И рыбку съесть, и на х...

Результат не заставил себя ждать. Уже спустя неделю в моих покоях раздалось громогласное «Дорогу!». Вот и Сулейман пожаловал собственной персоной. С первых секунд сердце заколотилось чаще, я невольно улыбнулась, приседая в поклоне. Однако мужчина, кажется, не совсем понимал, зачем пришел ко мне. — Доброго дня, Гюльфем, — сдержанно поздоровался падишах, — как поживаешь? Как мой шехзаде? Я искала в его взгляде нежность, влюбленность, страсть, да хоть что-нибудь, но видела лишь смущение и озадаченность. Ноги сами занесли ко мне? Не знает о чем говорить? Отчего он так странно себя ведет? — Благодарю, Повелитель, все хорошо. Мехмед растет настоящим воином, очень сильный и боевой ребенок, — я держалась почтительно, ожидая хоть каких-то действий от мужчины. — Слава Аллаху, — Сулейман снова замолчал, — как твои мектебы? Строительство уже начато? — Да, Повелитель, валиде-султан выделила мне земли для этих построек. Пока все идет хорошо, Сюмбюль-ага следит за этим. — Вот и славно. Твоя идея насчет комплекса с мечетью мне весьма понравилась, как я уже писал. Сейчас я ищу архитектора, который смог бы воплотить мою задумку в жизнь. Не каждый решится бросить вызов такому великолепию как Айя-София. Голос Сулеймана звучал ровно, не то чтобы безразлично, но казалось, словно он с Ибрагимом беседу ведет, а не с любимой женщиной. Что-то тут не чисто. — Для меня честь оказаться вам полезной, Повелитель, — ага, раз он со мной как со своим комнатным визирем, вот и отвечу в его стиле, — с позволения Аллаха ваши поиски завершатся успехом. — Аминь, — кивнул султан, — был рад увидеть тебя, Гюльфем. До встречи. И ушел. Вот что это было? Где мои признания в любви, подарки, приглашение на хальвет? Ничего не понимаю. Конечно, я предполагала, что вязь «Радость общения» будет подталкивать Сулеймана к разговорам, но что-то я не заметила, чтобы он был увлечен беседой. Нет, я решительным образом ничего не понимаю! Видимо, что-то из магических работ еще не полностью раскрутилось, вот и получается какая-то ерунда. Только я решила отложить этот вопрос и просто подождать еще немного, как пришел Сюмбюль, сообщивший о приглашении на ужин. Что ж, неплохо, попробуем устроить ужин, плавно перетекающий в завтрак. К этому вечеру я готовилась со всем тщанием. Посетила хамам, долго выбирала наряд, несколько раз попросила Гюльнихаль переделать мою прическу, и в конце концов прошла по золотому пути, чувствуя себя абсолютно совершенной и готовой к любовным подвигам. Однако в покоях султана меня ожидал горячим только плов, приготовленный старательными поварятами, сам же Сулейман вновь имел настрой прохладный и задумчивый. Обоюдное приветствие вышло почти формальным, мы оба быстро поели — мне не лез кусок в горло, а у него был такой вид, словно он хочет закончить трапезу поскорее. Боясь, что сейчас меня выставят за дверь, если я ничего не скажу, я попыталась завести разговор: — Мы так давно не говорили о поэзии. Быть может, мне прочесть вам Лейлу и Меджнуна? Эти стихи всегда даруют мне успокоение. — Не стоит, Гюльфем, — он поморщился, — я не в том настроении. — Отныне вы всегда стали «не в том настроении». — Ты чем-то недовольна? — Сулейман повел бровью. — Нет, что вы, Повелитель, как вы могли подумать, — я и не старалась скрыть язвительность. Вот зачем он меня позвал, если говорить со мной не хочет, инициативу не проявляет, даже не обнял! Только душу бередит этим странным вниманием. — Если тебе так неприятно мое общество, можешь идти, дверь не заперта. — Как я могу уйти, Повелитель? Я так ждала встречи с вами! — Тогда отчего ты так себя ведешь? — Как я себя веду? — Как избалованная девица! — Ах, вот как! Может, мне и в самом деле уйти? Перестану отравлять ваше общество своей избалованностью! — К чему этот шантаж? Немедля прекрати морочить мне голову! О, великие боги, что я несу? Он же и