ᛣᛉ
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
Прыгай, милый, чрез костер,
Сплетай, девица, с трав венок!
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
Мы гадаем на любовь,
Пускай река укажет срок!
Гори-гори ясно, чтобы не погасло!
Водяной, русалки, мавки,
Чур, вас, нежить, не мешайте!
Придерживая подол длинной белой рубахи, Мирослава, разбежавшись, прыгнула через полыхающие жарким огнем поленья в высоком купальском костре. Жар от огня поднимался все выше, а искры, отлетающие от горящего хвороста, так и норовили подпалить девичьи ступни. Традиции наших предков простому обывателю могут показаться дикими и не имеющими смысла, однако, предки-славяне видели в этом действии некие сакральные таинства. Костер очищал, исцелял и даровал телесную крепость на весь последующий год, избавлял от хвори. Большой хоровод людей в белых хлопковых рубашках и пышных венках на голове громко запевал заученную песню, когда улыбающаяся девочка твердо приземлилась босыми ногами на речной песок. Поправив съехавший по распущенным светлым волосам на лоб венок, Мирослава встала ближе к своей подруге и, держась со всеми за руки, пошла в хороводе, громко подпевая. Несколькими часами ранее, когда солнце только склонилось к горизонту, озаряя округу оранжево-красным закатом, началось гуляние в честь дня летнего солнцестояния, восхваляющего цветение и плодородие, дня Ивана Купала. Из рассказа девушки-организатора празднования Мирослава узнала, что славяне считали эту ночь волшебной, и пропустить ее никак нельзя было. Детям разрешали не спать всю ночь, народ праздновал и веселился до самого рассвета. По новым традициям этот праздник стал отмечаться с шестого на седьмое июля, но наши предки жили согласно солнцу. И в этом году, отойдя от навязанных традиций, празднование организовали ровно в срок: тогда, когда наступали самый длинный день и самая короткая ночь в году — с двадцать первого на двадцать второе июня. Когда темнота еще не опустилась на округу, а туман не лег на землю тонким сизым покрывалом, Мирослава с подругой Катей и другими девушками плели венки. Для них они собирали не менее двенадцати трав и цветов. А участвующие в гулянии парни, забравшись на пригорок, спускали с него горящие бочки и колеса, символизирующие движение солнца по небесному своду. Отпустив венки с зажженными свечками в реку, каждая девушка следила за тем, утонет ли или как далеко уплывет ее венок. От этого зависело ее счастье и судьба на следующий год: кто первым выйдет замуж, долго ли суждено прожить вместе с мужем, и будет ли союз удачным. Мирослава, покрутив в руках сплетение цветов, опускать в реку его не стала. Уж больно долго она плела свой венок, чтобы отпустить его в воду. Да и придавать большое значение предсказаниям девочка не собиралась: в ее возрасте еще слишком рано было думать о замужестве. Ее друг Женька Тихомиров уехал на какие-то патриотические сборы, оставив подругу самостоятельно искать приключения. В прошлом году он поступил в кадетское училище: парень мечтал стать военным. Женька бы ни за что не пропустил данное гуляние, сделав из него целое событие. Однако поскольку его тут не было, девочка проводила время с их общей подругой. Катька и Женька тоже дружили с детства и были одноклассниками, соответственно, были старше Миры на год. Она жила в Санкт-Петербурге, а в деревню Ярославской области приезжала к бабушке на каникулы. Так и сейчас, сдав экзамены после окончания девятого класса и получив аттестат, сразу рванула в любимую деревню, где воздух сладко пах хлебом и полевыми цветами. Впереди было два месяца лета перед началом учебного года в десятом классе. Гуляния продолжились дальше, но Катя, убедившись, что ее венок плывет далеко по течению, схватила сопротивляющуюся подругу за руку и потянула в сторону дома. — Твоя бабушка нас убьет, если мы задержимся хотя бы на полчаса! Нехотя девочки двинулись мимо восторженной толпы туристов, приехавших со всей области и не только, ради большого празднования забытого современным обществом праздника. Когда еще люди, всю жизнь прожившие в «человеческом муравейнике», пользуясь электрическими плитами вместо живого огня и «теплым» полом вместо растопки печи, смогли бы окунуться в древние традиции и хотя