he will have power the dark lord knows not

Миссис Фигг была первой, кто заподозрил. Она много чего замечала, сидя у себя во дворе вместе с кошками, которые гонялись за бабочками и тёрлись о её лодыжки. Иногда к ней заглядывал на чай Наземникус и прочие. Миссис Фигг заметила, что Петунья была той ещё любопытной варварой, чья неуверенность в себе сразу бросалась в глаза. Она заметила, когда Дадли выучил слово «моё» — это всей округе было трудно не заметить. Она заметила, как сердито Вернон таращился на сов. Она заметила, что после кошмарной стрижки, которой Петунья подвергла Гарри, его волосы не отросли на следующий день. Гарри ещё долго ходил со странной кривой причёской и прятал голову под шапками, когда мог. Миссис Фигг приходилось сидеть с Гарри, и она заметила, что ничего странного с ним не происходило. Опавшие осенние листья не превращались в живые цветы, вещи не взлетали в воздух, когда он плакал, и игрушки не меняли цвета. Миссис Фигг позвонила матери, прервав её партию в волшебный бридж с сотрудниками магического дома престарелых, и спросила, как десятки лет назад та определила, что её дочь — сквиб. Когда Альбус Дамблдор получил письмо от миссис Фигг, он написал ей вежливую благодарность и отправился советоваться с Минервой Макгонагалл. Та содрогнулась от ужаса, услышав новость. Наконец Макгонагалл взяла себя в руки и выдохнула. — Полагаю, можно попросить какую-нибудь волшебную семью взять его на домашнее обучение, — сказала она. — Нельзя, чтобы Мальчик, Который Выжил был незнаком с собственным миром. — Нет, он будет учиться в Хогвартсе, — ответил Дамблдор. — Хогвартс не место для... — её голос упал. — ...сквибов, Альбус. Дамблдор покачал головой. — Гарри должен учиться. — Учиться чему, Альбус? Но Дамблдор лишь вздохнул и предложил ей лимонную дольку. Годы спустя совы принесли письма на Тисовую улицу. Дурсли бежали и увезли Гарри с собой, а письма и упрямый хранитель ключей Хогвартса последовали за ними — магия Гарри была здесь ни при чём. Когда Хагрид в хижине на скале посреди моря спросил Гарри, происходило ли с ним что-то необычное, тот не мог вспомнить исчезнувшее стекло и сбежавшую змею, не мог вспомнить, как он вдруг оказался на школьной крыше или как его волосы отросли за ночь. — С тобой ведь всю жизнь приключались странные вещи? — Э-э... — изо всех сил задумался Гарри. — Ну... я живу в чулане под лестницей... Гарри рассказал ему, что иногда разговаривал со змеями, потому что эта магия не была его собственной, но Хагрид в ответ лишь побледнел и сменил тему. Несмотря на тихие предупреждения Дамблдора, у Хагрида оставалась надежда, пока они не добрались до лавки Олливандера. Гарри всему удивлялся в Косом переулке, пожимал людям руки в Дырявом Котле, прижимался носом к витринам магазинов. Хагрид смотрел на бедного мальчика — он видел лохматые волосы Джеймса, зелёные глаза Лили и любопытный взгляд самого Гарри — и не понимал, как он мог быть лишён магии. В магазине Олливандер сказал: — Джеймс Поттер, да... красное дерево, одиннадцать дюймов. Великолепная палочка для превращений. А ваша мать, Лили... десять и... да, десять дюймов с четвертью, элегантная, гибкая, сделана из ивы. Прекрасная палочка для волшебницы. Гарри перебирал палочки одну за другой. В его руках они оставались простыми деревяшками с кусочками перьев, чешуи или шерсти. Гарри размышлял: эти дары были отданы добровольно или отобраны силой? Остались ли в живых их хозяева? И если те существа живы, что случится с палочками, когда они умрут? Он взмахнул палочкой из кленовой древесины (шерсть единорога, одиннадцать дюймов), и сквознячок от открывшейся двери сдул несколько чеков со стола. — Что ж, — заключил Олливандер, — думаю, это лучшее, чего мы можем добиться. Они заплатили за кленовую палочку. Хагрид купил Гарри полярную сову и мороженое с помадкой и изо всех сил старался не показывать, что эти подарки — из жалости. На следующий день «Пророк» сверкал заголовком: Мальчик, Который Выжил — сквиб? Всевозможные магические эксперты высказывали предположения, почему так вышло. Тыкали пальцами в детскую травму, искали причину в его воспитании и на генеалогическом древе. Гарри в поезде всё так же познакомился с Роном, чей нос оказался таким же грязным, и точно так же поделился с ним конфетами. Когда Молли объясняла ему, как пройти сквозь разделительный барьер между платформами, её голос был мягче и жалостливее, чем стоило бы — но всё лучше, чем издевательский смех тёти с дядей, которые высадили его из машины и отправили искать несуществующую платформу. Гермиона Грейнджер заглянула в их купе в поисках жабы Невилла, но отвлеклась от своей миссии, заметив Гарри. — Я читала о тебе! Про тебя писали и в книгах, и в газетах, — сказала она. — Ты Мальчик, Который Выжил, и ты сквиб. Плечи Гарри поникли. Рон спрятал Коросту в обёртку от конфеты. — Сквибов никогда не пускали в Хогвартс, — объявила Гермиона. — Согласно «Истории Хогвартса», сквибы много раз пытались попасть в школу, и один из них даже успел надеть Распределяющую Шляпу, но потом его раскрыли. В свои одиннадцать Гермиона всё так же верила, что исключение хуже смерти. Её голос сочился сочувственным ужасом. — Но меня ведь и так давно раскрыли, — обеспокоенно возразил Гарри. — Всё нормально, дружище, — сказал Рон. — Ты же Гарри Поттер. Кстати, Грейнджер, — добавил он, — что ещё за Шляпа? Фред и Джордж заливали, что нам придётся бороться с троллем... Гарри откинулся на спинку и стал смотреть на мелькавшие пейзажи. Да, он Гарри Поттер — никчёмный отпрыск тётиной никчёмной сестрицы, мальчишка в растянутых поношенных свитерах, дававший клички паукам в своём чулане. И теперь, в этом новом мире, он никчёмным и остался. Доехав до Хогвартса, Гарри сжал руки в кулаки и построился в ряд вместе с остальными первокурсниками. Он едва вздрогнул при виде призраков и Пивза, лишь молча проводил их взглядом и задумался: как далеко он сможет зайти, пока его не развернут назад и не отправят к Вернону и Петунье? Двери Большого зала открылись. Первокурсников вызывали по очереди. Гарри