казнить меня может за такое поведение. На краю сознания билась мысль, что нужно заткнуться, извиниться и отправиться восвояси, но уязвленная долгим игнорированием гордость, требовала, наконец, спросить с султана за его безразличие. Мимолетный взгляд уловил, что Сулейман не слишком-то злится. Возмущен, да, но не зол. Что ж, может, мне и удастся сохранить жизнь после накатывающей истерики. Язык мой тем временем становился моим злейшим врагом с каждым новым словом: — Это вы, вы морочите мне голову! То отталкиваете, то зовете и сами не знаете зачем! Ни слова доброго, ни встречи, ни посещений, словно меня и не существует вовсе! Как же, наш светлоликий падишах занят новыми фаворитками, до старых ему дела нет! — Гюльфем! — Мужчина с глухим стуком ударил ладонью по столу. Звякнули перстни на его пальцах, приводя меня в чувства. Я опустила глаза, не желая смотреть в насупленное от раздражения лицо Сулеймана. По щекам невольно полились слезы. Он сверлил меня взглядом, я тихо всхлипывала. Излишне громкую тишину разрезал суровый голос: — Возвращайся к себе. Вот и поужинали. Всю дорогу до своих покоев я пыталась успокоиться и привести себя в относительно приличный вид. Да что ж со мной такое творится? Зачем я вообще начала язвить? Выбрала бы иную тему для беседы, дались мне эти стихи. И поэма дурацкая, что я к ней прицепилась? Она мне даже не нравится. Сулейман так вообще терпеть не может, если кто-то в его личную жизнь нос сует, теперь и привороты не помогут, будут дальше в сидеть королевой в изгнании. Вопреки моим ожиданиям через два дня Сюмбюль-ага принес в мои покои большую корзину тюльпанов и изысканное платье из фиолетового шелка, расшитое серебряными и золотыми нитями и множеством мелких жемчужин. Я тут же приложила дорогой наряд к себе и полюбовалась в зеркало. Контраст белого жемчуга и насыщенного цвета фиалок выглядел потрясающе. Судя по качеству и количеству украшений портные день и ночь шили это платье. Неужели Сулейман сразу же простил мое выступление? Наконец-то, привороты начали действовать! Из размышлений меня вырвал голос евнуха: — Хасеки-султан, Повелитель ожидает вас у себя этой ночью. На крыльях радости я занялась приготовлениями, замучив Гюльнихаль и Сенай выбором прически, украшений и масел для грядущего хальвета. Невзирая на то, что он должен был состояться лишь через двенадцать часов, я с наслаждением отдалась подготовке, кучу времени потратив в хамаме. Все шло идеально, как я и мечтала. В роскошном платье, с нежными локонами и шлейфом мускуса я прошла по золотому пути, своим счастливым видом испортив все настроение Махидевран. В полумраке свечей Сулейман встретил меня с улыбкой и жадным блеском в глазах. Я ликовала. Но уже через час заподозрила неладное. Мой возлюбленный, казалось, слегка обезумел. За первым соитием сразу же наступило второе, а затем и третье. Тяжело дыша после него, я закусила губу, чувствуя как ноет промежность. Все мои сексуальные желания были давно удовлетворены, Сулейман же, будто соблюдал до нашей встречи по меньшей мере годовой целибат, и кажется не собирался останавливаться. Поняв, что еще одного захода я просто не выдержу, я мягко остановила мужчину, что вновь начал покрывать поцелуями мою грудь. — Любовь моя, подожди хоть немного, я несколько выбилась из сил. Падишах тут же прервался, лицо его выражало обеспокоенность. — Надеюсь, я не причинил тебе боли? — О, нет, лишь некоторое утомление, мне нужно немного отдохнуть. А ты разве не устал? День был долгим. — Рядом с моей госпожой я могу не уснуть и до утра, — он нежно улыбнулся, глядя на меня затуманенным взором. Думаю, это отличный момент, чтобы поговорить. — Как идут дела в государстве? — Спросила я, устраиваясь на его груди. — Выше всяких похвал. Ибрагим превосходно справляется с должностью великого визиря, народ прославляет мое имя. Мы планируем следующий поход, однако, я