Такая короткая длинная жизнь

После трёх дней интенсивных тренировок с утра и до позднего вечера команда получила два дня выходных для моральной подготовки к чемпионату и небольшого отдыха. По мнению их капитана, выходить на поле, будучи измученными до «состояния нестояния», как он выражался, не следует, и тут Гермиона его полностью поддерживала. В первый день своего отдыха Рон проспал до обеда, лишь один раз недовольно открыв глаз и пробурчав что-то нечленораздельное, в ответ на заползание Розы к нему под одеяло. Поняв, что папа спит и его явно лучше не будить, девочка в расстроенных чувствах притопала обратно в теплицу к маме, где та, вооружившись перчатками, секатором и палочкой, приводила в порядок свою грядку волшебных трав и кустарников. Из всех «домохозяйнических» вещей, которые свалились на Гермиону после рождения Розы, единственное, что доставляло ей истинное удовольствие – выращивание магических растений. Она находила это… умиротворяющим, что ли. Ей нравилось наблюдать, как из маленького семечка появляется побег, постепенно разрастается и приобретает необходимые магические свойства. Как извивающиеся ветви растений медленно, неделя за неделей, подползали к крыше её теплицы. Ей нравились покой и умиротворяющая тишина, которые сопровождали её за этим делом, пока дочь или муж не вытаскивали девушку обратно к выполнению своих женских обязательств. Она была поистине влюблена в этот безмолвный покой, нарушаемый лишь шуршанием земли и редким позвякиванием лопатки о стенки горшков. Чаще всего, пересаживая, удобряя или подлечивая свои саженцы, Гермиона думала. Думала о свой жизни, о том, как внезапно ей пришлось перестраивать все свои планы и стремления. Думала о муже, который с неприязнью относился к этому её занятию, говоря, что магические растения, которые порой были весьма опасны, не самые лучшие соседи с домом, где живет маленький ребёнок, игнорируя то, что количество охранных, запирающих и отталкивающих чар, наложенных как на саму теплицу, так и на некоторые особо опасные виды, превосходили по силе даже те, которые она использовала во время их странствий по стране в поиске крестражей. Ей нравилось иногда, забирая небольшие горшочки с самыми безопасными растениями в дом, обучать основам травологии Розу. Она видела такой же восторг от новых знаний и умений в медовых глазах своей маленькой копии, который не раз наблюдала в зеркале во время обучения в Хогвартсе. К тому же, в одной из маггловских книг по детскому развитию Гермиона вычитала, что развитие мелкой моторики способствует скорейшему развитию речи, а что заставляет маленькие пальчики работать точнее и усерднее, чем осторожное перебирание корней, подкапывание землицы и укладка дренажа равномерным слоем на дно небольших горшочков? Рон не одобрял и это. «Ты хочешь вырастить из дочери ботаника, как Невилл, чтоб она в школе сокурсников пугала всякими Бубогноями?» — ворчал он, когда заставал их за перекапыванием очередного горшочка. «Это была Мимбулус мимблетония» — отвечала ему Гермиона, на что он лишь закатывал глаза и удалялся на любимое кресло, читать журналы. Рона невероятно обижало, что дочь будто была только ребенком Гермионы. Волосы, глаза, даже вздернутый маленький носик с россыпью шоколадных (не рыжих!) веснушек и чуть кривоватые передние зубы (которые супруга планировала исправить перед одиннадцатилетием дочери) были словно клонированы из его жены, в обход его генов. Как же он мечтал о рыжем мальчишке! Гонял бы с ним на метле в саду, да смотрел бы чемпионаты. Роза же совершенно не интересовалась ни квиддичем, опасаясь метлы, как и её мама, ни турнирными таблицами, которые ей пытался объяснить отец, ни даже чтением красочных журналов с картинками, на которых сновали известные игроки, описывались самые известные финты и подводились итоги чемпионатов разных времён. Единственное, что нравилось Рону – это то, с каким восхищением дочь смотрела на страницы журналов, когда публиковали его фотографии с тренировок или матчей. - Папа! Тут папа! — с сияющими глазами верещала дочка, тыкая в глянцевую бумагу. В такие моменты Рон чувствовал гордость. *** — Гермиона, я хочу есть, разогрей пожалуйста завтрак, или обед, что там у вас осталось? Было около трёх часов пополудни, когда Рон всё-таки отлепился от мягких простыней и, пройдясь по дому, обнаружил пятую точку жены, торчащую из очередного горшка, в котором опасно покачивалось какое-то не особо приятное на вид растение. Увлёкшись своим занятием, Гермиона будто и не слышала его вовсе. Оглядев комнату, из которой