А если так?

Разгар рабочего дня, коллектив статистического учреждения гудит, словно улей, все захвачены канителью цифр и расчетов. Новосельцев, еще не вступивший в должность начальника отдела легкой (легонькой) промышленности, работает пока на привычном месте, иногда прерываясь на недлинные разговоры с Ольгой Петровной. Директор данной организации, уважаемая и высокопоставленная Людмила Прокофьевна, вернулась из министерства, озадаченная новыми требованиями и запросами начальства. Увы, у нее оно тоже имелось, и поручения, так или иначе, необходимо было выполнять. Поднявшись на лифте, она вошла на этаж, быстро взглянув на отражение в зеркале. Выглядела Калугина также на уровне, не опуская свою планку. Черное приталенное платье подчеркивало все изыски ее фигуры, белые бусы, гармонирующие с клипсами, дополняли образ. Направляясь к лестнице, ведущей в ее кабинет, Людмила абсолютно машинально обратила свой взгляд на Анатолия, рядом с которым, кстати говоря, стояла, чуть склонившись, молодая длинноволосая сотрудница. Людмила Прокофьевна еще секунд 5 не отрывала взгляда, замедлив шаг, как вдруг одернулась и поспешила дойти до кабинета. Поднявшись по лестнице, она еще раз обернулась, увидев, что картина не изменилась. Новосельцев с девушкой даже смеялись, пока он писал и показывал ей что-то на листах. Калугина вошла в кабинет, доставая из сумочки сигареты. Нет, она не была уж очень ревнивой, и считала глупостью раздувать проблему из-за каждой дышащей по близости с ее мужчиной женщины. В их коллективе очень много сотрудниц женского пола, так что же теперь… Если Людмила выбрала человека, это само собой означало, что она начала ему доверять, уважая и его и себя. Ее ни капли не разозлила увиденная ей ситуация, разве что, где-то глубоко внутри души что-то отозвалось, словно вдруг зажегся маленький, но очень ярко пылающий огонек. Закурив сигарету, она принялась изучать документы, привезенные из министерства. Погрузившись в дела с головой, она не заметила, как рабочий день подошел к концу. Об этом напомнил завершающий звонок во всем учреждении, который многие не могли дождаться. Коллектив всколыхнулся, каждый желал поскорее покинуть здание, выйдя за пределы рабочей обстановки. - Людмила Прокофьевна? – Произнес Новосельцев, приоткрыв дверь кабинета директора. – Вы еще не закончили? - Заканчиваю. – Ответила она, улыбнувшись уголками губ и сверкнув своими алмазно-зелеными глазами. Анатолий вошел, радостно убедившись в том, что в кабинете больше никого нет. Закрыв дверь, он поспешил к своей возлюбленной, которая, по окончании рабочего дня, переставала быть директором. Ну, или почти переставала. - Какие новости из министерства? – Ласково спросил Новосельцев. Он подошел сзади и наклонившись, поцеловал Калугину в щечку, положив руки на ее плечи. Рукам не очень хотелось долго быть там, они как-то плавно стали опускаться ближе к груди, пока Людмила Прокофьевна не вмешалась, одной рукой еще заканчивая подписывать бумаги. - Озадачили. – Ответила Людмила. – Ближайшие дни предстоит потрудиться. Можно подумать, у нее были дни, в которые она этого не делала. - Представляешь, а я ведь все это время думал, что ты еще не вернулась. – Сказал Анатолий, присев на край стола, видимо решив, что его снова не касаются правила. – Я почему-то просмотрел тебя, ты вошла через окно? – Смеясь, продолжал он. Калугина оторвалась от своих документов, и, как-то по-особенному интересно устремив взгляд на собеседника, ответила: - Ты, вероятно, был весьма увлечен разговором с молодой сотрудницей. – Она улыбнулась, как умеют только женщины, говоря так спокойно и, казалось бы, по-доброму, но тая при этом в себе яркий спектр эмоций, которые она стрелами ментально запускала в Новосельцева. – Оттого и мое возвращение во всех смыслах прошло мимо тебя. Интересная была беседа? Анатолий Ефремович завис на пару секунд. - Ты про Лизу что ли? Ха-ха, она же совсем зеленая еще, я только помог ей с расчетами, с вычислениями подсказал, так сказать. – Он предательски начал заикаться, вовсе не на руку играя себе. На самом деле, волнение было не от какого-то скрытого повода для разговора с той сотрудницей, именно так могла трактовать любимая женщина, а лишь