стиснул зубы и подошёл к Шляпе, когда прозвучало его имя. Только сев на табуретку, он впервые по-настоящему рассмотрел зал: летающие свечи, длинные деревянные столы, ученики в чёрных, поглощающих свет мантиях. Полупрозрачные привидения обменивались сплетнями со студентами. А картины на стенах... двигались? Гарри смотрел с приоткрытым ртом. Кулаки сами собой разжались, он вцепился руками в табуретку, жадно разглядывая всё вокруг. Если это конец, если сейчас ему придётся покинуть этот мир, нужно впитать это зрелище как можно глубже. Свечи и правда парили в воздухе. На него надели шляпу, и она закрыла обзор. Что ж, — сказал сухой голос, до этого выкрикивавший названия факультетов. — Кто тут у нас? Рон молился попасть куда угодно, только не в Слизерин. Драко, мальчик из магазина с мантиями, насмехался над Пуффендуем, изо всех сил показывая презрение. Невилл, уверенный, что недостаточно храбр для Гриффиндора, мечтал о Пуффендуе. Пожалуйста, — подумал Гарри, — только не отправляйте меня назад. Конечно, тебя никуда не отправят, юноша, директор предупредил меня о твоих особых обстоятельствах, — промолвила Шляпа. — Но куда бы тебя поместить? Она попробовала предложить Слизерин: ты этого хочешь, ты так сильно желаешь владеть этим миром — о, какую суматоху ты поднимешь! (В конце концов, я была шляпой Годрика). В Слизерине ты чего-нибудь да добьёшься. Но Гарри понравился измазанный нос Рона, его юмор и приземлённая практичность. И ему не понравилась усмешка Драко — Драко был как Петунья... или даже как Дадли. Только не Слизерин, — изо всех сил думал он. В таком случае пусть будет... ГРИФФИНДОР! За столом Гриффиндора зааплодировали чуть тише, чем могли бы, если бы шепотки уже не распространились так широко: Гарри Поттер — сквиб, Гарри Поттер — фрик. В любом случае сравнивать ему было не с чем. Когда Драко стащил напоминалку Невилла, Гарри, не волшебник, всё так же увидел в его лице ухмылку Дадли и всё так же потребовал вернуть напоминалку. Когда Драко забрался на метлу, Гарри последовал за ним. Мётлы — сами по себе волшебство. Мантии-невидимки — сами по себе волшебство. Маленькие мальчики, бросающиеся на защиту других, — сами по себе волшебство. Гарри в жизни не сможет наложить чары и проклясть кого-нибудь, но он будет драться кулаками, он будет смеяться по ночам, и люди будут взмахивать за него палочками. Но сейчас — Гарри погнался за Драко на метле. От отца он не унаследовал ни капли магии, но унаследовал страсть к полётам. От матери ему досталось отвращение к травле. В коридорах все смотрели на Гарри искоса. — Сквиб, — гоготали слизеринцы, толкая его плечами. — Вот, что бывает, когда скрещиваешься с грязнокровками, — перешёптывались какие-то девушки. Его толкали в коридорах, на него глазели за ужином, его спрашивали, каково быть «особенным» — и в самый обычный вторник в библиотеке Гарри наконец сорвался. Когтевранец за соседним столом всё время бросал на него косые взгляды, так что Гарри отложил учебник по травологии и подошёл к нему. — Ты что-то имеешь против сквибов? — спросил его Гарри. Кажется, мальчика звали Энтони Голдштейн. — Ты несколько недель на меня пялишься. Энтони помолчал. — Почему ты спрашиваешь меня? Тут полно других людей, которым ты неприятен. Гарри расправил плечи, потом опустил. — Да, но ты вроде не собираешься меня бить или открыто ругаться. Ты похож на того, с кем можно поговорить — вдруг это всё исправит? Или поможет немного. Так что ты имеешь против? Взгляд Энтони скользнул по его шраму. — Против сквибов — ничего, — ответил он. — Тогда в чём проблема? — Моя старшая сестра — тоже сквиб, — сказал Энтони. — Видел бы ты её лицо, когда родителям пришлось ей рассказать, что её не возьмут в Хогвартс. А тебя взяли. Гарри заморгал и уткнул взгляд в пол. — Так что я ничего не имею против сквибов, — продолжил Энтони. — Только против особенных детишек, которым всё подают на блюдечке с голубой каёмочкой. Не то чтобы ты в чём-то виноват, Поттер, но мне всё равно это не нравится. Гарри кивнул и вернулся за свой стол, и Энтони удивлённо проводил его глазами. Профессора отводили его в сторонку, чтобы погладить по голове и сообщить, что он хорошо справляется, учитывая обстоятельства. — Гарри Поттер, наша местная благотворительная акция, — холодно прошелестел Снейп на первом занятии. Он отправил Гарри тихо сидеть в уголке — зельеварение было только для настоящих магов. Макгонагалл тоже посадила его отдельно от остальных — но вручила ему такую стопку книг, что он еле удержался на ногах. — Вы не можете трансфигурировать предметы, Поттер, но будь я проклята, если вы ничему не научитесь на моих уроках. Пока его однокурсники превращали иголки в спички и наоборот, Гарри сидел в стороне от Рона и Симуса, споривших, правда ли спичка Рона слегка заострилась. И читал. Он читал руководство по трансфигурации для начинающих. («Даже если вы не сможете применить эти знания, вам полезно будет понимать суть процесса», — объяснила Макгонагалл). Он читал теорию, пока другие потели над практикой. Гермиона в конце урока сдала три сверкающих иголки, Рон сдал спичку, которая стала чуть тяжелее, чем была, а Гарри сдал шестидюймовое эссе по истории трансфигурации. Первую зафиксированную трансфигурацию совершил неизвестный волшебник, превративший камень в дерево... Когда Гарри попал в кабинет Филча и обнаружил «Скоромагию. Заочный курс колдовства для сквибов», ему не пришлось гадать, что такое сквиб. Когда Филч разобрался с Пивзом и Исчезательным шкафом, он застал Гарри с руководством по скоромагии в руках. — Это работает? Филч смотрел на лохматого мальчугана — в мантии Хогвартса, о которой Филч всегда мечтал, со знаменитым шрамом и с целой жизнью впереди — и видел надежду в его глазах. Филч ощутил, будто его сердце выросло на пару размеров. Он вырвал бумаги из рук Гарри и в сердцах огрызнулся: — Очевидно, нет. И захлопнул за ним дверь. Не обладая магией, Гарри всё так же отделился от толпы первокурсников под предводительством Перси и отправился спасать Гермиону, не знавшую о тролле в подземельях, — и Рон