Глава 27
Кудесница та ещё
Мы с Весперией так и заснули, крепко прижавшись друг к другу. От её присутствия на душе мне стало легче. Не знаю, то ли это её ведьминское колдовство, то ли детская доброта… Но каждый раз, когда она появлялась в поле моего зрения, я чувствовал себя лучше. Даже всю эту ночь, каждый раз прокручивая в голове, как я мог допустить уход двух своих старших детей — она была рядом. Заботливо заключив меня в свои объятия, гладила по голове и утверждала, что всё будет хорошо. Я верю ей. Пожалуй, маленькая ведьма —единственный человек, которому я всецело и безоговорочно верю. Верю больше, чем себе самому. Порой я думаю, что было бы, если бы тогда, далеко триста лет назад, когда мы брали Ирис, я бы сразу её забрал. Смогла бы она тогда разогнать все мои печали и не дать мне погрязнуть в грехах ещё больше? С появлением Весперии в моей жизни я как будто бы смягчился. Создавалось такое впечатление, что она забирала всю мою злость, ненависть и обиду и превращала её во что-то иное, в светлое и доброе. В свои вечные вопросы о том, как устроен наш мир и как он выглядит, в весёлые игры и долгие сказки по вечерам. Во всё то, что возвращало меня назад, когда я был… Счастлив? В такие моменты я вспоминал, как с сыном и его матерью мы весело гуляли по городу, посещали ярмарки, общались с разными людьми. Или когда мы встречали осень в доме на берегу озера. Где купались, веселились и подолгу гуляли в лесу. А длинными вечерами сидели на улице у костра и считали звёзды. Забывались даже все ссоры и скандалы с его матерью, и с ней мы тоже находили причины для общего веселья, и когда ребенка в свое царство грёз забирала Богиня Луны, то мы предавались плотским утехам. И все же я любил её… Наверное, поэтому в определённой степени был верен ей и, несмотря ни на что, не пошёл против матери моего сына. Даже несмотря на все её запреты! Она очень боялась слухов и ещё больше боялась, что все узнают, чья кровь течёт в ребенке. Мой сын, моя гордость, был непростым ребенком. Болезненным не только телом, но и разумом. Сначала мы думали, что это слабоумие. Когда смешивалась неравная кровь, такое случалось. Редко. Но рождались дети, не способные заботиться о себе самостоятельно, несмотря на то, что были физически сильны, и даже если они наследовали более сильную магическую силу радетеля, всё равно были слабоумными. Когда человек с низкой магической силой и наоборот с невероятной сильной смешивают свою кровь в ребёнке — это невероятная авантюра! Ребенок может родиться мёртвым или слабым, может быть и слабоумным, но это редко или как в случае с моим сыном… Безумным. Что бывало настолько редко, что почти не существовало. Его безумия боялся даже я! Его мать считала, что это наказание за наши грехи. Помимо безумия был и ряд других проблем. В своё время, когда я не имел слова, она отдала его в храм Бога Солнца. Там ему становилось только хуже. Я же, вопреки её запрету, отвёз его туда, где о нём действительно позаботились, и отдал его в храм Богине Гроз. Часто посещал его. Он взрослел, становилось проще его контролировать, и, казалось, он сам понимал о своём недуге. Его мать, вскоре не выдержав разлуки, забрала сына в свой дом. В столицу. Но, спасите Боги, узнать всем эти напыщенным, знатным павлинам, что её необычный сын рождён от союза раба! Мальчик был словно и наказанием, и благословением. Невероятно красивый, сообразительный, оттого с его безумием и опаснее! Никогда не знаешь, что он мог выкинуть в очередной раз. Масла в огонь подливало и то, что силу он унаследовал мою. И в отличие от меня мог пользоваться ей почти с пелёнок. Мы вели табу на его магические силы. Мне и моему сыну было запрещено подавать хоть намёки о кровном родстве. Но как не прячь и что не говори — он был моим ребёнком. Характер, движение, мимика, интонация — почти всё было от меня! Мы всем говорили о том, что, будучи ребёнком, он просто перенял мои привычки и не более. Спасала нас только его необычная внешность, как и для того времени, так и для этого. Белая кожа, нет, не благородная бледность, а кожа цвета снега, почти прозрачная. Было видно, как под ней пульсирует его голубая кровь. Невероятно яркие голубые глаза, ранимые на свету, оттого и вечно налитые кровью. И белоснежные волосы, везде! Брови ресницы, волосы на теле — всё было исключительно белым. Сын был раним к солнцу. Будто сам Лучезарный Бог проклинал его существование и не позволил ходить под его милостью. В детстве у него всегда были солнечные ожоги, отчего он сильно страдал и плакал от несправедливости и боли. Находиться на лечении в храме Бога Солнца для него было настоящим испытанием, и спокойно выдохнуть он смог лишь в тенистом храме моей Богини. Там, где прославляли дождь и прохладу, он нашёл исцеление. Люди распространяли множество слухов о его происхождении. Кто-то говорил, что он потомок древних царей, иные твердили, что в нём кипит кровь демона, оттого он и проклят Богом Солнца. Третьи же утверждали, что он рождён от союза лунных эльфов. У каждого была своя догадка, и каждый считал своим долгом озвучить ее. Ни одну из них не подтверждала и не отрицала его мать. Лишь отшучивалась и сохраняла вокруг сына неопределимый ореол таинственности. Когда мы с ней оставались наедине, она высмеивала всё это. Его мать была не просто из знатного сословия, она входила в круг самых богатых и влиятельных людей того времени. Мальчик был окружён этим обществом, поэтому и находиться рядом с ним и помогать ему в его взрослении мне было трудно, будучи рабом императрицы Миражанны. Наши встречи были короткие и, по сути своей, тайные. Отягощала всё повсеместная война. Вскоре я встретил Астру, родилась Аврора, и я стал привязан не только к шумной столице, но и к тихой деревушке на окраине. Разрывался между двумя своими чадами. Меня безумно радовало лишь то, что знатная мать моего сына отпускала его со мной к Астре, которая приняла его, как своего. С её ведьмовской магией исцеления она смогла положить конец многим его болезням, от которых он постоянно страдал. В столице же все думали, что мальчик в очередной раз уехал в храм, молиться богам о прощении. В семье с Астрой и Авророй мальчик находил исцеление не только телом, но и разумом. Я часто вспоминаю, как тёплыми вечерами мои дети резвились во дворе. Громко смеялись, выдумывали себе различные игры и втягивали в них и нас с Астрой. После мы шли в баню, хорошенько помывшись, сидели дома и слушали удивительные сказания Астры под заваренные ею травянистые отвары. Дети быстро засыпали на руках, и мы оставались наедине. Прошло время, я лишился этого мимолётного счастья. Мой дом сожгли, Аврора и Астра ушли в Божий Чертог. Мне казалось, что я остался один на всём белом свете. Не радовало меня абсолютно ничего. С триумфальной победой я вернулся в столицу. Получил титул и трон. Получил невероятные возможности, обширные земли и множество верных мне людей пошли за мной на пепелище. Как король, я распорядился своей страной, раздал титулы, ввёл законы, налоги. Всё то, чему успел научиться у Миражанны. С титулом появилась возможность видеться чаще с сыном. В скорби я снова окунулся в объятия его знатной матери. Мы стали часто проводить время вместе, несмотря на её состоявшийся брак и в нём же родившихся детей. Ходили слухи о нашей связи. Мы их не отрицали и не признавали. Её муж знал, но поделать ничего не мог. Моё влияние было такое же, как и у Императрицы Миражанны. Мальчишка лишь радовался моему постоянному появлению в его жизни. Я смог открыто задаривать его всевозможными подарками и на летнее время, когда над Империй господствовал её покровитель — Бог Солнца, забирал его в свои владения. Однажды он выкрал мои старые доспехи, я закрыл на это глаза. На его пятнадцатилетие я подарил алебарду, которую выковали специально на заказ для него. Это стало моей самой большой ошибкой. Смотря на то, что его отец является хранителем страны, в которой он живёт, что вся армия подчинялась и уважала меня, он рвался в бой. Хотел