглянул в листок, который читал Яромир. — Черт ногу сломит в этих рецептах, — констатировал Третьяков, хмуря темно-каштановые брови и пытаясь разобрать бугристый почерк. — Наше дело маленькое, хотя бы не потерять эту писанину, а дальше хоть трава не расти, — равнодушно ответил Полоцкий и, складывая листок в два раза, засунул его в карман. Мирослава в это время обнималась с девочками, которые принесли ей чистую одежду. — Вань, прости, что пропустила пятнадцатого твое шестнадцатилетие, — обнимая подругу и гладя ту ладонью по спине, говорила Мирослава. — Ничего страшного, я все равно не люблю этот день, — беззаботно отмахнулась девочка с почти белыми, но с редким вкраплением красного, волосами, заплетенным в тугую косу. Парни вышли в коридор, дав возможность подруге спокойно переодеться. Уже через минуту довольная троица подруг вышла из палат, о чем-то переговариваясь. Мирослава заметила, что и Вершинин, и Полоцкий совершенно спокойно и даже как-то по-дружески общаются с Иваном. Удивительным было то, что за то время, пока она валялась в госпитале, Третьяков вполне успешно влился в их компанию: на него никто не бросал косые взгляды и разговоры не стихали, когда он подходил. Что ж, время все расставляет по своим местам.ᛣᛉ
Январь, или как его еще называли в Подгорье просинец, полетел своим чередом, вовлекая первогодок, которые, по мнению администрации Ведограда, уже прошли адаптивный период, во все общинные мероприятия. Праздников у славян оказалось много, они проносились один за одним, все были связаны со славянскими богами и обычаями, почитаниями предков и договоренностями с нечистью, а также оберегами от нее. В день своей выписки из медзнахарских палат Мирослава застала древний языческий праздник бога Интра, живущего в чертогах небосвода. Он был воином и отождествлялся с миром Нави, то есть миром мертвых. Являлся хранителем божественного оружия и, бродя по звездному пространству, сдерживал темные силы, которые пытались пробраться в мир Явь. Был Богом источников, колодцев, змей и туч. Славяне представляли Интра как высокого широкоплечего воина, одетого в кольчугу, а латы его блестели на солнце ярче золота благодаря своеобразному сплетению. Шлем носил конусообразный и остроконечный, способный наводить ужас и страх на своих противников. Ездил он на волшебном единороге, которому не было равных в скорости. Свет и тьма — вот, кем считался Интра. Он был рассудителен и умен, способен здраво мыслить и быть благорассудным, но также Интра считался повелителем змей, их царем, женатым на змее-демоне Параскеве. Вечером юные ведьмаги заговаривали все дымоходы и колодцы, дверные и оконные проемы для того, чтобы Интра не смог обрушиться на землю из мира Навь, и не дать ему показать свою силу, которой у него было много. Уж имело это какой-то эффект или нет, но Мирослава завороженно наблюдала, как старшие обучали их замысловатым заговорам, как каждый ведьмаг серьезно принимался за обряды, защищая свое жилище. Каждая печка в хребтах была заговорена учениками, старательно произносившими заговоры: — Чуткий Интра, услышь наш призыв! Восприми наши ты воспеванья! О, мы знаем тебя, ярый бык! Победи врага, мощный Интра! Сокруши мощь Виева племени! На следующий день девятнадцатого января праздновался Водосвет, очень похожий на праздник Крещения. На реке Росинке, текущей у Заколдованной Пущи, вырубили прорубь: преподаватели наложили защитные заклинания, не дающие глубоко нырнуть под лед, а позволяющие только чисто символически окунуться под воду. Рогнеда Юлиевна вела свою группу по протоптанной снежной дорожке к реке. Смеркалось. Январское зимнее солнце, едва прорвавшись сквозь полярную ночь, давно скрылось за горизонтом. Школьники кутались в теплые тулупы, валенками топтали свежий скрипучий снег. Мирослава шла, натянув шерстяной расписной платок на голову и закрыв даже нос, и щурилась от колючего ветра. Мероприятие было необязательным для тех, кого подводило здоровье. Остальные же, если не было противопоказаний, к удивлению девочки, согласились принять участие в обряде. Она была в их числе. — Наши предки считали, что именно в этот день вода становится целебной и светлой, — рассказывала Пень-Колода, пытаясь перекричать порывы ветра. Она повернулась и шла к ним спиной, видя недовольные лица своих подопечных. Воодушевление яриловцев спало, когда все вышли к реке, где ветер дул куда сильнее. — Мы все почитаем и верим в разных Богов, это не имеет значения на данный момент. Вода сегодня является проводником между небом, землей и всей вселенной в целом, поэтому с помощью нее можно очиститься и зарядиться здоровьем на весь следующий год! — Пчхи! — Мирослава согнулась в три погибели от собственного чихания и шмыгнула носом. — Как же, оздоровимся… Яромир ухмыльнулся, заметив ее бурчание, и Астра, такая же закутанная в платок до самых глаз, схватила Мирославу под руку, пытаясь согреться. — Ничего, ледяная вода, наполненная силами всего мироздания, тебя оздоровит, — Полоцкий не скрывал своего хорошего настроения, а подруга посмотрела на него, прищурившись из-под покрытых инеем ресниц. — Чур, ты первый ныряешь! — Не могу, — он легко пожал плечами, и к ним сразу же развернулся шедший впереди Вершинин, улыбающийся во весь рот. — Я первый, Морозыч! — Да ради Ярилы! — сдаваясь, выставила вперед руки в варежках Мирослава. Вскоре они подошли к оборудованной проруби, где находилась заведующая общиной ярилы Ирина Александровна с еще парой преподавателей. Она, распустив свою черную косу, стояла в одной белой рубахе и, казалось, совсем не чувствовала студеный холод. Взгляд ее был прямым, а дыхание ровным. Рядом стоял, укутанный в овчинный огромный тулуп, Велеслав Трофимович Горынов, их