всё так же пошёл с ним вместе. Даже если один из вас не волшебник, а другая — маглорождённая, есть события, пережив которые, нельзя не стать друзьями. Гермиона стала сидеть с ними за ужином и на уроках. Она с завистью возмущалась, что Макгонагалл подкидывает Гарри столько интересной информации по теории магии. Она превратила мышь в чайную чашку, а Гарри после урока сдал двенадцатидюймовое эссе о связи между формой и сущностью предмета в трансфигурации. Гермиона получила высший балл. Гарри получил пометки красными чернилами по всему пергаменту и очередную книгу, а ещё маленькое «хорошая работа, Поттер» в нижнем уголке листа. Когда Макгонагалл узнала, что Снейп отказался обучать Гарри, она устроила такую перебранку, что тряслись стены учительской и крики было слышно в коридорах. Только вмешательство Дамблдора убедило Снейпа посадить Гарри за столом с другими учениками. Она вызвала Гарри к себе в кабинет и вручила ему стопку книг. «Зелья для начинающих». «Зельеварение: что, как и почему». «История зельеварения». — Раз я слабее других, мне придётся стараться сильнее? — сказал Гарри. Макгонагалл строго посмотрела на него. Она не знала, что ответить, и слова, вырвавшиеся из её рта, стали неожиданностью для неё самой. — Вы ни в чём не слабее других. Когда Гарри, Гермиона и Рон догадались про Пушка, Волдеморта и камень, Гарри не колебался ни секундой дольше, чем если бы кусок дерева в его кармане работал. Если Гермиона с Роном и сомневались, то им хватило такта держать это при себе. Гермиона сожгла Дьявольские силки — всё ещё лучшая ведьма своего поколения. Гарри, всё ещё самый юный ловец в истории школы, поймал летающий ключ. Рон выиграл партию в шахматы, Гермиона решила загадку с зельями — правда, в этом мире они дольше спорили, кто должен пройти в следующую комнату. — У меня хотя бы есть палочка! — говорила Гермиона. — Да, — согласился Гарри. — Но я пережил убивающее заклинание. Ни одному магу с палочкой это раньше не удавалось. Гарри выпил зелье и ступил сквозь пламя. Он обладал только той магией, которую давали ему другие: фрагмент души Волдеморта — шипение змей и ночные кошмары; любовь матери — щит; отцовская мантия. Он обладал только той магией, которую создавал сам и получал от других: он просил друзей колдовать — и они поднимали за него палочки. Магия была чужой, но всё же она была — он говорил со змеёй в зоопарке, хотя и не смог выпустить её. Он проник сюда с Гермионой и Роном благодаря мантии отца. Когда Квиррелл протянул руку и дотронулся до Гарри, жизнь и любовь Лили уничтожили его. Гарри очнулся в больничном крыле. Рядом была разгневанная Макгонагалл и загадочно-довольный Дамблдор. В кипу книг на лето Макгонагалл с Флитвиком включили небольшой томик на тему здравого смысла и осторожности. Гарри вслух зачитал его Букле. На первом курсе Оливер Вуд точно так же взял Гарри в команду по квиддичу — какая разница, сквиб он или нет? — так что на втором курсе он сразу погрузился в тренировки. В его профессора вселился призрак убийцы его родителей, а потом тот профессор погиб при попытке убить Гарри; тётя с дядей заперли его в комнате на целое лето, и друзьям пришлось вызволять его на летающей машине; странное ушастое существо сообщило Гарри, что в Хогвартс опасно возвращаться, но он уже успел привыкнуть к толпам фанатиков, пытавшихся прогнать его из школы; Макгонагалл с Флитвиком откопали ещё больше книг по магической теории, и блеск в их глазах намекал, что от него ждут серьёзной работы... Так что да, Гарри погрузился в квиддич с головой. Квиддич имел хоть какой-то смысл. В полёте Гарри чувствовал себя на своём месте. Высоко в небе, ища глазами снитч, Гарри ощущал в себе волшебство, которого не испытывал больше нигде. Гарри всё ещё был змееустом, так что дуэль прошла без изменений. Он велел змее не трогать Эрни, все вокруг услышали шипение, и замок наполнился слухами, что Гарри Поттер, сквиб, сокрушитель Тёмных волшебников, звезда квиддича, — монструозный наследник Слизерина. — Ага, он прям чудовище во плоти, — закатывал глаза Рон, заслышав перешёптывания про «наследника Слизерина» в коридорах. Эрни Макмиллан выгнул грудь колесом и задрал подбородок. — Он, он просто... Поттер просто хочет во всём быть уникальным! — Он и есть уникальный — единственный сквиб в Хогвартсе, — выпалил Энтони и бросился в класс. Люди вокруг продолжали таращиться, глумиться и коситься. Гарри прижимал подбородок к очередной стопке книг от Макгонагалл и упрямо шёл вперёд. Энтони Голдштейн наблюдал за ним месяцами. Хогвартс тем временем погружался в своё традиционное рождественское безумие. Энтони корпел над домашней работой, сочувственно переглядывался с Чжоу Чанг (буддисткой), близняшками Патил (индусками) и Ли Джорданом (евреем, как и Энтони) и писал письма родителям и своей старшей сестре Лии. Как-то раз по дороге на урок Энтони догнал Гарри, от чего последний слегка забеспокоился. — Ты же остаёшься тут на зимние каникулы? Гарри медленно кивнул. — Хочешь ко мне в гости? Выберешься из этого дурдома. Гарри настороженно смотрел на него. — Почему? Чей-то голос раздался по коридору: «...наследник Слизерина...». Энтони пожал плечами. — Ну, твоя жизнь отстой. — Ну... звучит замечательно, спасибо, Энтони. Коэн-Голдштейны жили в волшебной части Бристоля, но мистер Коэн-Голдштейн был выходцем из магловской части и не терял с ней связи, хотя мир его жены ему тоже нравился. Он дал своим детям образование в области математики и естественных наук и обучал их пользоваться телефоном, управлять финансами и водить машину. Гарри поселили в небольшой гостевой комнате с зелёным ковром. Он положил рюкзак на одеяло и огляделся вокруг. В дверь постучали — и она открылась только тогда, когда он сам подошёл и повернул ручку. На пороге стоял взъерошенный и помятый Энтони — видимо, сюда его силком притащила сестра. — Лия, — представилась Лия Коэн-Голдштейн, тринадцатилетняя девочка на домашнем обучении, не обладавшая ни каплей магии. Она протянула ему руку. — А ты Гарри Поттер, и ты сквиб, и ты учишься в Хогвартсе. Ты обязан мне