останусь в столице. — А как продвигаются дела с твоим комплексом? — Вчера мне сообщили, что при дворе служит талантливый архитектор, Синан-ага. Я собираюсь завтра побеседовать с ним, быть может, именно он сумеет возвести мечеть, что будет превосходить по красоте своей даже Айя-Софию. — Дай Аллах, так и будет. Я бы тоже хотела возвести прекрасную и величественную мечеть. Велела бы украсить ее изразцами снаружи, а внутри расписать потолок так, чтобы он был похож на звездное небо, — я прикрыла глаза, предаваясь мечтам. Моей щеки коснулись горячие губы: — Все, что пожелает моя госпожа. Вот это поворот. Сейчас проверим насколько далеко ты сможешь зайти в исполнении моих капризов! Я подняла глаза на Сулеймана. — Правда? Ты позволишь мне? — Разумеется, — и вновь эта мягкая улыбка. — Более того, строительство мечети это благое дело. Особенно столь великолепной, как ты того желаешь. — Но у меня не хватит средств. — Ерунда. Вся моя казна в твоем распоряжении, душа моя. Ничего себе! Да-а, такой шикарный подарок придется отработать. Надеюсь, этот эффект будет держаться долго, может, все же получится Османскую Империю привести к процветанию благодаря моему послезнанию. Но пока я отбросила эти мысли и подарила мужчине страстный поцелуй. Мы уснули лишь за несколько часов до рассвета. Наутро же мне совершенно не хотелось уходить. Сулейман был таким предупредительным, нежным, с такой любовью смотрел на меня. Мысль о разлуке на целый день казалась кощунственной. — Может, проведем день вместе, Сулейман? Я так истосковалась по тебе, не хочу покидать тебя даже на несколько часов. Притянув меня к себе, он коснулся губами моего лба. — Я тоже очень скучал по тебе, мой сладкоголосый соловей. Оставайся сегодня со мной. Кажется, ты интересовалась делами государства? У тебя будет возможность увидеть кое-что. Неужели на совет дивана возьмет с собой? В каноне даже Хюррем не удостаивалась такой чести! Впрочем, я тут же поняла, что ошиблась. Падишах отдал распоряжение Ибрагиму Паше проводить совет без него. Тем временем служанки принесли мне свежее платье и набор для вышивки. Я освежилась в личном хамаме Сулеймана и вернулась в его покои. Мужчина уже восседал за письменным столом, разбирая какие-то бумаги. Встав за его плечом, я вчиталась в текст. Прошение, прошение, еще одно прошение. Предложения от великого визиря. Запрос от баш-дефтердара. Да уж, ничего интересного. По крайней мере, я не слишком понимала, о чем именно идет речь в этих документах, и никаких умных мыслей не приходило. — Ты говорил, что планируешь новый поход. Он будет морским? В те новые земли, о которых ты писал мне? Сулейман отвлекся от документов. — Ты как всегда проницательна, душа моя. Но в этот раз я планирую не осваивать новые территории, а очистить Красное море от португальцев. Они нападают на наши корабли, это нужно пресечь. — Должно быть, это вредит торговле. Судя по всему, эти неверные весьма коварны. Кажется, именно они сейчас захватывают богатства Нового Света? Как бы нам не опоздать к разделу. Падишах засмеялся. — Ты говоришь прямо как Ибрагим. Он тоже считает, что завоевание Европы можно отложить на некоторое время, занявшись исключительно новым материком. Там сокрыты несметные богатства, но мне кажется, что они могут подождать. Я покачала головой. — Ибрагим прав. Если португальцы и испанцы успеют разжиться там полезными ресурсами, то они могут значительно навредить нашей торговле. Что будет, если у них в руках окажется единственный источник некого очень нужного товара? А вдруг там есть золото или серебро? И все оно окажется у неверных! Он смотрел на меня с таким восхищением, что мне стало стыдно в глубине души. Я бессовестно пользовалась своими знаниями о будущем, чтобы произвести впечатление на мужчину. Что ж, мне это удалось. — Как же ты мудра, Гюльфем. Видимо, вы с Ибрагимом правы, нельзя откладывать путешествия