быть похожим. И, ворвавшись в битву с демонами, он сгинул в ней как герой. После отношения с его матерью прекратились, я уже не мог позволить себе опустить руки или того хуже — наложить их на себя. На мне был монархический венец. Я был в ответе за своё вассальное государство, население которого и стала, по сути, большая часть армии и их семьи. Я, не находя утешения, погряз в грехах… Не прошло много времени, и я погрузился в «вековые оковы». В этом мире мне дали возможность окунуться в те счастливые моменты, но уже с Весперией, и я дорожил ими, как и ей самой. Если мой сын был моей гордостью, моим сердцем, то дочери были моим достоинством, моей душой. Не познавший в полном объёме родительской заботы и став ребёнком, который слишком рано был отлучен от матери, ребёнком, в которого достойный мужчина вложил самые важные, как ему казалось, знания и ценности, я старался всё это передать своим детям. Как со старшим ребёнком, так и с Авророй и Весперией я старался быть отцом, достойным любви и уважения. Поэтому в их присутствии становился совсем иным человеком. На задний план уходили грязные желания. Для Весперии хотелось быть примером. Стать тем, на кого она смотрела бы с уважением и неподдельным восхищением. Я часто ловил её сияющие взгляды на себе. Единственное, что отличало Весперию от её старших брата и сестры, так это то, что при ней я мог дать слабину. Я никогда не позволял себе этого при сыне и Авроре. Но Весперия словно была иная. Признаться честно, в её компании я и ощущал себя иначе. Не сильнейшим героем, бесстрашным королём, верным своей империи герцогом, а простым человеком, у которого есть свои душевные раны, мечты и даже горькие слёзы. Даже сейчас, проснувшись от того, что волосы дочери нагло и противно лезли в лицо, да ещё и щекотали. Я поймал себя на мысли, что совсем не злюсь, хотя если бы кто другой потревожил мой и без того редкий и драгоценный сон, я бы пришёл в ярость. Но сейчас я просто лежу, прижав к себе дочь, аккуратно приглаживая её растрёпанные волосы и слушая забавное детское сопение. Какие сны видит маленькая ведьма? Видит ли она в них необозримое будущее или же наблюдает за пугающим прошлым? Надеюсь, что снится ей что-то иное, далёкое и приятное. То, о чём повествуют добрые сказки. Ночная тишина окутала просторы Империи, где-то там совсем недалеко тисовое дерево, под которым вечным сном спят две дорогие мне ведьмы. Пусть беды царства живых их больше не тревожат. Тис замер в трёхсотлетнем ожидании. Наверное, стоит посетить то место, снять часть чар и отдать дань памяти дорогой мне семье. Познакомить и Весперию с их печальной историей, которую, скорее всего, она давно уже знает. Пока мы тут и не отбыли в Илиаду, нужно всё же навестить тисовое дерево моей вечной скорби. Я ужасно соскучился по своему дому и людям, что его окружают. Мне ужасно натерпится представить своему двору мою дорогую дочь. Хочется показать Адель мир, в котором я живу. Хочу посмотреть на реакцию Христофора и Каина, когда они увидят мои владения и всё их богатство. При мысли о Грозовом Приделе я тут же переношусь на его бескрайние вересковые поля, с которых собирается мёд и делается невероятная медовуха и вина, что слаще самого мёда. Обширные цветущие поля. Стрекотанье и жужжанье его обитателей создавало свою особую музыку. Сколько ни пытайся — всё равно не сможешь отвести от них взгляд. Не сможешь удержать порыв и промчаться по ним на лихом коне наперегонки с самим ветром. Это преступление — в волю не надышаться ароматом полевых трав и цветов, не пройтись по нему босыми ногами, не проводить прекрасный закат, не провести ночь в прохладной и душистой траве, что мягким настилом тебя убаюкает, когда самоцветное небесное покрывало заботливо укроет тебя, не встретить зарю, умывшись росой. Раньше именно Грозовой Придел был одним из лучших фурнисеров по вину и медовухе в Солярисе и соседних государствах. Особо славилось вино под название «Сероглазый король». А делал его мой хороший друг, одноглазый лорд, в прошлом обычный пасечник. Ещё до Грозового Придела, когда с войны я возвращался в свой деревенский дом к любимой женщине и дочери, он гостил у нас. Аврора часто в шутку звала его «дядя пчёлка». Никогда не было такого, чтобы он не привёз плоды своего творения. Различные сорта мёда, медовые соты и хмельные напитки. Несомненно, Фирс был мастером своего дела. Именно Фирс первый вызвался пойти со мной на пепелище, был первым, кто поддержал меня и перевёз в мои земли свою семью. Первый, кому я выделил земли и титул. На свой герб он поместил пчелу над цветущим полем, а прозвище, что дала ему моя дочь, так и закрепилось за ним. Он был не только добрым другом, но и мудрым советником, желанным гостем в моем доме. Я дал имя его младшей дочери. Мы дружили домами и семьями, он был богат духовно, хоть и такой же выходец из черни, как и прочие. Думаю, Весперии он тоже понравится. От невероятно душистых полей рукой подать до могучих лесов. Хоть страна и стала чёрной пустыней пепела буквально за пару годов, мы высадили и вырастили богатые леса, в которых пришла дичь и вернулись птицы, а также гордые, природные охотники и хранители законов леса. Прохладная тень укрывала в себе уставших путников, давая приют. Плодородные кустарники взращивали на себе орехи и ягоды. Дикие плодовые деревья давали насладиться спелостью своих плодов. Сколько же там было грибов, и даже хозяевам леса не счесть, и духи, что населяли его, тоже не смогли бы поведать об изобилии их царства. С гор, что своими вершинами уходили в облака, укрываясь пушистым белым одеялом, брала исток могучая река, что протекала почти через всю империю. Гордые горы были полны самоцветов, драгоценных металлов и различной руды. Что стали неопределимым предметом зависти многих. Покрытые ледниками в жаркие летние дни ветром с белоснежных вершин доносилась прохлада. Отовсюду было видно сияние снегов, что как корона окутывала горные хребты. Могучая река собой создала и питала прекрасные плодородные долины, где взращивали хлеб и вино, на лугах пасли скот. Берега Кавии стали оплотом множеству городов и деревенек. На ней поставили речные порты, и ходили торговые суда. Кавия пролегала через всю Империю Солярис и уходила в неведомые края. Она была самым большим торговым путем! Тем самым в мой край приносила дополнительный доход, делая Грозовой Придел торговым узлом в множество пересечений путей с разных стран. Воспоминание о красоте и величии моих земель убаюкивало меня, и я снова уже стал погружаться в сон, где в компании своих приближённых объезжаю свои прекрасные владения. Но даже во сне я не могу посетить свой край хотя бы на несколько часов. Отдалённо сквозь сон была слышна возня и ругань, доносящиеся из холла. Был отчётливо слышен истеричный голос Одджит, срывающийся на крик, Каин и ещё что-то. Крики этой семейки просто выдернули меня из царства снов. К счастью, Весперию крики не разбудили. Мне бы её крепкий детский сон… Первым порывом было встать да высказать этим несчастным всё, что я о них думаю. Но с другой стороны, я это уже сделал предыдущим днём… Как итог — в прах обратил малейшие остатки подобия их семьи. Влезать ещё раз, наверное, уже не стоило. Но с другой стороны, Каин стоял в глухой обороне, и отчего-то мне кажется, что совсем один. Помимо истеричного тона Одджит было слышно порой голос Корнелиуса. Я часто жалел Христофора, но его старшего брата мне было жаль ещё больше. С малых лет на его неокрепшие плечи свалилась огромная ноша. Запущенные имения, сострадание над младшим братом, алчный отец, который вместо того, чтобы наставлять и помогать, лишь усугублял ситуацию. Не прошло много времени, как Корнелиус в дом привёл и Одджит. Начали рождаться их совместные дети, и даже ответственность за них и их будущее свались на несчастного Каина. Хрупкий мир семьи, что разделилась на два лагеря, держался именно на нём. А я вчерашней своей выходкой всё разрушил… Слушая их неразборчивую брань, я всё думаю: наверное, стоило