всё рассказать. Ханука в этом году пришлась на зимние каникулы, так что миссис Коэн-Голдштейн пригласила в гости друзей и соседей. Гарри бродил по ярко освещённой кухне, рассматривая ящики сливочного пива, тарелки с фруктовыми салатами и блюда с суфганией, и старался ни к чему не прикасаться. Энтони вручил ему бумажную тарелку и предложил угощаться. Гарри заикнулся: — Спасибо, это просто чудесно. — Да ничего особенного, — смутился Энтони. — Видел бы ты наш дом на Песах, — сказала Лия. Гарри молча сидел в мягком, как в Гриффиндорской гостиной, кресле, смотрел на смеющихся людей, ел латкес со сметаной и таким количеством яблочного соуса, что миссис Коэн-Голдштейн пришлось отправить Энтони в кладовую за добавкой. Лампочки горели мягким, тёплым светом. Никто не кричал на него за то, что он смотрит. Никто не вырывал десерт у него из рук, не шутил про уголь в рождественском чулке и не отправлял его сидеть в комнате. Когда его позвали играть в прятки, он согласился. — Только без колдовства, — ухмыльнулась ему Лия. — Это правило. — Ну, — ухмыльнулся Гарри в ответ, — если правило, то так и быть. После каникул вокруг него стали шептаться ещё активнее, но не это больше всего пугало Гарри. Ученики превращались в камень, застывали с зеркалами и камерами в руках. Шептаться стали активнее — студенты делились подозрениями, но был ещё один голос, который никто больше не слышал. Шипение в трубах. Может, просто сквиб окончательно свихнулся? Но Гарри расправлял плечи, игнорировал перешёптывания и преследовал бестелесный голос, будто мог найти ответы, встретившись с ним. Он обнаружил красную надпись на стене. Он обнаружил миссис Норрис, и Джастина, и Колина. Гермиона окаменела, и Гарри с Роном ходили её навещать и зачитывали ей эссе по теории магии, которые Гарри писал на уроках. Потом они нашли листок из книги — василиск, трубы. А после этого Джинни, весь год таявшая на глазах, исчезла. Гарри добрался до Тайной Комнаты один, поскольку Рон с Локонсом остались по другую сторону завала, и встретил там призрак юноши. Том Риддл стоял над бессознательным телом Джинни и оглядывал мальчика, который должен был его победить. У мальчика были глаза, как у него, и волосы, как у него. В другом мире Том вещал об их общей силе, о магической мощи — в этом мире Гарри даже не взял с собой бесполезный кусок дерева, именовавшийся его палочкой. Том вспыхнул, потом остыл; развеселился, затем пришёл в ужас, затем оскорбился. Какой-то сквиб был назначен равным ему. Не колдовством Гарри одержал победу в этой битве. Прилетел Фоукс и принёс Шляпу, из которой выпал меч. Шляпа не требовала от него магии — только храбрости, отваги и безрассудства. Гарри прикончил змею, потом дневник. Если бы у него было время отдышаться и задуматься, он бы, наверное, ожидал почувствовать в себе силу. Но вместо этого он с мечом в руке, с клыком василиска, со зловещим дневником, истекавшим чернилами, будто густой чёрной кровью, ощущал лишь усталость. Когда Джинни очнулась, вдохнула, заплакала, Гарри и сам задышал с облегчением. Он не чувствовал силы, но почувствовал себя полезным, и это тоже было неплохо. Возвращаясь домой этим летом, Гарри готовился к одиночеству. Ни Гермионы, ни Рона, ни завтраков в Большом зале. Букля приносила на Тисовую улицу письма этими долгими, жаркими, враждебными днями. Рон писал про Египет, а Гермиона — про летнее чтение. Лия как-то узнала его адрес (Гарри подозревал, что совы знают вообще все адреса) и слала ему долгие хаотичные рассказы про учёбу, книжный клуб отца и как она помогает матери с зельями. Это помогало; но когда Гарри дочитывал письма, он по-прежнему оставался в спальне дома у Дурслей и считал дни до первого сентября. Как-то раз Гарри гулял на свежем воздухе, чтобы отдохнуть от запаха нового парфюма тёти Петуньи, и его остановила миссис Фигг, выглядывавшая из-за забора. — Как поживаешь, Гарри? — Э-э, нормально, — сказал он. — ...А как ваши кошки? — Хорошо. У мистера Лапки обострение астмы, но в целом неплохо. — Миссис Фигг отперла калитку и пригласительно махнула рукой. — Я про Хогвартс, мальчик. Тяжело, наверное. Как ты? Гарри уставился на пожилую соседку-кошатницу. — Вы волшебница? Миссис Фигг с сожалением улыбнулась. — Я сквиб, — сказала она. — Поэтому я за тобой присматривала все эти годы. Зайдёшь на чашку чая? Когда в гости приехала тётя Мардж, Гарри разозлился и ничего не произошло. Он сжал пальцами лопатку, которую держал, сгорбил плечи и постарался не слышать её слов. Когда он наконец нагрубил ей в ответ и повысил голос, всё вылилось в трёхстороннее соревнование, кто кого перекричит, с участием Вернона и Мардж. (Тётя Петунья играла роль контрапункта и кричала вообще на всех, а Дадли пожал плечами и положил себе добавки). Его отправили спать без ужина и заперли в комнате до конца лета. По ночам, когда все спали, Гарри выбирался в кухню под мантией-невидимкой и ел, сыпля на неё крошками. — Как вы справлялись? — спросил Гарри у миссис Фигг в один из дней, которые он проводил в её залитом солнцем домике. После этих визитов он много дней потом счищал шерстинки с одежды. — Я не училась в Хогвартсе, дорогой, — сказала миссис Фигг. — Меня не стали отправлять туда, где мне не место. Вернувшись осенью в школу, Гарри сидел за гриффиндорским столом с Роном и Гермионой, как и всегда. Фред и Джордж зачаровали солонку и перечницу, чтобы те танцевали друг с другом. Симус снова сидел без бровей, а Невилл сосредоточенно тыкал палочкой в домашнее задание по травологии, стоявшее рядом с его тарелкой. У Коэн-Голдштейнов дома Лия обсуждала с Гарри и Энтони их домашнее задание по истории магии, заглядывала в сочинения Энтони и дразнила его за орфографические ошибки. Она ухала в ответ совам, приносившим почту с утра. Энтони и Гарри вместе с Лией ходили в местный магазин, когда мать просила её купить ингредиенты для зелий. У Гарри под рукой был список книг от Макгонагалл на год вперёд, а Лия на практике разбиралась, как использовать тёртые мышиные кости и сушёные глаза саламандр. В Большой зал прилетела утренняя почта. Гарри