вела прямая дверь в теплицу, он обнаружил дочь, мирно играющую с плюй-камнями в мягком подвесном кресле, которое Гермиона притащила из какого-то маггловского магазина и уговорила мужа повесть его в этой маленькой комнатушке. Вытянув руку вперед и ощупывая воздух на предмет поиска магического барьера, он осторожно двинулся в сторону супруги. Половица под его ногой скрипнула, что заставило Гермиону резко высунуть голову из горшка и развернуться, определяя причину шума. Она точно знала, что веса маленькой дочери недостаточно для того, чтобы половица прогнулась и издала протяжный скрип. — Годрик, ты меня напугал! — Увидев мужа, она улыбнулась ему и поправила тыльной стороной руки выбившуюся из-под ободка прядку. — Доброе утро, любимый, выспался? Рон посмотрел на след от земли, оставшийся на правой части её лба, и невольно сморщился. Он прекрасно помнил, как жена рассказывала Розе, что некоторые растения необходимо сажать в землю, обильно удобренную драконьим навозом, и искренне не хотел знать, был ли этот ингредиент в данном горшке. — Не особо. Снимешь барьер? — А его тут нет, иначе я хуже слышала бы Розу. «Нет барьера?» — Рон вспыхнул. — Мало того, что ты не следишь за нашим ребенком, копаясь опять в своих травках, так ещё и не ставишь защитные чары!? А если бы она рванула к тебе и её схватил бы этот… зелёный пожиратель-дракл-его-знает-чего!? Гермиона медленно убрала приветственную улыбку с лица и встала, оказавшись практически на одном уровне с лицом мужа. — Во-первых, снизь тон и не говори так со мной при Розе. Во-вторых, с чего ты взял, что я за ней не слежу? В-третьих, наша дочь прекрасно знает, что переступать эту черту — она указала палочкой вниз и Рон увидел на полу едва заметную светящуюся и подрагивающую линию — нет никакого смысла. Это возрастная черта и перешагнуть её можно только после 11 лет, в противном случае, Роза перенесётся в свою комнату и останется там, пока я лично не приду за ней. Если Рон и был восхищен тем, что Гермионе удались чары возрастной черты, которые за всю свою жизнь он видел лишь в исполнении Дамблдора, то виду не подал. — Во-первых, — передразнил он её тон, но всё же начал говорить тише, — ты моя жена и я буду говорить с тобой так, как считаю нужным. Мне твой тон тоже не нравится, знаешь ли. Во-вторых, она пришла в нашу спальню и настойчиво пыталась меня разбудить, когда я ясно попросил дать мне поспать до тех пор, пока я сам не проснусь. В-третьих… ладно, про барьер это умно, — нехотя признал он, — Но всё остальное это не отменяет. — Папа! Долго спал папа. Я хотела обнять. Оба взрослых мгновенно перевели взгляд на подавшую из кресла голос дочь и удивлённо переглянулись. Это была её, пожалуй, самая длинная фраза, не считая «привет, тётя Джинни и дядя Гарри Поттер!». Посмотрев в невинные глаза дочери, которые словно вот-вот собирались намокнуть, Рон сдулся. Буркнув что-то про «понятно, блин», он угрюмо удалился в сторону кухни, очевидно приняв поражение и решив, что еду разогреет себе сам. Гермиона смотрела ему в след, задумчиво вертя в руках лопатку, покрытую засыхающей землёй и покусывая нижнюю губу. Со вчерашнего вечера, когда он вернулся с последней из подготовительных тренировок, настроение у него было, мягко сказать, не очень. Сбросив заляпанные грязью ботинки на крыльце и пройдя мимо жены, не глядя на неё, обняв за плечи всего на пару секунд, он удалился в ванную и провёл там около двух часов. Несколько раз Гермиона стучала и спрашивала, не нужно ли ему чего, но в ответ слышала лишь сухое «Нет» или вовсе «Я хочу побыть один, Герми». Ей было неведомо, что произошло на тренировке и у неё не было ни единого способа узнать это. Рон не горел желанием знакомить супругу с членами команды, хоть она и предлагала несколько раз, поэтому у неё не имелось никаких связей и контактов с ними. Услышав за спиной недовольное кряхтение брошенного ею растения, девушка взмахнула палочкой, заканчивая то, что делала уже около часа при помощи лопатки, и стащила с рук грязные защитные перчатки. Ей нравилось работать с землёй руками, без использования магии, поэтому она нередко натягивала перчатки практически до самых плеч, накидывала на себя кофту, которую было не жалко запачкать, и час-два ковырялась в корнях, заботливо выращенных ею же растений, удобряя, подлечивая и разрыхляя землю для лучшего притока кислорода. Прибравшись в комнате и очистив с помощью палочки одежду и руки, Гермиона подняла дочку и понесла её в детскую. Это была нежная маленькая комната, выполненная в пастельно-бежевых тонах с