преподаватель по Превращениям. И Константин Петрович Афанасьев, преподающий Славянскую мифологию и дополнительный курс по истории. На нем также был тулуп, но пуговицы на нем застегнуты не были. — Добрый вечер, яриловцы! — поздоровалась с первогодками заведующая. У проруби собрались все четыре группы учеников первого года обучения. Почти все ежились и уже стучали зубами. Вокруг горели высокие костры, но они ни сколько не согревали. Лишь их пламя играло оранжевым светом на лицах юных ведьмагов, что толпились в волнении у купелей. Предночное безмолвие прерывалось негромкими голосами и шумом январского ветра. — Думаю, вы уже знаете, какую важность для нас имеет этот обряд, поэтому не будем тянуть! Окунаемся, главное при этом стараться не думать ни о чем плохом, освободить себя от негатива! Затем тут же одеваемся и идем к теплой палатке, она стоит справа! Греемся, сушимся и без промедления возвращаемся в Подгорье! Классруки и старосты, не теряйте учеников, прошу вас! Последняя фраза была сказана так, будто такое уже было, и ей не хотелось заниматься таким пустяком снова. Развернувшись, заведующая, даже не морщась, прыгнула в воду. Подол ее рубахи всплыл, постепенно утопая за своей владелицей. Мирослава интуитивно задержала дыхание и, когда она уже досчитала до тридцати семи, резко повернулась к Яромиру, который тоже был напряжен. Он посмотрел черными глазами на девочку и снова перевел взгляд на прорубь, кивая в ту сторону. С тихим всплеском Поднебесная вынырнула, поднялась по деревянной лесенке и спокойно приняла теплый платок, один край которого спускался до самого пола. Ее губы слегка посинели и дрожали. Она прошла в теплую палатку, и вереница учеников выстроилась в очередь. Оказалось, что прорубь была не единственной, поэтому ждать долго не приходилось. Для каждой общины была своя оборудованная деревянным помостом прорубь, и Вершинин, схватив Яромира, потащил его к той, которая была отведена для них. Полоцкий же за собой повел и Мирославу, не желая терять ее из виду. Следом пошли и Астра с Иванной, держась под руки и стуча зубами от холода. Скинув тулуп и передав его Рогнеде Юлиевне, как и все стоявшей в длинной рубахе под теплым овечьим тулупом, Никита, перекрестившись по старой привычке, прыгнул в ледяную воду. Вынырнул парень спустя четырнадцать секунд, от чего Мирослава с облегчением вдохнула обжигающе морозный воздух, задержанный интуитивно вместе с ним. Яромир в свою очередь уже тоже разделся. Если на девушках были только длинные рубахи, то парни были одеты в длинные рубахи и портки, которые неприятно прилипали и быстро коченели на морозе после того, как нырнувший вылезал из воды. — О-о-о, вот это да, — стуча челюстями и не попадая зуб на зуб, улыбался Никита и натягивал свой тулуп. Полоцкий, передав одежду Мирославе, пару секунд просто постоял перед прорубью с закрытыми глазами, потер рукой оберег с изображением волка, висевшего на груди. Там же висели еще несколько, которые подруга разглядеть внимательней постеснялась. Неприлично было пялиться на полураздетого отпрыска и наследника императорского престола. Казалось, что губы парня еле двигались, что-то шепча, а затем он шагнул вперед и скрылся под водой. Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать. Мирослава подошла ближе к проруби, пытаясь что-то увидеть в черной от темноты, настигшей округу, речной воде. Она повернулась к Афанасьеву, но тот стоял с ничего не выражающим лицом, лишь острый кончик его носа краснел на бледном лице. Бульк. На поверхности воды показался Яромир, его волнистые черные волосы облепили лицо, и он мотнул головой, скидывая их с глаз. — Твоя очередь, — стараясь говорить ровно, произнес парень, поднимаясь на помост. Он забрал свой тулуп у испуганной подруги и потянул за ее рукав. — Ты долго! — выйдя из оцепенения, прошипела Мирослава, но тут же стала стягивать с себя одежду. — Мы тебя ждем, — сказала Астра Мирославе и выхватила тулуп и платок из рук Яромира. Она сделала такое лицо, выпучив глаза и поджав губы, будто пыталась ему что-то сказать, но парень лишь больше свел черные брови к переносице. Полоцкий все и сам понимал, но ему было плевать, какие устои и традиции нарушает. Уже в который раз он сам себе обещает заботиться о девчушке, которую впервые встретил в лесу на горе Манарага. Она была такой уставшей, измазанной землей и испуганной… Сейчас ничего не изменилось, вынырнув, первым делом он увидел ее испуганные пазорьи глаза, которые словно переливались зеленым огнем в темноте зимнего вечера. Парень прекрасно понимал, что такая дружба в их обществе расценивается как нечто большее. Во всяком случае к нему, императорскому сыну, всегда требования будут выше. Но никаких планов на Мирославу он не имел, им было комфортно, она не отказалась от него, узнав его секрет, поэтому просто не находил сил уйти и прервать их общение, хоть и знал, что скоро и ей станет тяжко от их дружбы. Тем временем босая Мирослава подошла к проруби, чувствуя ступнями холод, и со страхом посмотрела на черную гладь воды. Ее ноги уже стали замерзать от ледяной корки, покрывшей деревянный помост. Глубоко вздохнув, она прошептала: — Ярила-солнце, пускай все плохое уйдет! Пускай эта вода очистит меня! Пускай здоровье мое меня не покинет и не подведет! В следующий миг яриловка оттолкнулась от деревянной ступеньки и, решив «не растягивать удовольствие», сразу прыгнула в воду, зажав предварительно нос пальцами. То, что ее тело ощутило в следующие секунды, она не смогла объяснить даже самой себе. Студеная черная вода топила тело, рубаха же отчаянно пыталась всплыть наружу. Мирослава открыла глаза, но не увидела ровным счетом ничего, кроме слабого света где-то наверху. Холод