Становление Синигами

I'll be back))) Несмотря на то, что кошмары даже не думали заканчиваться и перестать портить мне и без того нерадостную жизнь, я долго не могла решиться попросить у медсестры снотворное. Просто не знала, как объяснить свою потребность. Или мне просто не хотелось возвращаться туда после потери памяти… Скорее всего, и то, и другое. В любом случае здоровый сон был дороже, так что идти всё-таки пришлось. Добравшись до медкабинета по коридорам главного корпуса, я вежливо постучала. Никто не отозвался. Я постучала ещё раз чуть громче, но результата не получила. Обычно, если медсестра или врач куда-то уходят, то вешают специальную табличку. В отличие от моей Родины, здесь такие, казалось бы, простые бытовые вещи считались обязательными к исполнению. Отсутствие предупреждения о временном закрытии медкабинета свидетельствовало, что дежурившие господа врачеватели покинули пост в спешке, хе. Если покинули, конечно. С этой мыслью я попробовала открыть дверь и даже не удивилась, когда попытка увенчалась успехом. Впрочем, как и ожидалось, кабинет пустовал. За письменным столом у окна никто не сидел, на кушетке у стены не лежал, да и в шкафчиках с препаратами не копался. Слегка поколебавшись, я зашла внутрь, решив дождаться медсестру или врача тут. Первой мыслью было устроиться на кушетке, но на сидение там терпения просто не хватило. Вокруг много интересного и никого нет, значит, можно поближе без страха рассмотреть кабинет в деталях. Сначала зрительному обыску подверглись шкафчики. Они оказались заставлены всякими колбами, баночками, прозрачными и не очень, подписанными и нет. Названия препаратов, если это были они, ничего мне не говорили, но тем не менее любопытство не склоняло голову. Вдоволь налюбовавшись на шкафчики, я перешла к письменному столу. Смотреть там особо было нечего, кроме уже открытого журнала. Внутрь стола я лезть не стала. Листать журнал было не слишком интересно. Там вёлся перечень обратившихся за медицинской помощью студентов. Журнал производил впечатление своей потрёпанностью и толщиной. Казалось бы, какие проблемы со здоровьем могут быть у теоретически долгоживущих, не боящихся ни холода, ни голода духов? Только те, которые они создают себе сами – вот ответ. Всевозможные несчастные случаи на занятиях и вне их, ушибы, переломы, да мало ли что. Особенно, если говорить о непутёвых студентах, только начинающих осваивать свои способности. Так что работы медкабинету всегда хватало. Студентам, особенно первокурсникам, часто не хватает умения вовремя остановиться, от этого эти бедняги и пополняют строчки в журнале. Впрочем, этот недостаток часто проявляется и у старшекурсников. За примером далеко ходить не надо: вон, последний месяц резко увеличился приток поступающих на больничную койку с истощением представителей четвёртого, пятого и шестого курсов. Ясно, что все хотят на Капитанов впечатление произвести, вот и выкладываются сверх нормы. И тут кто-то постучал в дверь. Короткий бросок до койки, и вот я сижу смирно с видом настоящей пай-девочки. С дежурным извинением за вторжение в кабинет зашёл незнакомый мне старшекурсник. Ничего примечательного в нём не было: короткие тёмные волосы, тёмно-карие глаза, в целом лицо вообще не запоминающееся, только широкое и открытое. Да и сам по телосложению он был крепко сбитым, мускулистым, хоть и невысоким. Таким ребятам как раз место в Одиннадцатом Отряде. Как я поняла, что парень со старших курсов? Чуйка помогает. Сэмпаи, конечно, не носят знаков отличий, но держатся сами по себе совсем иначе, чем «кохаи», да и чисто внешне чаще всего выглядят старше. Он огляделся, заметил меня и, не здороваясь, сразу в лоб спросил: - А где медсестра? Ну, точно в Одиннадцатый пойдёт. Куда ещё с таким представлением о вежливости? - Ушла по срочному делу, - коротко ответила я. Старшекурсник на пару секунд подзавис, но, в конце концов, выдал. - Ладно, я подожду. После чего зашёл и с каким-то хозяйским видом, широко раскинув ноги, уселся на противоположный край кушетки. В кабинете снова стало тихо. Меня разбирало любопытство. Этот дуболом больным никак не выглядел. Побитым тоже. Впрочем, мало ли