поговорить с Корнелиусом наедине, а не при принцессе с принцем, и тем более при всех его детях. Вчерашний инцидент можно записать в список моих больших ошибок. Интересно, насколько он длинный? Слушать их крики становилось всё труднее и труднее. Раз уже вмешался несколько раз, то от ещё одного ничего не будет. Может, попробовать их примирить? Всё также стоять на стороне детей, но обратиться уже к ним с просьбой о прощении родителей? Может, они прислушаются, и я смогу наладить хрупкий мир снова… Я аккуратно встал с кровати и теплее укутал Весперию в одеяла. Та лишь недовольно нахмурилась, но через мгновенье её лицо снова выражало мир и покой. Я же, тихо прикрыв за собой дверь, вышел в холл. Там сразу же увидел заспанного принца, стоящего у двери в его покои. С растрёпанными волосами, голым торсом и штанами, что Калеб даже не удосужился застегнуть. Те, в свою очередь, нагло сползали с бедра, демонстративно оголяя тело и показывая часть волосатого лобка. Он стоял с сонным прищуром и прислушивался к ругани, что доносилось из соседнего холла. Заметив меня, он вопросительно посмотрел. В его взгляде я прочёл вопрос — пойду ли я вмешиваться или же оставлю всё, как есть? Не отвечая принцу, я уверенным шагом пошёл на звук семейной брани. Принц, подтянув штаны, пошёл за мной. Мы миновали один коридор и вышли в соседнее пересечение холла. Там, по сути, сразу за углом разгоралась немыслимая сцена трагедии. Каин находился в словесном поединке со своей мачехой, а рядом Корнелиус, что так старательно пытался влезть, но ему из-за всех сил мешал Христофор, встав у него на пути. Корнелиус и Христофор стояли лоб в лоб друг перед другом. Христофор стоял уверенно с самым спокойным выражением лица, будто наблюдал картину осеннего листопада, а не то, как рушится подобие его семьи. Корнелиус же был явно взбешен такими выходками старших детей. Каин же стоял в обороне против разъярённой мачехи. Покрасневшие от злости лицо Одджит мне предоставляло особое удовольствие. Она орала, брызжа слюной. От её манер и поведения достойной леди ничего не осталось. Она превратилась в хорошо одетую рыночную хабалку. Впрочем, она всегда ей являлась. Как мне говорила Весперия, Корнелиус познакомился с ней за рыночным прилавком. В целом, по моим наблюдениям, там ей и место. Но для меня всё ещё остаётся загадкой, что Корнелиус в ней такого находил. Будучи достаточно умным и прозорливым мужчиной, а также хорошо образованным, я всё никак не мог приложить ума, чем же Одджит смогла его зацепить. Причём не просто зацепить на короткий вспыльчивый роман, а удержать, успеть родить ему четверых детей. Да и к тому же сделать так, что в независимости от вида конфликта он всегда был на её стороне. Ведь даже когда выяснилось, что драгоценные часы графини Йентель Хамбл взяла именно она, Корнелиус всё также упёрто отстаивал её невиновность. «Будто приворожили… — пронеслось у меня в голове. — А если правда? Надо поинтересоваться у Весперии.» — Вы неблагодарные выродки! Я заботилась о вас всё это время! — кричала неугомонная Одджит. Голос её даже не охрип. Наверное, за время работы на рынке и пребывание во дворце её голосовые связки достаточно сильно окрепли. Интересно, сколько скандалов слышали эти стены? Никого не смутило наше неожиданное присутствие с принцем. Я всеми силами пытался разобраться в причине конфликта в то время, как Калеб лишь с интересом наблюдал за происходящим, словно находился в театре на премьере большого спектакля. — Ваша мать… — всё продолжала тираду Одджит. — Не смей говорить о ней! — Каина всего трясло, вот-вот, и он точно сорвётся. — Не затыкай мне рот! Ваша мать была шлюх… Не успела Одджит договорить, как Каин всё же сорвался. Он быстро подскочил к мачехе и размашистой, звонкой пощёчиной отправил ту на пол. Кто знает, может быть на этом он и не остановился, если бы его в тоже мгновение не подхватил Калеб и стал оттаскивать. Каин вырывался всеми силами и продолжал кричать. — Не смей! Не смей говорить о ней! Не смей! Дальше о лишь вырывался и всё продолжал кричать: «Не смей» в разной интонации, то в приказном тоне, то гневно выкрикивая, то вопросительно, иной раз и вовсе чуть ли не моля. В конце концов, он всё же сорвался. Его трясло, он всё пытался высвободиться из крепкой хватки принца, но все попытки были тщетны. Калеб был в свои года моряк и бывалый. Кто знает, что он повидал, странствуя по морям и сколько драк ему приходилось повидать на борту замкнутого судна. Оттого и держал он крепко и уверенно сорвавшегося в психозе молодого графа. Но Каина будто это не заботило, он не оставлял попыток выбраться из железной хватки и вернуться к разборкам с мачехой. Та же, в свою очередь, громко рыдала на полу, по мне слишком громко, даже наигранно. Корнелиус и вовсе бесновался и пытался пробиться сквозь Христофора. Но паладин лишь стоял у него на пути, не подпуская. Удивительно лишь то, что он не применял силы, не поднимал рук, даже слова не проронил. Лишь стоял со спокойным выражением лица, гордо подняв голову вверх. — Отец, последний раз прошу, — Христофор говорил это абсолютно спокойно, будто рассказывал что-то из исторической литературы. — Забирай Одджит и уезжай в старые имения на время. Так будет лучше для всех. Со стороны Христофор был таким же, как прежде. Но его стойка, его голос, интонация… Внешне абсолютно спокойный, в отличие от его бившегося в истерике брата, которого едва мог удержать Калеб. Внешне в нём ничего не изменилось, но внутри он был уже другой. В нём не то, что что-то надломилось или же преобразилось. Я не мог понять, что именно происходило внутри паладина. Оттого и было мне страшно. Если по Каину было всё видно, и я знал, как с этим справиться и как помочь графу, то что мне делать с Христофором? — Нельзя, нельзя, нельзя! — теперь твердил Каин. Он уже устал биться в истерике и теперь просто сполз на пол, но всё также пытался отстраниться от Калеба. Принц теперь лишь придерживал его, чтобы граф и вовсе не слёг на пол. Христофор смерил ледяным взглядом отца и лишь встал вполоборота, позволяя Корнелиусу забрать Одджит. Но как только паладин перевёл взгляд на своего брата, то гримаса боли и беспокойства омрачила его лицо. Чета Дитрих, проклиная нас всех, а в частности меня, быстро удалилась. Калеб лишь отстранился от Каина, и тот действительно опустился на пол и громко рыдал. Твердил лишь «так нельзя» — такое ощущение, что для него больше не существовало слов. Христофор уже совсем потерялся, а принц смотрел на меня, почёсывая затылок. Ждал моих действий? Каин стоял, по сути, на четвереньках, упираясь локтями о пол и прижимая руки к голове. Он громко всхлипывал и всё. Тяжело ему сейчас, как бы он не сломался. Я тихо подошёл к нему и уселся рядом. Но это на него не подействовало, он закрылся в своём разрушенном мире. Отчего-то он мне напомнил моего сына. У того тоже случались такие истерики. Редко, но были. Я приподнял безвольного графа и прижал к себе. Он всё также закрывал своё лицо руками, но не сопротивлялся. Это уже хорошо. Я сидел, прижимая его к себе и немного покачивая успокаивающе гладя рукой по спине. Ему нужно выплеснуть всё это наружу. Всю эту боль и усталость, всё своё отчаяние, что копилось годами с самого детства. Словно из ниоткуда появилась и сама Мира, в руках она держала кувшин с водой и полный стакан. Одетая в ночную сорочку и прикрытая халатом, слабо повязанным поясом. Мира протянула стакан с водой мне, чтобы я дал его Каину, и тот смог немного успокоиться. Подав стакан Каину, он от него отказался, отрицательно промычав, и я просто поставил его рядом с собой и продолжил просто обнимать графа и успокаивающе гладить то по голове, то по спине. Сейчас он не был расчётливым графом, каким я расписывал его днём. Сейчас он был ребёнком, который так и не получил полагающейся ему любви. На которого свалилась огромная ответственность за имения, честь титула, за младших братьев и сестёр. Всё держалось на нем. Каин нёс это бремя с гордо поднятой головой. Но стоило