пробирал до костей, но не обжигал, как она ожидала. Пальцы рук, онемевшие от морозного холода снаружи, вдруг словно ожили. Она крутанулась под водой вокруг себя и, почувствовав деревянное дно защитного помоста под ногами, сильно оттолкнулась и поплыла туда, где слабый свет пытался разорвать водную тьму. Пока плыла, по одному выпуская пузырьки воздуха из легких, голова очистилась и крутилась только лишь одна мысль: — Наконец-то, теперь все хорошо! Когда ее голова только-только вынырнула на поверхность, девочка сделала глубокий вдох. Тут же юношеская рука крепко схватила ее предплечье и потянула на себя. — Вылазь, Морозыч, — причитал Вершинин. Он и Яромир стояли на коленях перед прорубью и тянули подругу по лестнице. Астра и Иванна натянули на мокрую Мирославу платок на голову, а Яромир, вырвав у Кузнецовой тулуп, надевал его на подругу, наплевав на то, что возможно его поведение покажется кому-то непристойным. Девичье нагое тело, обтянутое мокрой рубахой совершенно не привлекало его взгляда. Он лишь думал о том, как бы ей, только что выписавшейся из медзнахарских палат, не попасть в него снова. — Не ждите нас, идите грейтесь! — сказала им Астра, когда Ванька уже опускалась в воду. Друзья кивнули и сошли с помоста, освобождая место. Рогнеда Юлиевна внимательно наблюдала за каждым, кто нырял и выныривал, беспрестанно что-то шепча и плетя пальцами замысловатые узоры в воздухе. Их одногруппники стояли на том же помосте, ожидая своей очереди. Влас Кочубей, Елисей Войнович и Виталик Пожарский скинули тулупы, подпрыгивая на месте от холода. Остальные раздеваться пока не решились. Матвей Оболенский и вовсе отказался от данного обряда, оставшись в хребте. — Десять секунд, Морозыч! — голосил Вершинин, почти бегом направляясь по тропинке к палатке. — Это разве много? — спросила девочка, залетая внутрь. Как ни странно, но холода она не чувствовала. Наверное, от адреналина. Внутри палатки их старосты Илья и Саша высушивали подопечных с помощью магии, чтобы те, согревшись, скорее возвращались в Подгорье, как говорится, от греха подальше. В палатке было пока немного людей, так как «отстрелялись» только два-три человека от каждой группы. — Обычно девчонки выныривают тут же, — ответил Вершинин, застегивая тулуп и засовывая в валенки ноги в теплых носках. Его щеки, покрытые бледными веснушками, раскраснелись от мороза, будто их измазали в румянах. — А ты почти десять выдержала в ледяной воде! — Вы тоже долго под водой были! — натягивая теплые шерстяные носки, вспомнила Мирослава. — Мы каждый год ныряем, что нам будет-то? — не утихал в своем энтузиазме Вершинин, при этом издевательски ухмыляясь. — Вообще-то, это ты нырял в ледяное море у Буяна в январе во время обряда Инициации, а я на Водосвет всего пару раз нырял! — Не толпимся, оделись и уходите! — крикнул Илья Ярославцев. Вершинин, нетерпеливо дождавшись, пока друзья наконец укутаются потеплее в свои вещи, открыл дверку палатки наружу. Она выводила на тропинку сразу ко входу в Подгорье, а вот те, кто только что нырнул, заходили в палатку с другой стороны. — В общем, ясно, подготовка у вас была ого-го! — констатировала Мирослава, потуже натягивая платок на уже высушенную голову. — Это верно, я на Крещении ныряю ежегодно, — уточнил Никита. Он был родом из Архангельской области, там, на севере страны, наверное, нырять было еще экстремальнее, чем здесь. — Мира, давай поторапливайся, задубеешь! — потянул ее за собой Полоцкий, шагая по протоптанной тропинке. Мирослава закатила глаза, изображая недовольство его излишней заботой. — Княже злится, Морозыч, давай, шевели колготками, — подтолкнул ее сзади улыбающийся во весь рот Никита. — Вершинин! — предупреждающе произнес Полоцкий, сузив глаза, но тут же резко остановился. Где-то сбоку в кустарниках что-то тихонько зашуршало. — Тихо! Все остановились, пытаясь увидеть что-то в темном лесу. Когда глаза уже устали вглядываться в непроглядную чащу, сзади раздался девичий визг. — Ребята-а! — кричали бежавшие, схватившись под руки Иванна и Астра, укутанные в платки и тулупы. Высокие валенки, доходящие до колен, проваливались в снег. Яромир, Мирослава и Никита вздрогнули от громкого крика и разом повернулись. — Догоняйте! — крикнула Мирослава и махнула им рукой в белой рукавице с вышитым снегирем. Полоцкий же, отвернувшись от девчонок, снова посмотрел в лес. Раздался тонкий свист, который показался ему знакомым. Он уже собирался отвернуться от чащи, когда Иванна и Астра уже их нагнали и теперь наперебой рассказывали о своем нырянии, пытаясь восстановить дыхание. Мирослава, слушая девчачьи восторги, глянула на навострившего уши Полоцкого. Она не так давно заметила, что будучи в человеческом обличье, он все же обладал волчьими органами чувств. Тихий свист раздался снова, и тут уже все повернулись к лесу, откуда, отделившись от дерева, вышел Онисим. Мирослава про себя чертыхнулась. Только что подошедшие девочки тихонько взвизгнули и сделали несколько шагов от тропинки. — Здравствуй, леший-батюшка, — Яромир вел себя как всегда воспитанно. Он чуть склонил голову в приветствии. Леший довольно фыркнул. — С Водосветом! — отозвался рогатый и стал ковылять лапами-копытами через сугроб. — Леший?! — шокировано спросил Никита, поправляя шапку-ушанку, но тут же смекнул, как с тем надо общаться. — Очень рад знакомству с вами, царь леса! Я — Никита Вершинин, община ярилы! Он снял рукавицу и протянул тому руку, при этом улыбаясь, как дурак. Онисим чуть прищурил круглые глазки и насторожился, но свою кустистую лапу протянул в ответ, предварительно посмотрев на Полоцкого. Тот одобрительно кивнул. Вершинин схватил двумя руками лапу рогатого лешего и потряс ее. — Онисимом меня звать. — Рад