Песнь ночной фурии

      Так и шли своей чредой дни, коварно одинаковые, но при этом наполненные невероятными открытиями, будь то наука, искусство или же общение с людьми. Гриммель двадцать лет жил на островке спокойствия, свободы, принятия и понимания, и каково же было его удивление, когда он воочию увидел все самые страшные пороки в укромных уголках гигантского Берга.       Трюд стала верной напарницей и подругой, с которой Гриммель не брезговал выпивать и забываться среди серых простыней и мягких щекочущих подушек.       — Ты что, ни с кем до меня не спал?! — ахнула девушка во время первой затяжной пьянки и по-доброму рассмеялась. — Ничего, мы тебя научим. Мы тебя всему научим.       И Гриммель научился. Но не только спать с хорошенькими женщинами, применяя все свои обольстительные силы. Каждый день он исправно посещал библиотеку Матса Свидеро и заглатывал книгу за книгой, читая и постигая с запредельной для малообразованного викинга скоростью. Мужчину интересовало всё, но в особенности – техника и драконы. И если о технике было написано немало трудов, то драконы на Берге будто бы давно предались забвению и превратились в сказку для самых маленьких и непослушных задир. Порой Эйрик смеялся над Гриммелем и его жгучим желанием прознать про драконов все, но уважал своего постоянного посетителя и его талант ухватывать всё на лету.       Как только солнце укатывалось в морские глубины, а небо чернело, Гриммель спешил на смену в кабак «Запивайка», помогал Трюд разливать эль, чистил бочки, убирал столики и подменял её, когда той нужно было отлучиться к более «важным» посетителям. Обычно такое происходило два или три раза за ночь.       Иногда днем к Трюд забегал Рубен, однако Гриммель видел его лишь один раз, когда тот допоздна задержался в кабаке. Это был светловолосый веснушчатый мальчишка, весь в синяках и порезах. На бедре болтался маленький легкий топорик.       — З-здравствуйте! — звонко поздоровался мальчик с Гриммелем, чмокнул Трюд в щеку и убежал сверкая пятками.       Трюд тяжело вздохнула, слегка поправила корсет на груди, смахнула несколько выступивших, едва заметных слезинок, натянула дежурную улыбку и скрылась в кладовой.       Так и проводил Гриммель свои дни, внезапно обретя интерес к жизни. Часто его мучали кошмары, в тенях которых пряталась Аннстис. Она осуждающе глядела на суженного и беззвучно вздыхала, качала головой, иногда даже пускала стрелу прямо в его каменеющее сердце. Её образ истончался и стирался из памяти, и чтобы она не сливалась в невнятное пятно в сознании Гриммеля, он представлял её в тех женщинах, с которыми вступал в связь. Его сознание будоражила одна лишь мысль о том, что он прикасается к невозможному, ведь Аннстис уже давно нет, но её образ живет внутри Гриммеля, и он мог поклясться, что в дни, когда он выпивал особенно много, он чувствовал её обжигающее дыхание, утопал в медовой глубине, ощущал запах фиалок и лесной хвои.       Внезапная перемена для Гриммеля наступила спустя полгода после приезда на Берг. В один из совершенно обычных, ничем не примечательных дней мужчина, как всегда, шёл в библиотеку. Надоедливое солнце беспощадно палило, силясь сжечь всё и всех на своем пути. В воздухе стоял затхлый запах водорослей и застоявшейся воды.       Табличка у входа в библиотеку исчезла. Теперь нигде не было написано, чья же это коллекция, и покосившейся домик в отдалении от остальной вереницы домов показался Гриммелю особенно красивым и даже немного таинственным. Но что-то встревожило мужчину. Почему Эйрик убрал табличку? Неужели это больше не библиотека? А что, если сумасбродный старик решил спрятать коллекцию от посетителей?       Гриммель почувствовал, как противные мурашки расползлись по всему телу. Он только начал налаживать свою жизнь, пусть среди грязи, шума, одиночества и тоски. Неужели вся работа пойдет к Торовой матери, а новый привычный мир опять разрушится на глазах?       Мужчина поспешно дёрнул толстую дубовую дверь. Она с лёгкостью поддалась, впуская гостя в родной полумрак. Стало легче, но липкий страх никак не желал покидать тела хозяина.       За стойкой, где Гриммеля обычно встречал Эйрик с кружкой холодного молока, в этот раз расположился какой-то гигантский верзила, еле помещавшийся в эту тесную комнатку. Он смотрелся так глупо и чужеродно в камерной библиотеке юморного старичка, что Гриммель не смог сдержать улыбки. Мрачное лицо гиганта, однако, показалось ему почему-то очень знакомым.       — Здрасте. А где Эйрик? — начал разговор Гриммель с прямого и крайне важного вопроса.       — А кто спрашивает? — тут же ответил вопросом на вопрос верзила.       — У меня, собственно, тот же вопрос. Кто ты?       Громила манерно хохотнул и с деланным равнодушием произнес:       — Ладно, хитрюга. Давай отвечать на вопросы по порядку. Раз ты был первый… Сгинул твой Эйрик. Вчера ночью. Честно, я удивлен, что он смог так долго прожить. Говорят, что он ещё с дракончиками воевал, представляешь?       — Представляю, — ответил Гриммель. На Эйрика ему было плевать, хотя что-то больно кольнуло в сердце, – всего на мгновение. Важнее была судьба библиотеки.       — Теперь твой черед. Кто таков будешь?       — Я Гриммель. Живу тут недалеко, у Трюд, вы, наверное, её знаете. Ходил в библиотеку и брал книжки у Эйрика. Что с ней будет? С библиотекой?       — Я Сток, очень приятно, Гриммель, — он протянул могучую шершавую ладонь для рукопожатия. — Погоди… Трюд, говоришь? Ну да, её трудно не знать, — улыбнулся Сток, облизнув покусанные губы. — Так это тебя я тогда нашёл на улице пьяным, как Локи?       — Не пьяным, а больным.       — Н-да, как только сейчас молодежь пьяную горячку не кличет. Но сути это не меняет. Ладно, давай ближе к делу. Несколько лун назад Эйрик приходил ко мне на ужин и просил, в случае его… так сказать, отбытия в Вальхаллу, передать библиотеку в руки очень заботливого и преданного чтению викинга, чьё имя, понимаешь, начинается на «грим» и заканчивается на «мель». И вот ведь какое совпадение. Ты единственный среди Гриммелей, а точнее, вообще среди всех, кто притащился в библиотеку в такую рань. Смекаешь?       Сердце Гриммеля пропустило несколько ударов, а затем стало биться, как бешеное. Неужели всё это книжное богатство может стать его собственностью? Ни за одну книжечку больше не придется платить, а читать можно будет столько, сколько влезет, ведь это уж точно станет его работой. Как только ему могло так повезти?       — Извини, Сток, я не ослышался… Ты сказал, что Эйрик хотел бы передать мне библиотеку?       — Только если ты на это согласен. Но на твоем месте я бы немедля приступил к работе здесь. Всё лучше, чем быть на побегушках у шлюхи Трюд. А ты вроде парень не промах. Далеко пойдешь.       Гриммель даже не думал делать вид, что хотел бы подумать.       — Я согласен. Дадите мне денек-другой на переезд?       В кабак Гриммель пришёл позднее обычного. Пусть он и получил всю библиотеку в своё распоряжение, ему было жаль оставлять ту, что его приютила и выходила, совсем одну. Жаль… но не настолько, чтобы отказываться от своей мечты. В конце концов, она и правда всего лишь очередная шлюха, у которой на уме только деньги и порочные утехи. А Гриммелю с такой явно было не по пути. То ли дело Аннстис… Чистая, словно рассветная морская вода, будто роса на сочной весенней траве или же летний теплый дождик. Трюд до нее явно было далеко. И сейчас, прокручивая всё это в голове, Гриммелю было стыдно, что несколько раз его сознание позволило себе всерьёз помечтать о такой женщине, как Трюд, и совместном будущем вместе с ней.       За стойкой «Запивайки» Трюд не оказалось. Наверху что-то громыхнуло. Гриммель усмехнулся и пошёл в свою комнату, дожидаясь, пока его подруга освободится от дел.       Спустя пару минут послышался звон монет, и чьи-то тяжелые шаги протоптали вниз по коридору. Викинг услышал, как скрипнула дверь.       Гриммель не стал ждать, пока Трюд придет к нему сама, поэтому бесцеремонно ворвался в комнату. Он увидел её: лохматую, полураздетую, побитую и заплаканную. Она застегивала корсет, но шнуровка никак не хотела поддаваться непослушным пальцам.       Тогда Гриммель подошёл к девушке и, тихонько прошептав: «давай, я помогу», принялся завязывать корсет. Он пытался понять, что сейчас чувствует, видя Трюд в таком плачевном состоянии, неспособную даже натянуть улыбку, как она всегда любила это делать. Нет, ничего. Только холод с лёгкой ноткой отвращения.       — Кто это тебя так?       — Известно, кто, — тихо ответила Трюд. — Посетители.       — Но платят-то они хорошо, да? — Трюд резко обернулась и глазами впилась в лицо Гриммеля. — Это ведь ты сама сделала. Сама опустилась, а теперь страдаешь. Чертова развратница!       — Ты что, Грим? Перебрал, что ли? Чем тебя в твоей библиотеке поили? — дрожащим голосом произнесла девушка, натягивая платье.       Но Гриммель был непробиваем. Мрачно поглядывая на Трюд, он, не скрывая презрения, недвусмысленно рассматривал её с головы до ног. Вот она – хоть бери сейчас. Доступная для всех без дурацких ухаживаний и знакомств с родителями. Но ни разу не познавшая настоящей, возвышенной, чистой любви. Как он мог опуститься до её уровня и стать частью всей этой грязи? Нет, больше он никогда такого не допустит.       — Я получил библиотеку и переезжаю туда.       Несколько секунд молчания, гнетущего и угрожающего, переросли в ослепляющую ненависть.       — И это всё, что ты хотел мне сказать? — душась слезами, спросила Трюд.       — Всё. Я… переезжаю, — слегка стушевался Гриммель. Это была всего лишь минутная слабость, одно мгновение, словно кто-то наложил на него колдовские чары. Но от этого мгновения почти невозможно было избавиться, и оно долго преследовало Гриммеля мучительным воспоминанием.       — Трюд, я…       — Пошёл вон. — Коротко отрезала она, подавляя всякие попытки разрыдаться. — Я сказала: пошёл вон!       И Гриммель ушёл. Поджав хвост от ужаса и страха, без триумфальной улыбки мужчины, смогшего унизить уже униженную женщину.