мне открыть свой рот и отметить все его заслуги, сказать, что он действительно достоин уважения… Я не знаю, что было после, что сказал ему Корнелиус, но что-то мне подсказывает, что его отец либо промолчал, либо и вовсе нелестно ответил. Возможно, молодого графа задело, что его старания оценил посторонний человек, который провёл с ним едва пару недель. И те слова он ожидал услышать от отца, но никак не от меня? С Христофором в этом плане было проще, как пример благородного отца у него был Джозеф. Хотя по факту он и был им. Поэтому паладин стойко выносил все унижения и обиды со стороны Корнелиуса. С отрочества он лишился любви и всякой надежды. Но у Каина надежда оставалась. Пусть братья лишились матери, но отцы у них были. — Каин, — я попытался пробиться сквозь его защиту и убрать его руки, чтобы заглянуть ему в лицо и поговорить с ним. Но тот лишь сжался сильнее. — Послушай меня. — призвал я его успокоиться. Я говорил с ним, как со своим сыном. Тихо и спокойно. — Корнелиус сделал свой выбор, судить будут его лишь Боги. Всё, что вам остаётся — это принять его и простить. Но теперь и тебе, и Христофору хоть жить легче станет. Понимаешь, о чём я? — постарался я привлечь внимание графа. — Только задумайся. Ты теперь свободный и сам себе хозяин. По праву можешь занять главенствующее место за столом. По праву можешь всё решать без указки и не озираться на отца. Не думать о его суждениях и не терпеть выходки Одджит. Я удивлён, что ты вообще её звал «матушка». — нервно засмеялся я, а Каин притих у меня на руках. Слушал. — Тебе теперь не нужно думать за всех и как сохранить искусственный мир. Христофор, достаточно взрослый, чтобы отвечать за себя, да и по договору принадлежит мне, как и твои сёстры уже не твоя головная боль, а моя! Каин всё же раскрыл свой кокон и посмотрел на меня, опустив свою голову мне на плечо. И громко всхлипывал. Руки невольно опустились у него. Он действительно от всего устал. — Вы же с Христофором понимаете, что всё, что я о них говорил, было сказано для Корнелиуса? — Я переводил свой взгляд то на Каина, то на его младшего брата. Христофор стоял, словно отрешённый. Он тоже уже устал от этой семьи и вечных терзаний. — Издеваться я над ними не собираюсь и другим не позволю. Что касается Адольфа и Евы, то я думаю, мы сможем забрать их и позаботиться. — Уже. — тихо сказала Мира. — я распределюсь, чтобы детей не трогали. — Я собираюсь отправить письмо в Морскую Академию в Илиаде. — подал голос принц. — Рекомендательное письмо для обучения Адольфа. Думаю, из него получится славный капитан. Но, конечно, не всё сразу, — тон Калеба был добродушный, в отличие от его внешнего вида. Он стоял с спущенными штанами, как недавно у двери. — Думаю, и для Евы найдется приличное учебное заведение. А на каникулах буду приезжать к вам. Ну, конечно, если они захотят учиться по-нашему приглашению. Принц вопросительно смотрел на свою сестру, будто спрашивая, согласятся ли дети? Но та лишь пожала печами. Каин и Христофор лишь облегченно переглянулись. — Я думаю, они такую возможность не упустят, Адольф уж точно. — всё продолжал прибадривать я. — Таким образом получается, что в один вечер мы всех пристроили и вернули тебе твой статус. Смотри, как однако хорошо всё выходит. Младших на обучение и не абы куда, а по приглашению их имперских особ. Старшие на моих плечах. Змея я тебе завалил. Шахты можно снова открыть и заселить близлежащие земли. К весне мы тебя женим. Для нас тоже труда не составит это. — Христофор с Калебом издали смешок. — Не понравятся здешние невесты — ну и боги с ними, из Грозового Придела тебе найдём девку. Знаешь, какие они у нас там? — я перешёл на шутливый тон. — У-у-у, Одджит по сравнению с ними котёнок. Одна Лаура Бешеная Кошка чего только стоит. Между прочим, маркиза. Ты бы видел её формы… Девка хоть куда. Правда язык у неё, что кнут. Ну и кнутом она владеет, что своим языком. Но если такие не нравятся, то есть и те, что глаз от пола не поднимут. К примеру, дочка барона — Ольга. Тихая, как трава, и красивая, как первоцвет. Если уж знати не найдём, то любую из наложниц отдам. Они-то вообще сливки. Даже королеву Лилиан. Христофор, наверное, знает. Раньше государство такое было, королевство Ирис. Лилиан, между прочим, считалась самой красивой женщиной нашего времени. Ну, или сам увидишь и выберешь. Но характер там тоже не простой. Зато подспорье тебе тут будет. Она с королевством справлялась, лишь один её шепот заглушал бунт столицы, что ей твоё графство. — А мне так можно? — опустился на пол Калеб, улыбка не сходила с его лица. — Я бы и от Лауры не отказался. Каин слабо улыбнулся и протер свои покрасневшие глаза. Он глубоко дышал и всеми силами пытался успокоиться. — Да, всем найдём по невесте, а то и по две. У нас есть лорд, у него двенадцать дочерей, и все как на подбор. И принцессе Мире жениха найдём. — я саркастически улыбнулся ей, та лишь в усмешке подняла брови. — Так что смотри, как тебе дышать-то легче стало. — обратился я снова к графу. — Давай, поднимайся, иди к себе, а утром мы всё хорошенько обдумаем и примем решение, как действовать дальше. К тому же, я у тебя тут до весны, так что помогу чем смогу, но, если захочешь, могу и покинуть твой дом, я всё прекрасно понимаю. Ведь я поспособствовал разладу твоей семьи. — Нет. — нашёл в себе силы и ответил Каин. — Ты мне нужен… — это звучало так тихо, почти шёпотом. — Тогда вставай. Христофор помог подняться брату, мы с принцем встали следом. Паладин помог своему брату дойти до комнаты, а я, принцесса и Калеб остались в холле. — Про королеву ты серьёзно? — спросил меня принц. — Я забрал у него двух симпатичных сестрёнок, уж жену-то я ему найду. Соседи, как никак. — усмехнулся я, пожав плечами. — К тому же, кто-то должен защищать их от деспотичных родителей, а девки у нас все бойкие, всех война вырастила и вскормила. — Хотела бы я на них взглянуть. — скептично сказала Мира. — Скоро. Очень скоро. — хмыкнул я. На этом мы и разошлись. Я вернулся к себе, думать ни о чём не хотелось. Завтра будет трудный день, надо набраться сил. Но почему я испытываю усталости больше в удобном и приятном замке, с кучей слуг и рабов, нежели при путешествии по просторам Соляриса? Наверное, мне проще сражаться с всевозможными тварями, нежели решать людские проблемы. В постели всё также мирно посапывала Весперия, и я снова лёг рядом, заключив её в объятиях. Утро началось как обычно. Явились служанки и забрали Весперию на утренний туалет. А я лишь постарался доспать свои мучительные полчаса. Слушая, как в соседних комнат хлопочут служанки и хохочет тихо ребенок. Под все эти шорохи я снова заснул. Удивительно, на этот раз сон мой был спокойный, мне снился тис. Наверное, потому что я о нём думал… Мне снилось, как через его ветвистые кроны пробивался солнечный свет. Он спускался невидимыми золотыми струнами на землю и грел её. Ветер колыхал его зелёную листву, толстый ствол рос ровно и гордо. Такое умиротворение. Проснулся я после обеда. В замке было тихо. Лишь редкая служанка проходила по его длинным множественным коридорам и холлом. Я наскоро переоделся в приготовленную для меня одежду и собирался уже спуститься, как среди всех вещей мой взгляд зацепился на маленькой невзрачной шкатулке. В ней хранились некоторые мои ценности, что-то из старой империи, что-то из новой. Несколько дорогих ювелирных украшений. Кольца, брошь, подаренная принцессой, цепочки и остальное по мелочи. Я не был любителем различного рода побрякушек и надевал их лишь на торжественные праздники в скромном количестве. Хотя несколько колец я носил постоянно, чередуя их между собой. Но и то это было дома. Кольца имели определённые магические свойства. Одни были ключами от всех дверей, иные могли показывать кто и где находится, третьи и вовсе были способны призывать верных мне людей. Были и другие кольца. Но чаще я носил то, что открывало все двери и то, что призывало людей. Оно даже так и называлось — «сто тысяч верных». Все кольца