наблюдал за взмахами крыльев, видел затылок Энтони за когтевранским столом и пустые тарелки за своим собственным. Дин Томас что-то сказал Симусу, и Симус от смеха чуть не упал лицом в овсянку. Лия прекрасно бы сюда вписалась. Букля спокойно приземлилась и тихо ухнула. Гарри ухнул в ответ и напоил её апельсиновым соком. На третьем курсе Гермиона записалась на все мыслимые (и парочку немыслимых, если у тебя нет Маховика Времени, конечно) занятия. Макгонагалл записала протестующего Гарри на арифмантику (Гермиона просияла: «Будем учиться вместе!»). По пути в Хогвартс дементоры проникли в поезд, и Гарри камнем рухнул на пол. Неважно, волшебник ты или нет, когда худшие воспоминания всей жизни накрывают тебя, словно цунами. Усталого вида мужчина в потрёпанном твидовом пиджаке вызвал потрясающего Патронуса, потом уселся и предложил Гарри шоколад. Гарри не с чем было сравнивать, но в этом мире на лице Люпина было не больше и не меньше жалости, чем во всех других. Дурсли не подписали разрешение, так что Гарри не пустили в Хогсмид. Гермиона с Роном принесли ему гостинцы. Потом Фред и Джордж вручили свой подарок. С Картой Мародёров (которую за него включали и выключали друзья) и мантией отца Гарри выбрался в Хогсмид и встретился там с друзьями. Коэн-Голдштейны привезли Лию, чтобы она повидалась с братом. Рон пялился на Лию, пока Гермиона не пихнула его локтём. — Ты же дружишь с Гарри, — прошипела она. — На что ты так уставился? — Это Гарри, — сказал Рон. — А это Лия, — сказал Гарри, пока Энтони взглядом прожигал в Роне дыру, а Лия неловко краснела. — Рон, Лия. Лия, Рон. Не переживай, Рон скоро перестанет вести себя, как идиот. — Уж надеюсь, — сказал Энтони. Гарри по-прежнему изучал теорию заклинаний и трансфигурации, а также читал книги по зельеварению, которые давала Макгонагалл. Вещи, которые он просто заучивал на первом курсе, толком не понимая, теперь постепенно обретали для него смысл. Пока Рон с Гермионой зачаровывали предметы и пускали искры, готовясь к занятиям, Гарри наблюдал за движениями их палочек и произношением заклинаний и начинал понимать устройство магии. Когда замораживающие чары Невилла превратили игольную подушечку, на которой он практиковался, в кусок зелёной слизи, Гарри неуверенно подошёл и подсказал ему, как лучше двигать палочкой. — Вот здесь надо резче, — сказал он. — Тут, в общем, тут дело в уверенности, требуется более... короче, просто делай взмах резче, хорошо? Давай ещё раз... Одним вечером Макгонагалл увидела, как он помогает Невиллу, и наградила Гриффиндор десятью очками, а Гарри тремя новыми книгами. Уроки ЗОТИ с Люпином отличались от всего, чем Гарри занимался раньше. Люпин не учил его теории. Он не давал ему другие задания и не ставил другие цели, он лишь обучал его другими методами. Когда все учили Ридикулус, Люпин рассказал ему о силе смеха перед лицом страха: просто рассмеявшись, можно превратить боггарта во что-то нелепое и победить его без всякой магии. Это лишь чуть-чуть сложнее. Если у тебя нет палочки, нужно носить уверенность внутри себя. Когда они проходили гриндилоу, красных колпаков, болотных фонарников, другие студенты доставали палочки, а для Гарри Люпин приготовил нож. Он учил остальных заклинаниям, а Гарри поведал о хрупких пальцах гриндилоу, которые легко сломать, и о трусости красных колпаков, которые сбегают, как только их немного ранишь. — Мой долг — научить каждого из вас, — говорил Люпин. — Это же урок Защиты. Дементоры прилетели на квиддичный матч между Гриффиндором и Пуффендуем, и Гарри упал с метлы. Он проснулся в ярости: Нимбус разбит в щепки, матч проигран, и единственное место, где он чувствовал себя правильно, потеряно. На тренировках он стал летать на старом тряском Чистомёте, в свободное время тоже на нём — просто чтобы ощутить волнение, когда под ногами только воздух, руки сжимают древко, ветер продувает до зубов. Он попросил профессора Люпина помочь. Патронусы были ему недоступны ровно так же, как Вингардиум Левиоса, но Гарри весь год читал книги о Патронусах и даже травяных примочках, искал любые мифы и слухи, как ещё справиться с дементорами. И что такое Патронус, если не сияющее воплощённое осознание, что в мире существует не только тьма? Он узнал лишь, как продержаться чуть дольше, как не забыть дышать — но этого было достаточно, чтобы хотя бы успеть спокойно приземлиться, если дементоры снова появятся на игре. — Вы не обязаны так со мной... любезничать. На уроках и вообще, — сказал Гарри. Это слово он почерпнул у Лии. — Зачем это вам? — Я не обязан, — ответил Люпин, — но могу. Он задержал взгляд на Гарри — растрёпанные волосы, зелёный огонь в глазах. — Ты не обязан быть таким храбрым, — продолжил он. — Зачем это тебе? — Я не храбрый, — ответил Гарри. Люпин ждал, Гарри покраснел и добавил: — Я просто... я. У меня нет выбора. Я не пытаюсь храбриться. — Выбор есть всегда, — возразил Люпин. Происшествие с Сириусом, Коростой и Гремучей ивой прошло примерно так же. Какую роль там играла магия? Суть была в старых обидах и рассыпавшейся дружбе, в страхах, в мелочной зависти, в гневе, который настаивался тринадцать долгих, тёмных, ледяных лет. Гарри всё так же стоял перед хнычущим предателем, продавшим его родителей Волдеморту, и всё так же сказал Сириусу с Римусом, что Джеймс бы не хотел, чтобы его лучшие друзья стали убийцами. Они всё так же смотрели на него и видели глаза Лили, лохматые волосы и упрямый подбородок Джеймса. Люпин до этого точно так же забрал карту, и Снейп нашёл их по ней. Потом Люпин всё так же обратился, Питер сбежал, а дементоры нашли Сириуса. Когда Гарри, изо всех сил стараясь не упасть в обморок, увидел серебристого Патронуса на другом берегу озера, там стояли две фигуры — одна из них была похожа на отца. Другая, женская, — была ли это его мать? Но серебристая фигура, нёсшаяся вперёд, совсем не походила на оленя. Она ныряла в воду и выпрыгивала вверх, небольшая, шустрая и юркая. Гарри потерял сознание и очнулся в больничном крыле. Патронус не принадлежал ни отцу, ни матери, но Гарри узнал это лишь