overlap

Они заезжают в мотель за двумя плотно забитыми дорожными сумками Джагхеда, и Бетти переодевается в его джинсы и свитер, севшие после прачечной и пахнущие дешёвым порошком. Остановка в Гриндейле кажется безопаснее попытки забрать вещи с улицы Вязов. И всё равно Бетти поглядывает на старые часы с маятником над стойкой метрдотеля, пока пьёт кофе, пытаясь согреться после поездки с голыми ногами. Джагхед возвращается из Уоллмарта с рюкзаком для неё, вторым шлемом, кроссовками, набором простого белья, зубной щёткой и йогуртовыми батончиками. Когда Бетти протягивает снятые в банкомате деньги, Джагхед пожимает плечами и берёт их. "По правде говоря, у меня осталось лишь на заправку". *** Когда они уже достаточно далеко — может быть, в Манитобе, или в Мехико, или на другой планете, — Джагхед рассказывает, как после пережитых безумств (и Бетти плохо помнит, что же именно происходило в Ривердейле в последние месяцы) к нему вернулось вдохновение. Пока все готовились к торжеству, он работал над новой книгой, как одержимый. Табита тихо покинула квартиру, которую они снимали. Оставила ключи рядом с Ундервудом. ("Странное дело, я с машинкой не расставался все эти годы. Но почему-то удивился, увидев её на столе.") Вместо чистого листа Табита вставила конверт, напечатав на нём: "Премия за спасение мира. Удачи, Джонс." Где-нибудь на Аляске, на Гавайях — или на другой планете — Джагхед получает извещение, что его вторую книгу готовят к печати. Аванс даёт возможность продолжить путь, не размениваясь на автомастерские и закусочные. (В первых блистает Бетти. Во вторых Джагхед набирает чаевые, покоряя сердца бородатых байкеров и бодрых путешествующих группками монашек). Дорога даёт Бетти время поразмышлять, чего же она хочет от жизни на пороге тридцатилетия. *** Где-то в болотах Луизианы, или в тени красных скал Аризоны — или на другой планете — Бетти празднует годовщину неслучившейся свадьбы, поднимая бокал с Французским 75. В полуночном баре никого, кроме неё и бармена. Сегодня они с Джагхедом зашли слишком далеко в разговорах о прошлом. Бетти не единожды пробует позвонить Арчи, но слышит лишь помехи на линии. Джагхед как-то объяснил, что сделал для своей семьи: "Я выписал их из Ривердейла. И редакторски изъял себя из их жизни. Но это был разовый фокус. С вами так уже не получилось". Бетти кажется, что она пробовала отобрать Арчи у Ривердейла, но вышло лишь вычеркнуть оттуда саму себя. Она скучает по Веронике. Та вернулась в Нью-Йорк, но Бетти кажется, что пока их истории не обрели чёткость и независимость, связываться им не стоит. Каждый раз, когда Бетти заходит в интернет-кафе проверить почту, она лайкает обновления Вероники в соцсетях. Под единственной фотографией в инстаграме Джагхеда — Бетти болтает ногами над Большим каньоном — Вероника пишет: "Какая красота! Мы скучаем по вам". Бетти волнуется за мать и близнецов. Скучает по кремовой девичьей спальне, больше чем по квартирке в Квантико. Ей до слёз не достаёт поселившейся у Джиллиан Ириски. Не хватает ребят и Поупа. Она тоскует по речному берегу, паркам, киношкам. По заляпанной краской могиле отца. По ожиданию, что Полли вот-вот её осалит, схватит за руку, и они побегут домой, обгоняя загорающиеся фонари, так быстро, что Бетти проглотит клубничную жвачку, и Полли будет пугать, что теперь внутри у Бетти всё слипнется. Когда она пересказывает меланхолично кивающему бармену события, происходившие с ней в старшей школе, в бар заходит Джагхед, присаживается рядом и просит минералку. — ...