А если так?

Людмила и Анатолий вошли в квартиру, оказавшись в прихожей, где буквально вчера начался новый виток их взаимоотношений, когда часто представляемое где-то в мечтах ими обоими действие воплотилось, наконец, в жизнь. А ведь она тогда очень решительно была настроена поехать спасать несчастную кошку, угодившую в руки двух маленьких озорников. В мыслях Людмилы даже пронеслось, что, возможно, в этот вечер ей предстоит познакомиться с сыновьями Новосельцева, у которого на тот момент были уже другие планы. Воспоминания об этом вечере, переходящем в волшебную ночь, самую первую, неподражаемую ночь, навсегда останутся в их душах и сердцах. Калугина и Новосельцев прошли в гостиную. Она подошла к окну, до сих пор испытывая навязчивое чувство внутренней тревоги, никак не могла сама разобраться в собственных мыслях, и понять, что же будет с ними дальше. Почувствовав на своей талии прикосновение рук подошедшего сзади Анатолия, она едва заметно вздрогнула. «Людмила Прокофьевна» – томно вздыхая, произнес мужчина совсем рядом с ее ушком, руками притягивая ее к себе. Она немного отдалась назад, ощущая спиной опору на его груди, в то время как он, зарываясь лицом в ее волосы, наслаждался их ароматом, а затем прижался щекой к ее лицу. Людмила прикрыла глаза и слегка поджала губы, как же трудно ей было оттого, что она буквально таяла в его объятиях, в этот момент Калугина понимала, что он сводит ее с ума своим мужским теплом и харизмой. Она вечно стояла бы так, окаймленной его руками, слыша его дыхание, что только сильнее затуманивало разум. Но что-то внутри нее протестовало, не давало в полной мере отпустить все и быть счастливой, какой она была вчера рядом с ним. Слишком больно было слышать слова Самохвалова о том, что все это ради одной, достаточно безнравственной, цели. Ей и без того сложно было поверить кому-то, пережив печальный опыт в предыдущих отношениях. За много лет привыкшая быть сдержанной, строгой, недоступной и холодной, прятавшая от всех свои какие-либо настоящие эмоции, она с таким трудом училась мириться с мыслью, что именно этот человек – тот, кому можно открыться и поверить, ради кого, наконец, нужно отойти от привычного образа жизни, вспомнив все-таки, что она женщина, ранимая, чувственная, нежная и по-настоящему желанная. Анатолий Ефремович развернул ее к себе, все также не убирая руку с тонкой талии, другой рукой он аккуратно приподнял за подбородок ее лицо, чтобы встретиться с Людмилой глазами. Она подняла взгляд, насколько же предательски глаза выдавали все ее переживания. - Почему ты не можешь поверить в то, что все мои действия и намерения искренны? – Наконец спросил Новосельцев, прекрасно осознавая, что с ней происходит. - Это очень низкий поступок, я не ожидала от тебя, я даже представить себе не могла подобных мотивов. – Произнесла Людмила и, чувствуя, что глаза становятся стеклянными от наполняющих их слез, отстранилась. - Я же уже все объяснил. – Ответил Анатолий, сопровождая взглядом Калугину, направляющуюся налить себе воды. - Как бы ни было, одна мысль о том, что ты попытался претворить в жизнь такую блестящую идею, просто убивает меня. А что ты планировал делать после? Работать в новой должности, будто ничего и не было? Новосельцев сел напротив нее, налил себе воды и, отпив, начал свой ответ, не отрывая от нее взгляда. - Да, я ведь не спорю, сама эта затея просто ужасна, отвратительна. Во-первых, я изначально был против, долго сопротивлялся, но в тот вечер у этого, будь он неладен, Самохвалова, я выпил, съев не так много, как следовало бы. А ты ведь ни в какую не шла со мной на контакт, сколько ни пытался! Знала бы, насколько стыдно мне было в ночь после того, как я устроил этот балаган и наговорил тебе столько непозволительных слов. - Ты знаешь, Анатолий Ефремович, я тоже в эту ночь не слишком спокойно засыпала. – Улыбнувшись уголками губ, перебила она. - Во-вторых, если бы не этот вопиющий случай, не случилось бы нашего разговора на крыше, когда, наконец, тебя прорвало, и я впервые увидел истинную женщину внутри твоего, так хорошо выдержанного, образа строгого и принципиального директора. – Он сказал и прервался на то, чтобы сделать глоток воды, в то время как Людмила внимательно слушала, сопровождая взглядом его действия и предвкушая продолжение его откровений, которые, миллиметр за миллиметром, начинали отогревать ее охладевшую сомнениями душу. – Я был очень впечатлен, увидев, как вы с Верой необычно прохаживались в зале заседаний. А как ты поделились историей про вечер с авиаконструктором? Он заказывал вам шашлЫки и чебурекИ! Людмила не выдержала и тихонько засмеялась, слегка виновато отводя взгляд в сторону. Новосельцев, в ходе своего монолога видел, как ее глаза вновь загораются искоркой. Это придавало уверенности – она простит. - А как ты заблагоухала, пригласив меня с отчетом в свой кабинет, в тот день, когда я принес букет? – Продолжал он. - Я был просто в восторге оттого, как ты расцветала на глазах, в сто раз прекраснее этого несчастного букета, которому немало досталось. - Если бы ты сразу признался, что принес его, букет был бы невредим. – Улыбаясь, с долей укора ответила Людмила. - Я не знаю, что происходило со мной, Людмила Прокофьевна. Я уже говорил, ты уважаемый человек, талантливый руководитель, эффектная женщина, а кто я рядом с тобой? Мне всякий раз становилось страшно, что тебя рассмешит мое намерение ухаживать за тобой. - Анатолий Ефремович – Людмила положила свою руку поверх его. – Отчего же такие мысли посещают тебя? Ты прекрасный человек! - Людмила Прокофьевна, это ты необычайно разносторонний человек, как и твои глаза. Я заметил, что при разном свете они отливают то серо-голубым, то изумрудно-зеленым, но каждый раз я готов утонуть в них. – Сказал Анатолий и поцеловал ее изящную ручку. Калугина не ожидала настолько откровенного и глубокого признания. Еще ни от кого она не чувствовала такой искренней, безусловной восторженности какими-то совершенно простыми вещами. Нет, он явно не мог обманывать, все было по-настоящему. К тому же, разве к каждому человеку возникнут такие чувства, как у Людмилы к Новосельцеву? Одним только взглядом он мог создать внутри нее райский сад.