Somewhere in the Between (Где-то между)

      Шесть.       Его первый вдох едва можно считать нормальным вдохом. Он неправильный, тот, от которого тут же начинаешь задыхаться, хватая ртом воздух.       Воздух в этой комнате – в этой белоснежной, слишком яркой больничной палате – затхлый.       И знакомый.       Но он особо об этом не размышляет, потому что, сразу, как только у него появляется эта мысль, щелкает замок.        Стальная белая дверь распахивается, пожилой мужчина в лабораторном халате и с бинтами на носу и голове заходит внутрь и запирает за собой дверь.       — Здравствуй, Курогири, — говорит он с натянутой улыбкой на лице.       — Здравствуйте, — практически непроизвольно говорит мальчик- Курогири.       — Знаешь ли ты, почему ты здесь? — спрашивает мужчина. .       Курогири думает. Он напрягает извилины и пытается, так пытается вспомнить, как же он оказался в больнице.       Не получается.       — Нет.       На лице Доктора появляется улыбка, ужасная и гнилая.       — Ты здесь, — говорит он, — Чтобы служить.       И Курогири, который, должно быть, никто и ничто, не видит в этом ничего неправильного. –       Курогири встречает мужчину, которого он должен называть Сенсеем, мужчину, которому он должен служить с верностью каждой клеточки своего тела.       Он ослеплен его улыбкой, его видением более доброго мира.       Здесь он будет счастлив. –       Сенсей представляет Курогири Томуру.       Томура – это маленький, маленький мальчик, теряющийся на фоне рук, которые хватают его за каждую конечность и пропитывают воздух запахом формальдегида.       Курогири этот запах узнает сразу. –       — Ты так и не вернулся.       Это первое, что говорит Томура Курогири. Они оба сидят на полу в комнате Томуры, и он смотрит на Курогири большими красными глазами. Его колени прижаты к груди.       — Прошу прощения?       Томура чешет шею рукой.       — Ты не вернулся. Ты сказал, что вернешься.       Курогири замирает, колеблясь пару секунд.       Но только пару секунд.       — Не знаю, о чем ты говоришь, Томура. Но теперь я здесь.       — Но ты другой.       — Но я все ещё здесь, разве нет? –       Томуре не особо нравится компания Курогири, но ему нравится играть в Героев и Злодеев.       Каждый раз Курогири – злодей. И каждый раз он терпит поражение. –       Иногда Томуре снятся кошмары. В эти дни, когда тени, нависающие над ним, больше, чем его ненависть к Курогири, Курогири рассказывает ему истории.       Он рассказывает историю о мальчике, который путешествует по миру, побеждая подлых злодеев с помощью его храброго дракона. И каждую ночь, когда мальчик и его дракон побеждают злодеев, они возвращаются домой к любящей семье мальчика.       Мальчик-герой в безопасности, и мальчик-герой счастлив. –       Проходят годы и Томуре больше не снятся кошмары. Или по крайней мере он больше не зовёт Курогири, когда просыпается ночью.       Но ему все ещё нравится играть в Героев и Злодеев.       Но теперь каждый раз Курогири – герой. И все же каждый раз он терпит поражение. –       В какой-то момент Томура перестаёт играть в Героев и Злодеев. Он говорит, что это для маленьких. Он говорит, что он выше этого.       Теперь Томура – большой мальчик. А большие дети играют с настоящими героями. –       Раз он меньше проводит времени с Томурой, у него есть больше времени на помощь Сенсею.       Сенсей говорит ему, что делать – красть, шпионить, быть де-факто таксистом.       Курогири хорош в том, чем занимается. Он делает, что ему говорят, и не жалуется.       Но его никогда не отправляли в битву. Он, однако, подозревает, что многих туда доставлял.       От этой мысли все его напитки оставляют кислое послевкусие. –       Проходят года, Курогири прирастает к своему месту за барной стойкой.       Монотонность дней переносится легче с радио. Жужжание голоса, говорящего через динамики, напоминает ему жужжание флуоресцентных ламп посреди ночи.       Это приятно. –       В какой-то момент формируется Ударный Отряд. Они очень активная, чудесная компания – хорошее дополнение к фоновом шуму в баре Курогири.       Они так же, как замечает Курогири, хорошо влияют на Томуру. Они пробуждает в нем лучшее, справляются там, где Курогири проваливался каждый раз.       С ними Томура позволяет себе улыбаться. –       Однажды, когда Курогири открывает портал в магазин, Тога просит его взять ей лак для ногтей. Когда он спрашивает, какой цвет она хочет, она пожимает плечами.       Так что Курогири даёт ей красный глянцевый лак. Он словно свобода полета в небесах и радость жизни во всем ее хаосе.       