знакомству! А это Иванна и Астра! — Никита указал на яриловок, вытаращивших глаза на лешего. — А это Мирослава! — Привет, Онисим! — улыбнулась та лесовику, махнув рукой, и вдруг поежилась, начиная замерзать. — И тебе не хворать, — как-то пренебрежительно отозвался леший и поправил найденную в Избушке шапку, продетую прям на рожки сквозь две дырки. — Там это-сь, — он чуть понизил голос и все же подошел ближе. — Там эта, твоя, опять бушуеть в лесу, скучаеть, видимось! Ты бы это, навестила что ли ее, а то гляди, опять начнеть лес мне ломати! — Ну зайдем как-нибудь, — пожала плечами девочка, переглядываясь с Яромиром, что сложил руки на груди, выглядя при этом как-то скучающе. — А сейчас не хочешь, что ль навестить? Одичала она и так за столькось лет, скучаеть теперь по тебе, как по родненькой! — Не поняла, о ком речь? — задала Астра волнующий вопрос, от удивления даже перестав стучать зубами на морозе. Лишь ее черные брови то поднимались, то опускались ниже к глазам, то и вовсе почти сходились на переносице. — О ком, о ком, об Избушке, курице-дурнушке! — пробурчал Онисим и перебрал в нетерпении ногами. — Онисим, мы тут все дубу дадим, пока до Избушки дойдем, — подал голос молчавший Яромир, а леший задумался. — Я вас в три счета доведу! Ну-с? Пойдете? Все переглянулись, решая: соглашаться ли на эту авантюру или нет. — Веди, — решительно согласился Вершинин и ступил с тропинки в сугроб. — Ребят, вы уверены? — обеспокоено спросила Иванна, когда все двинулись следом. Она кусала нижнюю губу, что на морозе уже стала синеть. — Все хорошо, доверяйте ему, — как всегда спокойно сказал Яромир, помогая Астре перелезть через сугроб. Снег заваливался в валенки, от чего кожа покрывалась огромными мурашками, и девочка кривилась. Стуча зубами от холода, юные ведьмаги шли по глубоким сугробам в зимнем лесу, где стояла ночная тишина. Лишь изредка кое-где срывались с насиженных веток и громко ухали совы. — Онисим, ну ты и Сусанин, — хохотнул Вершинин, вытаскивая слетевший валенок из сугроба и, прыгая на одной ноге, вытряхивал из него снег. — Что, обзываеться, ирод, че ли? — недоверчиво спросил незнающий русских героев леший у Полоцкого, который внимательно следил, чтобы никто не отстал. — Не переживай, батька, это герой народный, он врагов запутанной дорогой водил, тем самым царя спас! — Ого-сь! — зарделся лесовик и смущенно дернул длинным носом. — Я, конечно, не Сусанин, да и царей среди вас нет, княжич всего-лишь… — Пф, всего лишь, — хохотнула Астра, и ее брови снова прыгнули вверх. — Да он сын императорский, Яромир-то наш! Леший отмахнулся кривой лапой-корягой. — Родиться в древней семье — еще не значит чего-то стоить самому! Вот станеть сам императором, буду уважать как императора! А пока... только как юного князя! — Больно надо мне им становиться, — хмуро отозвался Яромир и подхватил Мирославу под локоть. Девочка ухватилась за друга, ловя равновесие, и коротко его поблагодарила, улыбнувшись замерзшими губами. — Как это не надо?! Полоцкий, ты давай тут не это, — Вершинин засмеялся, махая перед его лицом указательным пальцем. — Не дури, в общем! — Да отстань, — отмахнулся Яромир, пряча ухмылку. — В императоры надо Астре, с ее властным характером туда и дорога! Черноволосая девочка, раскрасневшаяся от ходьбы по лесу, усмехнулась и вдруг задрала повыше нос. — А что, можно! — Кузнецова?! Да ну! Лучше тогда Ваньку, она добрая, а Астра снимет мораторий на смертную казнь и будет всех в ссылки отправлять! — не согласился Никита и тут же получил «тычок» в плечо от девочки. — Обалдел? Я не злая! — Астра сняла платок и замахнулась, ударяя им одногруппника по спине. — Оно и видно! — Никита уже бежал вперед лешего, уворачиваясь от платка и заливисто смеясь. Леший нахмурился, пытаясь понять: ругаются они или нет. Он совершенно не переносил криков в лесных владениях. — Пришли! — объявила Мирослава, узнав выход на поляну, где стояла Избушка на курьих ножках. Где же она сама? — Воно тама она, — указал кустистой лапой Онисим в чащу леса, где, как показалось сначала, лежала груда дерева. Но, услышав голос юной ведьмы, изба встрепенулась и как-то взвизгнула, если это вообще было возможно. Пока вся компания ребят шла по поляне ей на встречу, Избушка поднялась на свои длинные массивные куриные лапы, отряхнулась от снега, который завалил строение за долгое сидение на земле, и побежала к школьникам. — А ну, сбавь скорость, дурная! — заорал Онисим, когда лапы Избушки начали все выше попрыгивать над землей, набирая скорость. Он, оглянувшись на яриловцев, фыркнул, что-то раздумывая и, не спрашивая разрешения, снова прыгнул Яромиру на плечи. Парень почувствовал, как леший чуть задрожал. Интересненько, испугался, что ли или просто пользовался своей наглостью? — Я вроде не нанимался извозчиком! — недовольно пробурчал Полоцкий, пригнувшись под небольшим весом, когда лесовик заерзал на его плечах. — Буде, зачтеться тебе, княже! — отмахнулся Онисим, вглядываясь в сторону Избушки. — Стоять!!! — хрипло закричала в это же время Мирослава, также увидев, что у избы, по-видимому, от радости встречи снесло крышу. К удивлению Вершинина и Астры с Иванной, которых тот пытался загородить собой, дурная изба остановилась перед ними в паре метров, нервно притопнув лапами. — Ну-ка, пригнись, мы в гости к тебе пришли! — крикнула Мирослава, и та тут же согнула длинные исполинские лапы, гостеприимно подставляя крыльцо. — Онисим говорит, что ты дичаешь, совсем уже кукушечкой об темечко ударилась, когда сосны сбивала? Все прошли по старенькому крыльцу внутрь, с интересом глядя на заколдованную избу, а Яромиру пришлось даже присесть, так как леший наглым образом все еще сидел у него на