Хулиганы -2. Никогда не....

Александр Христофорович не спеша прохаживался по дальней боковой дорожке у госпиталя МВД, покачивая коляску с Карапузиками в ожидании супруги и мамы. Одновременно пытался успокоить Ваню, который был на грани слёз, и его не отвлекала даже болтовня старшего брата. И лишь Светочка невозмутимо улыбалась и с интересом рассматривала разноцветные осенние деревья. Мужчина присел перед детьми, поправил на мальчишках шапочки и в очередной раз тщетно попытался взять на руки младшего сына. Даня без умолку делился впечатлениями от рассматриваемого всего, а вот Ванина физиономия была полна печали, в огромных глазках стояли слёзы, но пока держались в рамках, довольно длинные реснички дрожали от обиды, уголки губ были опущены и очаровательные розовые губки выпятились и тоже дрожали. Отец собрал несколько осенних опавших ярких крупных листьев, сбрызнул дезинфектором и рассказывал крохам, что это, как называются цвета. И если Даниила с сестричкой это заинтересовало, то Иван продолжал дуться, чем вызвал скрытую улыбку родителя. Чуть позже он продезинфицировал руки, ополоснул их из бутылочки и принялся успокаивающе гладить детские физиономии, Даня заливисто и звонко засмеялся, Светочка спокойно посапывала, а Ванечка всё равно угрожал заплакать. — Не надо плакать, сладкий мой. Мамочка сейчас придёт, только братика вашего старшего проверит и придёт. Она же прекрасно знает, что вы её тут ждёте и скучаете, и она за вами тоже, очень… — Бфеншкендорфр? — раздался за спиной шепелявый вроде бы женский голос. Генерал обернулся и только благодаря многолетней выдержке и практике не сел на асфальт от неожиданности, автоматически прижал личико сына к себе, чтобы тот не испугался и не заплакал. У охранника лицо было белее мела. Перед ним стояла выкрашенная блондинка с неровным, асимметричным бугристым носом, ушами эльфа, с преувеличенно азиатскими глазами, накачанными губами, нешевелящимимя скулами, шершавой выбеленной кожей, неестественно ровной кожей шеи, нарощенными ресницами и натутаированными бровями. Александр Христофорович несколько открыл и закрыл рот, потом сделал несколько глубоких вдохов, приходя в себя, заодно посадил Ваню в коляску и развернул её так, чтобы дети больше видели вход в госпиталь, нежели данную особу, но и сам не выпускал их из поля зрения. Охранник переместился к малышам ближе. — Простите, мы знакомы?.. Надежда Николаевна в сопровождении второго охранника вышла из здания и завертела головой в поисках семьи. Охранник Бенкендорфа передал коллеге в «ухо» координаты, тот продиктовал их подопечной, и криминалист через секунду махала рукой детям. Карапузики в ответ принялись забавно хлопать в ладошки, оттопырив пальчики. Даня звонко говорил «Мапа!» Ваня лихорадочно искал маму глазками, но за компанию с братом ворчал «Я-я» на мотив слова «мама». — Извините, нам пора! — Александр Христофорович поспешил навстречу супруге. Ему почудилось, или его охранник тоже тихо выдохнул? Надежда Николаевна широким шагом подошла к чудо-коляске и легко присела перед ней. Полы роскошного осеннего кашемирового пальто развевались от ходьбы и небрежно опустились на усыпанную яркими листьями землю. — Как вы тут? — быстро поцеловала каждого, поправила одеяльце на Светлане и взяла на руки насупленного Ваню. Ощутила, как детское личико уткнулось ей в шею и через несколько мгновений по ней покатились слёзки сынишки. Даня тем временем тоже требовал «на ручки», где и оказался, только у папы. — Что такое, Ванюшка? Что такое, мой мальчик? Мама рядом, мама тут. Мама с вами, с Ванечкой, с Данечкой, со Светочкой, с папой. — под мягкое воркование забрала одной рукой у Александра Христофоровича Мандаринку и успокаивала обоих. Перевела лукавый взгляд на супруга. — Мне начать ревновать? Прости, я как-то упустила момент, когда тебе начали нравиться целлулоидные женщины? Мужчина открыл было рот что-то сказать, потом замер и через секунду захохотал. — Солнышко моё родное, единственная женщина, которую я вижу и которая для меня существует — это ты. И я готов говорить тебе это каждые утро и вечер… — метнул взгляд на мирно засыпающую дочку, повернулся лицом к жене, обеими руками страховал мальчишек и поцеловал любимую женщину. — Ты сделала мой день: «целлулоидная женщина»… — хихикнул. — Хотя, спасибо, что ты её в лицо, так сказать, не видела. Я точно ночью не засну. Хоть и не сильно впечатлительный. Не ревнуй, любовь моя. — А смысл? — усмехнулась Надежда Николаевна и равнодушно пожала плечами. — Нет никакого смысла в ревности. Тотальный контроль ещё никого ни от чего не уберег. Ну можно начать читать переписки, звонить неожиданно, устраивать допросы с пристрастием, а все равно измена случится, если её захотят. В обеденный перерыв, во время командировки или когда якобы телефон разрядился. Изменят, и ничего тут не сделать. Никого ни от чего в этой жизни нельзя удержать. Никого нельзя проконтролировать на сто процентов. Человеку, которого я люблю, я доверяю и он свободен. А трепать себе нервы, и в семейной жизни ещё играть в Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро я не собираюсь, уж увольте. Бенкендорф замер от такого монолога, брови непроизвольно подскочили вверх. — Вообще-то я пошутил. И если мне сильно захочется тебе изменить, я это и так сделаю. — повисло тяжёлое молчание. Обычный трёп вновь угрожал перейти в нелепую ссору. — И тебя об этом предупрежу. Потому что единственная женщина, с которой я мог бы тебе изменить — это ты сама. И на этом всё. — посадил мальчиков в коляску и одной рукой крепко прижал к себе супругу. — Я ни за что тебя не променяю. Никогда. — короткий поцелуй в висок. — Как наш братик? — Хорошо, послезавтра до обеда выпишут, так что, можно готовить праздничный приём. — Надежда Николаевна была чуть напряжена. — Это отлично, да, Карапузики? Братик ваш старшенький скоро будет дома. — притянул к себе любимую женщину и поцеловал. Охранники прикрыли спинами. Потёрся носом о её висок и поцеловал. — Родная? Что не так? Я же пошутил. Знаю, — вздохнул. — опять неудачно. Прости, Солнышко моё родное. Но кроме тебя мне никто не нужен. А эту… я даже думать не хочу. — заметил, что женское пальто так и развевается от ветра. Выровнялся. — Это что за безобразие?! Ты что, простыть решила?! — принялся за пуговицы, последним поправил шарф. — Тоже мне, морж! А ну немедленно в машину! Там термос! — широким шагом направился к авто. Но Надежда Николаевна не шелохнулась. — Шурка… — позвала негромко. Он остановился. Она сделала небольшой шаг, отделявший их, и стукнулась лбом в его грудь. — Всё хорошо, я в полном порядке. Но, оказывается, я умею ревновать. Пусть она страшная, но всё же… — Глупышка… — крепко обнял и успокаивающе гладил. Какое-то время стояли молча. — Идём в машину, я серьёзно. — Иди с ребятами, вы устали. Я Анечку дождусь. Она вот-вот должна выйти. — Мы не устали, мы тут поболтать успели, мамочку дождались. — поцеловал её руку. — Последний вопрос и тема закрыта навсегда. Как ты поняла, что она «целлулоидная»? — У неё сзади накачано всё, что можно и что нельзя тоже. — О, Господи… Ну, туда я точно не смотрел. Я и на физиономе особенно не смотрел, боялся, что вывернет. — Всё-всё. Я замолкаю… — зазвонил телефон. — Да, Зой… Подожди… — включила громкую связь. — Говори, слушаем. Бенкендорф обнял жену со спины, второй рукой качал детей, Надежда Николаевна взяла на руки дочь. — В общем, моя «звёздная» мамаша в истерическом состоянии, по словам рецепции, записалась на приём и обязательно анализы, подчеркиваю, обязательно анализы. — Отлично. Спокойно, Зоенька, спокойно. Всё как раз отлично. Бери из неё кровушки побольше. На Эпштейна-Барра, на афганскую лихорадку, на