Этот мудак пытался сбежать с помощью ракеты! Ракеты в амбаре! Но моя мама не только классная журналистка. Она ещё и отлично стреляет. — Да что вы говорите, — откликается бармен, подавая Джагхеду бутылку Маунтэн Вэлли. Когда Бетти перескакивает на историю с Арчи и медведем, она запинается и сглатывает слёзы. Они с Джагхедом стукаются бокалами с минералкой и джином. — Я и не представлял, что ты такая дивная рассказчица, Купер, стоит лишь тебя напоить. — И не говорите, сэр, — встревает бармен. — Век бы слушал. Бетти расплачивается за двоих, бросая купюры на стойку не глядя. Бармен возвращает одну слишком крупную и спрашивает, всё ли будет с мисс в порядке, — нет, не вообще по жизни, а этой ночью, — опасаясь отпускать еле стоящую на ногах женщину с угрюмым небритым типом, пусть и её знакомым. — Всё прекрасно, — отвечает Бетти. Ведь она ни капельки не пьяна. — Это мой бывший парень и единственный друг рядом. А ещё он бывший Змеиный Король, я вам рассказывала. И потрясаюший писатель. Недавно у него книга вышла, загуглите. Джагхед в ответ на вопросительно вскинутые брови бармена чуть разводит руками, — мол, что поделать, это всё я. — Вы правда хороший писатель? — спрашивает бармен. — Ну, не новый Трумен Капоте и не Стивен Кинг. Но уже третья книжка на подходе. — А знаете что, распишитесь, вот здесь, на доске с рецептами? На будущее, если прославитесь. Бармен даёт ему серебряную Космическую ручку. "Та самая модель, что разрабатывалась для НАСА," — сообщает он с гордостью. Джагхед пишет своё полное имя и вместо римской цифры вырисовывает корону. Что поделать, если король, пусть и бывший. Потом секунду думает и протягивает ручку Бетти. "Мой бывший главный редактор", — усмехается он. — "Всё равно что соавтор". Бетти подгуливающим почерком пишет лишь имя, без фамилии. — Дежа вю, — говорит Джагхед, когда они выходят из бара. — Только теперь ручка вечная. Может, это намёк и нам пора покинуть континент? Махнуть в Китай. Бетти хмурится, не понимая, о чём он. — Забей. Видимо, тот разговор был в другой вселенной. *** Где-то в гулком пустынном зале ожидания, — который до жути напоминает другую планету, — Бетти спрашивает: — Тебе не кажется, что он увязался за нами? Джагхед сидит прямо на полу, скрестив ноги, зашивает разложенную на кресле лётную куртку. Уточняет рассеянно : — Кто? — Ривердейл. Отпустить-то он нас отпустил. Но вдруг каким-то образом протёк следом? Джагхед продолжает озабоченно рассматривать подкладку. Его единственная зимняя куртка — и так истрепалась. — У тебя паранойя. Бетти лежит на двух креслах с выломанным посередине подлокотником. Раньше она нашла бы силы встать даже после двух суток без сна — и послать его ко всем чертям. Но сейчас она просто закрывает глаза и жалеет, что наушники порвались, и она не может уснуть под альбом Полы Коул, притворившись, что Джагхеда здесь нет. А есть, например, Адам, готовяший на кухне кофе. Или нет, лучше Джиллиан, кормящая Ириску. Через пару минут она слышит, как Джагхед шипит. Укололся. Хорошо. Он встаёт, отдуваясь как старик и похрустывая суставами. Только чтобы рухнуть на соседнее сиденье в ногах Бетти и постучать по её кроссовку. — Прости. Газлайтинг — это не моё. Что тебя тревожит? — Время, — быстро отвечает Бетти, будто извинения достаточно. Она приподнимается на локте. — Да и пространство, если честно, странно себя ведёт. Я не всегда понимаю, как мы оказались в том или ином месте. Какое сегодня число? — Двадцать пятое. Тыквы и скелеты даже в туалетах. — Джагхед задумчиво потирает щетину. — Я тоже об этом думал. Но если нас взяли в кольцо, то вокруг было бы больше странностей, разве нет? И, не знаю, больше трупов? В прежние времена они оба рассмеялись бы, пусть даже истерическим смехом, умаляя страх и усталость. Сейчас Бетти лишь неопределённо хмыкает. — Может быть, странности не ограничиваются Ривердейлом. Если верить Линчу, Америка — одно сплошное искривление времени и пространства, и полна странных людей. Но пока оно терпимо. — Ты так говоришь, потому что ты с причудами. Ты чудила. — Бетти откидывается на спину и смотрит в потолок зала ожидания. Он кажется бесконечно высоким, теряется в серых облаках. — И я тоже. Они обрезали ниточки, и теперь, вдали от Ривердейла, просто не дают друг другу упасть. Джагхед постукивает на этот раз по её колену и уходит в дьюти фри. За кофе и новыми наушниками. *** Вторая зима настигает их в