бы чуть-чуть стать ближе к предкам? Уходя дальше от ликующей толпы и отмечая ночную тишину летней ночи, разбавленную негромким лаем собак и трелью сверчков, девочки уже почти бежали до голубенького, с белыми ставнями дома Серафимы Николаевны, бабушки Мирославы. Она не очень охотно отпустила их на гуляния. После долгих уговоров махнула рукой и, недовольно поджимая тонкие губы, наказала быть дома к полуночи как штык. Девочки тихонько пробрались во двор, стараясь не скрипеть калиткой, иначе старенькая соседская собака Жулька разбудила бы своим звонким лаем всю округу. Проходя мимо цветущих кустов георгин, Катя остановилась и резко дернула подругу за руку. — Пойдем в баню, а? Мирослава выпучила глаза, ничего не понимая. — Не ты ли боялась гнева моей бабули? Пойдем домой, сходим в душ. — Да я и не хочу мыться. Мира, сегодня же таинственная ночь! Мирослава в упор уставилась на подругу, чьи длинные каштановые кудри разметались во все стороны, отчего в ночной темноте она выглядела жутковато. — Я не верю в то, что можно узнать свое будущее с помощью гаданий, если ты на это намекаешь, — отмахнулась от нее Мирослава и сложила руки на груди. — А я верю! Мирочка, ну пожалуйста! До полуночи есть еще несколько минут, а Серафима Николаевна наверняка уже спит и не заметит, что мы пришли чуть позже, — взмолилась Катя и повернулась в сторону небольшой покосившейся от времени бани. — Я так понимаю, ты для этого пораньше ушла с гуляний? Но вопрос остался без ответа. Катя уже ринулась в баню, перескакивая через кусты отцветающих пионов. Мирослава двинулась следом, не желая оставаться одной на темной улице. Дверь предбанника тихонько скрипнула, впуская девочек внутрь. Катя в темноте на ощупь порылась на деревянной полке, откуда достала сожженную наполовину свечку и два зеркала. — Странный наборчик, — невесело отметила Мирослава и нехотя прошла из предбанника внутрь парилки, прикрывая за собой дверь. Пахло сыростью, плесенью и березовыми листьями из банных веников, но тепло после вечерней топки еще осталось. Свеча оставляла кривые тени на бревенчатых стенах, пока девочки быстро организовывали все так, как рассказывали Кате старшие подруги. Направив два зеркала друг на друга и поставив горящую свечку посередине, Катя уселась рядом и с большим воодушевлением уставилась в образовавшийся «коридор» в отражении. — Здесь можно увидеть суженого, — зашептала она Мирославе, дыша через раз и, сделав глубокий вдох, продолжила: — Суженый-ряженый, приходи ко мне, на глаза покажись. Когда узнаю тебя, восвояси воротись. Мирослава не разделяла ее чувств по поводу того, что они здесь делали. Не считая себя по жизни храброй, девочка старалась избегать подобных занятий. Она была авантюристкой, этого у нее было не отнять, но когда родители изредка смотрели фильмы ужасов, жуя любимый карамельный попкорн и периодически посмеиваясь над сюжетом, девочка пряталась в своей комнате. Стараясь не вслушиваться в то, что происходило на экране телевизора, лежала под одеялом. Иначе потом ее развитая фантазия играла с ней злую шутку, рисуя в темноте то, во что современный и, главное, адекватный человек не верит. Причем образы в ночи казались настолько правдоподобными, что заставляли вставать дыбом волосы. Теперь же, сидя рядом с подругой, которая уже битых пять минут смотрела в зеркало, Мирослава чувствовала, как мурашки пробегали по ее спине и в очередной раз заставляли вставать дыбом волоски на дрожащих девичьих руках. — Ничего не вижу! — выдохнула расстроенная Катя и отодвинула зеркало, разрывая зеркальный коридор. — Я же говорила, все это чушь, — зашептала Мирослава и встала с насиженного места, чувствуя, как у нее затекли ноги. — Пойдем домой. Она выдохнула весь воздух, тихо радуясь, что этот эксперимент подошел к концу. Нервы ее подводили, было по-настоящему страшно. — Подожди, — Катя схватила ее за руку, останавливая. — Посмотри ты? Может, ты увидишь? Мирослава вырвала руку, облизнув пересохшие губы, она покачала головой, на которой все еще был надет венок. От венка исходил аромат луговых трав, наполнивший всю баню. — Нет! — Трусиха! Что, Женька уехал и все, сдулась? — подтрунивала над подругой Катя, зная, что их друг непременно бы заставил их обеих принимать участие