стрептококк… Аллергены… Витамины… — Я поняла. По-максимуму. — Именно. И постарайся их отдельно ото всех держать. Тогда я сегодня начну, лаборатория завтра продолжит. Генерал кивнул: — Зоя, успокойся во-первых. Во-вторых, веди себя естественно, как обычно. И ещё, у тебя там камеры есть? — Есть, естественно. — И пишут? — Само собой. — Разверни их так, чтобы можно было хорошо видеть её лицо. И вообще поведение. — И осмотр тебе тоже надо? Это же нарушение частной жизни… — Нет, такие подробности ты Надюше расскажешь. А мне — её поведение. — Поняла, хорошо. Супруги переглянулись: — Я звоню Шуре и Егору. — Ребят я уже сорвал. Домой? — Я думаю… *** Анна сидела возле Владимира, в обеих руках держала его ладонь. Глаза в глаза. — Анют, всё хорошо. Послезавтра я уже дома. Поэтому завтра умоляю, отдохни. — Угу. — А что с теннисом у Вовки? Анна прижала его ладонь к своей щеке, он поглаживал её бархат большим пальцем и выслушивал её рассказы. — Всё, мне пора, а то опять выгонит. — отстраняться, не говоря уже про уходить, не хотелось совершенно. Анна присела на корточки и положила голову на плечо супруга. Хоть несколько секунд и она сможет продержаться до его выписки. Как же хорошо рядом с ним. Почему она понимает это только когда он в больнице? Когда есть малейшая угроза его жизни? Почему нельзя просто спокойно жить вместе? Ведь она сама столько лет мечтала об этом. Сколько раз ей снилось, как Корф ночью пробирается к ней в окно и уносит на руках прочь от Репнина? Её и их сына? Сейчас его рука успокаивающе гладила по спине. Какое же это счастье! Любимый человек рядом. С трудом оторвалась от его тепла и сердцебиения: — Мне пора, Володька. Надюша с малышами и дядей Сашей внизу ждут. Про Верочку молчу. Эта бандитка явно замотала Варю. — Почему «бандитка»? — мягко улыбнулся Корф. Глядя на его ямочки, Анна не удержалась и поцеловала мужа. — Потому что бандитка. Всюду надо влезть, что не по её — сразу недовольная физиономия, у Светочки с Ванечкой отбирает игрушки. С ней только Данечка и справляется. Как старший. — Ясно. А справляется как? — Взглядом. — усмехнулась. — Дядя Саша говорит, что это фирменный Корфовско- Сычевский взгляд. — помолчала, села на стул, не отпуская руки Владимира. — Правда, потом долго объяснялся с Надюшей за «Сычёву». — Я её понимаю. Во-первых, она — Бенкендорф. Пусть и спустя столько лет, но, формально, она Бенкендорф с момента ЗАГСа. А во-вторых, у него у самого взгляд — ого-го. — Это да, но к Верочке он никаким боком. Я про гены. — Я понял. Ничего, я уже почти дома, разберусь с нашей Веруськой. До сих пор не верю. Не верю, что ты и наши дети реальны. — бережно и сильно сжал женскую ладонь. — Иногда кажется, что это всё — мираж. На глазах у Анны выступили слёзы. В этом, в основном, была её вина. Она не смогла обеспечить ему надёжный тыл, её Владимир не смог расслабиться и принять тот факт, что у него есть семья. Что он не должен копаться в её страхах и разгребать её тараканов в голове. Что он может расслабиться и не сидеть, как на пушечном выстреле, в ожидании, чего ещё выкинет его дражайшая супружница. — Анют? — сел на кровати и внимательно смотрел ей в глаза. — Я умоляю тебя, не фантазируй себе ничего, не придумывай, не накручивайся. Успокойся, выдохни, родная. Мы вместе. — криво усмехнулся. — Я так мечтал о семье, семье с тобой, наших детях, что теперь вот… — растерянно пожал плечами. — А эти чёртовы больнички не способствуют укреплению веры в реальность происходящего. Поэтому у меня для тебя есть задание. Она не заметила лукавых огоньков в любимых глазах. Вся подобралась, вытерла ладонью глаза и сосредоточенно посмотрела на Владимира. — Давай, пока меня не будет, а это только уже завтра, ты напишешь на бумаге все свои фантазии и страхи. А когда я выйду, а это уже послезавтра, — настойчиво подчеркнул последнее слово. — то я их прочту. И мы обсудим каждый пункт в отдельности. И закроем эту тему раз и навсегда. — молодая женщина кивнула, но Корф видел, что она не совсем понимает, что и о чем он говорит. — Решил поставить на мне психологические опыты? — Анна встрепенулась и осознанно посмотрела на него. — Именно. Говорят, помогает. И ещё, дома мы с тобой будем решать один интересный вопрос. Точнее, он уже решён, но твоё мнение мне будет очень важно. — Ты уйдешь с работы? Корф тяжело вздохнул, опустил голову, взял её тонкие изящные пальцы, на правом так и красуются два кольца — помолвочное и обручальное, в свои сильные, и открыто посмотрел ей в глаза. А что скрывать-то? — Да. Только отсижу все больничные. Об этом дома. Мне нужен будет твой светлый ум и трезвый взгляд со стороны. Поэтому, пожалуйста, Анечка, родная моя, любимая, выпиши всё, что тебя беспокоит и отпусти. Я рядом. Всегда. Каким бы искалеченным я не был, я приползу к тебе. И буду это делать всегда. Пока не прогонишь. — Володька??!! Мужчина с грустным лукавством смотрел на любимую. Он вернул ей её же фразу. Как же хочется домой. Обнять её и не выпускать. Валяться в кровати или сидеть в кресле, но только вдвоём. Нет, дети — это святое. — Я жду тебя всегда. Любым, но главное — живым. Запомни это, а ещё лучше — запиши. — Анна встала. — Всё, любимый, я побежала. Корф встал следом и обнял её: — Не приезжайте завтра. В четверг я сам приеду. Всё заберу, сложу и приеду. — Хорошо. Я скажу охране. — поцеловала в колючую щеку. — Береги себя. Мы тебя очень ждём. Но долечись. Ты мне и Надюше пообещал. — Я всё помню. Анна вышла в коридор, где её ждал охранник, помахала Владимиру рукой. Быстро спустилась вниз к родственникам, позвонила Варе и через несколько минут машина замминистра покинула территорию ведомственного госпиталя. *** Анна молчала всю дорогу и не слышала разговора свекрови с супругом. В голове всплывали эпизоды с курсами и неудавшейся, слава богу, поездкой во Францию. Вот спрашивается, какого лешего она сама всё это закрутила?! Нет, она ни на секунду не пожалела, что не поехала. А вот об этой, самой первой трещине в семье, в отношениях с мужем и сыном, — очень. Именно она сама и стала тем самым, получается хроническим, триггером всех её страхов. Точнее только одного — из-за собственного идиотизма она теперь постоянно боится потерять любимых людей. Может, не зря она блондинка? Может, надо перекраситься? Ага, а с каких это пор цвет волос стал влиять на наличие или же, как в её собственном случае, отсутствие мозга в голове?! Кто просил её приходить домой с самостоятельно купленными цветами?! Ну не дарит тебе муж каждый вечер роскошные цветочные веники, так что, с каких это пор является свидетельством того, что он разлюбил тебя? Или тебе этот букет был бы в удовольствие, если бы он после вручения цветочков сообщил, что уходит?! Ну подумаешь, Корф не дарит цветы?! Тебе это важно?! Или рестораны?! Или то, что он с тобой? Или то, что ты его обнять можешь не в мыслях и мечтах?! Ну чего он не делает?! Или, может, перестал помогать по хозяйству? Беречь на работе? Носить тяжести из магазина? Забирать сына с курсов или гостей, наплевав на наличие у ребёнка охраны? Или он тебе с собой не складывает еду в офис?! Не ты ему, а он тебе?! Не покупает вещи? О которых ты, между прочим, ему даже не напоминаешь, он сам следит за этим? А ночные смены с Верочкой?! Если бы Корф мог, он бы её и грудью кормил! И моет, и переодевает, и песни поёт, и гуляет, стараясь как можно больше разгрузить тебя. Ты же ему до того мозги проела, что все девять месяцев он не знал, как к тебе подступиться. Вот поэтому он и не ночевал рядом с тобой, как дядя Саша с Надюшей. Ты же такого хотела, а получила с точностью до наоборот. Да, формально это называлось словом «работа», но его прекрасно могли заменить, как обоих