шее. — Слазь, — недовольно произнес парень, пригибаясь к полу. — Слазь! — передразнил его Онисим скрипучим голосом, но все же спрыгнул на лавку. — А как же леший-батюшка, а, княже?! Где уважение?! — После твоих поездок на моей шее, у нас с тобой наладились неформальные отношения, — сказал Полоцкий и плюхнулся на ту же лавку, кривясь и распрямляя затекшие плечи, в которых еще недавно упирались острые коряги-копыта, служившие лешему ногами. — Вау, уютно здесь! — восхитилась Иванна, приоткрыв в изумлении рот и осматривая избушку изнутри, от чего та довольно вздохнула. И правда! Мирослава, оглядевшись, заметила, как внутри было чисто убрано, все стояло на своих местах, все баночки-скляночки были начищены и расставлены на полках. Даже постель на печи была ровно заправлена, а покрывала вычищены. — Это ты здесь все в порядок привел? — ахнула девочка, глядя на лешего, зажигавшего свечки, которые Мирослава ему передала перед своим отъездом на зимние каникулы. Оставив под обозначенным пнем у поляны сверток с барбарисками, вареными яйцами и песочным печеньем, юная ведьма положила упаковку спичек и десяток длинных свечей, чтобы леший не сидел в лишенной освещения избе. Леший, засмущавшись, кивнул. — Где-тось я, где-тось она сама, думала ты придешь, ждала! Эти слова заставили Мирославу чуть покраснеть от стыда и понурить взгляд. Избушка испытывала к ней какие-то родственные чувства и даже скучала, о таком она и знать не знала! — Ладно, постараемся приходить чаще, что ж ты такая у нас сентиментальная! — и Мирослава погладила избу по одному срубу, почувствовав легкое дрожание дерева. — Она твоя? — изумилась Астра, стягивая с себя тулуп и накидывая длинный расписной платок на плечи. Находиться в одной рубашке перед парнями и странным лешим ей было неуютно. — Мы случайно нашли ее с Яромиром в лесу, тогда же и с Онисимом познакомились, это было еще осенью, — кратко рассказала Мирослава и осмотрела полки. — Чай организуем? Сюда бы домового… — она вздохнула, вспоминая Кузьму, жившего в доме бабушки за ее печкой на кухне. Он и его домовушка Любаша до того были преданы Серафиме Николаевне, что выполняли те обязанности, которые домовые с роду не делали. — Не бывать в такой избе домовому, — покачал рогатой головой Онисим, заодно скидывая шапку. Та отлетела на старый, но протертый от пыли комод. — Почему это? — спросил Никита, усевшийся рядом с Яромиром на лавке и сложивший руки с локтями на столе. Леший закатил маленькие черные глазки-пуговки. — Это ведьмин дом! Кикимору можно сюда заманить, но пакостить уж больно она любит! А домовой сюда можеть перейти только очень преданный или обездоленный, в этой избе раньше жившая здесь ведьма много чудес творила, что хороших, что плохих… — А кто здесь жил? — с интересом спросила Мирослава, наблюдая, как Яромир встал и подошел к печке, пытаясь разобраться, как ее поджечь. Уже через минуту в печи полыхали поленья и был подвешен чайник с растопленным снегом. — Да по чем бы знать… — как-то неуверенно произнес леший, почесывая рукой лысоватую макушку. Он полез в какой-то мешочек и стал ловко ссыпать по горсточке в вымытые до скрипа кружки. — Земляничный, еще весной собирал, как знал, что пригодиться! Все завороженно наблюдали за действиями хозяина леса, одетого в выстиранную подпоясанную фуфайку и короткие обрезанные штаны. — Простите, уважаемый Онисим, — подала голос Иванна, распутывая длинные волосы и переплетая их в косу. Все обернулись к девочке, ожидая вопроса. — А вы живете здесь, в этой избе? Онисим, очень высоко задравший нос от гордости, что его назвали уважаемым, тут же нахмурился. — Агась. — Но я думала, что лешие живут в лесу, — захлопала светлыми ресницами Ваня. — Я тоже, — всполошилась Астра, аж подскочив на месте, — на уроках Славянской мифологии нам рассказывали, что вы умеете сливаться с деревьями, даже становиться ими, от чего вам сам лес является домом! — Девушки-красавицы, — покачал лохматой головой Онисим и запрыгнул на лавку. — Она же ведьма! — он ткнул кривым пальцем на Мирославу. — И если она меня пригласила в дом, да еще и по всем правилам задабривает, я не то, что в избу перееду, я роль домового исполнять стану! Мирослава рассмеялась, оглядывая ребят и качая отрицательно головой. Дурь какая! — Вот у тебя и новый слуга нарисовался, ведьма, — игриво толкнул локтем ее в бок Яромир. — По-моему, тебе просто надоело спать под еловыми иголками, — фыркнула Мирослава, рассмеявшись во весь голос. — Слуги у вас дома, княже, — деловито фыркнул леший, и парень пристыженно отвел взгляд. — А я просто помогаю! А если она захочеть, ежи ей будуть свежайшие грибы к избе приносить, а белки ягоды для нее собирать. Просто она пока не умееть ничегось! — не обратив внимание на причисление к слугам, словно пожаловался Онисим. — Княже, ты бы занялся ее просвещением! Девка ведьмой кровной уродилась! — То есть, у меня в роду были ведьмы? Моя бабушка, ее ты имеешь в виду? — пыталась понять Мирослава и оглянулась на печку, где закипел чайник. Полоцкий с помощью заклинания невесомости поднял его и призвал к себе, разливая по чашкам кипяток. — Возможно, — кивнул леший, расставляя каждому кружку. — К чаю ничего нет, все конфеты с печеньем я съел. — Если бы мы знали, что встретимся сегодня с тобой, принесли бы еще, — сказал Яромир, остужая горячий чай с земляничными листочками. — Ну теперь-то каждый из нас в свободное время сможет приносить тебе угощения. Где вы, говорите, передаете их? — спросил воодушевленный Никита, сразу делая глоток и бесцеремонно выплюнув попавшую в рот веточку в ладонь. Астра недоверчиво притянула кружку, пристально оглядела болтающих с лешим друзей, аккуратно пьющих согревающий напиток и сделала большой вдох, ощущая