какие проблемы у человека. На самом деле всё может быть. - Это… - неожиданно парень заговорил сам. – Ну… Паршиво выглядишь. - Да уж, я в курсе, - хмыкнула я. От недосыпа глаза вечно красные, как у вампира, и синяки под ними тоже ярко освещают мне дорогу. Да и вообще вид бледный. – А ты, между прочим, на больного не похож. Схалтурить решил, что ли? - В лоб дам, - хмуро пригрозил старшекурсник. Кулаки у него и правда вызывали уважение. – Твоя удача, что малявок, тем более женщин, я не бью. Каким образом тогда согласуется его первое предложение со вторым, мне представлялось смутно. - А если нет, то что тогда? – спросила я. На секунду показалось, что парень сейчас отправит одну любопытную девушку по известному и популярному маршруту, но затем старшекурсник как-то весь осунулся и словно «сдулся». Несомненно, он чего-то боялся. - Я… забываю, - нерешительно ответил старшекурсник. – Тут забываю, там забываю. Недавно забыл, что было месяц назад. А вчера я понял, что не помню, как мы праздновали мой День Рождения с мужиками год назад. А ведь думал, что никогда не забуду. Там такая гулянка была, весь район на ушах стоял, и ещё неделю спустя на улицы всякие придурки только парами ходили. И я забыл… маму, - на этом голос парня натурально дрогнул. – День, когда она подобрала меня на улице… Забыл. Хотя до этого точно помнил! - До чего «до этого»? – быстро спросила я. - Ну, - парень нахмурился и потёр лоб. – Я сам не помню, но пацаны рассказали. Мы тогда пошли на кидо-полигон. Капитан Куроцучи нам так сказал: либо мы к следующей паре показываем ему одно рабочее кидо, либо он нас на экзамене завалит. Ну, мы и пошли тренироваться. Пацаны там ещё что-то выдать могли, а я вообще в этом не шарю. Взяли мы с собой одного очкарика, кто что мог, тот сделал. А у меня не получалось нифига, вот. Пацаны говорят, что ушли тогда, а я остался на полигоне… Нашли меня там же на следующее утро. Сказали, тяжёлое истощение. Ну, оно и верно, что я, в первый раз, что ли? Вот. Ну, а потом начал забывать. Всё. Мы снова замолчали. Парень, кажется, ушёл в глубокие депрессивные думы, а я думала, что его история в чём-то поразительно похожа на мою. И это пугало. Правда, кроме тех двух дней до пробуждения в медблоке, в моей памяти дыр не наблюдалось, но кто знает, может, у меня всё впереди? Вскоре после этого разговора пришла медсестра. Вместо требуемого снотворного она выписала мне успокоительное. Уверенности в том, что оно подействует, не было, но медсестру было не убедить, так что пришлось уйти с тем, что есть. Хотя рассказ старшекурсника вселял тревогу. Спустя два дня мы с Нагадзимой возвращались из города в Академию. Обе, как ни странно, ходили по магазинам, чтобы потратить стипендии и вообще лишние деньги на что-нибудь приятное. Идея была моя, так как смотреть на потерянную соседку было просто невыносимо. Зато теперь Хиде выглядела свежо и весело, а я мысленно поблагодарила богов за её неумение слишком долго переживать о чём-либо. Возвращались мы не через главные ворота, а через один из углов академической территории, к которому примыкают полигоны. Перемахнув через стену (благо она не особо высокая), мы петляли среди деревьев, высаженных даже здесь. К слову говоря, вся территория Академии была озеленена. Нагруженные тюками с нарядами, мы почти не говорили, но шумели прилично, задевая кусты. Вышли прямо к стене одного из полигонов. Пошли бы и дальше, но тут я заметила под ногами какую-то вещь. Поставила тюки, нагнулась, чтобы подобрать. Короткий вскрик, и Нагадзима резко дёргает меня вперёд. Я падаю, не удержав равновесия, а Хиде уже прыгает куда-то ко мне за спину. Развернувшись, я увидела, как она в рукопашную дерётся с каким-то громилой в студенческой форме. Тут из кустов вылетел ещё какой-то бугай, и я без раздумий сначала бросила в него тюком, а потом кинулась на него сама. Но участвовать в драке оба парня не стали. По какой-то причине они очень резво сбежали. Нагадзима умчалась за ними. Я, чуть замешкавшись, тоже собиралась, но, перепрыгивая через первый куст, заметила, что под ним кто лежит. Там лежала девушка. Хрупкая с кипой хитро сплетённых русых косичек, перевязанных лентами, и