Саш, только Владимир всё это время был физически напряжён. От тебя не-беременной он не знал, чего ждать, а уж в положении… Ты хоть теперь понимаешь всю силу его любви?!.. — Анечка?! … — Надежда Николаевна сильнее сдавила её ладонь и заглянула в глаза. — Ты как? Молодая женщина вздрогнула: — Всё хорошо. Я нормально. Что-то случилось? — Нет. Но мы сейчас в офис, тебя же завезут в дом. Жди нас там. Возможно, понадобится твоя помощь. Но пока — лаборатория. — Хорошо, конечно. Я на связи. Звоните, если что. — Ты же и по видео сможешь, правильно? — негромко уточнил Бенкендорф. — Да. — Всё, тогда мы тут выходим, а ты домой. *** Генерал собрал спецотдел в своем кабинете и ввел в курс дела. — Работаем негласно? — уточнил Писарев. — Гласно. Мы сейчас отправим Катю за анализами, заодно Зоя Александровна напишет заявление. — невозмутимо отозвалась Надежда Николаевна. Она наслаждались этими рабочими минутами, всё же этой сумасшедшей атмосферы ей не хватает. — Вы все поступаете в распоряжение Надежды Николаевны. — отчеканил Бенкендорф. По нему активно лазил Даня. На этих словах Туков шутливо воздел руки к предполагаемому небу — Саша, на тебе будут видеозаписи, потом переправим их Анне. — Есть. Разрешите вопрос? — Валяй. — А почему никто из ранее пострадавших не обратились в полицию? — Хороший вопрос, кстати. Я сама над этим думаю. — кивнула криминалист. — С ними бы поговорить? — вопросительно посмотрела на мужа. — Рановато, я думаю. Нам бы разобраться с кровью, потом будем активнее работать. — Хорошо. Тогда мы в лабораторию. Катенька, идёмте с нами, я Вам проинструктирую. — мягко улыбнулась Надежда Николаевна и посадила Ивана на своё место. В руках у мальчика была большая машина, которую он сосредоточенно изучал. *** Владимир стоял у застеленной койки и аккуратно складывал вещи в дорожную сумку. В дверь вежливо постучали и на пороге появился Александр Романов: — Привет. Пока выбрался, тебя уже и выписали. — пожали друг другу руки и коротко обнялись. — Здоров. Да, слава богу, уже всё. Сейчас жду выписку, должны печати проставить и занесут. Как дела? — Нормально, работаем уже. Я к тебе на часик вырвался. Смотри, какой я тебе гадже́т принёс. — протянул другу увесистую трость. — Ого, какая красота… Сань, я не могу… — Аза, расслабься. Всё ты можешь. Как я понял, ты теперь пожизненно трехногий, вот я тебе надёжную ногу организовал. Хотелось бы, что-то более приятное подарить, но пока так. И не отказывайся. Она тебе отлично подходит. Корф рассматривал винтажную тяжёлую трость из резного дерева, тщательно покрытую не одним слоем лака, с мраморной крошкой, рукоять была выполнена в виде серебряной головы дракона с нефритовыми глазами. Рукоять идеально легла в руку — Шикарно смотрится. Сразу весь преобразился. А эту — напарник кивнул в сторону обычной палочки, — оставить про запас. Кстати, тут фишка… Взял подарок и нажал на зелёные глаза, в секунду в руках оказался стальной клинок. У Владимира загорелись глаза, он очень любил подобные вещи, одни сюррикены, «солнышки», чего стоили, но их пришлось спрятать от сына, чтобы не травмировался, не говоря уж о малышах. — Так что, играйся. — вернул всё на место и протянул владельцу. — Спасибо большое, Сань. Но… — Никаких «но». — Романов помолчал, помог сложить сумку. — Всё взял, ничего не забыл? — Вроде, всё пусто. — Владимир прихрамывая проверил санузел. — Пусто. — Аза, я не тороплю, просто хочу на обратном пути проверить стройку… Ты ещё ничего не решил? — Ты нашёл мне замену? — вопрос прозвучал как-то странно и довольно резко. — Нет. Ты — мой лучший друг и человек, которого мы все хотим видеть во главе нашей затеи. Я хочу. — Я согласен. Моё принципиальное согласие у вас есть. Нужно ещё с семьёй поговорить, но скорее поставить перед фактом. — Александр Николаевич понимающе кивнул. — Правда, я впервые подписываюсь на то, чего сам не до конца понимаю. — Разберёмся. Ты остаёшься в нашем спецотделе, это будет входить в структуру. Формально, я останусь твоим начальником. Куратором. А содержать будут наше министерство и соцполитики. Батя всё разрулил. Но об этом потом. Напросимся с Натусей к вам в гости и всё обсудим подробно. Ты пока с семьёй вопросы решай. Тебя подбросить или за тобой приедут? В палате материализовалась медсестра, передала выписку и исчезла. — А где наставления врача? — Ой, Царь, они меня так задолбали своими наставлениями, что спасибо. До Вовкиной школы подбросишь? Там Евгений, он и завезёт. — Не вопрос, поехали. За девчонками соскучился? — И за мальчишками тоже. Надюша за всё время один раз на минуту заглянула и всё… — Кстати,… *** Владимир подошёл к машине охранника сына. Заодно опробовал новый «гаджет», он оказался очень удобным, тяжёлым и устойчивым, таким, каким он и хотел. Сашка хорошо выучил его самого. Они вообще хорошо друг друга чувствуют. Евгений вышел из салона и пожал руку: — С возвращением, Владимир Иванович. — Спасибо, Жень. Как тут? — В порядке. Тихо, спокойно. Через десять минут урок закончится, ещё максимум через столько же Владимир выйдет. — Спасибо. Это я знаю. Дома спокойно? — Было да. Вы не предупреждали? — Нет, хочу сделать сюрприз. На обратном пути заедем в квартиру? Я проверить хочу. — Как скажете. — Курсов же сегодня у Вовки нет, вроде, если я правильно помню. — Правильно. Нет. Неделю назад Надежда Николаевна с Александром Христофоровичем после работы заезжали. — Ясно. Ничего, лишним не будет. Раздался школьный звонок. — Мой самый любимый звук в детстве. — усмехнулся Владимир. — Было дело. Среди выбежавший разновозрастной ватаги детей подполковник выискивал сына. Увидел Володю-маленького с девочкой и ещё двумя мальчишками и решил не привлекать к себе внимание. Охранник весь подобрался и сделал несколько шагов навстречу детям. Ребята пару минут поговорили, потом младший Корф и девочка вдвоём пошли в сторону машины. Было видно, что они яростно о чём-то спорят. В какой-то момент девочка подняла голову и натолкнулась на Владимира, показала кивком головы на него однокласснику. — Папа! — радостно воскликнул Володя-маленький, но на шею отцу не бросился, а тот мысленно порадовался, что не распахнул объятия. — Привет. — улыбнулся. Перевёл взгляд на спутницу мальчика. — Вы — Леночка? Я — Владимир Иванович, отец данного оболтуса. Позвольте Вас подвезти? Леночка смутилась, а у Корфа сжалось сердце, эта малышка так похожа на его Анечку в детстве. — Конечно подвезём, пап. Лена, не отказывайся. — практически приказал Володя-маленький. — Мягче, сын, мягче, это же женщина… — не разжимая губ проговорил Корф. — Прошу в машину, карета подана. Леночка, называйте адрес. Только рюкзаки прошу в багажник. — Здравствуйте, Владимир Иванович. — наконец выдавила из себя девочка. — С выздоровлением. — Спасибо. Садитесь. — Мне недалеко… — Ничего, мы не торопимся, и Вам теплее. Дети быстро устроились на заднем сидении, Владимир на пассажирском возле водителя и прикрыл глаза, старался не слушать их разговоры. Быстро завезли одноклассницу домой и зашли в свою квартиру. Корф приоткрыл все окна, чтобы выветрился спёртый нежилой воздух, а сам, пока Володя-маленький искал что-то в своей комнате, зашёл в кладовку-гардеробную за свитером и более тёплой курткой. Мальчик крикнул, что ждёт его внизу. Передвигая и упорядочивая вешалки, мужчина зацепил неприметный деревянный рычажок, похожий на деревянную советскую рукоять от открывашки, и у него на глазах с тихим зуммером отъехал небольшой квадрат, похожий на забитое деревом окошечко. Владимир не мог вспомнить, откуда оно взялось, но учитывая, что квартира была переделана, то и не мудрено. Перед ним открылся сейф без кода, мужчина открыл дверцу и замер. Его взору открылась внушительная