в Новый Свет. Я направлю туда Барбароссу сразу же после того как наведу порядок в Красном море. Пользуясь случаем, я решила пожаловаться на валиде-султан. А чего она меня затыкала? Может, у Сулеймана будет другое мнение. — Пока ты был в походе, я приходила к валиде-султан с идеей увеличить число медресе в государстве и привлечь новых ученых в Стамбул. Мне кажется, что большее число образованных мужей поможет нам обогнать другие государства, совершая великие открытия. Но валиде запретила мне вмешиваться в эти дела, — я обиженно поджала губы. — Эту идею стоит обдумать, Гюльфем. Она не лишена смысла, но нельзя просто построить новые учебные заведения. Я обсужу это на следующем совете и передам тебе мнение дивана. Мои губы растянулись в лучезарной улыбке. День был просто волшебным. Мы встретились с Синаном. Немолодой архитектор подготовил эскизы, которые впечатлили Сулеймана и очень понравились мне. Почти сразу же началось обсуждение комплекса Сулеймание и моей будущей мечети. К детям я вернулась лишь утром следующего дня с ясными мыслями и полная надежд. Целый месяц я жила словно в сказке, Сулейман заваливал меня подарками и проводил все свободное время со мной, посвящая меня в тонкости государственных дел и советуясь со мной. Я уже подумывала о том, чтобы просить дозволения на дипломатическую переписку с кем-нибудь знатным из Европы. Например, с Екатериной Медичи или с английской королевой. Мехмед и Михримах радовали мое сердце, я старалась использовать всю информацию из двадцать первого века о том, как правильно развивать детей, много читала им вслух, учила с ними стихи, пыталась разрабатывать их мелкую моторику с помощью перебора украшений и драгоценных камней, которых теперь в моих покоях водилось в избытке. Стоял жаркий июль. Горячий душный воздух сводил с ума, Эсма и Назлы беспрестанно обмахивали меня и детей опахалами. Все было как обычно, но в сердце росла тревога. Подали обед, сердце отчего-то колотилось как бешеное. Дети уже уселись на подушки, но я резко запретила им прикасаться к еде. — Айджан-хатун, подойди. — Другие служанки, стоящие рядом, ощутимо напряглись. — Что такое, госпожа? — Попробуй нашу еду. Айджан и сама взволновалась, видя, что у меня есть какие-то сомнения. Она попробовала суп из моей тарелки, затем из тарелки Михримах и, наконец, из тарелки Мехмеда. Я выждала десять минут, держа за руки малышей, и уже собиралась расслабиться, как вдруг наложница побледнела и начала хрипеть. — Лекаря! Стража! Яд в моих покоях! Вокруг воцарился хаос. Бедную Айджан унесли в лазарет, где промыли желудок, кто-то из евнухов оповестил Хафсу и Сулеймана, в покоях началась толкучка. Сюмбюль допрашивал служанок, хеким-баши проверял еду в блюдах. Вскоре раздался вердикт: — Еда нашего шехзаде была отравлена. — Аллах, кто же осмелился на подобное, — валиде прижала ладонь к губам, в миг будто постарев на десять лет. Видно, представила, что могло случиться, если бы мой сын умер. Глаза увлажнились. О, я знаю, какая змея способна на такое! Одного моего сына уже извела, теперь и второго решила с дороги убрать. Мы с Сулейманом переглянулись. Он отдал несколько приказов и потребовал увести нас с детьми в его покои. Мехмед и Михримах толком не понимали, что случились, но с радостью приняли возможность подольше побыть с отцом. Они убежали вперед, пока мы с государем степенно шли по коридорам. — У меня есть подозрения, мой господин. — Боюсь, я думаю о том же, о чем и ты, Гюльфем. — Вас ведь тоже насторожила смерть моего Мурада тогда, не так ли? Я с самого начала знала, что дело нечисто. — В этом дворце стали слишком часто травить моих детей. Нужно немедленно разобраться с этим. К вечеру слуги закончили разбирательства, к нам приставили дегустатора, а гарем начали обыскивать. Мои дети уже спали, я же пыталась закончить вышивку, из раза в раз путаясь в нитях. Сулеймана не было. Я