смуглой кожей. Одну из этих лент я собиралась подобрать по дороге. Девушка была без сознания. Что собирались делать с ней те двое амбалов, мне не хотелось даже обдумывать, однако одежда на незнакомке не была порвана и даже не сильно помята. Вот уж смешно будет, если мы прогнали её спасителей… Впрочем, все сомнения исчезли, стоило только бросить взгляд на то место, где я оставила тюки с одеждой. Рядом с найденной в сторонке ленточкой торчал тонкий метательный нож, засевший в земле по самую рукоять. Пока я осматривала девушку, вернулась Нагадзима. - Не догнала? – спросила я, глядя на запыхавшуюся принцессу. - Не-а! – мотнула головой Хиде. – Вроде такие шкафы, а бегают шустро! А это кто? – спросила она, заметив девушку на земле. - Вероятно, жертва, - не удивившись, ответила я. – В себя не приходит, хотя разбудить я пыталась. Надо бы её в медкабинет отнести. - Верно, - глубоко вздохнув, серьёзно кивнула Нагадзима. – Давай, я её понесу, а ты тащи наши наряды в общагу. - Хорошо, - не стала спорить я. – Как отнесёшь, сразу возвращайся. Скажешь, что думают по этому поводу медики. - Ага, - ответила Хиде и одним рывком забросила бессознательную девушку себе на плечо. Усиление тела с помощью рейрёку соседка освоила на диво хорошо. Через мгновение стало понятно, что и хохо она тоже прекрасно знает. Я подобрала тюки и потащила их к нам в общежитие. Интересно, обратила ли внимание Нагадзима на то, что у спасаемой девушки остались только самые маленькие крохи рейатсу? Кажется, я знаю, какой поставят диагноз незнакомке. - Энергетическое истощение, - мрачно сказала Нагадзима, сидя на своей постели в нашей комнате в общаге. - Ага, - задумчиво ответила я, вертя в руках трофейный метательный нож. – Логично. У девушки было крайне мало рейатсу. Вопрос в том, что там делали эти двое бугаев? - Может, воспользоваться хотели? – мрачно предположила Хиде. Несмотря на благородное происхождение, никаких иллюзий о чести и достоинстве она никогда не питала. – Увидели девушку, оглушили, потащили туда, где никто не увидит, и собрались попользоваться? - А что, у девушки были следы оглушения? – поинтересовалась я. - Нет, - поджав губы, ответила Нагадзима. – Медсестра сказала только об истощении. Никаких следов физического насилия. Следов Кидо, кстати, тоже нет. - То есть они не оглушали девушку? – заключила я. - И что? – пожала плечами Нагадзима. – Она могла сама просто перезаниматься, отключиться, а эти двое просто пришли на всё готовенькое. - Хорошо, - согласилась я. – А тебе не показалось странным, что они оказались не на полигоне, а позади него? - Что странного? – удивилась Хиде. – Они же не совсем идиоты. На полигон мог кто-нибудь зайти, вот и перетащили. - Вот это-то как раз и странно, - заметила я. – Сама знаешь, около полигонов в любое время людно. Ходят и студенты, и преподаватели. Как эти парни могли вынести с полигона бессознательную девушку так, чтобы никто не обратил внимания? У полигона высокие стены, так что просто перебросить тело не получилось бы, да и на девушке были бы ушибы и шишки в таком случае. - То есть девушку принесли не с полигона, а из другого места? – чуть нахмурившись, спросила Нагадзима. - Скорее всего, - согласно кивнула я. – И отсюда следует другая странность. Сама знаешь, в пределах студенческого городка не так много мест, где можно спрятаться. Добраться из одного такого места до другого, не попавшись никому на глаза, невозможно. Если бы девушка потеряла сознание в людном месте, её бы сразу к медикам понесли. Вздумай эти двое унести её в другом направлении, напоролись бы на справедливые вопросы от каждого встречного. И мы снова возвращаемся к вопросу, как же они оказались за полигоном, м? Хиде нахмурилась ещё сильнее, но так ничего и не сообразила, молча разведя руками. - Самое обидное, - сказала она, – так это то, что мы ни в чём не можем их обвинить. Никаких доказательств. Остаётся надеяться только на пострадавшую. Если она пожалуется, мы помогли бы и засвидетельствовать правдивость обвинений. Я в ответ промолчала, так как была почти уверена, что девушка ничего никому не скажет и не пожалуется. Нельзя пожаловаться на то, чего не помнишь.