коллекция холодного и горячего оружия, явно далеко не современного. В оцепенении смотрел на бархатные подушки и соображал. Получается, отец не продал свою коллекцию, а спрятал? Это сколько же здесь всего? Принялся фотографировать. Дядя Саша должен пролить свет на эту находку. Сложил всё искомое в дорожную сумку, туда же положил несколько свитеров жены, тёти и дяди. Улыбнулся, когда понял, что нужно было бы приобрести и теплые вещи и для малышей, но теперь он не знал их размеров. Надо же, он не может даже купить им одёжку. Ладно, это он нагонит, а вот цветы купить точно надо. Забросил сумку на плечо, ещё раз проверил плиту, свет, воду и тщательно закрыл за собой дверь на все замки. На первом этаже перекинулся парой фраз с консьержем и вышел на улицу. Глубоко и с наслаждением глубоко вдохнул холодный ноябрьский воздух. Улыбнулся, поправил ручки на плече, увидел, что дети продолжают общаться и подошёл к охраннику. — Будем ехать, Владимир Иванович? — Нет пока, пусть болтают. Кружков же сегодня нет? — уточнил в очередной раз. От свежего воздуха и целительного чувства свободы от госпиталя голова слабо держала информацию. — Нет. — И хорошо. — забросил сумку в багажник, опёрся на дверцу машины и принялся изучать подарок друга. «Гаджет» действительно крутой и полезный, не говоря уж о стиле. Несколько раз быстро повертел трость кончиками пальцев. Понял, что удобно и довольно легко, несмотря на приличный вес. Машинально и на автопилоте, чем осознанно, сделал несколько профессиональных выпадов и воображаемых ударов. Встряхнулся, осмотрелся и смущённо стал спокойно, опустил трость и опёрся на неё. Понял, что и сын и его спутница видели его финты и смутился. Достал телефон и принялся вновь рассматривать фотографии своей находки. *** Оба Владимира вошли в дом, руки старшего прижимали к себе четыре больших букета, на сгибе локтя висели две небольших корзинки с яркими бутонами. Их встретил звонкий лай Бастера. — Привет, дружок, привет, хороший. Да, и тебе с Лаки есть подарки, но чуть позже. Корф вошёл в прихожую, быстро разулся, и стянул с себя пальто. На кухне его встретили Варвара и Зоя. Вручил каждой по букету: — С возвращением! — улыбнулась теща. — Чего не предупредил? Ставлю пироги. — Сбежал? — заговорщики уточнила Зоя. — Нет. Просто удалось раньше. Завтра утром всё равно на анализы, но хоть переночевать в домашней обстановке. Как у Вас? Чего Вы грустная? Как тут дела? — Тут всё спокойно, Аня ушла с Верочкой, Надюшу Саша спать укладывает, я их своими проблемами загрузила, Надюша отвыкла, да и работает за пятерых, поэтому сейчас отдых. — Чем я могу Вам помочь? — Займись семьёй. — А серьёзно? — И я серьёзно. — Тогда я наверх. Хоть помыться, а то весь больницей провонял. — Спасибо большое за цветы. — Вам спасибо, что с Надюшей. Владимир тяжело и медленно поднялся на второй этаж, тихонько занёс в комнату тёти цветы. Бенкендорф увидел его и радостно улыбнулся, у него на плече спала Надежда Николаевна и он не хотел шевелиться, чтобы не разбудить. Корф кивнул в ответ, склонился над кроваткой с малышами, жадно их рассматривал и через несколько минут так же бесшумно вышел. Перед входом в свою комнату взъерошил рукой волосы и улыбнулся. Тихонько поскрёбся в дверь, тишина в ответ. Проскользнул внутрь. Анна спала, подобрав ноги к животу и крепко обняв его подушку. Грустно улыбнулся, поставил вазу с цветами на подоконник и подошёл к дочурке. Верочка лежала на ровном матрасике, на животике, смешно поджав ручки под щёчку и выпятив попку в памперсе. Улыбнулся шире. Отправил трость в угол, убедился, что она стоит надёжно и не упадёт. Поправил на крохе одеяльце и принялся готовить чистую домашнюю одежду. Постарался действовать как можно тише, но ни Анна ни Верочка не шелохнулась. Под душем стоял долго и с огромным наслаждением. Тщательно тёр себя мочалкой с неприличным количеством геля, стараясь максимально смыть с себя следы госпиталя. Не менее дотошно и ароматно мыл голову и бороду. Придирчиво осмотрел себя в зеркало. Достал бритву и подровнял растительность на лице. Вот теперь не стыдно и перед любимыми женщинами появиться и дочь не испугается. Высушился и переоделся в домашнее. Заглянул к сыну. Володя-маленький сидел в кресле, одну ногу поджал под себя, вторая просто согнута. Вёл с кем-то оживленную и, судя по нахмуренной физиономии, не очень приятную переписку. Корф сел на подлокотник и мальчик тут же опустил мобильный экраном вниз. — Это меня не интересует. — мужчина улыбнулся и кивнул в сторону телефона, подразумевая переписку. — Как дела? Я соскучился. — Нормально. — пожал плечами мальчик, было видно, что мыслями он в прерванном общении. — Тебя выписали уже, всё? — Да, а что? — Корф попробовал его обнять, но отпрыск отстранился. — Ничего, значит, ты дома. — безэмоционально прозвучало в ответ. — Дома. Помощь нужна? — Нет, спасибо. — Тогда я внизу. Мамочка спит. — О’кей. — прохлада со стороны сына была непонятна и обидна. Вернулся в комнату, взял на руки закряхтевшую дочь и принялся баюкать. Смотрел на детское личико и улыбался, Верочка становилась похожа на свою мамочку, его единственную Анечку. Подложил кроху к жене и тихо вышел. Всюду ощущал себя странно-лишним. Вышел на балкон. Внизу в креслах сидели Варя, Зоя и Надя. О чём-то переговаривались. С появлением Корфа первые две замолкли. — Так вот почему пироги, да, Варвара? — с мягкой улыбкой поинтересовалась Надежда Николаевна и встала навстречу племяннику. — Здравствуй, родной. — крепко обняла. — Привет, мамуль. — прошептал на ухо. — Я соскучился. — Я тоже. — отстранилась и поправила на плечах подаренную Корфом шаль. — Надеюсь, ты долечился. — бросила на него лукавый взгляд. — Так точно! Даже выписка на руках. — улыбнулся в ответ. Как же хорошо рядом с ней. — Это хорошо. Я потом почитаю. У Зои зазвонил телефон и она ушла в гостевую комнату, Варвара пошла на кухню, греть поздний обед. Надежда Николаевна протянула Владимиру руку, тот сел рядом, но тётя потянула его на себя и он устроился головой у неё на коленях. Женская рука мягко, ласково с явным удовольствием гладила мужскую шевелюру. Оба медленно оттаивали. — Дома всё хорошо, с Анечкой и Верочкой всё хорошо, сейчас отдыхают. Ночью Верочка капризничала, не спала, Анечка её всё время на руках носила. — Бедная… Ничего, теперь у меня будет ночная смена. — поцеловал Надины колени. — Ты́ как? Карапузики? Светлячок? — Мы в порядке, не переживай. Растут, болтают. Если они тихие, относительно, то Верочка… — Надя с улыбкой покачала головой. — Похоже, рано, конечно, об этом говорить, но характер у неё её бабки. — Не самый плохой. — Да. Только всё должно быть, как она хочет. — поцеловала макушку Владимира. — Совсем недавно и я тебя такого маленького на руках держала… Как же быстро летит время. — Я люблю тебя, мам. — И я тебя очень люблю, мальчик мой. Сидели и лежали в тишине. Было так спокойно и хорошо. Все дома. И можно побыть маленьким. И совершенно счастливой. Надя оглянулась на обеденный стол: — Пора ням-ням делать. Хоть домашнего поешь. — С удовольствием. Но так хорошо. — Значит лежи. Тебя покормить? — её пальчики так и гладили его волосы. — Нет, спасибо. Но чуть позже. — Стричься пора. — Мг… Успею, я на больничном. — помолчал. — Мам, я в отставку уйду. Пальчики на мгновение замерли и тут же продолжили свой путь. — Это не из-за госпиталя. Не по ранению… Не переживай, родная. Мне тут от Романовых заманчивое предложение поступило. Я формально в структуре, а по факту… Надежда Николаевна внимательно слушала, не переставая гладить. -… Как тебе? — Затея заманчивая, даже очень. — Но…? — Владимир сел рядом с тётей, хоть и не хотелось лишаться этого удовольствия и обнял её