И Тога – просто ребёнок – ребёнок с невероятно трагично жизнью – и она тоже заслуживает это почувствовать. –       Одной ночью, ночью, полной свободы благодаря алкоголю, текущему по их венам, Лига обсуждает детство – что привело их к пути злодейства.       Когда очередь доходит до Курогири, он просто мотает головой и говорит: "Я предпочту хранить свои секреты".       На самом деле он не помнит.       Или, точнее, он помнит только крохотные кусочки своей жизни до Сенсея.       Но они не имеют значения. –       Курогири, неизбежно, пойман.       Его отправляют в Тартар, заматывают в цепи в одной из белоснежных, слишком ярких комнат.       С ним говорят. Ему задают вопросы. И Курогири всегда отвечает, просто никогда не говорит то, что им нужно.       В какой-то момент они зовут двух других.       Одного, который ощущается как жужжание флуоресцентных ламп в тишине ночи, и другого, который, как Курогири знает, способен на все.       Они зовут его по имени, которое он не узнает, и спрашивают его и воспоминаниях, которые ему не принадлежат.       Но маленькая часть Курогири, та, что спряталась в закромах его головы много, много лет назад, шевелится, слыша то имя. Слабыми, трясущимися руками она выцарапывает себе путь к передним рядам разума Курогири.       И тогда она делает свой первый слабый, дрожащий вдох.       "Я помню" — шепчет она.       Я помню. –       В голове Курогири сидит привидение.       Когда-то оно было героем. Потом – убийцей.       Курогири только убийца. Но он сделан из крови привидения и из его костей.       И этого достаточно. –       Ширакумо Оборо.       Это было его имя. Это было имя привидения.       Это было имя Курогири.       Он надеется что, может быть, однажды оно снова будет принадлежать ему. –       Шота и Хизаши бесконечно добры, бесконечно понимающи. Они приветствуют Курогири в их доме с тёплыми улыбками и слезящимися глазами.       Они показывают ему фотоальбом, сдувают с него пыль, и садят Курогири на диван и листаю страницу за страницей, радостно смеясь и обсуждая счастливые воспоминания.       И призрак в голове Курогири, улыбаясь ему с глянцевых страниц, начинает оживать. –       Втроём они навещают Немури. Они приносят на её могилу лилии и хризантемы, белые лепестки сияют на солнце.       По очереди они говорят с ней, шепчут воспоминания и извинения, пока комок в горле не даст им говорить дальше.       Когда настаёт очередь Курогири, он осознает, что у него куда больше невысказанных извинений, чем воспоминаний.       Но он держит близко к сердцу те воспоминания, что у него есть.        Она была как полет в небесах и паденик со смехом, как ветер в его волосах и улыбка на лице. Она была как жизнь во всем ее хаосе.       В более добром мире они бы оба выжили. В лучшем мире она бы жила, а он бы оставался мёртвым.       Но в этом мире он решает, что будет жить за неё. –       Когда Курогири вновь видит Томуру, он может думать только о том, как он вырос. Он стал самим собой, харизматичным лидером, которым ему было суждено быть.       Но Курогири все ещё видит в нем следы мальчика, которым он был.       Они прячутся в его улыбке и в его глазах, таких же красных, как плюшевый дракон, которого он когда-то любил так сильно. Они прячутся в том, как, когда у него есть выбор, он всегда выбирает геройствовать. Может, это не самое подходящее слово, но его ведёт сильное чувство справедливости, и он всегда будет сражаться за то – и за тех – во что он верит.       Томура уже не тот ребёнок, каким был раньше.       Как и Курогири.       Они оба стали самими собой. И в этих выросших версиях можно увидеть следы того, кем они были раньше.       Наконец, они вырвали свои жизни из рук, что их украли. –       Ширакумо Оборо улыбался, потому что у него не было никаких причин не делать этого – он был полон любви и жизни, и будущее, что ждало его, было ослепительно ярким.       Курогири раньше улыбался, потому что ему больше ничего не оставалось.       Курогири сейчас где-то между. Он где-то между Ширакумо Оборо и тем, кем он был, пока не попал в Тартар и не был оставлен с призраком, идущим за ним по пятам.       И этот Курогири, который где-то между, этот Курогири улыбается.       Он улыбается не потому что его ждёт ослепительно яркое будущее, но потому что оно здесь.       Он улыбается не потому что ему больше ничего не осталось, но просто потому что он может.       Он улыбается не потому что он помнит все, но потому что он помнит достаточно.       Он улыбается, потому что каким-то образом он испытывает жизнь во всем ее хаосе.       Теперь, где-то между мальчиком, которым он был, и мужчиной, которым он стал, Курогири делает вдох.       И он улыбается.