Пришедший последним

Если два брата были очень близки, то между ними возникала осанвэ-связь даже прочнее, чем между матерью и ребёнком или между супругами. Ни Завеса, ни Чертоги не могли оборвать её полностью – Нельо и сейчас чувствовал где-то в глубине сознания нить, ведущую к Макалаурэ. Мог даже слышать, если Кано говорил с ним – а он половину Второй Эпохи только с ним и говорил. Жаль, что работало это теперь только в одну сторону – ответить Майтимо не мог. У Амбаруссар была такая же связь, и у Тьелко с Курво, но они погибли почти одновременно, им было легче. Гораздо хуже, если один брат погибал, а второй оставался жить. Выжившего мучила полуоборванная связь, а умершему приходилось наблюдать из Чертогов, как самое близкое ему существо сходит с ума от горя и боли. Среди потомков Финвэ таких случаев было два – Нолофинвэ и Арафинвэ, и Майтимо и Кано.   Изображение на гобелене двигалось, как живое, ни на секунду не отставая от реальности. Спокойное море, закатное солнце – и маленькая, ненадёжная шлюпка. Кожух с водой и мешочек с лембасом на корме под скамейкой, на дне лодки – арфа и меч. Кано размеренно грёб, задумчиво глядя куда-то за горизонт. На сколько его хватит – вот так грести, нигде не видя земли? Лембас можно растянуть на месяц. Воду – нет. Нельо смотрел уже второй день, почти не отрываясь – а что ещё делать в Мандосе? – но ни разу не видел, чтобы Кано пил. Зато пару раз замечал, как он тяжело хватает ртом воздух, словно надеясь перебить жажду. Бережёт воду, пока может. Не собирается в Чертоги. Тошнотворный страх за Макалаурэ поневоле смешивался с восхищением. Сам Нельо в конце Первой Эпохи сдался, не выдержал, несмотря на ту самую связь с братом, которая подпитывала его до самого прыжка в лаву. А Кано пережил разрыв этой связи – один, на гибнущем континенте – и не истаял, хоть и лишился рассудка на несколько сотен лет. Похоронил Элроса, Тьелпэ, Гил-Галада, Арвен…   Отец стоял рядом с Нельо и тоже смотрел, кусая губу. - Как думаешь, Atto – Валар его вернут? Почему Завеса не открылась? - Не знаю, - отец поморщился при мысли о том, что всё опять в руках Валар. - Если смогут, то вернут, - сзади подплыл дядя Нолофинвэ. – Этим Арьо занимается, ему не откажут. - Да, твой брат – хитрая зараза. Меня бы так слушали… - Потому что ты требовал, а он просит. - А ещё он любимчик Намо. - И Ниэнны. - Да, и Ниэнны. Милосердие обеспечено. - У меня плохое предчувствие, - прошептал Нельо, прерывая привычный спор. – Как перед Браголлах. Дядя Ноло ощутимо вздрогнул.   Накануне Дагор Браголлах Нельо долго не мог уснуть, его душил страх, и он несколько раз связывался по осанвэ с Макалаурэ. Знал, что не даёт брату спать – и всё равно звал, ждал ответа, говорил, слушал, потом, кажется, всё-таки уснул… А перед рассветом дозорные подняли тревогу, и Нельо увидел стену огня. На Востоке. Там, где были Врата.   Химринг выстоял. Воины из Врат добирались до крепости партиями, и каждую партию Нельо встречал лично. Сначала ему говорили, что лорд Канафинвэ остался с основными силами. Потом – что с последним подразделением, прикрывать отход. А потом в ворота Химринга въехал личный отряд Макалаурэ. В полном составе, с невидящими, остекленевшим глазами. Пара пощёчин и безжалостный допрос не дали почти ничего – воины Лаурэ помнили только приказ отступать в Химринг, подкреплённый подавляющей волю Песней силы. Кано хорошо знал своих верных. На зов осанвэ он не откликался, но связь была, приглушённая, будто затуманенная. Нельо собрал отряд и поехал во Врата. Плевать на орков, лезущий в глаза пепел и всё ещё горячую землю.   Крепость Кано выгорела полностью – не осталось ничего, кроме обугленных полуразрушенных стен. Нельо искал, вороша кучи пепла и заглядывая во все углы мёртвой крепости. Погреб с плотно закрытой дверью они чуть не пропустили – обрушившийся кусок соседней стены полностью спрятал вход. Кано лежал в дальнем углу, завернувшись в мокрую рогожу - с двумя стрелами в груди и почти задохнувшийся. Но живой.   