Песнь ночной фурии

      День был удивительно тихим. На море полный штиль, а в небе – ни облаков, ни птиц. Всё живое было занято другим делом – поиском спасения от ужасающей жары, которая продолжалась уже целую неделю.       В приёмной комнате было прохладно благодаря совершенно новым технологиям стройки. Только самые богатые жители Берга могли позволить себе такое большое и современное жильё. И очень удачно получилось, что Гриммель оказался одним из таких жителей.       Если поместить всё золото Гриммеля в мешки, то ими можно было бы обставить всю его спальню, от двери до окна. А спальня у него была совсем не крошечной.       — Так ты точно уверен в своём решении, старина? — спросил Сток, допивая очередную кружку хорошего эля. — Не думаешь, что все твои пожитки канут к Тору?       — Если канут к Тору, то я и не против, — улыбнулся Гриммель и отвёл взгляд.       Прошло чуть больше пяти лет с тех самых пор, как Гриммелю посчастливилось стать владельцем обширной библиотеки. И мужчина смог правильно распределить ресурсы. Спустя время он открыл свой бизнес, вошёл в элитный круг Берга. Это позволило ему без труда завести правильные знакомства в учёной среде и работать над требуемыми образцами техники. А доступ к книгам ещё сильнее упрощал поставленную задачу.       Теперь, после долгих лет работы, Гриммель стал одним из самых влиятельных, почитаемых и уважаемых викингов острова. Многие хотели сыскать его покровительства, многие преклонялись пред его богатством и властью, многие пытались пользоваться положением. Но Гриммель был очень хорош по части людских взаимоотношений, и ему с легкостью удавалось понять, кто искренен в своих порывах, а кто нет.       — И… Ты просто уедешь? Оставишь всё и уедешь? — прервал затянувшееся молчание Сток, вновь прильнув к кружке.       — Да. Я хочу повидать мир. Тут, на острове, для меня слишком тесно. Да и здесь я не смогу выполнить обещания.       — Обещания? Что за обещание?..       — Если всё получится, то сами узнаете, — отмахнулся от вопросов Гриммель. — А я уверен, что у меня всё получится. Если я чего-то хочу, я это получаю.       — С этим трудно поспорить, — согласился Сток. — Ты только не заигрывайся совсем. А то потом больно падать.       — Падать? Я упаду лишь однажды, и это будет падение в Вальхаллу. Всё остальное – скромный детский лепет несмышленышей.       — Тебе виднее.       Мужчины просидели за столом ещё какое-то время, но, когда эль уже был выпит, а фрукты, привезённые с какого-то неизвестного острова, съедены, трапеза была закончена. Сток кратко, но с чувством поблагодарил хозяина за гостеприимство, пожелал счастливого плаванья и поспешно ушёл, оставляя Гриммеля в полном одиночестве.       Лучи закатного солнца постепенно пробирались в грязный и пыльный особняк. Гриммель с нетерпением поглядывал в окно, всё ожидая, когда стемнеет. Обычно сосредоточенный и спокойный, сейчас он находился в жуткой, пугающей растерянности.       В голове вдруг вновь всплыли строки, которые мужчина так старательно пытался забыть.