крепко. — Что тебя смущает, мамуль? Надежда Николаевна молчала, тщательно подбирая слова. — Пойми меня правильно… Если действительно дело не в диагнозах… — вопросительно замолкла. — Совершенно, Надюш, совершенно. — поцеловал её руку. — Завтра дам почитать, утром сдам последний раз кровушку и будешь читать и сравнивать. Но честно — нет. Просто я хочу видеть семью не только спящей. Тебя, Аню, братишек с сестричкой, сына с дочерью… Да ну. Опять всё пропустить? Ради чего?! Я всю жизнь мечтал о братьях и сестрах, нет, честно. И вот, они у меня есть, а я с ними даже поиграть не могу? Ради чего? Свой обалдуй растёт, Верочка, и их не видеть? Не, на такое я как-то не подписывался, вот ей-богу. Надежда Николаевна улыбнулась. — Главное, помни, что ты́ должен быть счастлив в первую очередь. Что работа должна приносить удовольствие, а не быть наказанием. — Не думаю. Мне это уже интересно. — У меня один основной вопрос: ты психологически это выдержишь? Там же и внешний вид, ладно, отмыть можно, и судьбы… — Я думаю да. Подкуюсь у Ани. Но не думаю, что это хуже, чем наша работа, с трупами, расчленёнкой, изнасилованиями и похищениями. Обычный труп — большая редкость. — Согласна. — Женщина понимала, что и в спецназе её всегда маленький мальчик видел далеко не детские мультики. Но ведь не скажет. — Ты мне расскажешь, какой каток по тебе прошёл, когда ты в спецурке был и тебя Романовы по частям собирали? — прозвучало так же мягко, хотя она была готова ко всему. Владимир спрятал лицо в её волосах и отогревался, отогревался… Вздрогнул. — Нет, мам. Никакого катка не было. Несколько пулевых. Всё хорошо. Забудь. — Именно поэтому вы все несколько лет играете в молчанку. — У нас подписка, мам. Честно. Не могу ничего. Но это были просто пули. В мягкие ткани и ногу. Но всё хорошо. Мандт осмотрел и подтвердил. Я всё спрашивал. Наверху тихонько закряхтели. Надежда Николаевна в мгновенно оказалась на втором этаже. Владимир выровнялся и прислушался. К нему спускалась тётя, держа на руках Даню, который спрятал личико на плече у мамы. — Мандаринка! — улыбнулся Корф и протянул к малышу руки, но мама отрицательно покачала головой. — Ты уже такой большой, скоро будем играть в футбол! — Конечно будете, только мы ходить научимся, и будете играть. Сколько угодно, да, родной. — Как он вырос, серьёзно… — А ты как думал? У нас день за три. Подожди, он пока не проснулся до конца, поэтому никаких «на ручки». — целовала детскую головку. Владимир налил себе чай и с наслаждением сделал глоток настоящего качественного чая. — Не переусердствуй, не крепкий, а то голова опять «уедет». — Надежда Николаевна с Даней на руках готовила детскую еду. Варвара вытаскивала из духовки пирожки и пироги. Корф поднял глаза на ступеньки и увидел там сонную Анну в домашнем халате с неверящим взглядом. Улыбнулся, отставил чашку в сторону, не отрывая глаз от жены, нащупал трость и быстро, как мог, поднялся к ней. Анна же спускалась к нему. Ступенька вверх, ступенька вниз и Анна уже обняла любимого мужчину за шею, прижалась щекой к его щеке и прикрыла глаза: — Это правда ты? — шёпотом. — Я, любовь моя. — крепко сжал её талию. — Господи, какая же ты худенькая… Анечка, родная моя, любимая… Я соскучился. — Я больше. Стояли молча. Сердца бешено бились в унисон. Трость валялась на ступеньках. Надежда Николаевна смахнула слезинку, повернулась к лестнице спиной и игралась с сыном. Эти огромные глазищи отвлекали от всего. Варвара достала из духовки противень с пирожками, по первому этажу поплыл ароматный запах выпечки. Анна плотнее прижалась к Владимиру, не открывая глаз, боялась, что он ей снится. Мужчина не сопротивлялся. Целовал её шею, спину. Звонко заплакала Верочка. Анна тихо застонала, отстранилась от мужа и побежала в комнату успокаивать дочь, чтобы не перебудила весь дом. Корф поднял трость. — Обед нагрет. — раздался снизу голос тёщи. — Спасибо большое, Варюш. Через несколько минут садимся. — поднялся наверх. Повернулся лицом к женщинам — Садитесь без нас, мы догоним. Широким хромающим шагом поспешил в комнату к любимой. Анна сидела в кресле и кормила грудью, любовалась дочерью и молча давилась слезами. Корф поставил в угол трость, плотно закрыл дверь и сел на подлокотник. Обнял супругу, чуть притягивая к себе, заставляя расслабиться, укрыл своим теплом, телом, нежностью, любовью. Поправил сползшую часть халата на белоснежном и хрупком плече, прикоснулся к нему губами и чуть лизнул. Пощекотал бородой. Ещё раз поправил халат, обнял обеих. Заглянул в лицо Анны, увидел мокрые дорожки на щеках и мокрые слипшиеся реснички, вздрогнул, поцеловал в щеку: — Анечка? Что случилось, девочка моя? Она громко хлюпнула носом. — Анюта? Любимая, что случилось? — нежности и взволнованности в голосе было поровну. Анна положила дочурку в кроватку, поправила на ней одеяльце, а на себе халат, застегнулась и повернулась лицом к Владимиру: — Это ты? Ты правда дома? — голос дрожал. — Да, Анечка. — протянул к ней руки и обнял. — Я уже дома, с тобой, Верочкой, Вовкой. И буду. До конца своих дней. Иди ко мне. Она спряталась у него на груди, наслаждаясь его теплом. — Сбе… — Нет. Не сбежал. Официально выписан. — чуть отстранился и с наслаждением прикоснулся к губам Анны. Анна обвила мужа за шею и как можно плотнее прижалась к его телу. Его руки не отставали. Лежали молча, но вместе. Владимир целовал хрупкую идеальную, невероятно красивую ладошку. Тыльную сторону, ладонь, каждую фалангу, даже ногтики. Тёрся об эту ладонь бородатым подбородком. Молодая женщина наслаждалась его родным запахом. Ощущала, как Владимир становился её Владимиром, избавляясь от неясности больницы. Возвращаясь к себе и ней. Он — её. Её любимый и самый нужный. Говорить не хотелось, слова казались лишними и пустыми. Отдых был нещадно прерван громким урчанием корфовского желудка. Анна оторвала голову от его плеча: — Тебя следует немедленно накормить! — Мг. — согласился Владимир, возвращая её в исходное положение и накрывая своим телом. Её губы с наслаждением отдались в его плен. Анна обвила его ноги своими, а руки лихорадочно пытались максимально вжаться в Корфа, но их влажные тела не позволяли сделать это в полной мере. Ей нужен был он. Полностью, сильно, весь. Он приглушённо рычал, она давно уже плакала, но только не отстраняться, только с ним. На секунду их тела взмыли вверх и Владимир вдавил её в постель. Она не отпускала. Лихорадочно целовала, куда попадала и плотнее, плотнее, ещё, уже не куда, но только с ним. Он попробовал опереться на согнутые в локтях руки, не пустила. Так и лежали. Корф спрятал лицо у неё на шее: — Я перевожусь. Остаюсь в штате, но функционал другой. Буду как штык в шесть-семь вечера дома. И с настоящими выходными и отпуском. Молчание в ответ. Слабое движение внутри. Её тихий стон. Ей нужно передохнуть. — Почему? — неуклюже вытерла щёки. — Я хочу семью. Нормальную. С тобой и детьми. — всё же приподнялся и смотрел в любимые глаза цвета лазоревого неба. — Романовы строят ребцентр для бомжей. Я туда директором. С ними пересекаться буду только когда из в полный порядок приведут. Поэтому никаких рисков в плане болячек. Ну, не считая своих родимых. Нужен будет твой совет. В зарплате не проигрываю. Но пока отдых и восстановление. Анна видела, что мужу это действительно интересно, понять бы для себя, что за этим стоит, так не скажет ведь. — Спокойно, причина не в моих болячках, а в желании быть с тобой и нашими детьми. Да и это — полезная вещь, главное, это всё удержать. — Ты? — спросила удивлённо и закончила убеждённо. — Ты — справишься! Я с тобой! — Спасибо, но ты, родная, с детьми. — их губы практически соприкасались. — Я без тебя не смогу. И не хочу. — робкое