подозревала, что он выясняет что-то у валиде, либо же пытается получить доказательства вины Махидевран. В опочивальню падишах вернулся злой и уставший. — Служанка, что подсыпала яд, не признаётся, кто отдал приказ, — сообщил Сулейман, потерев переносицу, — обыски ничего не дали. Никаких подозрительных флаконов, лекарств или чего-то в этом роде. Никто не видел чужих на территории гарема, и сам гарем также никто не покидал. Ни одной зацепки. — Он опустил голову. — Сулейман, — тяжело вздохнула я, — мы оба знаем, что лишь один человек способен на такое. Махидевран сделала это. Кому еще это могло быть выгодно? Она очень гордилась своим положением матери главного наследника. После смерти Мустафы она лишилась этого, но, судя по всему, решила вернуть себе свой «законный» статус. В прошлый раз против нее тоже не было доказательств. Сколько еще она будет убивать ради своих целей? Сколько шехзаде должно погибнуть, чтобы ей воздали по заслугам? Это была грязная игра. Я обвиняла соперницу, и чувствовала себя паршиво. Конечно, расклады на картах подтвердили вину Махидевран в смерти первого сына Гюльфем, и сейчас, я не сомневаюсь, что она вновь решила провернуть проверенную схему, отравив Мехмеда, и вновь став главной фавориткой, а меня лишив титула султанши. Стоило бы разложить на это, но едва ли Сулейман оставит меня в одиночестве. И все же совесть разъедала меня. Ведь я тоже избавилась от ребенка Хюррем, от Мустафы, но мою вину никто никогда не докажет. И сейчас я откровенно пользовалась своим влиянием на Сулеймана, убеждая его в необходимости расправы над фавориткой. Рано утром падишах покинул опочивальню, оставив там нас с детьми. Мы спокойно позавтракали под чутким взором дегустатора, а затем вернулись к себе. Дети были спокойны, предавались играм и забавам, даже не представляя, как им повезло, какой страшной участи все мы избежали чудом. Интересно, отчего я так взволновалась вчера? Неужели у меня развивается какая-то ведьминская чуйка, интуиция? Или это материнское сердце подсказало? Нужно будет и это посмотреть позднее. Сейчас же я не хотела покидать детей, боясь, что вновь может случиться что-то плохое. После обеда Нигяр пришла с новостями: — Махидевран отправляется в Старый Дворец! — Как? — Я тут же встрепенулась, ничего не понимая. Разве ее не должны казнить за покушение на жизнь Мехмеда? — Повелитель этим утром навещал ее покои, долго разговаривал с ней, я, к сожалению, в это время была занята с новыми рабынями, так что точно не знаю, что там произошло, но после этого он был в ярости. Дайе-хатун всех отогнала подальше от покоев валиде-султан. Повелитель к ней пошел сразу после Махидевран. Но кое-что я услышала. Точно тебе говорю, Гюльфем-султан, это она нашего шехзаде отравить пыталась! Я нахмурилась. — Видимо, валиде-султан убедила Повелителя не казнить эту змею, а лишь изгнать. А что будет с Шехзаде Селимом? Нигяр пожала плечами. — Должно быть, его оставят при кормилице, пока Сонбахар не родит. Сомневаюсь, что его под твое крылышко отдадут, о вашей вражде с Махидевран всему Стамбулу известно. Не считая этого неприятного события, в моей жизни все было отлично. Я надеялась, что изменения в каноне были достаточно велики для того, чтобы Сонбахар, коя, лишившись внимания Повелителя из-за моих воздействий, сидела тише воды, ниже травы, родила девочку, а не мальчика. Я все же добилась от Сулеймана разрешения написать Екатерине Медичи и Екатерине Арагонской. Помня о печальной судьбе второй, я не особенно старалась заводить с ней дружбу по переписке, скорее просто заявляла о своем существовании и важном положении в Турции. А вот королева Франции была мне очень интересна. В своей реальности я видела мельком сериал Царство, и актриса, сыгравшая Медичи, запала мне в самую душу. Здесь супругу французского короля тоже описывали весьма выдающейся женщиной, и я надеялась научиться