Рано или поздно заберёт меня море…

      Гриммель споткнулся о табурет и чуть не упал. Затем попытался пресечь любые попытки вспомнить эту песню полностью. Она душит, гнетёт, убивает… Она – предвестник конца мира, апокалипсиса. Она – лучшее и худшее, что случалось с Гриммелем за всю недолгую жизнь. И имя ей – Аннстис.       Когда стемнело, Гриммель вооружился кое-какими бумагами и, стараясь не терять ни минуты, направился в сторону побережья.       «Запивайка» была закрыта. В окнах не горели свечи, не доносилась громкая музыка, не звучал пьяный оглушительный хохот посетителей. Всё вымерло с тех самых пор, как Гриммель ушёл, и ему вдруг показалось, что это всё и приходило лишь с ним одним. А он ушёл – веселье ушло вслед за ним.       Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, Гриммель трясущейся рукой осторожно постучал в покосившуюся дверь. Долгие минуты не было никакого ответа, и мужчина уже было собирался уходить, но тут послышались тяжёлые шаги, и дверь резко отворилась.       На пороге стоял веснушчатый юноша с боевым топором в руке. О Тор, как он был похож на мать! Всё те же белёсые соломенные волосы, те же с прищуром глаза, пухловатые губы, лёгкая полнота тела и низкорослость… Он был полной копией Трюд, только в мужском обличии.       — Ты?! — взревел юноша, и лицо его исказила гримаса гнева. — Как ты посмел сюда заявиться?! Убирайся к Тору!       — Рубен… — послышался мягкий и вкрадчивый женский голос. — Впусти гостя в дом.       — Но… мам?       — Дай нам одну минутку, — попросила Трюд ласково, но властно. — Всего одну. Мы быстро. А ты иди спать, завтра ведь на работу.       Рубен помедлил, но всё же исполнил просьбу матери, не забыв при этом прожечь Гриммеля насквозь презирающим взглядом, полным недопонимания и обиды.       Трюд постарела и подурнела, но от того не стала выглядеть менее привлекательно. Сквозь дежурную натянутую полуулыбку и холодный пронизывающий взгляд можно было разглядеть прекрасную и добрую женщину.       — Ну? — не выдержав молчания, начала Трюд. — Долго мы будем стоять тут, словно умалишенные? Расскажи, зачем пришёл, а потом выме…       Она не успела договорить. Гриммель впился в её губы, вкладывая в поцелуй всё своё желание, всю благодарность и отчаяние. Он хотел извиниться, но не было никаких слов, которые могли бы рассказать о том, как ему действительно жаль. Через пару мгновений мужчина почувствовал неслабый удар кулаком по голове. Справедливо. И другого он не ожидал.       — А я говорила, что если ты будешь тренироваться, то у тебя получится очень хорошо целоваться. Судя по тому, что ты мне сейчас продемонстрировал – тренировался. Если ты просто хотел похвастаться приобретенными навыками, то можно было не утруждать себя. Я бы поверила на слово своим знакомым.       — А язык у тебя всё такой же острый, — улыбнулся Гриммель, пытаясь отдышаться. — Но поверь, за обычным поцелуем я бы не стал тащиться в такую даль. У тебя не будет чего-нибудь горяченького? Я замёрз, как дикий як.       — Так ты уезжаешь, — сонно проговорила Трюд. — Отличная новость! Но причём тут я?       — Я объясню… Но сначала расскажи, пожалуйста, как у тебя дела? Что с «Запивайкой»? Неужели посетителей совсем не осталось?       — Я её закрыла. Несколько лет назад. По просьбе Рубена – единственного мужчины, который действительно обо мне заботился. Как только он подрос, пошёл работать. А когда смог зарабатывать так, чтобы мы оба сводили концы с концами, навсегда закрыл «Запивайку». И пригрозил, чтобы я больше никогда не возвращалась к прежней жизни. Так что теперь, — Трюд задрожала и тяжело вздохнула, — теперь мы сами… справляемся. И мне не нужно унижаться перед другими каждый день. Скажу тебе по секрету, ну, раз ты всё равно уезжаешь… Рубен учит меня рунам! Мужчины считают женщин тупицами, не способным ни на что, кроме детей, семьи и, в крайнем случае, войны. Поэтому женщин не учат разным наукам. Но Рубен верит в меня и на свой страх и риск продолжает со мной занятия. Представляешь, я недавно прочла первый свиток! Ещё пара лет, и я смогу отправлять письма.       Трюд с таким восхищением и воодушевлением рассказывала о такой простой и легкодоступной для Гриммеля вещи, что ему вдруг стало стыдно, что он никогда не предлагал ей посетить библиотеку, хотя мог. Да и почему он вообще не вспоминал о ней столько, сколько следовало бы?       На лестнице появился Рубен. Он пытался незаметно подглядеть, но, кажется, забыл, что уже давно не маленький мальчик.       — Трюд, — Гриммель взял её тёплые и шершавые ладони, — я переписал библиотеку на Рубена.       — Что?.. — в унисон проговорили мать и сын.       — Я бы хотел, чтобы она была твоей, но по законам Берга я могу передать её только мужчине. Однако я хочу, чтобы фактически она была твоей. Поэтому настоятельно прошу Рубена, — Гриммель слегка повысил голос, — если он любит свою мать, не злоупотреблять властью. Я приеду и всё проверю. Было что-то ещё… а, точно. Так как я уезжаю, то дом мне здесь тоже ни к чему. Я переписал его на Рубена.       — Ты… Гриммель… Я… Но ка… за-зачем? Почему мы? — заикаясь от шока, дрожащим голосом спросила Трюд.       — Трюд, если бы я только… Прошу, извини меня за тот разговор. И за то, что исчез из твоей жизни. Я… если бы только у меня… В общем, при других обстоятельствах возможно мы бы…       Теперь уже она прильнула к нему всем телом, оставляя горячие поцелуи и утопая в ласках его рук. Где-то вдалеке послышались отдаляющиеся шаги.       Гриммель уже готов был на прощание отдаться чувству, но в Трюд снова проступили черты Аннстис. Поэтому он отпихнул женщину, – слишком бесцеремонно и грубо. В её глазах читался животный испуг.       — О-о-о… — тихо прошептала она, поправляя корсет.       — Трюд… извини… Извини, я не могу.       И Гриммель, оставив все бумаги на столе, исчез так же скоро и неожиданно, как и появился.