несколькими часами позже (или раньше?), стоя на противоположном от Сириуса берегу озера и глядя, как тот падает на колени и дементор нависает над его телом. Тогда он понял, что отец не придёт. Но Патронус был не его, и оставался только один вариант. — Гермиона, — сказал он. — Ты должна это сделать. Её лицо приняло выражение ужаса. Она начала что-то доказывать про продвинутую магию и недостаточный уровень знаний. Гарри прочитал десятки книг о Патронусах: как они работают, почему они работают, как нужно взмахнуть палочкой, какова сила рассеивающей тьму радости. Он объяснил Гермионе всё, как мог, повторял одно и то же разными словами, пока те не осели и не впитались. Сириус умирал на той стороне озера, умирал и прошлый Гарри, но он знал, что выживет. Знал, как это сделать. — Давай, ты же самая блестящая ведьма своего поколения. Ты сможешь, — сказал Гарри, и серебряная выдра вырвалась из палочки Гермионы и помчалась по воде. Тем летом Гарри угрожал Дурслям именем Сириуса. Он пил чай с миссис Фигг и читал «Ежедневный Пророк», пока её кошки грелись у него на коленях (рыжая Ерунда его очень полюбила). Лия, весь год читавшая восторженные рассказы Гарри и Энтони о новом профессоре ЗОТИ, узнала о его увольнении и теперь плевалась яростью в письмах. (Лия рассказала всё матери, у которой было полно друзей с детьми на домашнем обучении — сквибами и не только. Коэн-Голдштейны пригласили Люпина на ужин. Миссис Коэн-Голдштейн называла его «профессор» и поделилась с ним списком мест, куда можно устроиться на работу.) Когда Гарри приехал в гости к Уизли перед Чемпионатом мира по квиддичу, он обнаружил, что Гермиона с Лией успели пообщаться. Прибыв в Нору, он застал Гермиону посреди эмоциональной речи, очень похожей по содержанию на письма Лии. Миссис Уизли выглядела обескураженной, мистеру Уизли было очень интересно, но он мало что понимал, а Джинни развалилась в кресле и радостно хохотала. — Каждый гражданин магического мира заслуживает право на образование, — размахивала руками Гермиона. Скоро она наделает значков, и Джинни с удовольствием прицепит их на рюкзак. — Дело не только в магии. Нельзя отнимать у людей право стать частью общества и культуры, нельзя отлучать их от образования просто потому, что их способности отличаются от нормы. На Чемпионате появились Пожиратели, и всем пришлось бежать — магия тут не требовалась. Всё прошло примерно так же, разве что Винки (вернее, Барти Краучу-младшему) пришлось украсть палочку у кого-то другого, чтобы наколдовать Метку. Гарри и не подумал тащить с собой бесполезную кленовую деревяшку. На четвёртом курсе имя Гарри вылетело из Кубка, хотя он его туда не клал. — Может, запретная линия не действует на сквибов... — громко прошептал кто-то в толпе, пока Гарри пробирался к остальным чемпионам. — Четыре чемпиона! Ха, получается, по одному представителю от Шармбатона, Дурмстранга, Хогвартса и сквибов... Мадам Максис рассказала Флёр о первом задании (драконы), а Каркаров — Краму. Хагрид рассказал Гарри, а Гарри — Седрику. Гарри по-прежнему лучше всего умел летать. Он пытался придумать что-то с консервированными чарами в склянках, потом с мантией-невидимкой и с особенно опасными изобретениями близнецов, но в итоге Гермиона просто превратила его Молнию в прутик, который нужно было переломить, чтобы получить обратно полноразмерную метлу. Гарри улетел от дракона, увернулся от его огня и схватил золотое яйцо, как большой неподвижный снитч. Словно на квиддичном матче с самым кошмарным в мире загонщиком. Высоко в небе, пока его преследовали потоки огня и внизу ревела толпа, Гарри чувствовал магию, теплившуюся в его животе, — как и всегда на метле. По ночам ему часто казалось, что он в Хогвартсе лишний, что мир магии, мир ведьм, волшебников и призраков — не место для него. Он размышлял: может, ему лучше было бы в магловском интернате, вдали от Дурслей, с людьми, похожими на него? Но оседлав метлу, чувствуя под собой смертоносную бездну, он точно знал, что именно здесь хочет находиться. В коридорах по-прежнему шептались люди. Весь замок глазел на Гарри, и даже в этой реальности его лучший друг зеленел от зависти. Дело было не в способностях Гарри, а в самом Роне. На него смотрел весь замок, смотрел весь мир, а Рон за завтраком уныло возил тостом по тарелке. Но особенность Рона была в том, что он умел вернуться назад. Он всегда возвращался. Они учились до поздней ночи накануне второго задания. Рон уснул на плече у Гермионы, когда Невилл Лонгботтом тихо подошёл к Гарри и нерешительно сел рядом. — Готовишься к испытанию? — спросил он. Гарри кивнул и продолжил листать книгу, хотя с каждой следующей стопкой всё терял надежду найти что-то стоящее. Невилл молча посидел минутку. — Я раньше долго думал, что я тоже сквиб, — наконец произнёс он. — Мой дядя всё время пытался застать меня врасплох, чтобы я сотворил какое-нибудь чудо. А бабушка... Гарри неуверенно похлопал его по плечу. — И всё же ты не сквиб. — Да, конечно... — совсем стушевался Невилл. — А ты сквиб, но я бы никогда не смог, как ты, если бы не был волшебником. — Всё бы ты смог, — не согласился Гарри и мысленно договорил: «...но тебе просто бы не позволили». Невилл мотнул головой. — В общем, — сказал он. — Я просто... ты уже знаешь, что будешь делать на втором задании? — Даже если бы я мог колдовать, я понятия не имею, как дышать под водой, — угрюмо ответил Гарри. — Э-э, ну тогда вот, — сказал Невилл, шаря рукой в рюкзаке. — Для этого не нужна палочка и вообще волшебство. Тут просто травология, — объяснил он и вытащил комок каких-то скользких крысиных хвостов. — Это жабросли... Гарри вместо палочки взял с собой нож. Когда на него напали гриндилоу, он не обездвижил их Ступефаем, а рассёк их хрупкие пальцы. И это сработало — на практических занятиях по ЗОТИ Люпин прекрасно обучил его. Гарри финишировал последним, но вытащил из воды и Рона, и младшую Делакур. Флёр расцеловала его в щёки, и Гарри заалел. На зимние каникулы он снова поехал к Коэн-Голдштейнам. Он спросил разрешения у Макгонагалл и мадам Пинс и привёз