были изготовлены на заказ и делали их особые ювелиры, что служили мне. По своей привычке кое-какие кольца я всё же взял с собой. Одно из них «сто тысяч верных». До сегодня я не доставал их. Просто не было повода. Но тоска по дому всё же заставила меня достать украшение из потрёпанной шкатулки. Покрутил чёрное серебряное кольцо с печаткой в виде герба моего дома, и оно же являлось гербом королевства. Я всё же натянул его на безымянный палец левой руки и отправился вон из спальни. Когда уже выходил из гостиной, широко открыв двери, в меня на полной скорости врезалась маленькая служанка. Тут же боязливо отскочила от меня на пару шагов назад. Девушка торопливо извинилась и поклонилась. Поклон был её неумелый и неуклюжий. Я же ждал, что будет дальше. — Господин, прибыл курьер из ювелирного салона. — доложила девушка, не поднимая головы. — Давно пора. — недовольно хмыкнул я. Я рассчитывал, что изготовление моего заказа будет быстрее. — Ну, и где он? Я посмотрел вопросительно на пространство сзади служанки, но никого там не обнаружил. — Курьер ожидает в гостиной. Привести его в покои господина? — голос дрожал у служанки. Она боялась, но чего, моего гнева? — Пойдём, пройдёмся до него. Веди. Отдал я приказ, и девушка ещё немного отстранилась, выпуская меня из моих покоев. Доложив, что курьер в одной из малых гостиных, пошла следом за мной на несколько шагов поодаль. Запоздало я заметил тонкий железный ошейник. Причина её страхов — она обычная рабыня. Возможно, купили её недавно или призвали на службу во дворце, оттого столько неумелости. Мы быстро дошли до той гостиной, где ожидал курьер. Она действительно была малой, наверное, соизмерима той, что была в моих покоях. В ней было минимум мебели, но стоял большой круглый стол в центре, накрытый скатертью. В самой гостиной было лишь пара кресел, несколько стульев. Торшеры и маленькие столики. Никаких убранств, не считая чистых штор и одной большой картины с замысловатым пейзажем полей. Даже картина была обрамлена в скромный багет. — Здравствуйте, господин, — заметив меня, тут же поприветствовал в поклоне молодой курьер. Парнишка по возрасту ближе, наверное, к Христофору. — Вам доставка из салона. На столе стоял небольшой ящик с кожаным длинным ремнём. Наверное, для удобства носить на плече. На самом ящике магический замок. Оно и неудивительно: в нём было очень ценное украшение. Не столь ценная работа ювелира и матерьяльцы, которые он добавил, сколь Печать Дня. Курьер живо открыл ящик и достал красочный фиалковый футляр. Почти по цвету глаз дочери. В нём-то и находилось колье для Весперии типа фермуар. Мы с ювелиром долго обсуждали, как оно должно выглядеть и застёгиваться. Учитывая, что Весперия — девочка ещё маленькая, то ювелир решил сделать небольшую хитрость. Хитрость эта заключалась в том, что колье будет расти вместе с ребёнком. Для этого у него есть отдельные вставки, которые, в случае чего, можно будет добавить или убрать. В любом случае, сесть оно должно идеально. Открыв бархатный футляр, парень продемонстрировал содержимое. На бархатной подложке лежало золотое ветвистое колье с Печатью Дня в центре и нескромными драгоценными камнями по обе стороны от него, от центра к краю камни становились меньше. Нет, это не было то огромное тяжелое и вывернутое колье, которые обычно носили дамы. Оно было лёгким на внешний вид, думаю, на вес тоже. Ответвления держали небольшие камушки. А само колье смотрелось воздушным. Я услышал, как негромко ахнула служанка. Возможно, это единственная драгоценная вещь такого вида, что ей доводилось узреть. — Как думаешь, дочурке понравится? — спросил я у рабыни, повернув лишь голову в её сторону. — Мне кажется, она будет счастлива получить такой подарок. — тихо смогла лишь выдохнуть девушка. — Будем надеется. — Я закрыл футляр и обратился к курьеру. — Спасибо, можешь идти. Он постоял, немного помявшись, и посмотрел на меня странным взглядом. Я лишь вопросительно поднял брови. Такое ощущение, будто он что-то хотел мне сказать. Но парень лишь закрыл ящик, перекинул ремень через плечо и, попрощавшись, удалился. Я в недоумении смотрел ему вслед, после вопросительно взглянул на рабыню, может, она смогла понять, что тому нужно было? Поймав мой вопросительный взгляд и набравшись смелости, девушка изрекла: — Он, наверное, ожидал чаевых от господина… — и всё же: как же тихо она говорила. — Чаевых? — переспросил я. — Да, небольшое денежное вознаграждение. Обычно его оставляют официантам, извозчиками и курьерам. — кратко пояснила рабыня. — Что такое чаевые я знаю. Но то, что их оставляют ещё и курьеру — для меня это новое. Я же оплатил доставку? — этот вопрос я задал скорее сам себе. — Ты не знаешь, где Весперия? — поинтересовался я всё у той же девушки. — Миледи Весперия в компании миледи Евы на уроках изобразительного искусства в саду. — быстро отозвалась девушка, снова не отрывая глаз от пола. — Весперия не миледи, а юная герцогиня. — на этот раз пояснения для рабыни давал я. — После урока пусть зайдёт ко мне. — Простите… — едва слышно шепотом выдохнула девушка и вся задрожала. Неужели она настолько запугана или её так сильно пугаю я? Девушка стояла с опущенной головой и нервно перебирала свои пальцы, по ней было видно, что она достаточно запугана. — Ты тоже ожидаешь чаевых? — Нет, мой господин, — голос её и вовсе задрожал. Теперь она не то, что дрожала, она затряслась вся. — Я не твой господин. Ступай. Отослав от себя рабыню и ещё раз осмотрев колье, убедился, что точно всё в порядке, я отправился на поиски Христофора или Каина, но ни того, ни другого я не нашёл. Поинтересовался у лакея, где все остальные, он отвёл меня в гостиную, где находились все, за исключением братьев Хамбл и маленьких девочек, что были на занятиях в саду. Эта гостиная была средних размеров и имела больше украшений и мебели, чем предыдущая. На мягких диванах с огромной кучей подушек расположилась принцесса, а чуть поодаль — Майя и Адель, между собой они вели тихую беседу. Калеб же устроил не то пробный экзамен, не то просто опрос Адольфу. Они стояли у стола, на котором ворохом были накиданы различные карты. И принц всё спрашивал мальчишку о географических понятиях, строение корабля и про такелажные работы не забывал. Получив правильный ответ, он довольно хмыкал и хвалил ребенка. Когда же Адольф не находил нужно ответа или же терялся, то Калеб добродушно улыбался, приободрив мальчугана шуткой или же давая ему возможность подумать над ответами ещё, если понимал, что мальчик ответ знал, но просто растерялся. Каким бы на вид принц не казался, я же находил его весьма отзывчивым и добродушным. Это не была та маска, которую носила Мира. Калеб действительно был добрым человеком. Весперия тянулась к нему, и он отвечал ей взаимностью. Они часто играли в саду на вечерних прогулках. Принц всегда находил общие темы со всеми и никогда не находил свою дорогую зажигалку. В привычке у него было курить. Он доставал дорогие сигареты из серебряного подсигарника и часто где-то забывал зажигалку. В расстроенных чувствах и шутливой форме просил прикурить у Христофора со славами «огоньку не найдётся?». Тот со вздохом ему не отказывал и был его имитированной зажигалкой. Но и он не святой, у нас с ним было много общего, он такой же азартный человек — любитель женщин и выпивки. По ночам часто в свои покои таскал служанок. Иной раз втихую от всех уходил в ближайший бордель. Несколько раз просил составить ему компанию. Но я отказывался. Если бы я не встретил Адель, то, наверное, всё своё время проводил именно с принцем. Как-то на вечерней прогулке я завёл тему про его семью, где он поведал мне о положении Миры и его самого. По сути, они были в одинаковом положении, Калеб на престол не претендовал. Это было его собственное желание. Как он заявил: «Я не любитель дворцовых интриг, и если мне уж выпадет эта доля, то я с огромной радостью передам её Мире». Калеб был бы сильным противником за битву на трон. За ним стоял не только военный