потому, что Толя по-особенному трепетно относился к ее доверию. - Так значит, ты взял на себя роль наставника? – Все та же улыбка не сходила с лица Калугиной. «Ее еще и Лизой зовут, отвратительное имя, прямо как у…» - Людмила пресекла свою же мысль, опомнившись, что речи быть не может о подобных разговорах. «И куда тебя понесло?!» - адресовала она себе в мыслях. - Вообще-то я заинтересован в том, чтобы молодые сотрудники как можно скорее осваивали дело, которым здесь занимаются, потому и стараюсь объяснять доходчиво всё, с чем возникают трудности. Это и в твоих интересах в том числе! – Новосельцев вдруг пришел в себя, осознав, что в этой ситуации явно не ему нужно оправдываться. На лице читалась едва заметная ехидная улыбочка. Осознание того, что она его ревнует, подогревало изнутри. - Что ж, когда ты полноценно вступишь в должность начальника отдела, времени на подобное хватать не будет. – Ответила Людмила, считывая настроения своего собеседника. - А чего это, Людмила Прокофьевна, Вы уделяете этой ситуации так много внимания? – Уже не хотел останавливаться Анатолий. Скоротечно менять обращение с «Вы» на «ты» и наоборот у них вошло уже в привычку. - А я вовсе не уделяю, мне совершенно нет до этого дела, однако, как будущему руководителю, я посоветовала бы Вам больше требовать самостоятельности и находчивости от молодых специалистов. Объясняешь, может он запомнит, а может через неделю вернется с тем же вопросом, зная, что любезно все разжуют. Когда они сами находят решение, умение приходит уже навсегда. – Она оперлась подбородком на согнутые в локтях руки на столе, на секунду возгордившись тем, что имеет такой большой опыт в своей работе. Но на самом-то деле, она, конечно, гордилась именно тем, что на всё может ответить своему, явно провоцирующему ее, сотруднику. - Что Вы говорите, я запомню столь ценный совет, даже запишу, если не забуду! Несмотря на это, я все-таки убежден в том, что все случаи, как и люди, уникальны, и сложно найти единое решение, которое подошло бы для всего. – Новосельцев упорно не хотел сдаваться, скрестив руки на груди. Калугина молча не сводила с него взгляда, в котором читались и ее реакция, и уже назревающий следующий ответ. Новосельцеву очень нравилось это нарастающее напряжение между ними, такое негласное, но такое интригующее. Они создавали видимость любезности, да и, в самом-то деле, оба получали удовольствие от самостоятельно созданной сцены. - Предвосхищая Ваш ответ, я все же настою на окончании разговора. – Сказал Анатолий, встав, наконец, со стола и направившись за ее пальто. – Люда, поехали, домой очень хочется! - Сменив интонацию, он вышел из образа и побуждал директора вновь стать женщиной, с которой они бы уже вышли, в конце концов, за пределы мира должностей и обязанностей. Людмила заулыбалась, встав из-за стола и потягиваясь, чтобы хоть немного размять уставшую спину. - Почему ты никогда не упускаешь момент поспорить со мной? – Спросила она, запуская руки в рукава пальто, которое Новосельцев помогал ей надеть. - Потому что я знаю, какая ты упрямая, и мне интересно слушать твои красноречивые доводы, доказывающие для тебя твою правоту. – Ответил Толя, поцеловав ее в висок. – Пойдем, пожалуйста. Он взял ее за руку, но Калугина вновь остановила: - Толь, посмотри, посмотри какой закат! – Она устремила взгляд на окна, пропускающие через себя лучи розово-красного садящегося солнца. – Пойдем, пойдем, пожалуйста, выйдем на крышу. – Она в мгновенье превратилась в совсем юную девушку, увлекающую за собой Анатолия, который словно терял связь с реальностью, раскрывая для себя новые стороны любимой женщины. Она, как никто другой, умела быть очень разной, и каждая ее раскрывшаяся часть личности влюбляла Новосельцева еще сильнее. Он не только на крышу, он куда угодно пошел бы за ней, особенно увидев эти по-детски загоревшиеся от предвкушения глаза. Вид с крыши действительно был чрезвычайно красив, он вызывал так много положительных эмоций. Людмила зачарованно любовалась этой картиной: розовое, слегка красное и где-то даже фиолетовое небо, очертания столичных зданий и домов. - Ну как красиво… – Нежно произнесла она и обняла Анатолия, прижавшись головой к его