аромат земляники. Вытащив пару небольших мусоринок из кружки и незаметно для всех выкинув их под стол, она все-таки сделала глоток и почувствовала, как тепло разливается по телу, а чай, хоть и был без сахара, все равно был сладок за счет маленьких спелых засушенных ягодок. — Вкусно, — похвалила она старания Онисима, и тот чуть смутился от очередной похвалы. — Да бросьте ж, мне ж не жалко ж… — Кстати, Онисим, — вспомнил Яромир важную и давно волнующую мысль. — В декабре перед Новым годом у леса девушку нашли, в газете писали почти полностью обескровленную… Все разом оторвались от кружек и с волнением переводили взгляд с Полоцкого на лешего. — Не видел ли ты случайно, что произошло? Мирослава съежилась. Елена Даль по рассказам Астры гуляла некоторое время с Иваном, который, как выяснилось, был вампиром. Никто кроме нее и Яромира этого не знал. — Я хоть и хозяин леса, да только не вся тварь, живущая в нем, можеть мне подчиняться, — издалека начал Онисим. — Девушку ту я сам не видал, однакось была она сама не своя, это мне совы донесли. Кричала, звала кого-то, да таким голосом не своим! И словно сумасшедшая смеялась, представляете?! Я хотел было выйти наказать, негоже в лесу кричать зазря, но когда пошел в ту сторону, голос стих. А то, что на нее напал кто-то, так точно есть в этом лесу что-то нечистое, но правда не встречал я это, да и как-то желания не было… Юные ведьмаги притихли. Сам леший, являющийся нечистой силой, говорит о нечистом жителе леса. Вовремя вспомнив, что пора возвращаться в Подгорье, ребята засобирались. Онисим вывел их короткой дорогой и скрылся в чаще леса, а подростки прошли внутрь скалы, проходя по коридорам вглубь школы.ᛣᛉ
Двадцать восьмого января, весь славянский народ праздновал Кудесы. Люди благодарили детей-богов Велеса Велесичей за защиту рода, угощали домовых самыми щедрыми угощениями, пели ему сказки и песни, а также приносили угощения в поля для полевых духов, к рекам и озерам, водяным и русалкам, клал на пенки у леса угощения лешим, весь день происходили чудеса, называемыми кудесами. София Мирская, как заметила Мирослава, каждый раз кидала на нее нечитаемые взгляды, старалась не подходить близко и всегда держалась поодаль и только в компании кого-то из своих подружек Агаты или Лины, на что сама Мирослава довольно ухмылялась. Неужели осознала, что поступила как стерва?! Или Третьяков промыл той мозги? Сам же парень всегда улыбался и здоровался с яриловкой, часто она видела его общающимся с Яромиром или даже с одним только Вершининым. На уроке Зельеделия и отвароведения Ягишна Виевна в образе молодой девы расхаживала по своему захламленному кабинету, держа в одной руке ступу, а второй гладя своего черного кота, всегда таскавшегося за своей хозяйкой, а сейчас сидевшим на учительском столе. — Сегодня мы с вами изучим легкую форму приворотного, без крови и частиц человека, которого хотели бы приворожить. Девочки в классе воодушевленно переглянулись, парни же перебросились опасливыми взглядами, заерзав на лавках. — Я просила вас подготовить список ингредиентов и надеюсь, что вы все принесли, — продолжала преподаватель, оглядывая класс исподлобья. — Итак, давайте повторим, что нам надо? Морозова? Мирослава встала с места и по памяти перечислила. — Нам нужны яблоко, орхидея, ятрышник, калина, половина грецкого ореха, щепотка сухого можжевельника, стакан воды и пять капель водки. — Верно, — неохотно кивнула Ягишна Виевна и поставила свою чугунную ступку на огонь. — Повторяем за мной! Все приготовились варить зелье в своих ступах. Сначала надо было измельчить пестом все ингредиенты, кинуть их в разогретую ступу, залить стаканом воды и довести до кипения. Варить надо было до пяти пузырьков, а затем сразу снять с огня, иначе зелье будет испорчено. — Кипи, водица чистая, грейся, родимая, милого моего теплом напои, ко мне привлеки, согрей да никуда не отпусти, — каждый читал заговор, шепотки разносились по всему помещению, добавляя немного таинственности. В кабинете было жарко, душно, но запах сваренных яблок заставлял урчать голодные желудки. Мирослава чуть изменила слова заговора, не желая никого влюблять в себя. Как только ступу убрали остывать, надо было процедить содержимое и в прохладный отвар добавить пять маленьких капель водки. Зелье вскоре уже было готово к употреблению, однако проверять Яга не заставила его друг на друге, а только лишь напомнила, что действие зелья практически безвредно, если не считать кратковременного помутнения рассудка. Она с довольной и совсем не доброй ухмылкой отпустила яриловцев сразу, как прозвенел колокол, собрав у каждого образец зелья для самостоятельной проверки, а остальную часть отдала в их личное пользование. Все равно, если в ближайшие пятнадцать минут они его не применят по назначению — оно пропадет. Все двинулись в сторону столовой на обед, бурно обсуждая урок и рассматривая пробирки с зельем. Парни сразу же выбросили их в ближайшую урну и уже думали, где добыть безоаровый камень, служивший противоядием ко многим зельям, или хотя бы лавровый лист, который мог бы помочь защититься от наваждения. А девушки в это же время томно смотрели на тех, кому бы хотели подлить приворотное. Зайдя в столовую, все разошлись к своим столам, рассматривая поданный скатертью-самобранкой обед. Куриный суп с лапшой, гречка с котлетой, салат из морковки и капусты, пирог с яблоком, компот из сухофруктов и чай из самовара. — Я сейчас сдохну от голода! — причитал Вершинин, прокладывая путь к их столику, расталкивая всех локтями. — Тогда поторопись, не хотелось бы лишиться такого хорошего человека и друга, — иронично сказал Яромир и кивнул по пути Третьякову. София, сидящая с ним за одним