у нее придворными хитростям. Я все же не рассчитываю всю жизнь выезжать только за счет знания будущего и магии, хочется действительно стать великой султаншей. Даже более великой, чем реальная Роксолана. Все ночи Сулейман проводил лишь со мной. Я сделала несколько ставов, чтобы забеременеть мальчиком, и надеялась, что рожу именно Шехзаде Баязида. Конечно, в сериале он мне не слишком импонировал, но Селима уже застолбила Махидевран, так что выбирать не приходится. Главное, чтобы никто из моих детей не родился горбатым Джихангиром, я не вынесу этих страданий. Когда в конце августа 1523 года повитуха подтвердила мое интересное положение, я вздохнула с облегчением. Невзирая на то, что мне нравилось внимание Сулеймана, выносить еженощные постельные игры по несколько часов подряд было слишком тяжело. Понятия не имею, чем меня мазали в хамаме, раз под глазами до сих пор не появилось синяков из-за малого количества сна. Беременность протекала легко, я, казалось, расцвела еще больше, чем прежде. Мы с Сонбахар были в положении, а значит призывать нас Сулейман не мог, однако новых фавориток пока не появлялось. Валиде попыталась кого-то послать, но в этот вечер я была в покоях Сулеймана, и наложница ушла ни с чем. Время полетело очень быстро. Заблаговременно я сделала несколько защит, чтобы благополучно выносить и родить ребенка. Мой шехзаде ожидался в середине весны. Расклады, которые я хотела сделать после покушения на Мехмеда, как-то совершенно забылись. Увы, мои надежды не оправдались. 10 января 1524 года Сонбахар родила Шехзаде Баязида и стала госпожой. Впрочем, я решила не волноваться лишний раз, в конце концов, у Хюррем к моменту рождения Джихангира было пять родов, а у меня лишь двое. Вполне возможно, что канон не случится, и я избегу подобных проблем. Вплоть до моих родов все было хорошо — началось строительство наших мечетей, и османские корабли направились к берегам Египта, дабы очистить их от европейцев. Сулейман продолжал заваливать меня подарками, и вскоре в гареме начали реконструкцию покоев, которые по величине и роскоши равнялись покоям валиде-султан. Я подумывала после родов убедить Сулеймана жениться на мне. Взволнованная предстоящим рождением ребенка, я не заметила, что Сонбахар иногда стали приглашать в главные покои. Это всегда происходило лишь днем в послеобеденное время, вечера и ночи все еще принадлежали мне, поэтому я не особенно беспокоилась. Прямо накануне родов Нигяр сообщила, что для Сонбахар-султан наняли мастера кукольного театра, дабы тот обучил ее искусству управления марионетками. Мне думать об этом было решительно некогда — я чувствовала, как начинает тянуть низ живота, и торопилась сделать еще один став с руной Перт на легкие роды без вреда здоровью. 16 апреля 1524 года на свет появилась моя дочь Разие. Видимо, даже руническая магия не могла повлиять на пол ребенка, а может она уже была зачата, когда я пыталась наколдовать себе мальчика. Впрочем, тот факт, что она родилась абсолютно здоровой полностью примирил меня с мыслью, что она девочка. Один сын у меня уже есть, да и я еще довольно молода, нарожаю шехзаде, особенно с учетом того, как часто Сулейман проводит со мной время. Стоило пройти положенным сорока дням, как Сулейман вновь начал призывать меня. Мы почти не говорили, я едва успевала здороваться с ним, как он приступал к исполнению «супружеского» долга. Сначала меня это не волновало, шутка ли — мужик с августа страдал от воздержания, храня мне абсолютную верность. Сонбахар в это время закончила обучение и начала показывать представления с куклами в гареме. Выглядело довольно забавно, хоть и совсем не похоже на кукольный театр из моего времени. Мне начинала нравится эта девушка, тем более, я была уверена, что с Сулейманом у нее ничего нет. Однако время шло, а поведение султана не менялось. Стоило мне прийти, как меня заваливали