груди. - Очень. – Согласился Новосельцев, обхватив руками возлюбленную. Этот момент по-особенному запомнится у Людмилы в сознании, ведь раньше она вообще не любила романтизировать какие-либо вещи, а сейчас, стоя в объятиях любимого мужчины, любуясь потрясающим видом, она вполне могла представить себя героиней одной из сказок о любви. Калугина часто задавалась вопросом – как ему удается доставлять ей столько душевного счастья, столько новых, раньше кажущихся нереальными, эмоций? Откуда вообще он взялся такой? Подумав об этом, она убрала голову с его груди, и, обхватив руками шею Толи, посмотрела на него глазами счастливой, а может, правильнее сказать, любящей женщины. Он обнял Люду за талию, понимая, как безвозвратно тонет в ее глазах. Он вообще впервые только от нее видел на себе такой взгляд – глубокий, искренний, честный и много означающий. Новосельцев понимал, что готов горы свернуть за один ее такой взгляд, глядя на нее, он ловил себя на мысли, что больше всего хочет, чтобы она была самой счастливой. Людмила становилась для него сокровищем, драгоценностью, прекрасной, желанной и принадлежавшей только ему одному. Сердца бились в унисон, чувства переполняли, они одновременно потянулись друг к другу, и, охваченные объединяющим, пьянящим и уносящим из реальности чувством любви, слились в нежном поцелуе. Людмила сильнее прижималась к Анатолию, всё также обхватывая руками его шею, в то время, как он запустил руку в ее волосы, отчего по спине у женщины вихрем пронеслись мурашки. Калугина медленно, но верно, начинала терять голову оттого, как искусно возлюбленный завлекает ее в более страстный поцелуй, слегка прикусывая ее нижнюю губу. Это через чур умопомрачительно, с каждой последующей секундой остановиться было все сложнее. Но сделать это, все-таки, пришлось, ведь осенний ветер навязчиво давал о себе знать. Анатолий Ефремович быстро взял свою миниатюрную возлюбленную на руки и поспешил вернуться в помещение. Вновь оказавшаяся стоящей на ногах, Людмила незамедлительно прильнула губами к губам Новосельцева, видимо, ощущая незаконченность их поцелуя. Она не менее умело сводила его с ума, совершая такие манящие движения языком. Она взялась нежной ладонью за его лицо, поглаживая большим пальцем то к щеке, то к уху. Неизвестно, способна ли она была еще отдавать себе ответ о происходящем, но своими действиями рисковала лишить этой возможности и Анатолия, державшегося буквально на волоске. Калугину так охватила волна страсти, что она, ранее еще скромная, осмелела во время поцелуя, прикусив его верхнюю губу. Мужчина отстранился, желая незамедлительно взглянуть ей в глаза, попутно набирая грудью столь не хватающий воздух. «Это правда ты сделала?» - читалось в его глазах. В ее взгляде он прочитал только манящую притягательность от переполняющего желания. Когда Люда облизнула губы, так, как делают это, накрасив их помадой, чтобы распределить равномерно цвет, какие-либо возможные до этого стоп-сигналы перестали существовать для Новосельцева. Припав к ее губам, он прижал ее к стене, скинув пальто на пол (бедному пальто было уже не привыкать). Закинув ногу Людмилы на себя, Анатолий повел рукой по ее бедру, поднимаясь выше и задирая подол платья. У Калугиной заканчивался воздух, она трепетала, словно прекрасная птица в золотой клетке, от одного только безумного поцелуя, каких, будто-бы, раньше у них не случалось. Почувствовав, как властно мужчина стал сжимать ее ягодицы, она все больше теряла возможность хотя бы на секунду вернуться к адекватному мышлению. Пиджак Новосельцева отправился вслед за пальто, Людмила начала расстегивать одну за другой пуговички его рубашки, пока он жадно целовал ее шею, ключицы, а одной рукой стал сжимать и массировать ее грудь, хотелось бы, конечно, беспрепятственно, но пока только через платье. И без того нелегко дающееся ей расстегивание пуговиц прервалось, его ласки стали слишком душещипательными, Калугина глухо простонала, поджав губы и уткнувшись ему в плечо. Конечно, нельзя поверить в то, что они оба потеряли рассудок до такой степени, что забыли все рамки дозволенного. Только потому, что рабочий день был уже закончен, и Новосельцев, заходя в кабинет, на всякий случай запер дверь, уже