Мэне на глухом участке шоссе. "А, может, всё-таки на другой планете?" — думает Бетти, пока Джагхед пытается завести мотор. Они на самом деле в получасе от Бангора, и бесконечно далеко от северных лесов и угрозы попасть на ужин к вендиго. Но деревья, пусть и закрывающие от снега и ветра, нависают, словно стены ущелья, кажутся разумными и враждебными. Бетти почти видит в складках коры очертания сжатых ртов и зажмуренных глаз, когда за её спиной горячо рыкает мотор и столь же горячо выдыхает — "Мать твою, наконец-то!" — Джагхед. Конечно, они не раз ссорились за этот год. "Бетти, что мы делаем?" — нудно вопрошал он, отзеркаливая её прошлогоднее восклицание. Вот только его вопрос, к её глубокому сожалению, не риторический. Джагхед с писательской беспардонностью требует ответов. Какие у тебя планы, Бетти? Чего ты хочешь, Бетти? Я-то зачем в этом паззле, Бетти? Бетти. Беттс. Купер. Приём? Какого чёрта, какого чёрта... Бетти методично испытывает его терпение. Помнится, семнадцатилетний Джагхед Джонс особо им и не отличался, вспыхивая по щелчку пальцев. Но этот новый, помятый и поскучневший, Форсайт Пендлтон Третий — лишь вздыхает и отступает до следующего раза. Как прилив. Джагхед нетерпеливо зовёт её. Бетти последний раз смотрит на деревья, торжествуя, словно их с Джагхедом хотели похоронить в этом снегопаде, но не вышло. Она садится и сцепляет замёрзшие даже в перчатках руки на его талии. Он в раздражении расстегнул куртку и так оставил. Бетти чувствует под пальцами движение его мышц, жар его кожи через ткань свитера, и постепенно согревается сама. *** В Бангоре они останавливаются у писательницы, недолго читавшей лекции на его курсе — красивой женщины лет пятидесяти. Красивой настолько, что Бетти невольно чувствует укол ревности, когда Джагхед целует той руку. Но дальше Бетти забывает обо всём, очарованная незнакомым акцентом, жестом, каким она поправляет — соль с перцем — причёску, щедростью, с какой она встречает своего бывшего студента. И "соименницу". Её зовут Эльжбета. Бетти оглядывается на Джагхеда, который прячет улыбку. Эльжбета сообшает, что в её старом доме мобильная связь ловит лишь на верхнем этаже у чердачного окна. Или на завьюженной улице. Джагхед извиняется и поднимается позвонить литагенту. Бетти остаётся напротив жгучих — уголь с перцем — глаз. Эльжбета спрашивает, устала ли Бетти или у неё есть настроение поболтать. Спустя чашку крепкого травяного чая и пару вузеток — внушительных кремовых пирожных (ах, как не одобрила бы её мать!), они уже разговаривают, будто знают друг друга тысячу лет. Когда Джагхед спускается, Эльжбета рассказывает, как она только приехала в Америку, в середине восьмидесятых, и боролась с культурным шоком с помощью подкатов к Эми Рэй на одном из первых концертов Индиго Гёрлз. Бетти смеётся, и Джагхед смотрит на неё во все глаза. Она очень давно не смеялась так свободно. Видя, как он берёт себе на блюдце сразу три вузетки, пирамидкой, Бетти начинает по новой. "Угощайся, не обращай на нас внимания!" — машет руками на его смущение Эльжбета. Джагхед хмыкает и отдаёт должное плотским радостям, пока Бетти, побуждаемая внимательным взглядом, говорит и говорит — о Тони Моррисон, о статьях своей матери, о том, что писала сама, и о том, хочет ли продолжить. Они расходятся за полночь. Радостное оживление стихает. Прилив собирается с силами. — Эй, Симона. — Прозвища вернулись в игру, но даже это кажется тревожным знаком. — Да, Жан-Поль? Ещё на шоссе Бетти хотела разрядить обстановку, сказав что такие неурядицы и случаются на пути из Страны Лавкрафта в Страну Кинга. Но это было бы совсем жалко. Прямо как попытка поддержать его дурацкую шутку сейчас. — Я тут прикинул... Не умаляю твой талант механика, но даже ты не можешь заставить байк держаться на скрепках и жвачке. И потом, я не хочу повторения прошлого Рождества. Больное горло в номере с крысами и без горячей воды — это не круто. И прости, но у тебя мешки под глазами уже