Уже потом, когда целители сказали, что всё будет в порядке, когда обходы были завершены, а воины из Врат устроены, Нельо, описывая в письме дяде всю эту ситуацию, внезапно поразился хладнокровию Макалаурэ. Отослать воинов из крепости, остановить дракона Песней Силы – единственным действенным оружием против пламени – ещё полбеды, хотя само по себе уже неплохо тянет на подвиг. Но, получив две стрелы в грудь, найти в горящем каменном мешке подходящее укрытие, доползти до него, сообразить завернуться в мокрую тряпку, чтобы не надышаться угарного газа… Додумался бы он сам до такого, или героически сложил бы голову? Он не был уверен. Курво – может быть. Амбаруссар и Тьелко – точно нет. Теперь, в Чертогах, Нельо часто думал, что именно благодаря этому феноменальному хладнокровию, такому редкому в семье Пламенного Духа, Кано уже третью Эпоху увиливал от Рока нолдор. Только бы и теперь получилось… Только бы выжил…     *** Чертоги Владык Арды уходили высоко в небо. Элрохир запрокинул голову, пытаясь разглядеть границу между белой полупрозрачной стеной и холодным туманом, клубящимся далеко вверху. Солнце зашло, и из-за горизонта наползала вечерняя темнота, но высокие резные окна ещё отражали последний закатный свет, пронизывая воздух огненными лучами. Дворец Манвэ казался столпом пламени, выросшим от вершины горы до самых облаков. Вверх от подножия вела лестница, зыбкая и призрачная. Нолдоран спешился и шагнул на первую ступень, жестом призывая их следовать за собой. Да, тот бабушкин родственник, который предложил немедленно ехать на Таникветиль, оказался их прадедом по материнской линии, Владыкой Арафинвэ. Элрохиру следовало бы догадаться ещё до того, как бабушка представила их друг другу – по тому, как он держался, как разговаривал. Эльда, привыкший править, уверенный, что ему подчинятся. У нолдорана были золотые волосы – даже более яркие, чем у бабушки, более тёплого оттенка, – мягкий, дружелюбный голос и неожиданно жёсткий взгляд.   - Владыки ожидают вас, - раздалось сверху. Элрохир вздрогнул и чуть не упал на Элладана, отец и бабушка синхронно дёрнулись, Арафинвэ даже не моргнул. Посреди лестницы, где ещё несколько секунд назад никого не было, стоял крылатый эльф – то есть, не эльф, конечно, а майа, раз крылатый – и внимательно разглядывал их процессию. - Благодарю, Эонвэ, - светло улыбнулся нолдоран, и отражённый луч солнца на миг высветил его золотые волосы, белым бликом вспыхнув на венце. – Идёмте.   Когда распахнулись двери тронного зала, Элрохир оцепенел и, кажется, перестал дышать. Два трона стояли в зале. Существа, занимавшие эти троны, выглядели как эльфы – но сила сочилась из них, сияла сквозь кожу, наполняла зал, и от этой силы можно было одновременно задохнуться, ослепнуть и онеметь. А ещё они звучали. Музыка Арды сворачивалась вокруг них, вихрями, водоворотами, и Элрохиру казалось, что он и сам перестал существовать, рассыпавшись на отдельные ноты. Аванир разлетелся в щепки, и спутанные мысли Элладана потоком хлынули в его разум, окончательно затмевая реальность.   - … о помощи, - голос нолдорана пробился сквозь пелену Музыки. Он говорит со Стихиями, - подумал Элрохир. -  Хорошо, что хоть кто-то в состоянии говорить… Он заставил себя вслушаться. Ответом был ветер – звук ветра, запах ветра, движение ветра где-то в глубине сознания… Элрохир ничего не видел и не понимал, но чувствовал слова – все, каждое. - Это не в наших силах, Арафинвэ, - шептал ветер. - Дело не в Завесе. Она пропускает каждого в свой срок. Кому-то приходится ждать день, кому-то – много месяцев. Но проходят все. - А те, кто не доживает, Владыка? Запасы воды конечны. – снова нолдоран. О чём он? Все слова знакомы, это просто квенья, но что они значат все вместе? Значат ли что-нибудь? - Те, кто не доживает, попадают в Аман из Чертогов Мандоса. Такова воля Эру. Это не наше решение, – вновь ветер. В нём печаль. Может ли ветер быть печальным? Наверное, да… - Почему вы не можете вернуть Канафинвэ в Аман, Владыка Манвэ? Если он всё же прощён? – о чём он просит? О чём они пришли просить? Слова отзываются эхом, но смысла в них нет, он исчез… - Потому что Арда, когда-то единая, сейчас разделяется на два мира, и процесс этого разделения очень легко нарушить. Любое проявление силы Стихий в Эндорэ расколет континент пополам. Мы не можем больше вмешиваться в судьбы мира вне