флот, но и торговый. Принц пользовался несомненным уважением среди всех моряков. Слишком авантюрный и азартный для трона, как он любил говорить про себя. По своей сути принцу флот нужен был лишь для того, чтобы быстро покинуть лишний раз страну или её часть. Свою семью он любил, но также любил собственную свободу и себя уважал, не позволяя собой помыкать. И как только начинались семейные разборки, он тут же собирался и бесследно исчезал в море. Если же была зима, и выйти в море не предоставлялось возможным, то он отправлялся в странствие по стране и каждый раз придумывал себе великую миссию. По сути, ездил от одного борделя к другому. С его слов, Мира себе позволить такого не могла, и наш поход был для неё единственной отдушиной, и поэтому она растягивала его, как могла. Калеб и Мира были близки между собой, они были не только братом и сестрой, но и друзьями, а также соратниками. Объединяло их многое: от не самого завидного положения в семье до цели посадить Миру на трон. Единственно, что не одобрял принц, так это некоторые её методы и определённых советников, что и настаивали на тех или иных поступках. Ещё одно откровение принца было то, что у них с принцессой был определённое пари. То, что он был на меня стало для меня открытием. Мира до последнего не верила, что я встану на её сторону, оттого и обращалась к другим советникам, Калеб настаивал же на обратном — отказаться от них и всецело доверяться мне. Из дурных советов загадочных помощников принцессы как раз и было высадить те цветы. Или же привлекать к себе влиятельных сторонников через постель. Методы действительно странные. Я всё думал и ломал голову: как бы мне поговорить об этом с принцессой, не выдав её брата? Но пока я так и не придумал. Как только я вошёл в гостиную, все взгляды устремились на меня. Даже Адель подняла голову на звук моих шагов. Ещё одна моя головная боль. Майя и Адель. С ними тоже нужно будет провести отдельную беседу, желательно наедине, а после поговорить с Адель с глазу на глаз. — Доброго всем дня! — одним приветствием обратился я ко всем. — Был бы добрый… — то ли дерзость говорила в Майе, то ли обида. — Что-то случилось? — обращать внимания на её тон не хотелось. — Мы лишились Каина… — задумчиво сказал Калеб, смотря на карту. — Он заперся в своих покоях, никого не подпускает, говорить тоже ни с кем не хочет, да и с постели не встаёт. С ним Христофор пошёл говорить. — принц достал свои часы, взглянув на них ещё более задумчиво, добавил: — Давненько уже ушёл, может, сможет его поднять. Остальных он быстро выгонял своим молчанием. Думаю, это всё из-за ночного инцидента. — Христофор тоже не в духе. — поддержала брата принцесса. — С ним определённо что-то не так. Что в братьях надломилось… — Мира сидела и прижимала к себе подушку, уставившись в одну точку, куда-то перед собой. — Если так пойдет и дальше, оба слягут, и ни один лекарь не поможет. Майя и Адель уже беседовали с ними, даже Адольф попытался. Как ни странно, Христофор отказывается выслушать даже меня и Калеба. Что делать будем? — Мира подняла на меня глаза, полные надежды. Также на меня смотрели и все остальные. Но не успел я открыть свой рот, как в гостиную вихрем влетел Христофор. Вид у него был очень неоднозначный. Первое, что мне бросилось в глаза, так это то, что он отстриг свои волосы. Всё время, что я его знаю, он просто трясся над ними. Свои длинные пшеничные волосы он любил больше всего из имеющихся у него. За ними он ухаживал и следил, чтобы с ними ничего не произошло. А тут… Такое ощущение, что он собрал их в низкий хвост и просто грубо отрезал ножом. Спереди они были длиннее, чем сзади. Растрёпанные и безобразно уложенные. От чего-то сердце сжалось. Длинные, почти до поясницы красивые волосы безжалостно отрезали. Внешний вид тоже был весьма потрёпанный. Христофор отличался тем, что всегда был как с иголочки. Даже в походе. Вечно приодет, гладко побрит, с безупречно уложенными волосами. Доспехи и мечи всегда слепили своей чистотой. Если же на нём был мундир, то всегда чистый, без единой складки. А сейчас он стоял, как будто его только вытащили из «Белой розы» — одной из самой страшной и суровой тюрьмы. Её основали ещё при мне, и тот, кто туда попадал, оттуда не возвращался. Даже охрана после нескольких дней пребывания там менялась, и далеко не в лучшую сторону. Людей там не то, что ломали, их уничтожали и как личность, и физически. В непонятных мятых вещах, с лёгкой щетиной, усталыми глазами и непонятно чем на голове. Войдя в гостиную, он не поприветствовал как обычно в поклоне принца и принцессу, не обратился к сёстрам или брату. Просто встал и смотрел устало в мою сторону, словно от меня всё зависело. Да сейчас все на меня так смотрели. Кроме усталости в его глазах больше ничего не было. Вечно сидящие в независимости от ситуации, будто мои избиения на тренировках, оскорбления или же битвы с монстрами, нравоучения Корнелиуса… В них всегда играл огонёк. Но теперь он потух. — Ты можешь с ним поговорить. — тихо, без интонации то ли спросил, то ли попросил паладин. Такое ощущение, что Христофор вот-вот и сам закроется в себе и подобно Каину просто сляжет и не встанет. Одна из отличительных черт паладина — он никогда не показывал того, что творится у него глубоко внутри, и мало что рассказывал о себе. Он, подобно своему брату, стоял, как крепость в этом доме безумия. Только вот Каин закрылся полностью. Редко можно было у графа увидеть искренние эмоции. И если уж случалось такое, то это был гнев. Христофор же настолько сильно в себе не закрылся, но и миру не давал увидеть себя во всех своих красках. — Я могу попробовать, — отозвался я. Мне действительно больно смотреть на паладина и на его брата в таком состоянии. Ещё больнее осознавать, что это дело моих рук. — Майя и Весперия сейчас на занятиях в саду, передай ей это, пожалуйста. — я протянул ей футляр с ожерельем. — А что там? — девушка подошла и недоверчиво смотрела то на меня, то на футляр. — Если хочешь, можешь посмотреть. — я всё также стоял с протянутой к Майе рукой, в которой был фиалковый футляр. Майя немного поколебалась, смотря по очереди то на протянутый мною футляр, то на меня, то на стоящего рядом брата. Словно сомневаясь, стоит ли ей туда заглядывать. По итогу просто его забрала. — Если захочет, юная герцогиня и так нам покажет, — лишь тихо сказала она и вернулась на прежнее место. — Я не пойду, когда у них занятия. Не буду лишний раз отвлекать. К тому же, вещь тяжёлая и увесистая. Там, наверное, что-то ценное и очень интересное. Майя как будто подстёгивала любопытство других, но при этом крепко держала квадратный футляр обеими руками. Мира с любопытством смотрела то на подарок для дочери, то на меня, то на Майю. Я же лишь кивнул и пошёл прочь из гостиной, следом посеменил уставший паладин. Мы быстро добрались до покоев Каина, Христофор за всё время не проронил ни слова, он был окутан своими мыслями. Рассматривать все покои не хотелось, и я быстро вошёл в спальню графа. Шторы были плотно закрыты, от этого даже в такой светлый день в комнате царил полумрак. На постели лежал сам Каин. Свернулся калачиком. По ужасному состоянию было видно, что здешний хозяин не в духе, и ему всё мешает. Задранная простыня, раскиданные подушки, одеяло отправили томиться на пол. Лишь одна подушка уцелела на самой постели и, забившись в самый дальний угол, лежала в гордом, но печальном одиночестве. Я присел на краешке кровати так, чтобы Каин видел моё присутствие. Но он не реагировал. Просто лежал и смотрел в никуда. Я слышал, как паладин громко дышал и сопел носом, пытаясь совладать со своими чувствами. Вскоре он не выдержал гнетущей тишины и, подчинившись своим порывам, вышел вон, громко хлопнув дверью. Христофор злился на брата за проявленную слабость. Мы долго так просидели в тишине. Нет, не оттого, что я не находил слов для Каина, их как раз у меня было в достатке. Я давал ему возможность перевести дух и всё же собраться с силами. Но то ли он этого не