и в чем-то более противоречивом или вообще противозаконном. — Я не трусиха, просто не хочу, — Мирослава не любила, когда кто-то указывал на ее слабости. Обычно в тех случаях, когда кто-либо брал ее на слабо, она всегда поддавалась, но сейчас ей не хотелось участвовать в этом мракобесии. — Тогда просто посмотри! Перебори свой страх! — все еще попыталась уговорить подругу Катя и тут же встала, поправляя подол белой длинной рубахи и освобождая место. Мирослава вздохнула, пытаясь убедить саму себя, что скоро это все закончится, и они пойдут домой, где самым страшным будет гнев ее бабули, от которого мало не покажется и ей, и неугомонной Катьке. Сев на колени на намытый и гладкий деревянный пол бани, она слегка дрожащей левой рукой повернула к себе зеркало. — Скажи слова, — напомнила Катя тихим, полным предвкушения голосом. Мирослава прерывисто вздохнула. — Ох… Суженый-ряженый, приходи ко мне, на глаза покажись. Когда узнаю тебя, восвояси воротись, — нехотя произнесла Мирослава и уставилась в зеркало. Больше всего ей хотелось зажмуриться, отвести взгляд, либо же швырнуть это зеркало от себя подальше. Отражение расплывалось от огня свечи, но кроме своего глаза, округленного от страха, она ничего не видела. Тихое дыхание двух совсем юных подруг и тление остывающих угольков в печи — единственное, что привлекало внимание и слух. Посмотрев в зеркало еще пару секунд, Мирослава уже собиралась отвести взгляд, как из-за левого плеча в отражении на нее уставились два ярких желтых немигающих глаза. Резко обернувшись, она наткнулась взглядом на смирно сидящую Катю. Та тоже подпрыгнула на месте, испугавшись резкого движения в такой таинственной обстановке. — Что такое? — спросила она дрожащим шепотом, боясь опустить взгляд на зеркало. — Я там увидела кого-то, чьи-то глаза! — скороговоркой ответила Мирослава, чувствуя, как у нее выпрыгивает из груди сердце. Катя нервно хохотнула. — Ты, случайно, в зеркале не своих испугалась? Потому что, когда я увидела тебя впервые, тоже было непривычно... — Да нет же! Там были желтые глаза! Не мои! Ее собственная особенность в виде необычных глаз, имеющих окрас, очень похожий на переливы северного сияния, постоянно привлекала много ненужного внимания. Каждый норовил спросить: Что это у нее с глазами? А саму обладательницу такой необычной радужки эти вопросы вынуждали тихонько злиться. Ей просто надоел чужой банальный и порой нетактичный интерес. Упоминание желтых глаз все же напугало ранее храбрящихся подруг, и они прижались поближе друг к дружке. — Ты не шутишь?! — Ты за кого меня держишь?! — Вот же… Как думаешь, это были глаза суженого? — шепнула темноволосая девочка, испуганно оглядываясь. — Типун тебе на язык! Уходим! — быстро вскочила с места Мирослава и, схватив за рукав рубашки подругу, бегом помчалась из парилки. Дойдя до двери, они встали как вкопанные. В маленькое застекленное окошко кто-то скребся тонкими когтями. Холодный пот выступил на спине, а волосы на голове, кажется, по-настоящему зашевелились от ужаса. Девочки прижались ближе друг к другу, когда скрежет стал сильнее и настойчивее. — Мира, я боюсь, — дрожащим голосом зашептала Катя и закрыла лицо ладонями. Мирослава, выйдя из оцепенения, сковавшего тело, быстро глянула на впавшую в истерику подругу. Вот ведь угораздило! — Все хорошо, — зашептала она, стараясь успокоить и убедить в сказанном в первую очередь саму себя, — мы что-нибудь придумаем или позовем на помощь! Да уж, на помощь! Осталось только начать орать во всю ивановскую среди ночи. Как только слова были сказаны, скрежет прекратился так же резко, как и начался. Постояв еще пару минут и прислушиваясь к звукам на улице, Мирослава тихонько приоткрыла дверь в освещенный лунным светом предбанник. Все было тихо. Открыв дверь шире, девочка высунула голову и осмотрелась. Убедившись, что никого нет, Мирослава схватила истерически всхлипывающую Катю за руку и быстрым шагом вышла из парилки. Оказавшись на улице, она смотрела прямо перед собой, боясь сбиться с натоптанной от бани к дому тропинки. Адреналин бушевал в крови, от чего подруги перешли на бег. Добежав до узкого прохода между сараями и пропустив Катю вперед, Мирослава ринулась за ней следом, но почувствовала, что зацепилась