колыбельная лернейской гидре

я думал, представлял себе войну, но я не представлял себе войну – не представлял, что данное уму не поддается самому уму. возможно, представлял себе траву, листок, кирпич, какой-нибудь валун. но не того, что я средь них умру. что люди, представляющие дом – уйдут, растаяв как рассветный тон, и здание с провалами окон не вспомнит больше о себе, как дом. не представлял ни сон, ни мук, ни торг, не представлял скопление дорог. не представлял тем более итог. я представлял немного лошадей, собаку, кошку – не совсем людей, пейзаж такой без них, дождливый день, в котором, в общем-то, не много дел, и где-то в перемотке этих дел запрятана граница, отзвук, тень. но нет раскиданных повсюду тел с которыми когда-то был знаком, но вот сейчас – как будто не знаком. при взгляде на которых горький ком из горла рвется как немой аккорд. я представлял так прытко и легко: напредставляю и уже таков – и в этом всём была ладонь его: жучком, цветком, соломинкой – смеясь – я представлял, познаю смерть и связь всего со всеми – жилы, корни, вяз – где нет ни «я», ни «ты», ни «мы», ни «нас» средь этих всех представленных им масс. еще я думал, он воображал – войну, как умозрительный пожар, как походящую на блеск от жал, на раскаленный над конфоркой шар. но он, конечно, не воображал. вот так, парнишкой – зелень да земля, – я представлял войну, я представлял. а представляла ли война меня? ведь я её себе не представлял.