в койку и мучали там до середины ночи. Затем он засыпал, и поговорить о никяхе не удавалось. Я начала беспокоиться, ведь вместо меня беседы с Сулейманом вела Сонбахар, развлекая его своими куклами и шутками. Несколько раз, приходя к нему днем, я отчетливо слышала голос соперницы и его бархатистый смех. Очевидно, девушка имела прекрасное чувство юмора, раз сумела захватить внимание моего султана даже в таких условиях. Поскольку я боялась, что из-за частых родов один из моих детей может появиться на свет увечным, то сделала себе став на временную блокировку возможности забеременеть. Вскоре я переехала в новые покои. Большая мраморная терраса с видом на сад, четыре комнаты, гардеробная, сплошной шелк и бархат — все в них кричало о роскоши и любви султана ко мне. Вот только я ее не особенно чувствовала. Подарков становилось меньше, а вот отношение валиде-султан ко мне испортилось окончательно. Она делала вид, что меня не существует, и готовила новых наложниц в своих покоях. Подгадав момент, когда у меня были лунные дни, Айше Хафса вновь послала к сыну красивую рабыню, чем-то похожую на Хюррем. Нигяр сопровождала ее до покоев, но решила не уходить сразу, понимая, что Повелитель не проведет с девицей много времени, и отошлет ее также, как и десяток предыдущих. Однако в этот раз все пошло не так. Сулейман не выгнал девушку, она провела в его опочивальне полчаса, и когда Нигяр уже собиралась возвращаться в гарем, вдруг выскочила из спальни султана в слезах. Калфа выяснила, что новая наложница осталась невинной и не привлекла султана. Закончив с неудачливой девицей, Нигяр тут же примчалась в мои покои и доложила обо всем. Я наградила добрую подругу и крепко задумалась. Улучив момент, заперлась в спальне и раскинула карты. Что же произошло в покоях Сулеймана? Отчего он выгнал девушку? Перевернутый Туз Жезлов, перевернутый Рыцарь Жезлов, перевернутая Тройка Кубков. У него что… не встал? Я рассмеялась от осознания. Вот так-то, милый, никаких других баб, кроме меня. Как только я была вновь готова делить ложе с Сулейманом, меня тут же призвали. Реальность ожиданиям не соответствовала. Мне думалось, что мой султан будет более обходительным и нежным, но он был жаден и даже несколько груб. Словно пытался насытиться мной надолго. Это был тревожный звоночек, но тогда я не обратила на него внимания. На следующий день Сулейман сам выбрал наложницу. Вот только через десять минут ее вынесли из покоев. Девушка потеряла сознание от волнения. Очередной хальвет был сорван. Кажется, Повелитель начал что-то подозревать, поскольку всю следующую неделю меня не призывали, зато каждый вечер по Золотому Пути проходила новая девушка, но все они возвращались в гарем нетронутыми. Наконец, в ночь четверга, Сулейман призвал и меня. Схватив меня за руку, он толкнул меня к постели и резким движением задрал юбку платья. Уже через мгновение я ощутила жесткие толчки, из глаз брызнули слезы. Сулейман не замечал моих чувств, думая лишь о собственном удовольствии и разрядке. Я с нетерпением ждала мига, когда он закончит, и кусала губы, сдерживая вскрики боли. Завершив свое дело, Сулейман схватил меня за шею и с совершенно безумным взглядом прошипел: — Что ты сделала со мной, шайтаново отродье?! Как ты меня околдовала?! Он с силой ударил меня по щеке. — Признавайся, дрянь! Я со всем своим гаремом бессилен, только с тобой могу! — Еще удар, — что ты вытворила?! Ведьма! Я закричала в голос: — Стража! Помогите! Сулейман продолжал хлестать меня по щекам, вымещая не мне всю злобу, что скопилась в нем за последнее время. Я орала дурниной и звала слуг, но они, очевидно, не были слишком расторопны. Наконец, кто-то из стражи оттащил мужчину от меня. Я прижала руки к лицу, размазывая кровь. Меня трясло от страха и боли. Нигяр и Сюмбюль подхватили меня под руки и повели в сторону покоев. — Уведите детей, — дрожащим голосом