прикосновение и салюты в обеих мятежных головах. Желудок подполковника и его дочь запели дуэтом. — Всё, кушать! — Анна взяла Верочку на руки, второй принялась раскладывать чистую пелёнку. Владимир набросил на нагое женское тело халат, поцеловав в плечо. Сам замотался в плед и принёс из ванной комнаты детскую ванночку, Анна наливала из термоса и бутылки с отфильтрованной водой необходимое количество воды и пробовала температуру локтем. Верочка обиженно и сонно смотрела сквозь длинные реснички на родителей, они же счастливо улыбались. У Владимира стояли слёзы в глазах. На его расставленных руках висело пушистое мягкое, практически нежное, полотенце, в которое он принял из рук любимой женщины малышку, мгновенно укутал, чтобы не замёрзла, сел на край кровати и принялся тщательно вытирать вкусное бархатное тельце дочери, регулярно целуя. Верочка пару раз расстроенно хлюпнула носиком, но, после щекотки отцовской бородой, заливисто засмеялась и моментально оказалась в нежно-розовых ползунках в мелкие одуванчики. Владимир одной рукой сложил ненужные вещи, второй укачивал маленькую копию своей жены. Анна забрала у него грязную пелёнку и мокрое полотенце, взяла в руки ванночку и скрылась в ванной. Корф уже обеими руками держал Верочку, с глупой от невероятного счастья улыбкой смотрел на самое ценное: — Кто это у нас такой маленький? Это Верочка, да, роднуля? Кто это у нас такой сладкий? А кто это такой улыбатый? — целовал пухлые детские щёчки. — А кто это у нас такой любимый? А кто это к нас такой красивый?.. Анна в домашнем просторном платье-балахоне, подарке всё того же Корфа, опёрлась плечом о дверную раму и наблюдала за ними. *** Анна с крохой на руках, приобнимаемая Владимиром, спустились вниз, где Надежда Николаевна с генералом, Зоя с Антоном и Варвара с Григорием неторопливо орудовали столовыми приборами и негромко переговаривались. Карапузики спали под неусыпным контролем Бастера и Лаки. Анна положила рядом с ними и свою дочь. Их. Их с Корфом дочь. Счастливо улыбнулась и хотела помочь сесть мужу, но тот сам усадил её на стул, повернулся в сторону кухни, но Варя уже молча поставила перед ними тарелки с горячим первым. — А где Вовка? Или он уже поел? — рука Владимира согревала плечо супруги. Она положила свою ладонь сверху. — Нет, — спокойно качнула головой тётя, — Вова как приехал, так и не спускался. Может, задремал? — Сегодня же, вроде, ничего нет? — Нет, ни готовки, ни тенниса. — отозвалась Анна. — Я сейчас… — Корф направился к лестнице, но сверху на ней появился сын. — Вовка? Что-то случилось? — мужчина смотрел снизу вверх и вопросительно. Мальчик спокойно спускался: — Всё отлично, пап! Приятного аппетита, а мне что-то осталось? Или Карапузики постарались? — улыбнулся отцовской улыбкой. — Осталось-осталось. — задорно ответила Варвара. Володя-маленький обнял отца и ощутил крепкие объятия в ответ. — У тебя проблемы? — Не, пап, всё норм. Уже норм. — Тогда за стол! — не выдержал Григорий. — В четвертый раз никто ничего греть не будет! — Что случилось? — Владимир мгновенно справился с супом и принялся за запечённое мясо с картошкой. Заразительно захрустел маринованным огурцом. — Всё нормально. Училка потеряла наши самостоятельные. — Брови Корфа и Надежды Николаевны синхронно и так же одинаково взмыли вверх. — Уже нашлись. — успокаивающе поднял согнутую в локте руку младший Корф. — Я так подозреваю, что в мусорнике у рабочего стола? — невозмутимо произнёс Александр Христофорович. — Да, — ребёнок опешил. — а как Вы догадались? — У твоего отца такая же ситуация была. — И что? — Ничего. Одна не в меру активная мамаша все разрулила. — усмехнулся Владимир. — О, да! — согласилась Анна. — Она всю школу в ежовых рукавицах держала. Плавно и незаметно переместились в кресла и на диван, поглощали пирожки и пироги с чаем. Владимир со скрытым удивлением рассматривал сына и все изменения в нём. Бастер контролировал детей, Лаки свернулся калачиком у ног Нади, он не отходил бы от неё сутками, всё же эта женщина спасла ему жизнь, но у этих двуногих свои правила и с ними приходится считаться, тем более, что они обеспечивают еду, тепло и любовь. А не это ли нужно? — Поделитесь, пожалуйста, товарищ подполковник, что Вы стесняетесь нам рассказать? — спросила Надя, играя с сыновьями. Бенкендорф не спускал с рук Светочку, Варвара качала Верочку и не собиралась отдавать её родителям. Корф обнял обеими руками жену и свою копию. Зоя с Антоном попробовали исчезнуть, но тот их остановил: — Интересует трезвый взгляд со стороны. — принялся всё ещё раз и подробно рассказывать. Даня забрался к старшему брату на колени. -… Получается, начальственный корпус отдельно, небольшое здание, а основное — пятиэтажка, с кучей комнат, по типу общаги, в каждой комнате по две кровати и санузел. Поэтому, мое инфицирование всякой гадостью исключено. Что меня очень успокаивает и устраивает. Ну и нормированный рабочий день, естественно. — Слишком гладко стелется… — протянул задумчиво дядя. Александр Христофорович видел, что парень хотел бы с ним о чём-то поговорить. — Сам ведь прекрасно понимаешь, что до начала такой идиллии пахать и пахать до седьмого пота: и документы, и вещи, и то же постельное, мыльно-брыльное. Так я по-мелочи… А ведь сначала основное — это врачи. Там у каждого та-акой букет… — Не говоря уж о психологической и психиатрической составляющей. — кивнула головой Надя. Зоя тоже согласно покачивала головой. — И самое главное — персонал. Тебе его набирать. И где? Это же всё бесплатная работа, волонтерство, по-сути. — Это я первым делом спросил. Саня сказал, что персонал будет получать зарплату. И ищем все — и он с Наташкой и Костик. — Пока наш молодой влюбленный со своих облаков океанических вернётся, тебе бы уже запуститься. Тем более, что зима уже даже не на носу. — хмыкнул генерал. — А вот это не от меня зависит. Там ещё ремонт доделывается. Круглосуточно, между прочим. — А вы уверены, что все эти бомжи и иже с ними побегут в ваш центр? В очередь благодарную выстроятся? — подал второй раз за пол дня голос Григорий. — Плюс, второе основное, кроме здоровья, это их документы, нужно идентифицировать личность, или как это называется, убедиться, что он это он, не судим, не привлекался… -… -… и если стал бомжом по причине аферы с квартирой, то восстановить справедливость, а эта квартира сто раз перепродана, что вы делаеть будете? Это многолетние суды и не факт, что выигрышные. — поддержала его жена. — Это вы на энтузиазме с нашим делом, не всех же так прижать получится. — Я бы сказал по-другому, — вклинился Бенкендорф, — каждый подопечный — это дело для нашего отдела. Документы-то полбеды, а вот куда потом. Корф принялся объяснять родным затею. — В конце концов есть биржа труда. Живут в приюте, откладывают деньги на свою квартиру. Потом — адьёс. — Утопия. — вздохнула Анна. — Эти люди не смогут откладывать деньги, только тратить. Бессмысленно и беспорядочно. К тому же, у многих из них уже в крови бродяжничество. Про беглых зэков молчу. — Срок давности. Хорошо, что, людям вообще никакого шанса не давать? А вдруг кого-то их них можно спасти и привести в божеский вид? Не обязательно покупать квартиру, можно будет снимать комнату для начала. Было бы желание. Устроиться они смогут. Кто захочет. — А кто не захочет? — Пусть живут в приюте. — А дети? Среди них же и дети есть, Я сам видел. — робко влез во взрослый разговор Володя-маленький, ожидая возмущения взрослых. — Кстати. — согласилась Зоя. — И это тоже. Ты не хмурься, Володя. Мы тебе возможные проблемы озвучиваем, а то ты вместе с Романовыми упиваешься идиллической картинкой, которая у вас в голове сложилась. Ты же не мечтатель, как