далеко не в первый раз, и вовсе не потому, что все происходящее сейчас было запланированным, просто было приятнее, когда их никто не мог потревожить. Тихий стон любимой женщины только сильнее пробудил в Анатолии внутреннее пламя. Он закинул ее вторую ногу на себя, она взялась руками за его плечи, совместным усилием, уже оказавшись в его руках, державших ее за бедра, обхватывающие его поясницу. Когда мужчина усадил Людмилу на стол, начав расстегивать верхние пуговицы ее платья, она слегка испуганно произнесла полушепотом: - Толя, мы же на работе, так нельзя. – Сказала, тут же почувствовав, что он добрался до желаемого, запустив руку внутрь чашечки ее бюстгальтера. - Если ты хочешь, мы остановимся. – Также в полголоса ответил он ей на ушко, и сразу начал влажными губами покрывать ее шею поцелуями. Людмила закрыла глаза от удовольствия, пару секунд, и она уже снова целует его в губы, каждый раз дыхание прерывается, как в первый. Руки Анатолия вольничали в области груди, сжимая ее, не снимая при этом белье и даже одежду. С одной стороны, очень не хватало тактильности, но с другой, это сильнее заводило, обстановка диктовала свои условия. Новосельцев стал наклонять Людмилу, практически укладывая на стол, одна его рука блуждала по ее пояснице и спине, а второй он коварно повел по внутренней стороне бедра, дойдя до самого сокровенного места. Почувствовав движения его руки между ног, пока еще через нижнее белье и колготки, она все также тихо застонала, откинув голову назад и прогнувшись в спине. Немного ускорив процесс, большим пальцем он массировал в верхней части, а ладонью чуть ниже. Приблизившись к возлюбленной, Новосельцев сказал: - Люда, ты не ответила, если ты скажешь, мы остановим все это, пока не поздно. – Произнес он, убрав руку с места ее блаженства. - Неет! – Простонала она, закусив губу. Это было краем, хоть Анатолий и применил запретный прием, совершив непозволительную манипуляцию, точка невозврата, так или иначе, была уже пройдена. Калугина не могла остановить прилив желания, еще бы, искуситель очень для этого постарался. Здравый смысл помахал рукой им обоим, когда они принялись все-таки избавляться от мешающей одежды. Новосельцев быстро снял рубашку, разложив ее на столе, чтобы Люде хоть немного было комфортнее ложиться на ткань, а не на холодную поверхность. Она тоже сняла с себя платье, с верхней частью белья помог распрощаться ее мужчина. Наконец, тело к телу, они прижались друг другу, как сильно этого не хватало! Ощущая такую площадь соприкосновений, влюбленные целовались с еще большим наслаждением, Людмилу сводило с ума то, как ее твердые соски были прижаты к его груди. Она вновь обхватила руками его шею, запуская пальцы в волосы, ей, как и ему, очень нравилось это. Толя был вынужден опять наклонить возлюбленную, на этот раз действительно уложив ее на стол, он аккуратно стянул с нее колготки и белье, женщина вздрогнула от осознания того, что сейчас будет. Склонившись над Людмилой и возобновив их тактильный контакт, Новосельцев нежно стал скользить рукой вниз, затронув грудь, проведя по животу, наконец, добравшись до самого главного. Когда его пальцы оказались в самом женственном месте ее тела, массируя клитор, Людмила уже не могла сдерживаться, как до этого. Она на порядок громче простонала, снова выгнувшись, испытывая огромный прилив тепла в области между ног. Мужчина накрыл ее губы своими, сплетая между собой языки. Люда рукой взялась за его шею, прижимая любимого мужчину ближе к себе. Новосельцев продолжал движения пальцами, меняя темп, направление. Он терял рассудок, видя то, какое невероятное наслаждение она получает. Калугина продолжала стонать, двигаясь бедрами в такт ему, периодически она отрывалась от поцелуя – ее просто передергивало от надвигающегося оргазма. Она была очень чувствительной и его это восхищало. Он страстно покрывал поцелуями ее шею, прижимал ее к себе, что она просто обожала. В голове у обоих все кружилось и сходило с ума. Когда Люда почувствовала, что вот вот уже все, ее просто накрывало волной умопомрачительных конвульсий, разом будто сводило все тело, она тянула свою руку к его орудующей руке, тихонько произносила «Я.. я не могу больше», на что он