за что-то ногой и стала падать. Успев выставить перед собой руки и смягчив тем самым удар о насыпную гравийную дорожку, она попыталась встать, когда поняла, что ее ногу кто-то держит. Резко глянув в сторону, Мирослава увидела черную лохматую руку, обхватившую ее лодыжку. Крик застыл в онемевшем от ужаса горле. Острые когти впивались в тонкую девичью кожу, царапая и оставляя порезы. Существо, которое в кромешной тьме было сложно четко различить, с уверенной силой тащило ее обратно к бане, несмотря на то, что было в несколько раз меньше девочки-подростка. Сверкая красно-желтыми глазами, оно то ли хрюкало, то ли что-то неразборчиво бормотало. Набрав в легкие больше воздуха, Мирослава хотела закричать, когда ее опередили. — А ну, чур! Дрянь поганая! Мало я тебе угощений да банных принадлежностей таскаю?! Развелось вас, сладу нет! Серафима Николаевна стояла в не подвязанном халате поверх простой ночнушки и поднимала вверх костыль. На ее лице не было характерных возрасту морщин, но в глазах читалась мудрость прожитых лет. И хоть для своего возраста Серафима Николаевна выглядела молодо, у нее был взрослый сын и внучка, что обязывало принять на себя социальную роль любимой бабули. Единственное, что могло выдать ее истинный возраст — это седина, взявшая власть на густой светлой шевелюре, а также изящный костыль, на который та порой опиралась при ходьбе. Сколько на самом деле лет было Серафиме Николаевне, Мирослава не знала, но вот отец уже встретил свой пятый десяток. Она сама была поздним ребенком. Михаил и Ольга, родители Мирославы, к слову, уже не раз звали бабушку переехать в Санкт-Петербург. Квартира у них была большая, да и работа была такой, что их подолгу не бывало дома. Ведь жизнь в культурной столице была куда интересней, чем в далекой деревне, где единственным развлечением оставались куры, коровы да огромный огород в несколько десятков соток. Бабушка переезжать отказывалась. Хозяин — барин, как говорится! Девочка, у которой сердце готово было уже вот-вот остановиться от безвыходности ситуации, чуть выдохнула. Но, когда увидела, что костыль хрупкой и изящной, несмотря на возраст, бабушки, превращается в длинную палку, озаряясь неярким голубоватым свечением, вытаращилась на это зрелище во все глаза. Недолго думая, Серафима Николаевна замахнулась и со всей силы, что была в ее руках, ударила палкой по существу. То, издавая нечеловеческий визг, взлетело в воздух, зависнув на мгновение над крышей бани, сделало сальто и юрко нырнуло в печную трубу. И было таково! Мирослава лежала без сил, пытаясь прийти в себя, когда та самая палка уперлась своим концом в землю рядом с ее головой. — Вот так бы и отходила по башке твоей бестолковой! — поджав губы, проворчала женщина, глядя на внучку. — Вставай, горе мое. Поднявшись на ноги, девочка пошла вслед за своей спасительницей, с опаской оглядываясь в сторону бани. — Не бойся, следом он не пойдет. Долго еще будет раны от удара посоха зализывать. — Посоха? — удивилась девочка, но, мотнув головой, задала новый вопрос: — А кто это был, бабуль? А как это ты его так? — Цыц! — приказала Серафима Николаевна. — Внучка, вот скажи, ты совсем из ума выжила в такую ночь в баню лезть? Катерина, наверное, головой-то точно тронется. Сомневаясь, стоит ли говорить бабушке о том, что инициатором сего злоключения была совсем не она, Мирослава прошла в дом, запирая дверь на щеколду. Тяжело ступая, женщина прошла на кухню, всем видом показывая, что разговор не окончен. Катя, зареванная и с опухшими глазами, сидела на деревянном стуле за круглым столом, застеленным кипенно-белой скатертью. Держа подрагивающими руками только что предложенную чашку с чаем, старалась сдерживаться от новой волны истерики. Мирослава устало села рядом на соседний стул, виновато опустив глаза на собственные руки. Те представляли собой жалкое зрелище: поцарапанные, грязные, со сломанными ногтями пальцы вызывали стыд. Пытаясь стереть следы страшных событий, она стала вытирать руки о свою рубашку, выглядевшую, на самом-то деле, так же печально. Перед ней опустилась кружка, наполненная ароматным чаем с чабрецом. В то же время всхлипнула Катя, и Мирослава оторвалась от своего увлекательного занятия и подняла глаза. Ей, в отличие