столом, отвернулась, чуть надув губы, а Мирослава в это время вылила содержимое своей пробирки в ее компот. В столовой была такая толкучка, что София не заметила ничего подозрительного. — Ты что творишь! — прошипел Яромир, когда краем глазом уловил то самое движение рукой с пробиркой. Он потянул подругу за собой, скорее уводя ее от стола колядников. — Что такое? — театрально выпучила глаза яриловка и отодвинула свой стул, небрежно садясь на него. — Твою рать, Морозова, с ума сошла такое вытворять? — спросил Яромир, цитируя ее же фразу. Он очень редко называл ее по фамилии, что выражало почти крайнюю степень его недовольств. — Что ей будет? — улыбнулась девочка, беря в руку ложку и зачерпывая куриный суп. — М-м-м! — довольно протянула она, делая глоток, и ей тут же отозвался Никита, низко склонившийся над своей тарелкой. — Согласен, божественно! — Тебе все божественно, что можно жевать, — недовольно отозвалась Астра, кривя губы и кладя салфетку на колени, а Иванна хохотнула, прикрывая рот ладонью. — Приятного всем аппетита! И да, что вы там обсуждаете? — спросила последняя у Мирославы и Яромира. — Приятного! — Скоро, по-видимому, мы увидим шоу, — сказал Полоцкий, пододвигая себе кружку чая и не сводя глаз с подруги. — Не смотри на меня волком! — отмахнулась она от него, и тот чуть не подавился от такой наглости. — Какое шоу? — не поняла Иванна, но в то время, когда в столовой слышны были только звяканья ложек о тарелки и приглушенные разговоры, сзади раздался скрип стула о мраморный пол. — Георгий Владленович! — громко выкрикнула София и схватила букет из вазочки на столе. — Серьезно? — еле сдерживая смех и пригнувшись до самого стола, спросил Вершинин. — Вы Мирской приворотное подлили?! — Она что же, букет ему дарить собралась? — широко улыбалась Астра, выглядывая из-за самовара. Яромир, криво ухмыляясь, спрятал улыбку за кружкой чая, а Мирослава ела, будто ничего не произошло, однако бросала в ту сторону косые взгляды. София же, вырвав из букета один цветочек, вставила его за ухо и распустила рыжую косу. Заведующий коляды остановился и с удивлением повернулся к своей подопечной. Девочка бежала к нему, а его лицо все сильнее вытягивалось. — Да, София, слушаю? — Как хорошо, что вы здесь, Георгий Владленович! — захлопала она ресницами, влюбленно глядя на взрослого мужчину и сильно краснея. — Что-то случилось? Вам плохо? — О, нет! При виде вас мне всегда хорошо! — на этих словах притихшие школьники разразились хохотом, а София оглянулась по сторонам, поджав пухлые губы и нахмурив брови, будто была недовольна тем, что ей мешают. — Не понял, — протянул Архаров, а на его шее стали расползаться красные пятна. Он пытался оглядеться, чтобы составить пазлы того, что сейчас происходило. — А вы женаты? — спросила София, кусая губу и накручивая локон на палец. — Мирская, что вы себе позволяете?! — Георгий Владленович подошел ближе, негромко обращаясь к девочке. К ним уже подходила Ирина Александровна, заведующая общиной ярилы. Она сидела за столом заведующих и стала случайным свидетелем разговора, так как истеричный смех учеников сильно привлекал внимание. — София, пройдемте со мной? — она протянула девочке руку, но та отпрянула в сторону Георгия Владленовича, то ли ища у него поддержки, то ли пытаясь собой отгородить высокого мужчину от соперницы. — Она хочет забрать вас у меня! — запричитала София, вцепившись в рукав пиджака заведующего. Архаров посмотрел на Поднебесную и, кажется, понял, что происходит. — Никто этого не сделает, София! — Георгий Владленович сказал это теперь мягко, привлекая внимание Софии, хотя та и так не спускала с него глаз. Заведующий принял правила игры и подставил локоть своей ученице. Она схватилась за него и, нервно оглядываясь по сторонам, продолжила что-то говорить Архарову. С его лица с острыми чертами сошла вся краска. В столовой взорвался очередной приступ хохота. Кто-то кричал в толпу, спрашивая, у кого такая фантазия и хотел пожать этому чудаку руку, а кто-то жалел «бедную девочку». — Морозыч, ну ты чокнутая! — похвалил ее Никита и хлопнул по плечу Яромира. — Растет, девка, наша школа! — Можно подумать ты делал хоть раз что-то подобное! — фыркнула Астра и отодвинула пустую суповую тарелку, притягивая к себе гречку. — Она вас двоих переплюнет! Яромир закатил глаза, а Вершинин выронил ложку. Та со звоном упала на мраморный пол. — А кто на прошлой неделе подослал заколдованного петуха к колядникам?! А?! — встрепенулся парень и наклонился к Астре, загибая пальцы на руке. — О, да, он так орал, что разбудил, кажется, все Подгорье, а не только хребет коляды, — вспомнил Яромир ту их вылазку и повернулся к Мирославе, которая все пропустила, лежа в госпитале. — Знаешь, кто потом промывал мозги петуху? — Кто? — Персей! — Да ладно?! — она расхохоталась, положив ладонь на свою пылающую щеку. — Оказывается, он тот еще дипломат! — смеялся Никита, замахав указательным пальцем в воздухе. — Дипломат, это когда ведут переговоры, а не заваливают оппонента на пол, зажимая вороньей лапой курячью шею, и не орут на всю округу: «Заткни-и-ись, петушара!!!» — Яромир сидел, сложив руки на груди, пытаясь быть как всегда отстраненным. Но улыбка и ямочка на щеке выдавали его веселье. — Ага, а потом он еще добавил, что в четыре утра мирный народ только гитлеровцы будят, — смеялась Иванна, вытирая салфеткой слезы, катившиеся из ее раскосых карих глаз. — Теперь яриловцы зовут Персея Кобой, — вспомнила Астра, уже смеясь вместе со всеми. Мирослава приложила обе ладони к щекам, уже разболевшимся от улыбки. — Ничего себе, оказывается, он еще и скромный. Ведь мне Персей, — она осеклась, — точнее, Коба, — все снова разразились истеричным смехом, — ничего