понял, то ли и вовсе не захотел. В такие моменты он напоминал мне меня самого. Когда, не в силах смириться с утратой, я также поначалу закрылся в себе и долго так пролежал в кровати. Хлопоты по Грозовому Приделу и ту часть, что возлагалась на меня от Империи Солярис, поделили между собой Фирс, Тина, Агер и Лаура, несмотря на свои юные годы. Кристина взяла на себя все хлопоты во дворце и городе, несмотря на статус рабыни. Много кто помог мне тогда. И я бы, наверное, и дальше не вставал с постели, свалив свои обязанности на других, возможно, даже Грозовой Придел однажды бы отписал Лауре. Думаю, она бы с ним отлично справилась. А помог бы ей в этом Агер. Лорд из Горного дома, что первый заявил о своём намерении остаться и уйти со мной в «вековые оковы». Всегда, когда мы уходили на войну, она занимала моё место и отстаивала как политические взгляды, так и территориальные. Юная кареглазая и черноволосая бестия стояла гордо у моего трона. Несмотря на все слухи, между нами не было никаких отношений. Разве что наставника и преемника. Вся её семья, за исключением совсем маленькой сестрёнки, полегла в бесконечной войне. Следуя своему обещанию её родителям, я забрал девочек к себе. Обучил и приглядывал за их имениями. Всё это, вся моя забота о несчастных сиротках отозвалась мне вдвойне. Тёмные дни были не только у Соляриса, но и Грозового Придела. Когда все мужчины в очередной раз ушли на войну, подлые соседи решили взять осиротевший Грозовой Придел. Дошли они до самой Обители Молний. Но там их ожидало ничего! Лаура собрала всех боеспособных и тех, кто мог хоть как-то помочь в битве женщин, детей и стариков. Придумала хитроумный, даже не побоюсь этого слова, гениальный план. Обманом погнала вражескую армию до самых границ, несмотря на своё меньшинство и слабость, она и её люди отстояли не только столицу, ну и весь Грозовой Придел. Именно при осаде Обители Молний она получила своё прозвище Бешеная Кошка. Должен ли говорить, что оно преследует её и по сей день? Но Лаура гордо его носит, как и свой кнут. Не только выстоять осаду, но и оттеснить врага обратно к границам под силу не каждому уважаемому правителю. Лаура, будучи пятнадцатилетней соплячкой, это смогла сделать. С тех пор она неизменно занимала место, принадлежащее мне, в моё отсутствие и, уезжая, я был спокоен, что с моим домом всё будет в порядке. Ведь пока на страже Бешеная Кошка — ни одна крыса не проскочит. И когда я слёг после ухода сына, всё свалилось на моих близких соратников. Пока ко мне не пришла одна особа и не поговорила со мной, я не встал. Но эта женщина всегда находила слова для меня. Её действия, прикосновения, ласки — всё это из раза в раз поднимало меня и доказывало, что мир ещё существует. Что мир ещё нуждается во мне! Она всегда поднимала меня там, где сил вставать я уже не находил, как и причин. Я восхищался ей. То, как она могла с лёгкостью вскружить мне голову своими речами и как больно она опускала меня с небес на бренную землю. Я часто думаю о том, что было бы, если бы эта прекрасная женщина не присутствовала в моей жизни. Я, наверное, умер бы ещё раньше, чем мои дети. И вот, вспоминая её, я также сидел на кровати Каина и ждал. Но реакции не было. Тогда, уподобившись ей, я нагло влез в его пространство и лёг на него сверху. Ноги мои по-прежнему свисали на кровати, а спиной я упирался на Каина, который свернулся калачиком и замкнулся в своём разрушенном мирке. — Я думал, мы с тобой вчера многое обсудили. Рассчитывал на то, что ты всерьёз воспримешь мой монолог и помощь от их высочеств. — начал я с ним беседовать. Но Каин меня игнорировал. — Скажи, что сейчас разъедает твоё сердце? — тишина. — Если ты так и будешь молчать, то тебе это не поможет. Ты же знаешь, я своего добиваюсь, чего бы мне этого не стоило. И на ноги я тебя всё равно поставлю. — Угрожал я или предупреждал, сам не знал. — Каин, от тебя сейчас многое зависит. На тебя смотрит Христофор и равняется. Он всегда на тебя равняется. Ты — его пример после ухода Джозефа. Его опора, да и не только его — Адольф тоже на вас смотрит и хочет, чтобы вы приняли его в свой круг. Если уж так сложилось, что Корнелиус не самый лучший отец, с которого и взять то нечего, то ты послужи примером своим братьям. Хотя бы до отъезда Адольфа. — Каин вроде зашевелился подо мной, но всего лишь лёг поудобнее. — Подумай, им сейчас тоже сложно. А как только всех отошлём, то закатим с тобой такую попойку, чтобы вся империя о ней ещё говорила год уж точно! — воодушевлённо возгласил я. Что бы я после не говорил, какие бы доводы не приводил, даже переходил на угрозы. Каину было плевать. Я пытался растормошить его физически, он лишь как тряпичная кукла поддавался всему. И мое терпение лопнуло. К сожалению, как та женщина, что поднимала меня, я не мог поднять Каина. Я не находил ни нужных слов, ни правильных действий. Вернувшись на край кровати, я сел и молча ждал опять. Но графу было плевать. Всё же Корнелиус ему что-то наговорил, знать бы, что… Христофор не поделился, значит, он либо не знает, либо не считает нужным. — Я всё равно к вечеру подниму тебя. — смог я только выдохнуть и оставил покои графа. Я вернулся в гостиную к остальным, там уже была и Ева с Весперей, и приодевшийся Христофор, которого отчаянно пыталась приободрить принцесса, даже приобняла его. В любой другой день он бы с ума сошёл от такого счастья, но сейчас его лицо ничего не выражало, он лишь молча её слушал и иногда кивал. Ева, Адольф и Весперия тоже держались вместе, они все втроём успели сдружиться, что не могло меня не радовать. На самой Весперии уже красовалось заказанное мною колье. На её тонкой шее оно смотрелось просто изумительно, а цвет вставок отлично сочетался с цветом глаз Весперии. Голову посетила мысль, что с такими же камнями надо будет заказать ей и сережки. Но, смотря на выражение лиц всех присутствующих и то, с какой надеждой на меня смотрел Христофор, я не находил слов, оттого нервно крутил кольцо на руке. Я стоял и смотрел в окно. Где-то там, в дали, закрытый Грозовой Придел, в нём же — та женщина, что всегда находила нужные слова. О, если бы она была тут, то несомненно бы нам помогла и побеседовала со всеми. Я уверен, что Каина она бы подняла за считанные минуты. — Ты что, тоже кольца носишь? — раздался детский голос Евы. Ева редко говорила со мной, Одджит успела настроить её против меня. Но влияние Весперии на неё тоже было велико. Я не запрещал детям обращаться ко мне лично и в упрощённой форме в независимости от статуса и сословия, будь то раб или же наследник престола. Дети всегда и везде остаются детьми. — Это не просто кольцо. — спокойно проговорил я, не отрываясь от своего занятия. Всем и так стало понятно, что на графа я воздействовать не смог, оттого и не спрашивали ни о чём. — Обручальное? — всё никак не могла угомонить своё любопытство девочка. — Нет, оно магическое, у него даже своё имя есть. Я посмотрел на любопытного ребёнка и поймал взгляд дочери, которая аккуратно поглаживала кончиками пальцев своё колье и лишь одними губами сказала: «Спасибо». Теперь она может не бояться потерять подарок Хозяина Дня. — И какое? — Ева склонила голову набок и, моргая, смотрела с неподдельным любопытством. Отчего-то она напомнила мне собаку сына. Пёс тоже часто наклонял голову и внимательно слушал, что расскажет ему его хозяин. У сына почти не было друзей. Некоторые мальчишки дружили с ним, но лишь из-за его статуса или по указке родителей. По-настоящему верным ему был лишь его пёс. Подарил его отец Агера. Я не любитель животных в доме, как и мать моего сына. Но, немного посоветовавшись на этот счёт, мы всё-таки собаку оставили. И пёс везде и всегда сопровождал мальчика. С его появлением состояние сына даже улучшилось, и мы со с страхом думали, что же будет, если пёс вдруг сдохнет. На этот случай я попросил лорда Горного Дома подготовить ещё несколько собак для сына. — Сто тысяч верных, — вздохнул я. — Оно способно призывать любых верных мне людей. — А