от подруги, плакать не хотелось. Она, надо было признать, вообще редко плакала. — Если вы не против, то я пойду спать. Не ругайте Мирославу, пожалуйста, Серафима Николаевна, это была моя идея. Просто я не знала, что так… — договорить Катя не смогла, сорвавшись с места. Она выбежала из кухни, глотая слезы. — Не ругайте, как же, — ухмыльнулась бабушка, усаживаясь на скрипучий стул. Она внимательно посмотрела на внучку, будто что-то для себя решая. Собрала губы в тонкую нитку, чуть выпятив челюсть и что-то обдумывая. Девочка же прятала глаза. Расстраивать бабушку она не любила, хоть уже и считала себя взрослой и самостоятельной. Она уже закончила девять классов! И отлично закончила! Но единственная бабушка была ей второй матерью, так как из-за особенностей работы родителей археологов, подолгу отсутствующих дома в командировках и на работе, Мирослава частенько жила здесь, в маленьком поселке Славенки Ярославской области. Бабушка была начитанной и образованной, умела красиво и долго рассказывать захватывающие истории, которые маленькая внучка слушала часами, боясь сбить ту с мысли. Женщина в свою очередь всегда была справедлива к девочке и искренне радовалась каждому ее приезду. Но также была и строга, не выпуская ту из ежовых рукавиц. — Я уж, грешным делом, подумала, что ты так и останешься простачкой. Ан-нет! — с улыбкой прервала тишину Серафима Николаевна, улыбнувшись. Мирослава нахмурилась и во все глаза уставилась на бабушку. Та выглядела загадочно, как тогда, когда внучка получала от бабушки гостинец и искренне верила, что это: «Передал Мире зайчик», встреченный женщиной по дороге с работы домой. — Бабуль, я, кажется, сотряс получила, либо не совсем тебя хорошо понимаю… — она подбирала слова, дабы не ляпнуть при бабушке чего не следует. — А тут и понимать нечего. Ведьма ты, Мирослава. Девочка, застыв от изумления, открыла рот, а затем медленно улыбнулась, точно подумав, что это розыгрыш. — Ты, верно, шутишь? А где же моя метла или волшебная палочка?! Женщина, все так же ухмыляясь с реакции внучки, провела аристократичными длинными пальцами по деревянному изгибистому посоху. На указательном пальце с маникюром сверкнул камень апатит, обрамленный в золотой отполированный перстень. Кольцо, которое маленькая Мирослава еще с детства помнила на бабушкиной руке, она всегда считала простой безделушкой и не понимала: как та может носить его постоянно, да и зачем? Тяжелое и громоздкое на вид, с грубой огранкой камня, оно всегда скорее пугало девочку, нежели могло притягивать ее внимание. Теперь же, когда открылись некоторые ранее неизвестные обстоятельства, перстень казался единым целым с пальцем женщины. — Тогда как ты объяснишь то, что именно ты встретила банного анчутку во время гадания? Была б ведьмой и твоя Катька, то первой бы увидела его силуэт в зеркале. — Но она ведь тоже слышала скрежет в окне... — Простакам только это и дано, — отмахнулась Серафима и стянула с плеч расписной платок. — А вот видеть, взаимодействовать или же даже говорить с такими существами могут далеко не все. Я уж думала, что выродилась в нашей семье магия, но, хвала Роду, в тебе тоже возродилась. Хоть и почти в самый последний момент… Банника надо уважать и верить в него, в первую очередь всякие принадлежности банные подносить перед помывкой, мыло, допустим. И уж тем более перед гаданием нельзя было просто так к нему заявляться. А сегодня и подавно вся нежить в наш мир вылезла! — Нежить… — Ну ты это все чуть попозже и сама изучишь. Первые контакты с нечистой силой сразу в Подгорье Ведограда регистрируются, так что жди завтра письмо с приглашением на учебу. Мирослава, когда ей начало казаться, что уже чуднее и быть не может, с каждым бабушкиным словом удивлялась все сильнее. Может, она просто упала и сильно ударилась головой, повредив мозг? А это ей всего лишь чудится?