Цена крови

      Вике нужно было заниматься своим делом — вернуться в конце концов к исследованиям происшествия в лаборатории, но расследование Барышникова увлекло куда больше. Не найдя в архиве компании ничего примечательного, Алексей решил продолжить поиски в старой родительской квартире, и Вика захотела поехать с ним, но куда больше ее заинтересовала квартира, в которой прошло его детство. Отец Алексея улыбался со старых фото открыто и искренне, а мать смотрела цепким взглядом, от нее исходила некая враждебность, почти как от Клаудии, но в разы меньше.       Алексей не возражал, не напоминал о ее делах, кивнул, молчаливо выражая согласие, и спустя пару часов, когда рабочий день остался позади, его красивая машина застыла среди множества других в бесконечной веренице пятничных пробок. Барышников откинулся на удобную спинку сиденья, поглаживая подушечками пальцем прохладную кожу руля. Чувствовал Викин взгляд, но ощущал себя под ним расслабленно, а ее собственные мысли снова текли от реальности прочь.       Она достаточно изучила Барышникова, проведя немало времени рядом, прекрасно знала, как быстро могла смениться обаятельная улыбка на ледяной холод — как штиль сменяется штормом. Он напоминал воду, несущую в себе спокойствие и умиротворение, но несущую и разрушительную силу. И как вода умела принять любую форму, где бы ни оказался. Все это для Вики давно не было секретом, но она хотела попасть глубже — в душу, что несла в себе невидимые шрамы и старые раны, которые делали Алексея тем, кто он есть. Вика прошла с ним столько стадий: школьный роман и легкая влюбленность; боль от предательства; ненависть к своему врагу; единство с ним в выполнении общих задач. Она давно смирилась, принялась тот факт, что Барышников теперь уже никуда не денется из ее жизни, как отец Даши, и научилась принимать его таким, какой он есть, доверять и идти за ним; и ясно осознавала, что могла принять гораздо больше. Ему просто нужно было позволить ей увидеть все.       Медленно, но верно поток двигался, и вскоре Вика заметила знакомые места: по правую руку от них остался бизнес-центр, где на четырнадцатом этаже расположился их с Дашей любимый ресторан. Было время — после возвращения из Североуральска и до того, как началась эпидемия, — когда Вика и Даша жили обычной жизнью и часто по выходным коротали время, любуясь видом на Москву и наслаждаясь вкусной едой. А впереди можно было увидеть одну из сталинских высоток — красивый дом, мечту ее детства: маленькая Вика представляла как будет жить в этом красивом доме, похожем на неприступный замок, когда гуляла с отцом по центру Москвы, но вскоре родители развелись, мать переехала в новостройку, а отец и вовсе уехал из страны. Детская мечта затерялась в переулках ее памяти, но отыскалась вдруг, когда их машина остановилась около той самой высотки.       — Погоди. — Догадка озарила ее. — Ты жил на Котельнической набережной? В том самом доме? — Барышников не разделял ее восторга и причина вскоре стала понятна. Из торжественного холла они попали в большую, но мрачную квартиру, где стоял запах пыли и затхлости, и тяжелая обстановка давила на нервы. Алексей включил свет везде, но лампы работали слабо, а все окна были зашторены тяжелыми портьерами.       — Здесь всегда было так?       — Всегда. Клаудия не любила свет, говорила, что в полумраке слышны все самые потаенные человеческие мысли и страхи. — Вика получила еще один кусочек мозаики: стала понятна любовь Алексея к высоким окнам и светлым интерьерам. Как мог ребенок жить в такой гнетущей атмосфере, Вика слабо представляла.       — Ты давно здесь не был? — Кузнецова рассматривала обстановку, подмечая дорогую мебель из красного дерева, тяжелые статуэтки и картины в темных тонах, но, обратив внимание, как изменился Алексей, приблизилась к нему. Он едва ли заметил ее, остановившись посреди гостиной. Казалось, что он не с ней — перенесся в далекое прошлое, которое причиняло боль. Ей захотелось сделать что-то, коснуться его, но вопрос, о котором Вика уже пожалела, кажется, даже не был услышан.       — С тех пор, как окончил школу. Здесь отец умер. Я предпочитал появляться здесь, как можно реже, оставался у друзей, на всписках. Поступил в Архитектурный, переехал в общежитие, и все. Семнадцать лет. Ну, спрашивай. — Задумавшись, она не заметила, что теперь Алексей смотрел прямо на нее. Должно быть, за холодной маской бушевал вулкан эмоций, но у него хватало силы держать все внутри — это восхищало и пугало одновременно.       — А твоя мать? — Голос подвел Вику, дрогнул, но она все же решилась задать вопрос, который мучал все последние дни. Алексей вышел в темный коридор, свет работал не везде, и, последовав за ним, Вика отыскала его у одной из массивных дверей.       — У нее был нервный срыв, и Клаудия отправила в Берлин, в частную клинику. Мать находилась там все это время, как я думал. Но, возможно, это не так. В любом случае, семнадцать лет назад она исчезла из нашей жизни следом за отцом. Я хорошо помню, как будто вчера было: проснулся посреди ночи, а Клаудия и отец спорят. Они говорили обо мне, а утром отец уже был мертв. — Алексей толкнул дверь и пропустил Вику вперед, рядом раздался щелчок выключателя, и загорелся яркий, по сравнению со всей остальной квартирой, свет — глаза на мгновение резануло, успели отвыкнуть.       Оглядевшись, Вика сразу заметила разницу между этой комнатой и всеми остальными. На первый взгляд все было так же: тяжелая мебель, темный текстиль, все такое строгое, но всего пара деталей делали комнату совсем другой. На стене до сих пор висела гитара, а на письменном столе оставалось несколько цветных фото времен начала нулевых — это была комната Алексея, и здесь даже дышалось легче. Фото привлекли ее внимание, и Вика поспешила к ним, оказавшись у стола чуть раньше Алексея, потянувшегося к снимкам, но Вика оказалась проворнее. Она легко узнала его среди четверых парней лет пятнадцати на вид, на школьной сцене, державшего в руках гитару, похожую на ту, что до сих пор хранилась в старой квартире. Барышников за ее спиной пробормотал ругательство — экскурс в прошлое вышел из-под его контроля.       — Ты играл в группе, оказывается. — Обернувшись, Вика встретилась с ним взглядом, и при виде ее улыбке напряжение на его лице разглаживалось, уходило прочь, его губы дрогнули.       — Сто лет прошло, я уже забыл. — Он лукавил, догадалась Вика. Затаив дыхание, она ждала продолжение, и он не заставил ждать долго. — История самая банальная, все были против, а мы со школьными друзьями собрали группу.       — Должно быть, толпы твоих поклонниц побывали в этой комнате. — Шутка прозвучала так неожиданно, что на мгновение Алексей замер, а потом комнату наполнил его веселый смех.       — Увы. Моя бабка была сущей каргой, они боялись ее как огня. Но тебя таким не испугать, да? Ты первая девушка в этой комнате. — Он все еще улыбался, почти нежным жестом убирая волосы с ее лица, склонился, закончив говорить почти касаясь ее губ, и тихий голос Барышникова растворился в бешеном стуке ее собственного сердца. Вика ждала теплоту его губ, но Алексей медлил. Коснулся прохладными пальцами кожи на ее животе, проникнув под края легкой блузки, мягким поглаживающим движением, вызывая дрожь в ногах и сотню мурашек.       — Пойдем, Вик, займемся делом, — почти прижимаясь к ней, произнес он шепотом, ласкавшим, как мягкий бархат, почти прикоснувшись к ее уху. Горячее дыхание обожгло кожу, и Вика не сразу осознала смысл сказанных им слов. Разочарование было столь очевидно, что пришлось потрудиться, чтобы скрыть его, но потом пришло осознание, что он просто хотел побыстрее убраться из этого места, которое обнажало в нем слишком многое. В отличие от нее самой, даже в такие моменты у него хватало выдержки мыслить рационально. Ее собственное благоразумие полетело к чертям.       В кабинете Андрея Барышникова им удалось найти старые документы, но ничего интересного среди них не было. Алексей засомневался в своей затее, но Вика не готова была с ним согласиться. Перебирая вариант за вариантом, она лихорадочно думала, пока наконец не отыскала то, что вполне могло им подойти.       — Раз твой отец занимался реконструкцией «Логоса», он знал его достаточно хорошо, — рассуждала Кузнецова, собирая старые бумаги обратно в сейф. — Знаешь, где я спрятала бы нечто важное, чтобы его никто не нашел? — Алексей вскинул брови, предпочитая не увлекаться игрой в гадалки, а сразу услышать ответ. — Тайная комната графа.       — Комната Графа? — Он подался к ней, удивленный предположением. — Но мы там много что изучили.       — Много, но не все, к тому же мы искали информацию по вирусу. Я бы проверила. Поехали?       — Прямо сейчас?       — А когда? Давай закончим то, что начали. Если не найдем ничего, ну, что поделать, а вдруг найдем? — Вика вдруг настолько поверила в реальность своей догадки, что в ней проснулся азарт.       — Хорошо. — Барышников улыбнулся, сдаваясь под ее напором. — Только вначале поедим, здесь рядом есть хороший ресторан. — Он говорил наверняка о «Карлсоне», том самом месте, где Вика раньше бывала с Дашей, а в ее желудке еды не было с самого обеда, предложение было слишком заманчивым, чтобы отказаться.       «Карлсон» пользовался популярностью, тем более вечером в летнюю пятницу, но для Барышникова столик нашелся сразу — не только Вике нравилось это место. Со стороны они смотрелись наверняка как красивая пара, но предмет разговора был совершенно далек от романтики. В идее Вики была только одна трудность — в тайную комнату графа Щербатова они попадали из школы, которая теперь была разрушена. Кузнецова поделилась своими мыслями с Алексеем, но его эта проблема не озадачила.       — Один из коридоров в той части крыла ведет в лес, тогда он находился даже за оцеплением. Именно так Андрей сумел выбраться из школы, не замеченный Флейшером, и привести помощь.       — Погоди. — Проблема решилась, но ответ Барышникова навел совсем на другие мысли. — Андрей выбрался из школы, отправился прямиком на Лубянку, да? — Алексей помрачнел, понимая ход Викиных мыслей, но кивнул. Отрицать не было никакого смысла. — Он ведь не ворвался в здание ФСБ просто так? Шел к Комарову, да? Леш, когда ты начал работать с ним?       — Когда Клаудия убила отца. Комаров появился в нашей квартире в составе оперативной группы, задавал неудобные вопросы. Я нашел его через несколько дней и рассказал все то немногое, что знал о Клаудии тогда. Не ожидал, если честно, что он поверит. Но Саша поверил, и так началась наша с ним работа. — Никогда раньше Вика не слышала, чтобы Алексей называл полковника так неформально.       — Выходит, до появления в «Логосе» ты уже около четырех лет знал все о Рауберг. Рассказал Андрею, чтобы тот обратился к Комарову, но не мне. Ты мне в любви признавался, но самое главное не сказал.       — А зачем? Это разве что-то поменяло бы? Даже рассказав все, я не стал бы в твоих глазах Морозовым. Эта правда была опасна для тебя. Я хотел держать тебя рядом, да, но не хотел, чтобы ты влезала во все это, чтобы сотрудничала с Комаровым, а в итоге… — Алексей говорил тихо, вкрадчиво, но каждое его слово отзывалось в сознании Вики как удар молота.       — Еще скажи, что тебе жаль, — бросила она с едкой усмешкой.       — Мне не жаль.       Вика молчала долго. Удивляло, что она вообще не передумала ехать с ним в «Логос», но это же Кузнецова, ей не терпелось разгадать загадку. Они заехали в ее квартиру, чтобы Вика сменила деловой костюм и туфли на что-то более подходящее, потом направились в Подмосковье, лавируя в потоке машин, который, конечно, стал меньше, но все еще был достаточно плотным. Вика изредка бросала дежурные фразы, но большую часть времени смотрела в окно справа от себя на ночной город.       Молчание Кузнецовой напомнило Барышникову Ингу — мать иногда появлялась на пороге гостиной, когда Тася играла слишком активно или начинала хулиганить, ничего не говорила, только смотрела молча, и под холодным взглядом Алексей уводил сестру прочь. Тася тогда мало что понимала, ей не было и четырех, когда мать исчезла из их жизни. Но Алексей помнил достаточно, чтобы сейчас понимать, насколько нелепа эта параллель. Вика имела полное право злиться на него за все, не только за то, что не рассказал ей правду — за множество его поступков, — но она все еще сидела с ним в одной машине.       Город вскоре остался позади, сменился лесом, и показалась вереница дорожных знаков с названиями населенных пунктов. Алексей помнил их, потому что ездил сюда совсем недавно. Вика не была в «Логосе» несколько лет, но наверняка помнила тоже. Они оставили машину у дороги и углубились в лес, освещая путь фонариком, когда молчание Кузнецовой вдруг закончилось.       — Мне было больно. Ты стал моим другом, я впустила тебя в свою жизнь, в свой близкий круг. Ты обещал мне чертов Рим, а потом предал. — Ее голос звучал тихо, но от этого не становился мягче — резал без ножа. — Я ведь туда поехала, когда школа закончилась. Мать как раз только вышла замуж. Бродила по итальянским улочкам и пыталась понять, как мне жить дальше. Но я это пережила. Твою любовь пережила, и ненависть тоже. Но знаешь, что я хочу сказать? — Он хотел знать. Но вскинул руку, прикладывая палец к ее губам — Вика нахмурила брови, раздосадованная тем, что ей не дали договорить, но слух различил треск веток под чужими шагами.       Алексей прижал ее к широкому дереву, сливаясь с темнотой, и напряженно вслушивался: звук то приближался, то отдалялся, но вскоре затих. Больше они не говорили, до тайного прохода оставалось несколько метров, Алексей нашел его без труда, открыл люк, заглядывая в темноту, как в бездну, и шагнул туда, чтобы исчезнуть, но тут же показаться вновь, протягивая Вике руку. Она даже не успела испугаться.