попросила я. Он избил меня. Он догадался о моей тайне. Мне не жить, не жить, меня казнят этой же ночью! Сознание билось в истерике. Мой милый Сулейман, тот, кто еще недавно был готов подарить мне весь мир, сейчас был готов уничтожить меня, задушить собственными руками, лишь бы прекратить мое колдовство. И о магии он как-то узнал, не зря ведь говорил об этом! Великие боги, он убьет меня, точно убьет. Служанки умыли меня, переодели, приложили компресс и уложили в постель. Кажется, мои крики слышал весь гарем, поскольку едва я оказалась в постели, ко мне прибежала валиде-султан. — Что с тобой случилось, Гюльфем? — Повелитель… он… — я задыхалась от слез, не в силах объяснить произошедшее. Айше Хафса совершенно неожиданно уложила мою голову к себе на колени, взяла меня за руку и начала что-то приговаривать, успокаивая меня. Через полчаса я все же сумела пересказать случившееся. Валиде выглядела на редкость поникшей и разочарованной. Кажется, она не ожидала от своего сына, что он способен поднять руку на женщину. — Прости меня, Гюльфем, за то, что тебе пришлось пережить это. И прости меня за мое прошлое поведение. Я поговорю с сыном. Никто не заслуживает подобного. Дай Аллах, ты скоро поправишься. Я забылась тягостным сном. На следующее утро мне казалось, что я умерла. Все казалось совершенно нереальным, неправильным, невозможным. Все лицо было перемотано бинтами и жутко болело. Надеюсь, там не останется шрамов от его перстней. Еще до обеда в мои покои явился Сулейман. Видеть его я хотела меньше всего на свете, но меня никто не спрашивал. Выставив вон всех слуг, он встал на колени. — Гюльфем, душа моя, я умоляю, прости меня. Я не знаю, что на меня нашло, какое-то помешательство, — кажется, ему и в самом деле было больно из-за случившегося, в голосе слышался надлом, он то закрывал лицо руками, то хватался за подол моего платья. Я же сидела подобно каменной статуе, почти не реагируя на его слова. — Этого никогда не повторится, слышишь, любовь моя? Я никогда не посмею, пусть Аллах отнимет у меня руки, раз они творят такие вещи. Прости меня, прости, прости, — он целовал мои пальцы, а затем начал покрывать поцелуями бинты. — Все, что угодно для тебя сделаю, лишь бы простила меня, свет мой, жизнь моя, душа моя. Хочешь, женюсь на тебе? Хочешь свободу дам? Весь Стамбул тебе подарю, хочешь? Гюльфем, умоляю, ответь хоть что-нибудь! Он и сам был на грани истерики. С трудом преодолев себя, я коснулась его щеки и рвано кивнула. — Я прощаю тебя, Сулейман. Но видеть пока не могу. Султан быстро закивал и успокоился на этом, покинув мои покои. Оцепенение постепенно спадало, а душа ныла от боли. Да, он попросил прощения. Даже встал на колени — невиданное для султана дело, но это ничего не изменит. Все самое страшное уже случилось, и еще неизвестно, как долго он будет в рассудке. Быть может, уже завтра он прикажет казнить меня как ведьму. Или вновь изобьет. Хотела, чтоб он был верен как пес, дура? Вот только я позабыла о том, что у псов есть острые клыки и они могут больно кусать. Нужно немедленно избавить его от всех моих приворотов, если, конечно, я еще хочу жить. Мне было жизненно необходимо время, чтобы успокоиться и оправиться после всех потрясений, однако страх за свою жизнь толкал похлеще ревности и обиды. Попросив у Гюльнихаль успокоительного отвара, я постаралась вернуться в нормальное состояние. У меня были ставы на снятие магических воздействий, но теперь я была предельно осторожна. На каждый рунескрипт я делала расклад, спрашивая о результате и последствиях. Наконец, один из ставов мне полностью подошел, и я вновь призывала силы огня и сжигала руны, прося об очищении Сулеймана от всего моего колдовства. Стоило бумаге догореть, как я ощутила жар в теле и тошноту. Мои раны воспалились, голова раскалывалась, казалось, словно я уже попала в ад. Возможно, эту ночь я и не переживу.