Амана. Таков Замысел, - ветер горюет, оплакивает. Пахнет осенью и холодными дождями. - Тогда что можно сделать? - Мне жаль, Арафинвэ. Ни ты, ни мы ничего не сможем здесь изменить. Наилучшим исходом будет, если Канафинвэ погибнет в пути и его фэа окажется в Чертогах Намо, потому что путь будет открыт только до конца Четвёртой Эпохи. После Эндорэ и Аман будут разделены окончательно и безвозвратно. Если он не пересечёт море до этого срока, то дорога в Аман будет отрезана для него навсегда, и даже фэа его не сможет откликнуться на зов Чертогов Ожидания. Он истает и сольётся с Музыкой Арды. Но Завеса пропускает первыми тех, чьи души чисты. В случае с Канафинвэ ждать придётся слишком долго. Даже если он примет верное решение и немедленно попытается возвратиться, то, скорее всего, погибнет в море от голода и жажды.   Потом был туман, наполненный звуками Музыки, и Элрохир плыл в нём, не чувствуя уже ни себя, ни отца, ни Элладана. И только внизу, сойдя с последней ступени и услышав, как всхлипывает бабушка, он осознал, ЧТО им сказали. Что деда не смогут спасти даже Валар.     *** Отец сидел за столом, уронив голову на руки. С теперь часто такое бывало – он не пил, не плакал, просто застывал и подолгу ни на что не реагировал. Мать сидела рядом и гладила его по руке. Её серебристые от природы волосы казались седыми, как у аданет – как у Арвен. Что сказала бы Арвен… Брата не было видно – наверное, лежал у себя в комнате или сбежал куда-нибудь подальше от этого кошмара. Как тогда, шепнул внутренний голос, и Элрохир непроизвольно бросил взгляд на мать. Да, тогда они тоже сбегали, но вдвоём. Теперь он не решался даже позвать Элладана по осанвэ.   В доме было трудно дышать, светлые стены, расписанные птицами и цветами, резали глаза. Месяц прошёл – месяц! И по-прежнему никаких вестей. Воздух казался чёрным, и никакие лампы не могли разогнать эту черноту. Ночь Элрохир снова провёл в лесу. И этого опять никто не заметил.   *** Море ходило ходуном. Девять теней неотрывно следили за каждым стежком, каждым штрихом гобелена, каждым движением, каждым всплеском. Волна накрыла лодку, облив Кано с головы до ног, он выругался – по губам можно было даже прочитать, как именно – и подхватил арфу, пока не промок чехол. - Да что ты арфу свою спасаешь, воду вычерпывай! – взвыл Тьелко и пнул несчастный гобелен – нога прошла сквозь ткань, даже не всколыхнув изображение. - Чего там вычерпывать уже, - махнул рукой Морьо. Всё-таки Намо получит полный комплект Феанорингов. Как глупо… Ещё одна волна перевернула шлюпку. Темноволосая голова Кано показалась из воды рядом, а ещё через пару секунд он взвалил на перевёрнутую лодку свою морготову арфу и отстёгнутые от пояса ножны с мечом. - Во даёт, - покачал головой дядя Ноло. – Даже не расстроился. Отец тяжело вздохнул. Канафинвэ Макалаурэ - по легендам, самый вменяемый Феаноринг – одной рукой держался за перевёрнутую лодку, а другой невозмутимо грёб в одному ему известном направлении. Смотреть на это у Нельо не было сил. Он отвернулся и полетел по широкому коридору в глубину Чертогов – дальше, дальше. Только бы не видеть, как очередная волна навсегда скроет чёрную макушку. Он услышит, когда всё закончится. Такое нельзя не услышать.   В Амане уже наступило утро, когда лабиринт коридоров опять выплюнул Нельо в то же крыло. Он закрылся, насколько это было вообще возможно – но крик вновь умершего ощущался бы даже сквозь местное подобие аванирэ. Однако было тихо. Он зажмурился – не то, чтобы это что-то меняло для бестелесной фэа, но так было легче – открыл разум и прислушался. Тишина. Связь с Лаурэ по-прежнему оборвана. Жив до сих пор, даже после ночной бури? Ещё пара секунд полёта – и вот он, тот самый зал. Братья сгрудились вокруг гобелена – хорошо, что сквозь них всё видно…   Нельо увидел крутой берег, заросший высокой травой. Море колыхалось, сталкивая друг с другом уставшие, ленивые волны. Не было видно ни одного живого существа… Кроме руки, неожиданно показавшейся над обрывом. Рука ухватилась за спутанный колючий куст, подтянулась – и показалась вторая, обожжённая и держащая очень знакомый меч. Кано перелез через гребень обрыва и втащил за собой арфу.