элементами шоколадных оттенков и белых вкраплений на потолке. Небольшая кроватка стояла прямо у большого окна, сквозь которое открывался чудный вид на зелёную площадку, на которой стояли подаренные Поттерами качели, горка и небольшая зачарованная песочница, которая позволяла играть в песке, но не позволяла маленьким цепким пальчикам утащить его в рот (спасибо Джинни за такую предусмотрительность!). В углу стоял небольшой шкаф, который время от времени пополнялся платьями, юбочками и рубашечками, которые обожали выбирать рыжая Поттер и миссис Уизли. Гермиона же отдавала предпочтение детским брюкам и комбинезонам, чтобы дочери было удобно прыгать, бегать и лазать. Сбоку от шкафа стоял большой стеллаж с детскими книгами. Часть из них были магическими, с движущимися картинками, зачарованным голосом, читающим сказки на манер героев и выводящие на потолок магические голограммы, которые словно мультики в мире магглов транслировали происходящее в книге. Вторая же часть была с обычными маггловскими сказками, которые Гермиона сама обожала в детстве и до сих пор помнила вечера, когда они с папой забирались в большое мягкое кресло, а мама, садясь рядом, читала вслух. Дополнял образ комнаты отдельный шкаф для бесчисленного количества игрушек Розы. Там были и куклы, и паровозики, и сказочные персонажи, и чего там только не было. Не так давно Гермиона проводила ревизию игрушек, собирая те, которые дочка переросла в сумку, планируя передать их Джинни, когда они с мужем наконец решатся заводить детей. На удивление, Роза спокойно отнеслась к исчезновению пирамидок, сортеров и прочего, лишь попросила вернуть ей маленькую зелёную фигурку дракона, которую она год назад углядела на витрине какой-то лавки в Косом переулке и уговорила маму купить её. Теперь фигурка возвышалась над всеми игрушками на верхней полке и следила за девочкой своими зачарованными глазами-изумрудами. — Дорогая, я очень прошу тебя посидеть в комнате и поиграть, маме с папой надо поговорить, хорошо? Если я тебе понадоблюсь — просто постучи по двери, я подойду. — Хорошо. Уже привычно накинув на комнату разные защитные чары, Гермиона глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и, помедлив секунду, пошла в сторону кухни. «Только бы не было скандала, только не перед важным для него матчем» — думала она, приближаясь к нему со спины и рассматривая широкие плечи. А ведь когда-то, когда он только начал обрастать мускулами благодаря интенсивным тренировкам, а плечи стали шире, чем дверные проёмы, гриффиндорка едва могла сдержать своё возбуждение, частенько представляя, как будет оглаживать тонкими руками эту могущественную спину, проводить пальчиками по плечам и ключицам своего мужчины, пока он будет возвышаться над ней, входя в её лоно на всю длину и прерывисто выдыхать ей в чувствительную точку под мочкой уха… Сейчас же Гермиона чувствовала лишь бесконечную усталость, глядя на вечно недовольного мужа. — Рон, что происходит? Он устало опустил ложку обратно в тарелку и понурил плечи. Не поворачиваясь к ней, он тяжело выдохнул, отодвинул тарелку и уставился в деревянную столешницу. Гермиона продолжала стоять рядом, разглядывая его спину, затылок, массивные плечи, сейчас стыдливо опущенные, и ждала, пока муж что-нибудь ответит. — Прости меня, Герми. «Ого, вот это поворот» — пронеслось в голове девушки, но вслух она ничего не сказала и продолжила молча ждать продолжения. — Последние несколько дней тренировок выдались… тяжёлыми. Скоро чемпионат, а я не уверен, что справлюсь. Гордон вчера разнёс мои техники защиты в пух и прах, а Гэлвин устроил часовую истерику на тему того, что из-за меня ему придётся ловить снитч в первые 5 минут игры, иначе мы проиграем по очкам в любом случае! Рон раздражённо стукнул кулаком по столу и встал, наконец повернувшись к жене и заглядывая ей в глаза. — Пожалуйста, прости меня, дорогая, я просто на нервах, меня бесит вообще всё. — Я понимаю, Рон, милый, я рядом. Глядя в глаза мужа, наполненные отчаянием и проблесками страха, Гермиона почувствовала, как обиды отступают, а необходимость поговорить об их проблемах откладывается на-потом. «Сейчас ему нужна моя поддержка, а не ссора» — думала девушка, делая шаг к любимому рыжему мужчине и прижимаясь к нему всем телом. — Я люблю тебя, Герми, ты знаешь? — Знаю. Рука Рона, выводящая узоры на её спине, вдруг начала медленно опускаться к ягодицам девушки, словно дразня и заигрывая. Гермиона оторвала голову от его груди, удивлённо заглядывая в глаза мужа, и увидела в них озорные искорки похоти, которые