томно отвечал ей: «Можешь». И делал финальные, самые главные движения пальцами между ее ног, которые она, по какой-то причине, каждый раз пыталась остановить. Клитор начинал пульсировать внутри нее, яркий всплеск наслаждения растекался по всему телу. Когда Калугина испытала такой оргазм в первый раз, она была в шоке оттого, на что, оказывается, способно ее тело, или насколько умело, видимо, любимый мужчина может с ним обращаться. Он улыбается, видя ее такой блаженной, это главное счастье и верх наслаждения – удовлетворить свою женщину. Она нежно целует его губы, верхнюю, совсем слегка нижнюю, отстраняется, он тянется за ней, также легко целуя ее губы. Это счастье нежности и тактильных ощущений. Не торопясь, он расстегивает брюки. Теперь уже она хочет доставить ему не меньшее удовольствие. Калугина обхватывает рукой освобожденный от белья мужской орган, совершая хаотичные движения рукой. В это время Новосельцев с вновь охватившей его страстью целует ее, не разрывая такой важный для них обоих телесный контакт. Люда продолжает массировать его орган, затрагивая и самую нижнюю его часть. И без того прерывисто дышащий Анатолий останавливает ее, неожиданно стремительно раздвигая женские красивые бедра. Людмила вновь раздает громкий стон, запрокидывая голову назад и приподнявшись на локтях. Она чувствует, как он водит по месту ее женственности таким горячим, твердым от напряжения мужским достоинством, вверх-вниз, его скользящая головка заставляет Калугину закатывать глаза от предвкушения. «Войди в меня, сейчас же, прошу тебя!» - пронеслось в ее голове. Но она была очень стесняющейся, и, может быть, пока что, не могла позволить вслух сказать подобные слова даже мужчине, с которым они были так интимно близки. «Боже мой» - в действительности выговорила она, зажимая губы от этих невозможно дразнящих соприкосновений. Новосельцев, наконец, осуществил их общее желание слиться воедино, нежно и аккуратно войдя в нее. Она простонала, сжав руку, сплетающуюся в замок с его рукой. Они уже и забыли, где находятся, или слишком осмелели. Анатолий набирал привычный ритм, было очень удобно и необычно оттого, что он стоял, а она лежала на столе, обхватив его ногами. Уже настраиваясь на волну удовольствия, приближающую его к концу, мужчина неожиданно был прерван Калугиной. Она встала, оттолкнув его на свое кресло. Новосельцев удивленно, даже ошарашено, посмотрел на свою возлюбленную. «Вам там удобно» - довольно произнесла она, слегка приподняв бровь и довольно улыбаясь. Через пару секунд искусительница оказалась сверху, Анатолий приспустился вниз, оказавшись почти полулежа. Да, это не так удобно, как дома в кровати, но кабинет директора, директорское кресло, разве могли они когда-то себе представить, что здесь будет происходить подобное? Будущая Новосельцева взяла весь процесс в свои руки, теперь уже самостоятельно задавая ритм своим движениям. Это вводило Анатолия в непривычное ему состояние, когда он терял связь с реальным миром, ему даже сложно было совершать движения в такт с ней, но он очень старался. И вновь все такое для них необходимое – зрительный контакт, почти неразрывные поцелуи, прикосновения тел. Она движется то вверх-вниз, то вперед-назад, не оставляя Новосельцеву никаких шансов контролировать происходящее. Еще немного, и его словно парализует настигшим окончанием процесса. В этом было их особенное наслаждение друг другом – они не занимались сексом, они занимались любовью. Еще несколько минут нежных поцелуев и тесных объятий друг с другом, и они вернутся в реальный мир, начнут одеваться, помогая друг другу. Они будут стыдиться, представляя, как это могло смотреться со стороны, и будут смеяться, вспоминая некоторые моменты. Они будут радоваться, что их не настигли уборщицы, и никто не стучался в дверь. Они никогда больше не повторят этого безумия, уважая работу и предпочитая свою спальню, но всегда будут помнить этот яркий опыт. Они за руку пойдут до машины, в которой также, скрестив руки в замок, будут ехать, и любоваться вечерней Москвой. Они, конечно, будут ругаться по мелочам, как и любая семейная пара. Но они всегда будут любить друг друга, став такими, какие они сейчас, именно благодаря этой любви.