как? — Ева подскочила ко мне и с любопытством смотрела на то, как я кручу кольцо на пальце. Я раскрыл руку и дал ей хорошенько рассмотреть ювелирное изделие, к нам подошла и Весперия, которая загадочно улыбалась и тоже рассматривала кольцо. — Концентрируя мою силу и своё магическое назначение, оно перемещает человека с одного места ко мне. — пояснил я любопытным детям. — К примеру, если бы был Грозовой Придел открытый, я бы призвал того, кто точно смог привести Каина в чувство. — В голове лишь только при мысли о ней тут же сформировался её образ. Такой нежный и заботливый. Не побоюсь этого слова, родной. — Звучало это бы как-то так: Сто тысяч верных, бонна! По привычке воззвал я и вложил силу в кольцо. Отчего-то по спине и шее пробежались мурашки. Майя подскочила на месте, а стоящий впереди меня Калеб смотрел, словно перед ним из ниоткуда вылез страшный дракон. Принц переводил взгляд то на меня, то куда-то мне за спину. Весперия лишь захихикала и кому-то поклонилась в реверансе. Мира и Христофор замерли на месте, как и все остальные. Такое поведение моих спутников заставило меня оглянуться. Там на возникшем, как и она сама, из ниоткуда, а точнее из Обители Молний, резном стуле сидела женщина. Осматривая всё вокруг с большим удивлением, она продолжала невозмутимо прихлёбывать отвар из фарфоровой расписной чашки, в руках она держала ещё и блюдце. Возможно, будь она моложе, женщина бы держала осанку. Но года брали своё. Лицо было покрыто паутинкой морщин, они её не безобразили, а даже наоборот придавали особое значение возрасту. Одета она была, как всегда, в самое простое платье. К коленям прислонялась замысловатая и кривая трость. Будто с дерева спилили самый корявый сук, приделали ручку и вручили ей. Сколько бы я не дарил и не покупал этой женщине красивые трости с разными украшениями или резьбой, она, в силу своего упрямого характера, всё продолжала ходить с старой. — Ого! — неожиданно громко воскликнула Ева, а Весперия лишь захихикала. Отчего-то теперь я понял её странную улыбку, когда я говорил про кольцо. Она знала! Но разбираться с этим я буду после. Сейчас меня волновало лишь то, что я могу призывать своих сто тысяч верных и, если они выглядят так, как я их оставил, значит, с моим домом всё в порядке! — Тина! — то ли удивлённо, то ли радостно вскрикнул я. — Ты не поверишь, как же я рад тебя видеть! Я радостно сделал несколько шагов навстречу пожилой женщине. Но та же лишь по своей обычной невозмутимости поставила чашку на блюдце и посмотрела на меня в упор. Если она тут, то сможет привести в чувства и Христофора, и Каина. Я уверен в этом! Даже одно её присутствие заставило Христофора выпрямиться и во все глаза таращиться на старушку. И малозаметный огонёк всё же в них загорелся. Наверное, это было любопытство. — Даже чай нельзя спокойно попить. Как только Тина сядет провести спокойно несколько минут, то обязательно что-то происходит. — начала было уже Тина своим скрипучим старческим голосом. — Не бухти! — я присел на корточки около неё и взял её руку в свою. Такая тёплая и родная. — Ты мне сейчас как воздух нужна! Мне очень нужна твоя помощь! — я честно признался. Я смотрел на неё с мальчишеской радостью. Видеть её в здравии и всё в том же настроении, что и обычно, для меня сейчас было просто невероятным счастьем! Которого я скрыть не мог. На меня с огромным удивлением смотрели все. Никто и подумать не смел, что я смогу вот так вести себя по отношению к другому и говорить настолько радостно с столь широкой улыбкой. И уж тем более так открыто просить о помощи. — Можно подумать, что всё это время ты без неё справился. — Тина лишь мельком взглянула на меня и осматривала остальных. Но я видел, как она старательно прятала свою улыбку. Несомненно, она тоже рада. Я заметил, как она остановила свой взгляд на Мире и долго рассматривала её, и какой у неё был удивленный взгляд, когда она увидела Весперию. — Знакомься. — я поднялся на ноги. — Принцесса Мира, её брат — принц Калеб, паладин Христофор и его сёстры Майя, Адель и Ева, а также младший брат Адольф. Весперия — моя дочь. — по очереди я указывал на присутствующих и называл их имена. После обратился к ним. — Это Тина. Помогала и делом, и советом Императрице Миражанне ещё до королевства Соляриса. Мира будто оживилась после моих слов, и её скептическое выражение лица сменилось открытым любопытством. По принцессе было видно, что ей натерпится пообщаться со старухой. Тина лишь кивнула всем и, не отрываясь, переводила взгляд то на меня, то на мою дочь, а после остановилась на мне в ожидании. — Для чего меня призвали? — спросила она и громко отхлебнула из чашки. — Нужно утешить одного графа. — коротко объяснил я. — Я, может быть, женщина хоть куда, но для утех у меня уже не та спина. Да и колени побаливают в последнее время… — невозмутимо проговорила Тина и погладила себя по коленке, как бы давая понять о своих недугах. Калеб лишь громко и откровенно заржал. Мира отвернулась в сторону, старательно пряча улыбку, Христофор, кажется, вовсе смутился. — А ты попробуй своим ртом это сделать. — сквозь зубы процедил я. — Ну-у-у… — задумчиво протянула старуха. — Тина, ты же понимаешь, про что я говорю. — не выдержал я. Теперь-то я вспомнил, как легко может старуха выводить меня на различные эмоции. Но Тина лишь встала со стула, на него же поставила чашку на блюдце, подхватив свою трость, пошла в сторону выхода и, остановившись на полпути, повернулась к нам. — Ну, ведите меня к вашему молорику! — проскрипела она. — К кому? — подошёл ко мне приободрившийся Христофор, который был наслышан о Тине. — Я не знаю, это что-то на древнем. — раздражительно отозвался я. — Отведи её к брату. Тина и Христофор удались, а я развернулся к остальным. — Если уж старухи у вас такие, то ваших девок я теперь точно боюсь. — саркастически подняв бровь, проговорил Калеб. — И правильно делаешь. — хмыкнул я. Мы порассуждали на тему о кольце — оно действительно отличное, и способности его – тоже. После разговоры пошли и вовсе на весёлые ноты, и общее настроение поднялось у всех. Шутки не умолкали, даже Адель, которая до этого не произносила ни слова, начала вливаться в нашу беседу. Настроение поднялось у меня выше некуда. Дома всё в порядке, со мной теперь ещё и Тина. Ко всему прочему могу призвать любого другого нужного мне человека. И почему я раньше этого не попробовал сделать? Вскоре нам принесли чай и угощенье, мы продолжили активную беседу за столом. Близился ужин. Сколько мы вот так подшучивали друг над другом и рассуждали на всевозможные нынешние варианты о грядущих планах, я не знаю. Мы как-то перестали следить за временем. В беседе я немного рассказал о Тине, о том, насколько она была близка Миражанне. И немного про Грозовой Придел, а точнее, про живших там людей. И пока мы весело хохотали и ожидали, что нас позовут на обед, в гостиную гордо вошла Тина, постукивая своей тростью, а вслед за ней шёл Каин, как всегда невозмутимый. Хорошо одетый, и вроде бы его внешний вид был прежним, не считая того, что свои волосы он тоже отстриг, но в отличие от Христофора это уже была аккуратная стрижка. Наверное, за это время успели позвать цирюльника. Впрочем, вслед за ними вошёл и Христофор, весь сияющий и почти с такой же причёской, что и у брата. Христофор, как и прежде, выглядел безупречно. В глазах братьев Хамбл играли непонятные мне озорные и весёлые огоньки. Всё-таки Тина была кудесница та ещё. За такой короткий срок — и такое чудо сотворила! При виде все этой троицы настроение улучшилось у всех. Мне было ужасно любопытно, как она это сделала. Но я знал, что даже под самыми жестокими пытками она не признается и не раскроет своих секретов. Сердце радостно билось в груди. Дела пошли как нельзя лучше. После обеда я обязательно проведу весь вечер с Тиной и поближе познакомлю её с Весперией. Думаю, они не только хорошо подружатся, но и их отношения станут намного ближе, чем отношение няни и воспитанницы. Как это случилось у меня с Тиной.