всегда загорались в глазах мужчины, когда тот намеревался соблазнить жену и утащить её на их семейное ложе. Крепкие пальцы, натренированные необходимостью крепко держаться за древко метлы, с силой сжали округлую ягодицу, наверняка оставляя на коже маленькие синячки. Гермиона не очень любила, когда он так делал, но знала, что в момент уже накатившего возбуждения Рону бесполезно что-то говорить — его разум уже был затуманен представлениями обнаженной брюнетки, раскинувшейся на простынях под его телом. Обветренные часовыми полётами на метле губы требовательно приникли к губам девушки, призывая позволить его языку проникать в самые дальние уголки рта, как в первый раз исследовать и обвивать язык такой желанной женщины. На секунду Гермиона замешкалась. Она совершенно не была настроена на секс. Более того, ещё десять минут назад она ожидала скандала или как минимум сухого, холодного разговора, но никак не секса. Обида от сказанных в теплице слов всё ещё трепыхалась в её груди, не позволяя горячей страсти проникнуть в разум. Она была рада, что им удалось поговорить спокойно, даже не поругавшись, но для готовности принять интимные ласки ей требовалось время. — Рон, я… — Просто помолчи, любовь моя, и позволь сделать нам обоим приятно. Мозолистые пальцы вновь сжали кожу на ягодице, после чего, плавно очертив круг по внешней стороне бедра, проникли меж сведённых ног и начали подниматься к самой чувствительной точке на женском теле. Коснувшись сквозь домашние брюки и нижнее бельё центра возбуждения, большой палец принялся выводить размашистые круги, а средний надавливать на то место, где под слоями одежды находилось лоно Гермионы, столь желанное для уже эрегированного члена. Гермиона чувствовала ласки мужа, но это было не то, что она ощущала раньше, когда они только начинали познавать тела друг друга. Она получала физическое удовольствие, чувствуя, как слегка намокают трусики, но разум и душа были далеки от происходящего, прокручивая события последних лет. — Возьми его в руку, дорогая, он уже соскучился по твоим нежным пальчикам… — одной рукой Рон направил кисть девушки к своему паху, сжимая её пальцы вокруг члена, выпирающего сквозь домашние брюки. — Да, вот так, крепче! Тяжелое дыхание Рона, его затуманенный от похоти взгляд, капли пота, выступившие на лбу у линии роста волос — всё говорило о крайней степени его возбуждения, когда пути назад уже нет. И Гермиона сдалась. Ему это явно было нужно, а поговорят о её чувствах они чуть позже. *** — Как я люблю секс с тобой! Мерлин, что может быть лучше? Откинувшись на простыни и тяжело дыша Рон валялся на кровати, только что получив мощный оргазм и не в силах даже подняться на ноги. — Гермиона, ты можешь себе представить что-то лучше, чем секс со мной? Гриффиндорка лишь улыбнулась в ответ, подвязывая халат на талии, и собираясь проверить дочку в её комнате. Её мысли были далеки от их супружеской постели. Что происходит? Она едва смогла получить хоть какое-то удовольствие от секса, не говоря уже о том, что за многие месяцы у неё было всего два-три оргазма. Может стоит провериться у какого-нибудь врача? Может быть, роды повредили ей там что-то, повлияв на чувствительность? Странно, если так, ведь наедине с собой ей удаётся доставить себе удовольствие… Из задумчивости девушку вывел резкий стук клюва о стекло окна в их спальне. На подоконнике нетерпеливо переминалась с лапки на лапку потрёпанная мокрая от дождя сипуха, явно намекая, что была бы не против оказаться в сухом помещении и высушить оперение. Гермиона подошла к окну и впустила птицу, узнавая в ней сову семейства Уизли. Отвязав от лапки небольшую записку, она указала сипухе на шкаф, где под потолком можно было уютно устроиться сове и переждать непогоду. — Твоя мама ждёт нас завтра на семейный ужин. Пишет, что хочет поддержать тебя перед чемпионатом и что соскучилась по Рози. — О, отлично! Надеюсь, она приготовит мой любимый тыквенный пирог. Рон мечтательно прикрыл глаза и уронил голову обратно на подушку, явно уже представляя, как завтра будет уминать за обе щёки любимое лакомство. Ещё раз бросив взгляд на мужа, который, судя по всему, получил гораздо больше удовольствия от только что совершившегося полового акта, чем Гермиона, девушка вышла из их спальни и направилась к комнате дочери. Ей предстояло ещё состряпать обед на всю семью, перебрать шкаф на предмет грязных вещей, требующих стирки и занять Розу до вечера чем-нибудь интересным, чтобы та всё таки позволила отцу отдохнуть и морально подготовиться к чемпионату.