Ну она ведь не какой-то Гарри Поттер, живущий под лестницей! Ха! Это ведь все выдумка! — Кто такие анчутки, ба? И причем тут банник?! — Сегодня волшебная ночь! Вся нечисть на пляски вышла! Вот и маленькие бесята-анчутки, видимо, решили с вами поиграть, раз вы сами к ним ночью приперлись! Еще и гадать вздумали! (Примечание — Анчутки — собирательный образ беса, ростом несколько сантиметров. Есть полевые, болотные и банные анчутки. Они стремятся погубить человека при первой возможности, крайне хитры и агрессивны, но их можно изгнать или подчинить). Мирослава, вытаращив глаза, глупо открывала и закрывала рот — то, что сейчас она услышала, никак не укладывалось в голове. — Ла-адно, — протянула таким тоном, будто разговаривала с человеком, у которого помутился рассудок. — А Ведоград? Это еще что такое? — Это далекое и тайное место. Под большой горой расположился город, именуемый Ведоградом. Раньше это и правда был город для ведьмагов, но потом, когда образовались и другие ведогорода — это место стало школой, — ответила Серафима Николаевна, отхлебнув из своей кружки чай. — Или опять не веришь? Девочка пожала плечами. Слово бабушки всегда являлось для нее авторитетом, однако, сейчас зерно сомнения и недоверия зародилось в ее сознании. — Успеешь еще все узнать, — отмахнулась женщина и хотела уже отправлять внучку спать, час был поздний, но быстро передумала. — Хотя, все же кое-что я еще могу тебе показать. Мирослава удивленно подняла бровь и проследила за взглядом бабушки. За печкой, располагавшейся в дальнем углу кухни, стоял лохматый низкорослый человечек, на его лице выделялся нос «картошкой». — Ох! Господи… — девочка прикрыла открывший рот грязной ладонью и подскочила на месте, вжавшись в спинку стула. — Кузьма, уважаемый наш, пришло время тебя официально представить, — мягко сказала Серафима Николаевна, глядя, как домовой нерешительно подходит ближе. — Садись с нами, мы как раз чай пьем. — Обалдеть! — все же выпалила Мирослава, уставившись на того, кто, оказывается, всегда жил в этом доме. Женщина налила ему чай в кружку поменьше и придвинула маленькое блюдце со смородиновым вареньем. Кузьма, усевшись на скрипучем деревянном стуле, отхлебнул чаю и громко вздохнул. — Я уж думал, что так и будеть Мирка-то наша меня не замечать! Я ей то одеяло подотькну под бочок, то форточку открою, когда в спальне девчачьей душно становится, то разбросанные вещи аккуратно в стопочку сложу. А ей хоть бы хны! Мирослава, наблюдая за непричесанным существом со старческим лицом, глупо хлопала длинными ресницами. — Да я-то думала, что у меня “крыша едет” от вашей помощи! Двери ходуном ходят, одеяло шевелится, — она резко вдохнула закончившийся в легких воздух. — Как в фильмах ужасов! Кузьма хихикнул. С самого рождения Миры, когда она гостила в Славенках у бабушки, он служил ей верной нянькой. Возможно, иногда даже чересчур старался, но всегда верил, что однажды девочка его увидит. — Ничегось, привыкнешь, я далекось не самый страшный! — Это я уже поняла, — ухмыльнулась в ответ Мирослава и с накатившим воодушевлением оперлась руками о стол, посмотрев на бабушку. — Получается, дома у нас живет домовой, а в бане банник и… как их там… анчутки? Та в ответ кивнула. — Анчуток можно вывести, ничего себе их там развелось! — А во дворе дворовой хозяйничаеть, мы с ним не всегда ладим, — вставил свое слово Кузьма, облизывая ложку от варенья. — Очуметь, как оригинально вы зоветесь! — не выдержала девочка, усмехнувшись и пытаясь переварить информацию. — Отведи-ка ты эту дамочку в постель, Кузьма Кузьмич, день выдался тяжелым, — устало попросила Серафима Николаевна и тяжело встала со стула, собирая со стола кружки. — Любаша посуду вымоеть, хозяюшка, не беспокойся! — отозвался домовой и посмотрел на Мирославу. — Жена это моя, Любушка. Девочка в ответ глупо кивнула, не в силах больше удивляться. Зайдя в свою комнату, она обнаружила постель уже разобранной. На соседней кровати спала крепким сном Катька. — Я подлил ей в чай успокаивающий отвар, завтра она не будет так переживать, — поведал шествующий следом домовой и, глядя на то, что руки Мирославы были все еще испачканы, прямо из воздуха взял носовой платок и принялся тщательно их очищать. Закончив, он приподнял одеяло и, дождавшись, когда подопечная уляжется, заботливо подоткнул его край под ее бок. Девочка, вдруг осознав, сколько раз за ее жизнь он уже так делал, вдруг улыбнулась и закрыла глаза, проваливаясь в глубокий сон.ᛣᛉ