из этого не рассказал даже! А я еще думаю, откуда у него в гамаке лежит длинное красное перо! — Надо же, он еще и трофей забрал! — не мог успокоиться раскрасневшийся от смеха Никита, уже почти лежавший на обеденном столе в истерике. — Ага, теперь этот же петух живет в нашем хребте, — напомнила Ваня, наливая себе чай из самовара. — И правда, теперь точно как в курятнике живем, — добавила Астра, качая головой. Было непонятно — одобряла она этот факт или нет. — Мирослава Морозова! — раздался женский голос, прерывающий общий гул и смех. К их столику подошла Ирина Александровна, строго глядя на подопечных. — В мой кабинет. Девочка, с лица которой еще не до конца сошла улыбка, встала со стула. — А что случилось? — спросил Никита у заведующей, невинно округлив глаза. Яромир в это время стер недоулыбку с лица и снова принял строгое выражение. Он поднялся и встал рядом с подругой. — Не ваше дело, Вершинин. О, Полоцкий, — женщина посмотрела на Яромира, что-то обдумывая, но потом сама себе кивнула, — вы тоже можете пройти со мной. Она развернулась, и ее длинная синяя юбка с расписанным белыми цветами подолом подлетела ввысь. Ребята за столом переглянулись, понимая, что вызов к заведующему хоть и был для Мирославы не первым, но это не может означать, что и в этот раз «прокатит». Поднебесная воспользовалась магией, сразу же исчезнув, а Мирослава и Яромир только спустя десять минут петляний по коридорам школьного корпуса подошли к кабинету заведующей в полном молчании. После короткого стука кулаком Яромира, дверь открылась сама собой, а Ирина Александровна уже сидела в своем кресле за рабочим столом. Рядом стоял Георгий Владленович, как показалось Мирославе, тот был зол как черт и буравил вошедших совсем недобрым взглядом. Только что дым из ушей не шел. София сидела на одном из деревянных стульев у левой бревенчатой стены, понурив голову. — Проходите, — кивнула Ирина Александровна, облокотившись руками о столешницу стола, где как всегда лежали кипы бумаг. Ребята прошли внутрь и встали истуканами, не зная, куда себя деть. Яромир выпрямился по стойке смирно, положив руки за спину. Казалось, что ему абсолютно все равно на то, что ему сейчас будут предъявлять. — Да вы знаете, кто я?! — говорил его вид, хотя он ни разу за время общения с Мирославой не козырял своим положением в обществе. Она же интуитивно встала чуть позади него, чувствуя в нем свою «стену», забыв, сколько раз они ссорились и не общались за время своей дружбы. Сейчас все это было не важно. — И снова здравствуйте, — нарочито спокойно, но с некой нотой сарказма поздоровался Архаров, сложив руки на груди и чуть склонив голову. — Здравствуйте, — поздоровалась Мирослава, а Яромир просто кивнул, прямо смотря на заведующего. — Я передам Ягишне Виевне, что ваше зелье, Мирослава Михайловна, отличного качества, — ухмылялся Георгий Владленович. — Вряд ли это как-то улучшит наши и так прекрасные отношения, — тихо ответила Мирослава, намекая на то, что преподавательница Зельеделия и отвароведения и так точит на нее зуб. — Прекратить! — Ирина Александровна стукнула ладонью по столу, и Яромир, у которого на лице расплылась полуулыбка, наклонил голову вперед, чтобы заведующая ее не заметила. — Заканчивайте балаган! Она встала, опершись ладонями о стол, и смотрела на всех исподлобья. Ирина Александровна перевела взгляд на Софию, от чего та встала со стула, выпрямившись. Казалось, что в кабинете стало темнее, свечи и лампы убавили яркость огней, зато глаза заведующей засветились недобрым огнем. — Кажется, одного не хватает, — сказала Ирина Александровна, оглянувшись на Георгия Владленовича. Тот кивнул и, выписав рукой руну в воздухе, шагнул в образовавшееся пространство, а через несколько секунд из нее вышел он сам, а следом и Иван Третьяков. Парень оглянулся и поздоровался с присутствующими. — Если мне не изменяет память, ваши отработки на кухне закончились буквально позавчера? — спросила Поднебесная, когда Ваня встал между Яромиром и Софией. Все кивнули. — Неужели так понравилось посуду мыть? — спросил Архаров, расхаживая у заколдованного окна. Ребята промолчали. — Или что? Может, нам пятую общину создать, а, Ирина Александровна? Присоединим их к местным домовым, будут углубленно изучать домоводства, облагораживаться трудом, по выпуску будут сдавать мытье самоваров на скорость, а потом пойдут работать в лучшие трактиры Империи! Бесподобное будущее! Вот ты, — он кивнул на Яромира и поджал губы. — Думаешь, если ты сын императора, то можешь делать все, что хочешь, совершенно не уважая устав Ведограда и преподавателей, которые носятся за вами, как за шкодливыми щенками!? — Я бы не стал разбрасываться такими фразами, когда дверь не закрыта полностью. Все повернулись туда, откуда раздался голос. На пороге кабинета стоял мужчина, которого Мирослава видела по магическому каналу «Звезда Руси» в новогоднюю ночь. Ирина Александровна и Георгий Владленович вышли на середину комнаты, чуть опешив от неожиданного визита. — Я прошу прощения за вмешательство, сегодня я встречался с Аленой Васильевной. По пути решил зайти к заведующей моего сына, узнать, как идет учеба и, видимо, зашел очень вовремя, — он захлопнул за собой дверь, сделав одно движение пальцем руки, и подошел к Ирине Александровне. — Здравствуйте, Борислав Мстиславович, — смутилась молодая женщина от того, что император Полоцкий поцеловал ей руку. Затем он коротко, но жестко пожал руку Архарову. Мирослава побледнела, сама не зная почему. Яромир стоял в той же позе, однако плечи его выпрямились еще сильнее, только что не хрустели от напряжения кости. Челюсть парень сжал, а желваки на ней ходили ходуном. Все это явно принимало неожиданный поворот.