Сашка, а прагматик. За что тебя и ставят директором. Поэтому — пощёлкала пальцами, — давай рассматривать все возможные варианты вопросов и проблем. — Да я понимаю… — Владимир тяжело вздохнул и забрал у тёщи дочь. Этот крохотный человечек, в сильных больших руках отца Верочка казалась совсем игрушечной, успокаивал и придавал уверенности. Откинулся на спинку дивана, умостил на плече проснувшуюся дочь, которая смешно шлепала ладошкой по подбородку папы. Анна попыталась объяснить, что так нельзя, но муж остановил, перехватив её руку и прижав к губам. — Пусть, это массаж. — вернулся к разговору — Я всё понимаю. В блокноте уже список всего не помещается. Было же время, чтобы всё взвесить и решить. — Я тебе могу только две вещи сказать, со своей колокольни: у тебя должны быть толковые, умные, расторопные с крепкими нервами заместители. Это — восемьдесят процентов успеха. Остальное — персонал. — Вот где его взять — основной вопрос. Тут у меня оптимизм и заканчивается. Это у Сани надежда на волонтеров-альтруистов. — А лучше всего — брать замов из тех же бомжей. Привести в порядок и вперёд. Не всех, конечно, а несколько. Они знают, что и как говорить этому контингенту, чтобы их услышали. — негромко произнес Антон. Анна согласно кивнула. Карапузики плавно переместились в манежик и мальчишки принялись подсовывать сестрёнке свои игрушки, при этом что-то громко выясняя. Александр Христофорович сидел рядом с ними на полу по другую сторону защитной сетки и наблюдал за любимыми детьми. Периодически подавал им игрушки. — Тоже да. А пока, на первых порах, придётся либо самому, либо с Романовыми. Правда, они-то работать в офисе будут. — скептически заметила Анна. — Наташка. Вика. — Угу. Сомневаюсь. И Наташа в декрете, куда ей с младенцем в этот рассадник болячек? — Значит, будет коллективный разум онлайн. Разберёмся. Ладно, я понял. Надо хорошо ещё думать, все вопросы я запишу, будем с Романовыми решать, пока отпуск. — Это у тебя отпуск, ребята работают, так что, пока пиши, мыслитель. — Бенкендорф бросал мальчишкам мячик, они отвечали. Своеобразный волейбол. — Ок. Я могу вам чем-то помочь? — Нет. Это мы сами. Сиди уже дома, на законном больничном. Хватит, отработал своё. — качнул головой дядя. — Привыкай к мирной жизни. — Есть, товарищ генерал! — шутливо отдал честь Владимир. — Но это всё — только первая мысль. А есть ещё вторая. — Что-то я начинаю тебя бояться, — улыбнулась Надежда Николаевна, поставила тарелочки с нарезанным горячим пирогом. — ты сразу скажи, сколько у тебя ещё мыслей в запасе? Чтобы я приготовилась. — Две. И вторая мысль касается Вари с Гришей. — За честь свою девичью переживать? — улыбнулась тёща. — А? А, не, не. — махнул рукой Владимир и прижал к себе крепче Анну. — Скорее за материальную. — Ты о чём? У меня ничего нет. Кроме мужа. — Но у тебя есть деньги. — Все преступления совершаются именно на этой почве? — лукаво улыбнулась. — Не все и не всегда, но да. Я тут на досуге подумал, а что если вам с Гришей стать фермерами? — Анна оторвала голову от плеча мужа и вопросительно заглянула ему в глаза, затея ей начинала нравится. — В смысле? — у тестя загорелись глаза. Это была его давняя мечта. — В прямом. Вам же выплаты ещё не все прошли за уничтоженное имущество? — Нет. Только часть. Там и за дом, и за хлев, и за повреждение участка. Плюс, за скотину и моральный ущерб. Сумма хорошая получается, спасибо адвокатам. — Во-от, а я о чём. Я предлагаю следующее: вы спокойно живёте здесь, никто не против. Не против же? — вопросительно посмотрел на вторых родителей, но те только отрицательно покачали головами, при чем синхронно. — Ну вот, а на вашем участке строим ферму. Или как это называется? Закупаем оборудование, живность и вперёд. — Очередное заманчивое предложение. А работать кто будет? У тебя своё, у девочек дети, а мы вдвоём не потянем. Это и корм, и животинка, и надойка молока, и сбор урожая, и лечение… И… И… И… — Варвара растерялась. — А односельчане тебе зачем? Пока раскручиваться будешь, мы поможем, да, сын? — посмотрел на дремавшего Володю-маленького. Тот встрепенулся и вопросительно посмотрел на отца. — Говорю, поможем дедушке с бабушкой стать фермерами? — Я только «за». А что делать надо? — Боюсь, что список большой. — Тогда я ребят подключу. Можно? — Ну, вот, вопрос решается сам собой. У нас Писарь с Седым всё страдают, что не могут на земле работать. Не в нашем смысле, а в человеческом. А потом, я уверен, твои соседи к тебе в очередь выстроятся, чтобы работать. Это всё же копейка живая и не в город ехать, а тут, под боком. — Моя клиника станет твоим постоянным клиентом. — Зоя сделала глоток чая. — Моим беременяшкам домашние натуральные продукты самое оно. А тут у надёжных людей. Плюс, Володя, мы с тобой тоже заключим контракт, и твоих подопечных женщин будут смотреть мои специалисты в моей клинике. Бесплатно. — Спасибо, но… — Володь, не только Романовы не хотят платить налоги в чей-то карман. Мне это тоже выгодно. Ну, и плюсик в карму. — А, ну тогда да. Да и моим подопечным натурпродукт в самый раз будет. Так что, думайте. Потом посчитаем. Александр Христофорович спускался вниз с Даней на руках и телефоном. Сам рядом с манежем, где игрался машинкой Ваня и что-то клацал в аппарате. Надя чуть нахмурилась. Мужчина оторвался от экрана, перехватил её взгляд, мягко улыбнулся и отрицательно качнул головой. Переместился к её ногам, устроился поудобнее сам, умостил сынишку и взял руку жены в свою. — Я впишусь, если что. Я серьёзно. Считайте пока, дальше посмотрим. Но если что, я в доле и деле. И, кстати, Володь, твоих подопечных, отмытых и пролеченных, можно будет сюда тоже воткнуть. Будут работать. На природе. Им полезно будет. — Даня незаметно забрался на шею отцу и перебирал его волосы. Оба родителя придерживали. — А мысль. Спасибо. В общем, я свои затеи озвучил, думайте. Варвара сосредоточенно смотрела на Корфов. — А строить это кто будет? — Дикий-младший. Тот, кто здесь ремонт делал и он же строит приют. И Санину дачу тоже он. — Парень только на нас и Романове озолотится. — насмешливо хмыкнул Бенкендорф и встал за младшим сыном, приближался самый любимый момент генерала — кормёжка детей. Помыл руки себе и мальчику. Устроился на диване с Ваней, перед ними стояла детская тарелочка с кашей, повязал слюнявчик и принялся кормить, одновременно с этим целовал каждую щёчку. — Не думаю, он не дерёт цены, делает качественно, но не всегда быстро. Ну, про надёжность молчу, ты сам всё лично проверял. Так, я доклад окончил, переходим к младшему составу. — потеребил макушку сына. — Вов, как дела? — Нормально. — младший Корф пожал плечами. — Ты дома наконец-то. В школе скоро каникулы. И родительское собрание. И последняя олимпиада… — Стоп, давай помедленнее. Какая олимпиада, почему последняя? Ты что, во всех участвовал?! Анна отстранилась от плеча Владимира, подогнула колени, приобняла любимого человека, который начинал заводиться, успокаивающе гладила, периодически целуя в плечо. — Пап, не психуй! Надежда Николаевна молча подняла бровь. — Ну так расскажи всё, пожалуйста. — Корф взял себе в руки и говорил мягко. Володя-маленький удобнее устроился в руках отца: — Рассказываю… — О, Господи, Вов… Я тобой очень горжусь, правда, но, может, не надо так круто? — Не расхолаживай. — улыбнулась Анна. — Пусть учится. — Да я не за это! Просто чтобы не уставал. Я дома, будем чистить дорожки и кататься на великах. — Это само собой! — махнул рукой мальчик. — Мне нравится. Так, теперь, в следующую пятницу родительское собрание. Но Иван Саныч сказал, что мои родители могут не приходить. — Нет уж. Во-первых, мне там понравилось. Во-вторых, когда мы туда с мамой ходили тебя