Июньское жаркое солнце пробиралось своими длинными лучами в комнату, проникая внутрь даже сквозь плотные занавески и отражая на стены отблески солнечных зайчиков от хрустальной советской люстры. Легкий ветер качал тюль в разные стороны, создавая в комнате приятный сквозняк. Мирослава, с трудом открыв глаза, сладко потянулась, наблюдая за игрой света на потолке. Сегодня ей исполнялось пятнадцать лет! Резко подскочив на кровати, она глянула на настенные часы с кукушкой. Стрелки показывали всего десять минут одиннадцатого утра. Катя все еще спала. Видимо, успокаивающий отвар сделал свое дело. Тут резко в памяти всплыли события прошлого вечера и ночи. Не доверяя своей не до конца проснувшейся голове, девочка встала и, переодевшись из вчерашней длинной некогда белой рубахи в шорты и футболку, прошлась по дому, желая поговорить с бабушкой. Не найдя ее внутри, вышла босиком на веранду, спустившись по нагретому солнцем деревянному крыльцу во двор. — Бабуль? — крикнула она, ожидая, что бабушка откликнется. Так и произошло. Из-за сарая ровной походкой вышла Серафима Николаевна, неся в руках ведро с нарванными листьями одуванчиков для недавно вылупившихся цыплят с таким видом, будто шла по подиуму. Она всегда держала осанку, а также всегда отчитывала внучку за ее опущенные плечи и пацанячую манеру ходить. Девочка побежала навстречу и крепко обняла старушку, и та, опустив ведро на траву, обняла ее в ответ. — Поздравляю тебя с днем рождения, Мирочка! — Спасибо, — искренне благодарила девочка самого родного ей человека. Отпустив бабушку из крепких объятий, она заметила, что глаза у той были на мокром месте, хотя сама она улыбалась. — Не обращай внимания, — отмахнулась Серафима Николаевна и смахнула слезинку. — Просто ты так быстро выросла! — Да, и не говори, хозяюшка! — раздался слегка скрипучий голос. Домовой Кузьма вытряхивал ковровую дорожку от пыли. — Времечко очень быстротечно! Скоро вырастет наша ведьма! Мирослава несколько раз моргнула, прежде чем обрести дар речи. — Я думала, что это мне все приснилось, — негромко сказала она стоящей рядом бабушке. Тем временем полезла в карман шорт, вытащила телефон и убедилась, что пришло несколько смс-сообщений от друзей из Питера, вспомнивших, что у нее сегодня день рождения. Они уговаривали ее остаться и отпраздновать с ними, но ей так хотелось поехать к бабушке, что пришлось отказаться. — Как же! — весело усмехнулся Кузьма, продолжая свое занятие. — Веселенько ты ночью свой день рождения встретила. А я вот чаво подумал, хозяюшка, — обратился он к Серафиме Николаевне, примостившейся на лавочку около дома. — Кажись, неплохое совпадение вышло-то, а? В нашу пользу! В свои именины нечисть разбудить, в древнюю, настоящую ночь Ивана Купала! Тут даже простак мог ведьминские способности обрести от такого страха! Старушка рассмеялась и согласно кивнула. — Твоя правда, Кузьма Кузьмич. Мирослава присела рядом на скамейку и, щурясь от яркого летнего солнца, сорвала листик с растущего рядом куста сирени, убирая телефон обратно в карман. Крутя листик в руках, она подняла голову, поправляя пряди длинных светлых волос за ухо. — Так, значит, я и правда поеду учиться в школу ведовства? — Если пройдешь обряд перед поступлением. А это, как показывает практика, не всем удается, — ответила Серафима. — Ей-то не удастся? Ха! Да наша Мирка еще покажеть всем, где раки зимують, если ее не примуть! — вставил свое слово Кузьма и присел на перила. — Погодите… Обряд?! Да что же там за испытание-то такое? — неуверенно спросила девочка и заметила, что бабушка встала и отошла от дома, куда-то вглядываясь. Приглядевшись, Мирослава увидела в небе черную приближающуюся точку. От долгого взгляда в сторону солнца заслезились глаза, поэтому девочка подставила ладошку «козырьком». Различив в черной точке крылья, она взволнованно ждала ее приближения. — Летить, красавец, — хрипло проговорил Кузьма, также ожидая птицу. Та, в свою очередь, взмахнув большими крыльями, уцепилась когтями за перила на крыльце их дома и, гордо выпятив грудь, ждала, пока хозяйка заберет посылку. Черный ворон, размером превосходящий даже тех, которых Мирослава видела кружащих над местным кладбищем, отпустил веревочку, перекладывая холщовый мешочек в руки Серафимы Николаевны. — Спасибо, дорогой, — поблагодарила его женщина. — Персей, — хрипло произнес ворон, низко приклоняя голову с мощным черным клювом. Мирослава