хуже моих. А ведь я недавний алкоголик и наркоман. Она кивает на каждый пункт, но когда Джагхед заговаривает о том, как давно не слышал упоминаний о Веронике и вестей от других, Бетти не выдерживает: — Если ты хочешь сказать, что пришло время каждому пойти своей дорогой, то говори прямо. Джагхед ошеломлённо приоткрывает рот. — Вообше-то, я хотел предложить залечь где-нибудь. А... а ты хочешь..? — Нет! — выпаливает Бетти. Она оступилась на галечном дне — и прилив накрыл с головой. — То есть да! Залечь. Отличная идея. — Вал солёный и плотный. И тёплый, хотя должен быть холодным, в декабре-то. — Ладно, отлично... Останемся здесь? На зиму. Я бы дописал ознакомительные главы для Трулы. Эта прибабахнутая подбивает меня замахнуться на серию. А Эльжбета как раз предложила материалы из своей библиотеки. И ты ей понравилась. Она поможет найти подработку, если хочешь. — Хочу. Мы вкладываемся поровну, и я не собираюсь становиться обузой. Бетти пытается вспомнить, что же означает это выражение на лице Джагхеда, так похожее на нежность и ярость. — Давай договоримся: никто из нас не обуза. Ты удерживаешь меня от желания пить или от чего похуже. А я тебя... — А ты просто меня удерживаешь, Джаг. — Звучит как что-то нездоровое. — И эту восхитительно наглую ухмылку Бетти не приходится опознавать по новой, потому что дразнить её Джагхед не переставал никогда. — Ой, помолчи. Мы — взрослые люди, мы друг друга рационально используем, бла-бла. — Бла-бла, бип-бип. Как скажешь, Беттс. Они стоят в коридоре у дверей своих гостевых комнат и улыбаются, наверняка по-идиотски выглядя со стороны. Но вряд ли Эльжбета настолько странная, чтобы подглядывать в ночи, как двое великовозрастных детей наконец-то прощают друг друга. За всё, что было, и за всё, что будет. *** Где-то когда-то Бетти и Джагхед останавливаются понаблюдать, как мир продолжается, и жизнь продолжается, и им скоро тридцать, и мир всё так же полон историй, и жизнь полна загадок, и Америка держится на людях с причудами. Они смотрят на линию горизонта, разделяющую малиновое солнце и океан. Или Млечный путь и горную кромку. Или идущую волнами травяную равнину и воронку дальнего торнадо. Огни городков, маленьких и злобных, — и пылаюшую комету. Они пока ещё не нашли себя за пределами города кошмаров. Но Бетти дёргает за ниточки оставшихся связей, чтобы получить лицензию частного детектива. И хотя Джагхед по-прежнему носит в кармане нож, Бетти учит его стрелять, потому что она тоже всегда готова к худшему. Джагхед приносит ей кофе, пока она просматривает в газетах криминальную хронику. Сливки, без сахара, по воскресеньям с корицей — ей не пришлось напоминать, он помнил это и спустя семь лет. Бетти знает, что между ними больше нет обиды, но Джагхед всё ещё не доверяет ей до конца. Когда он начинает снова показывать свои черновики, ей становится легче дышать. С ним флиртуют симпатичные официантки и пару раз узнают фанатки. С ней, волнуясь, заговаривают студенты в публичных библиотеках и делает комплименты инструктор по стрельбе. Но чем бы Бетти и Джагхед ни занимались днём, ночуют они всегда вместе. На соседних кроватях в одноместном номере, на диване (для Бетти) и двух стульях (для Джагхеда) на ферме у очаровательной техасской старушки, в спальных мешках по соседству под открытым небом. Или однажды в Грейхаунде Бетти засыпает у Джагхеда на плече, когда мотоцикл ломается окончательно, а им нужно поспеть на встречу с первым клиентом их пока не существующего сыскного агентства. Спустя три недели они возвращаются тем же маршрутом с деталями для мотоцикла, гонораром за спасение любимой дочери и сестры из секты (Бетти едва подавила в себе порыв отказаться от денег), с синяками на рёбрах Джагхеда и на запястьях Бетти, измотанные и довольные собой. Джагхед спит, положив голову ей на колени. Бетти смотрит в ночь, вплетая пальцы в его вороные волосы, бездумно гладя, как гладила кошку. За окном летят созвездия городов. Это — настоящее.