записывать, нас предупредили, что на собрания явка обязательна. И в-третьих, мне, может, хочется послушать, как тебя в очередной раз хвалить будут. — Угу. Ну иди. Я не могу запретить. Я лишь передал. А в следующую субботу у нас на кулинарии день открытых дверей. Мы будем готовить, а жюри будут выбирать лучших. Жюри — наши же преподы, только которые у нас не преподают. А родители в качестве зрителей и любителей-дегустаторов. Плюс, от нас небольшие мастер-классы. — Ой, мама… — Пап, перестань, просто большая тусовка. Приглашены все присутствующие. Это будет весь день. — Надеюсь, это не борьба под солнцем, а просто вид стимулирования? — Да. Ну и мы испытываем себя. — Тебе ресторана мало? — Ага, — улыбнулся отцовской улыбкой. — интересно же. Пап, да нормально всё. Корф нервно дёрнул шеей. Анна забралась ему на колени и успокаивающе гладила: — Не волнуйся, папа. Ребёнок уже взрослый, у него есть свои дела. И они безопасные. — Самое страшное, что там может произойти — это порезать палец или обжечься плитой. — Тоже мало приятного. Да и заражение крови тоже вполне возможно. — Пап! А ещё кирпич упадёт, в унитаз засосёт… Да ну… Так, а через неделю, тоже в субботу, у меня на теннисе внутренний турнир… — Ой ё… — Па-ап, я взрослый, не реагируй так на всё! Из первой шестерки будет сформирована команда, которая будет представлять наш клуб на клубном турнире. Опять же, приглашены все присутствующие. — Сколько на это всё счастье нужно денег и кому сдавать? — На кулинарку ничего, там продукты за счёт фирмы. А с теннисом думают, но там спонсоры, тоже пока ничего. Может, разве что баннеры с поддержкой. Но посмотрим. — Круто. — Владимир помотал головой. — Надо обдумать. Анна внимательно посмотрела на него, но дочь захныкала, она забрала малышку и скрылась с ней в комнате. Надежда Николаевна играла с сынишками и исподволь наблюдала за старшим племянником. Тот поиграл с собаками и незаметно, но не для двух оперативных работников, оделся и вышел на улицу. Зоя метнула взгляд на Бенкендорфов и поняла, что оба напряжены. — А где папа? — Володя-маленький открыл глаза, он успел задремал на несколько минут. — Вышел на воздух. — мягко ответила Надежда Николаевна. — Скоро вернётся, он сколько в закрытой палате провалялся? Пусть подышит. *** Владимир молча брёл, не разбирая дороги. Ноги сами привели туда, куда боялось идти сердце. К их бывшей даче. С весны до осени там жили дачники, сейчас же не было никого. Но на фонарном столбе рядом с участком висел могильный венок и памятная досточка от односельчан. Молча смотрел мимо него. Перед глазами в очередной раз мелькал тот самый день, когда он потерял самых родных людей. И едва не потерял тётю. Сердце бешено заколотилось, на лбу выступила испарина. Руки, спрятанные в карманы, сжались в кулаки. Опустил голову и спрятал нос в шарф, намотанный в несколько слоёв вокруг шеи. Ощутил, что рядом кто-то есть. Скосил взгляд и увидел Лаки. Понял, что за спиной стоит тётя. Повернулся к ней, крепко обнял Надежду Николаевну, которая стояла, как изваяние. Спрятал лицо в её волосах и прошептал ей на ухо: — Какое счастье, что ты выжила. Какое же это счастье. Ты жива, родная моя. Мама очень тебя любила, свою младшую сестрёнку. Значит, такая судьба. Судьба для тебя с Сашей, для Карапузиков. Для нас с Аней и Вовкой с Верочкой. — Твои родители обожали тебя. Оба. Очень сильно. Но наша работа накладывает отпечаток. Крайне специфический. — Замолчала. — Им было интересно знать о тебе всё, как тебе сейчас о Вовке. И боялись они за тебя так же. Только старались не показывать. Считали, что из тебя должен вырасти настоящий мужчина. «Настоящий» в их понимании. А тебе их не хватало. — Теперь я их хорошо понимаю. Жаль, что поздно. — Главное, что понял. — Идём домой. Саша ругаться будет. — Не будет. — продолжала стоять с отсутствующим взглядом. Владимир насильно увел тётю с того рокового места. Дома, напротив входной двери, их ждал нервно-встревоженный Александр Христофорович с капризничающими сынишками на руках и дочерью в слинге. Надежда Николаевна мягко улыбнулась, помыла быстро руки и умылась в кухне, подошла к мужу, поцеловала коротко мужчину, потом сыновей, взяла на руки Светочку. — Всё хорошо, мои сладкие, всё хорошо. Мама просто прогулялись. Лаки меня охранял. … Бенкендорф прекрасно понимал, где была единственная женщина. Поднялись в свою комнату. *** Владимир вошёл в свою комнату, где Анна играла с Верочкой. Обнял её со спины и обе оказались в его руках. Молодая женщина повернула голову к нему и потёрлась носом о его плечо. Корф молча целовал её шею и за маленьким аккуратным ушком с незаметными серёжками. Нахмурился, но не отстранился. — Володь, надо уложить бандитку спать. — Почему «бандитку»? Самую сладкую девочку. — осторожно взял засыпающую кроху и поцеловал. Принялся рассаживать с ней по комнате, негромко рассказывая сказку. Потом остановился и кончиком подушки пальца гладил её щёчку. Анна приняла душ и, вытирая мокрые, чуть подвивающиеся волосы, полотенцем, с радостью и лёгкой грустью наблюдала за любимым человеком. Её маленькая хитрость сейчас щемила в душе. Она просто хотела, чтобы Владимир хорошо прочувствовал младенческий возраст собственной дочурки. А оказалось, это довольно больно. Корф чуть растерянно пытался переложить Верочку в постельку, но стоило ему приблизиться к детской кроватке, как малышка начинала недовольно кряхтеть. Жене было интересно посмотреть, как папа решит этот момент. Вышла сушить волосы. Владимир подумал, растерянно осмотрел комнату, лёг в постели на бок, в центр положил Верочку и накрыл своей ладонью. Анна бесшумно подошла к мужу, поцеловала макушку, согнутыми костяшками пальцев провела по щеке самого любимого человека. Потушила верхний свет. Поцеловала Корфа и легла рядом с дочерью. Верочка оказалась в центре двух любящих сердец. Анна накрыла его ладонь своей. Владимир высвободил руку и положил ладошку на бархатную щеку жены, пальцы оказались в её волосах и слегка массажировал её голову. Жена улыбалась: — Не верю, что ты дома. — Дома. А я не верю, что мне нужно знакомиться с собственными детьми. Особенно со старшим. — Ничего, это будет интересно вам обоим, любимый. Всё хорошо. Спи, родной. Ты уже дома, я рядом. Спи. — А Верочка? Я раздавлю. — Не переживай. Всё хорошо. Спи. А утром Владимира ждали любимые сырники, украшенные листочками сладкой мяты от Володю-маленького. Анна с улыбкой и дочерью на руках наблюдала за родными мужчинами. — О, сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух, И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парад… — заинтригованно пробурчал смущённый старший Корф. — То ли ещё будет. — поддержала супруга. — И собрание, и мастер-класс, и соревнования… Готовься, папа. — Похоже, это надо делать заранее. — Корф встал по направлению к кофемашине и поцеловал сына в макушку. — Спасибо большое, родной. Но я возьму эту красоту с собой, мне сейчас анализы сдать. И сразу поем. — достал чистую ёмкость и принялся аккуратно перекладывать из тарелки. — Аж жалко, такая красота. — Пока ты туда-сюда, она остынет. — У нас есть термосумка. Спасибо большое, родной. Ты сам себя сложил? — Нет. Мама. — очаровательно улыбнулся мальчишка. — Я одеваюсь. — вышел. Корф приблизился к жене и прикоснулся к её губам. — Всем доброе утро! — на пороге стоял не до конца проснувшийся Бенкендорф. Корфы испуганно отпрянули друг от друга, но Владимир притянул Анну к себе. — Вовка, я с тобой. Заодно и младшего племяшку завезём. В машине Корф показал дяде фотографии в телефоне: — Тебе это ничего не говорит? Бенкендорф принялся листать и хмуриться. — Ничего не понимаю. Они же… Откуда у тебя это?! — А это не у «меня». У «нас».