охнула и зажала рот рукой. Птица устремила на девочку маленькие черные глазки и снова картаво произнесла: — Молодой ведьме скоро предстоит узнать больше о мире ведьмовства, и говорящий ворон — не самое удивительное явление. Мирослава уже хотела пошутить на эту тему, но посмотрела на бабушку, которая в этот момент погрозила внучке пальцем, предостерегая. — Простите, Персей, просто вы первый ворон, с кем я имела честь познакомиться! — тут же выкрутилась девочка, повернувшись к ворону. Она пыталась осознать, что это не сон и не игра ее воспаленного разума. — Может, хотите воды или что-нибудь перекусить? Кузьма, у нас есть что-то? Домовой тем временем уже тащил глубокую миску с прохладной водой и чашку со смесью разных орехов. — Благодарю, домовой, — ворон поклонился и, изнемогая от жажды, окунул клюв в миску с водой. Серафима Николаевна протянула внучке мешочек. На холщовой ткани была вышита золотыми нитками рычащая голова медведя на красном щите в обрамлении дубовых листьев. Листья те, кое-где сочно зеленые, где-то покрытые инеем, а где-то совсем пожелтевшие, держали наверху щита кольцо с малахитом. Буква «В» находилась внутри золотого кольца и, по-видимому, обозначала Ведоград. На ленте, опоясывающей щит, были вышиты незнакомые девочке символы, а на самом щите выгравированы старославянским шрифтом слова: «Дерево корнями сильно. Помни о своих корнях». Сильно. С нетерпением развязав мешочек пальцами с обломанным после вчерашних гаданий маникюром, Мирослава с удивлением обнаружила, что размер того был меньше, чем с ладошку. Однако засунув туда руку по локоть и нащупав что-то, она вытащила длинный свиток. Он был не белым, как привыкла к обычной бумаге для принтера девочка, а светло-коричневого цвета. Обмотан свиток был красной ниткой и залит сургучной восковой печатью с эмблемой школы. Развернув бумагу, Мирослава стала читать вслух: “Славянская магическая школа Ведоград имеет честь приветствовать Вас, уважаемая Морозова Мирослава Михайловна! Вы приглашены пройти обряд Инициации для поступления в наше учреждение сегодня же, в день вашего пятнадцатилетия. Результат обряда покажет нам ваши способности, а Алатырь-камень решит, достойны ли вы стать ученицей школы Ведоград, а также определит вас на одну из четырех школьных общин. Ровно в 13:00 возьмите в руки волшебный клубок ниток (он лежит в холщовом мешочке) и обмотайте указательный палец левой руки три раза по часовой стрелке. Ворон, принесший вам письмо, отправится на обряд вместе с вами. Он будет служить независимым наблюдателем, а также поможет вам перенестись обратно домой тотчас же в случае, если испытание не будет закончено по какой-либо причине, либо же когда будет пройдено до конца. В случае положительного исхода Алатырь-камень предоставит вам свиток о зачислении и список необходимых вещей, которые вы должны будете приобрести к новому учебному году, а также список того, что школа предоставляет каждому ученику самостоятельно.С искренними пожеланиями удачи,
Хозяйка Подгорья”
Дочитав письмо, Мирослава подняла испуганный взгляд на бабушку. — Я должна сегодня же отправиться на испытание? Но куда? И… как… А если я не хочу?! — Не хочешь?! Дурная что ль?! — возмутился Кузьма, глядя на нее широко распахнутыми глазами. — Ну какая из меня ведьма?! Я же ничего не умею! И… Я хочу пойти в десятый класс в Питере, там мои друзья! Ба? — она выглядела растерянной и полностью игнорировала колючий и неодобрительный взгляд ворона. Серафима Николаевна покачала головой. — Судьба уже предрешена. Способности проявились, теперь надо дать им выйти наружу и научиться ими управлять. Внучка, поверь, это необходимо, иначе ты можешь себе навредить! — Но… — Мирослава глубоко вздохнула. Все это было очень тяжело принять в том виде, в котором оно перед ней предстало. Магия, ведьмы, какая-то магическая школа под неведомой горой. У нее сильнее забилось сердце от… предвкушения. И она улыбнулась, понимая, что это будет самое увлекательное приключение в ее жизни! Катька с Женькой бы обзавидовались! — Вот и умница! — кивнула, все поняв, бабушка. — Все узнаешь уже на месте, бегом завтракать и переодеваться, у нас мало времени! Кате я все объясню, а ты соберись и настройся на то, что все пройдет хорошо!