Лии стопку любимых (наименее нелюбимых?) учебников. Они вместе разбирали их, сидя по-турецки на полу в гостиной. — Вот в этой кошмарный слог, но там много интересного, — сказал Гарри, щурясь на фиолетовую обложку. Они только что приехали из Хогвартса, так что он и Энтони ещё были в школьной форме — в чёрных мантиях и остроконечных шляпах. Лия пальцами провела по сияющей печати школьной библиотеки. — Я всегда хотела пройти распределение, — признала она. — Это самое отстойное. Все говорят о своих факультетах, как о чём-то важном. Мама встречает в магазине кого-то в гриффиндорском шарфе и сразу здоровается, даже если незнакома с этим человеком. — Хм... что ж, — сказал Гарри, снял с себя шляпу и нахлобучил на Лию. — ГРИФФИНДОР! — объявил он. Лия улыбнулась ему. — Прошу прощения. — Энтони стащил с неё шляпу Гарри и заменил на свою. — Очевидно, Когтевран. Ты вообще видел, как она учится? Она не из твоих, Поттер. — А с Гермионой ты знаком? — заспорил Гарри. — Я же знаю, вы общались! Лия рассмеялась и вернула шляпу Энтони. — Вообще-то Пуффендуй, — сказала она. — Они же не боятся трудиться до упаду в поте лица и всё такое? Оба сощурились на неё. — Что? Лозунги пуффендуйцев такие и есть, — ухмыльнулась она. Когда Гарри вернулся после каникул, коридоры всё так же сверкали значками Поттер вонючка и надписями в поддержку Седрика, «настоящего волшебника». — Мне жаль, — сказал ему Седрик, и Гарри, успевший натерпеться презрительного фырканья Эрни Макмиллана, наконец вспомнил, за что ему нравился Пуффендуй. Он подумал, что Лия и Седрик на самом деле были очень похожи. — Мне не привыкать, — сообщил он Седрику, пожимая плечами. — Тогда мне тем более жаль, — сказал Седрик. — Удачи тебе с третьим заданием, Поттер. — Взаимно, — ответил Гарри. — Пускай победит один из Хогвартских чемпионов, договорились? Седрик ухмыльнулся. — Ага. — Они пожали друг другу руки. Практически через весь лабиринт Гарри прошёл благодаря умению уворачиваться от ударов. С собой у него было несколько пачек Перуанского порошка мгновенной тьмы и волшебной взрывчатки от Фреда и Джорджа, а от Гермионы — уменьшенная Молния. Он оставил Крама задыхаться в темноте, избежал столкновений с монстрами и неуверенно разгадал шараду сфинкса. Последним испытанием стал бег наперегонки с Седриком, а потом — искусство честной игры. Вокруг возвышались стены лабиринта, но оба с лёгкостью узнали траву квиддичного поля под ногами. — Вместе? — сказал Седрик. Гарри согласился. Даже если ты играешь честно, это не значит, что никто в мире не жульничает. Они были просто школьниками, просто молодыми увлечёнными спортсменами, и им было неизвестно, что всё это перестало быть игрой в тот злосчастный момент, когда имя Гарри появилось из Кубка. Портключ крюками вцепился в их животы и перенёс их на могилу Тома Риддла-старшего, где Седрику Диггори суждено было погибнуть. На кладбище Гарри предстал перед Тёмным Лордом с палочкой, которая не имела никакой связи с палочкой Тома Риддла; это было не слишком важно, ведь он всё равно не мог ей пользоваться. Палочка, для которой Фоукс отдал второе перо, лежала в лавке Олливандера в ожидании Избранного, который никогда за ней не придёт. Гарри сумел увернуться от заклятий, сбежать, схватить портключ и вернуться — только вот не смог забрать тело Седрика без помощи призраков. Он приземлился на колени посреди пустого квиддичного поля с пустыми руками, плачущий, в синяках. Авроры отследили магию портключа и вернулись на кладбище, где нашли лишь сухую траву, свежие трещины на надгробиях и остывающее тело Седрика. Гарри видел рыдания Амоса Диггори. Гарри вытерпел речь Дамблдора о выборе между тем, что легко, и тем, что правильно, и гадал: а смог бы настоящий волшебник спасти Седрика? — Если настанет время делать выбор между лёгким и правильным... — говорил Дамблдор, и Гарри думал: легко мне не было никогда. Энтони как-то присоединился к Рону, Гермионе и Гарри за завтраком. — Я его тоскливую ауру аж из-за когтевранского стола чую, — сказал он. (На следующий день Гарри пришло письмо от Лии: «Энтони жалуется, что чует твою тоскливую ауру за когтевранским столом»). Гарри пожал плечами. Энтони пожал плечами и положил себе яичницу. — Я даже не сквиб, — наконец заговорил Гарри, возя бекон туда-сюда по тарелке. — Я просто магл. — Никакой ты не... — начал Рон. — Да, мои родители были волшебниками, но не они меня вырастили. Я не как Лия. Она ведьма, которую не слушается палочка. Ты, Гермиона, маглорождённая, у которой есть магия. А я? Во мне нет магии и в моём мире тоже. — Но ты здесь, — сказал Энтони, уткнув хмурый взгляд в тарелку. — Здесь твой мир. — Да, я здесь, — согласился Гарри и решил не продолжать спор. Никто не писал Гарри всё лето. Он не злился. Он молчал. Он смотрел на бежевые стены дома на Тисовой улице и понимал, что тут ему тоже не место. Может, если бы он сбежал, если бы ушёл далеко-далеко, люди в Хогвартсе перестали бы умирать. Но осенью он вернулся. Сначала он попал на площадь Гриммо, 12, вместе с членами Ордена. Суда в Визенгамоте не было, потому что он не колдовал вне Хогвартса. Когда дементоры прилетели в Литтл-Уингинг, Гарри смог продержаться достаточно долго, чтобы схватить Дадли и сбежать. Дементоры догнали его возле дома миссис Фигг, но она услышала его крики и успела позвать Орден по каминной сети. Гарри потерял сознание на бетонном тротуаре. Очнулся он уже в пыльной старой комнате под внимательными взглядами Гермионы с Роном. Они сообщили, что Дадли в порядке, и повели его вниз по лестнице к членам Ордена. Сириус заключил Гарри в крепкие медвежьи объятия. Люпин сжал его плечо и спросил, как учёба. Гарри пожал плечами. — Лучше вас уже никого не будет, — сказал он Люпину. — Как ваше репетиторство? Лия дома занималась с Люпином, который успел завоевать популярность в среде сквибов. Гарри почти ей завидовал. Гарри пришлось отлавливать докси в холщовые мешки и оттирать плесень со стен вручную, но миссис Уизли не давала ему прохлаждаться. Портрет миссис Блэк принимался визжать во весь голос, едва завидев его: — Сквиб! Сквиб оскверняет мой дом! На пятом курсе Гермиона всё так же притащила Гарри и кучку заинтересованных студентов в «Кабанью голову» для обсуждения дополнительных занятий по Защите от тёмных искусств. Гарри приволок стопку книг по теории ЗОТИ, высотой доходившую ему до подбородка. — Он? — протянул Кормак Маклагген. — Он даже сам колдовать не может, как он будет учить других? Джинни выглядела, будто вот-вот сорвётся и набьёт ему лицо, но Рон первым вступился за Гарри. — Ты вот можешь наколдовать Вингардиум Левиоса, правда, Маклагген? — начал Рон. — Естественно, — ответил Кормак. — Это и первокурсники умеют. — Ты знаешь, почему оно работает? — Это магия, Уизли. — Ага. Но почему надо рассечь воздух и взмахнуть? Почему именно Вингáрдиум Левиóса? Конечно, это магия, но должна же быть причина. Последние четыре года ты зазубривал то, что пишут в учебниках. А Гарри учился всё это понимать. По всем предметам, кроме, может быть, Зельеварения, Гарри все эти годы получал высокие оценки по заслугам. Если не хочешь, чтобы он тебя учил, можешь возвращаться к Амбридж и конспектировать бесполезную чушь из её учебников. Надеюсь, дверь ты сам найдёшь. Гермиона лучилась радостью. Рон покраснел. — Короче, — заключил он. — Заткнись, Маклагген. Долорес Амбридж относилась к сквибам не лучше, чем к полукровкам. Она бы с радостью вышвырнула Гарри из Хогвартса, но Фадж её отговорил. Ему нравился пиар, который школе давало имя Гарри Поттера. Амбридж не пускала Гарри на уроки ЗОТИ и отправляла сидеть в библиотеке, но он совсем не возражал. Он попросил Макгонагалл посоветовать ещё больше книг и начал составлять планы занятий с Отрядом Дамблдора. Гарри научил их Экспеллиармусу, это заклинание ему показалось полезным. Он поправил Ханне произношение Ступефай, помог Невиллу лучше целиться, похвалил Летучемышиный сглаз Джинни. — Вот здесь ты делаешь необычный поворот рукой, он нестандартый, но помогает усилить... Он учил их тому, на что учителя почти не обращали внимания: не как всё работает, а почему. На Рождество в том году Гарри получил свитер от миссис Уизли и несъедобные кексы от Хагрида, как обычно, а ещё обнаружил у кровати массивную коробку в праздничной обёртке, подписанную буквами: Ф & Дж. Внутри обретались самые разные волшебные приспособления для розыгрышей и трюков, консервированные заклинания превращения, левитации, уменьшения, паралича. — Используй их не во зло, а для борьбы со злом, окей? А то мама нас прибьёт, — предупредил Фред, когда Гарри пошёл благодарить близнецов. Гарри весь год страдал от кошмаров. Сквиб или нет, он был зеркалом Волдеморта, невольным сосудом для кусочка его души. Ему приснилось, что он змея, напавшая на Артура — и змея действительно напала на Артура. Ему приснилось, что Сириуса схватили и пытают, и, проснувшись, он сразу пошёл к друзьям. Гарри мог летать на фестралах и прекрасно их видел — для этого нужно осознать смерть, а не уметь колдовать. Он мог швырять заклинания в склянках, и драться кулаками, и уворачиваться от Ступефаев. Вместе с друзьями он проник в Отдел Тайн в поисках Сириуса. Гарри чувствовал в себе силу. Он чувствовал, что готов к битве. Когда рядом были друзья, он ощущал то же самое, что при полёте на метле. После долгих раздражающих месяцев под надзором Амбридж, когда любой чих был запрещён, попасть в Министерство с полными карманами отборных опаснейших вредилок Фреда и Джорджа — будто снова начать дышать. Они не нашли Сириуса. Его там не было. Точнее... они нашли его позже, когда он пришёл сам. Авада Кедавра, брошенная Беллатрисой, попала ему прямо в грудь, и Гарри смотрел, как тело его крёстного отца падало в Арку. Вернувшись на Тисовую улицу тем летом, Гарри сидел в своей комнате и рассматривал бежевые стены. Он гадал, перестанут ли люди умирать, если он уйдёт далеко-далеко. Миссис Фигг угощала его чёрствыми кексами, а он думал и думал. Дамблдор пришёл за ним в конце лета. Гарри вспоминал, как в одиннадцать лет стоял в библиотеке и слушал объяснения Энтони, что против сквибов тот ничего не имеет. Дамблдор переместил их к Слизнорту и уговорил его вернуться в Хогвартс, потом аппарировал Гарри к воротам Хогвартса. Гарри задумался, было ли некое исключение в защитных чарах школы для него и Филча. Слизнорт бесконечно вещал о способностях Лили к зельеварению, но зато позволил Гарри делать что-то на уроках. Он на пять лет отставал по части практической работы, но знал теорию, знал каждый ингредиент и каждое помешивание против часовой стрелки. Он внимательно читал заметки Принца-полукровки, стараясь вдуматься, как работают его поправки. — Это гениально, — говорил Гарри Гермионе (совершенно очарованной) и Рону (который просто терпел). — Смотрите, вот тут он понял, что копыто и корень опороса мешают друг другу действовать, поэтому заменил их на ноготь тролля... Гарри всё так же пригласили в Клуб Слизней. Слизнорт не имел предубеждений к маглам и сквибам, а может, для него это просто меркло в сравнении с силой и влиянием. У Гарри было влияние, была слава, была история, были идеальные зелья. Слизнорту этого хватало, чтобы забыть, что он не может колдовать палочкой. Гарри был сквибом, но магия была впечатана в его руки, в его кожу. Дамблдор подарил ему мантию отца, а позже подарит снитч с секретом внутри. Сириус подарил ему Молнию. Лили подарила ему защиту против Волдеморта, которая работала, пока тот не выжег её из крови Гарри. А сам Том — он подарил ему кусочек своей уродливой души. Всё это ему подарили, но эти вещи не были подарками. Это была ноша. Но Дамблдор ещё ему об этом не рассказал. Рассказал только о кольце Мраксов, о чаше Пенелопы Пуффендуй, о мёртвом дневнике. Он рассказал ему о Нагайне, о медальоне и о гордыне Волдеморта. Альбус не упомянул о фрагменте души, который жил (и должен был скоро умереть) внутри Гарри. Вместо этого Дамблдор отвёл Гарри в пещеру на крошечном острове посреди холодного моря. Гарри сжимал рукой бесполезную кленовую деревяшку в кармане и думал: зачем? Это часть обучения? Или помощь? Как ему всё это поможет? В последний раз, когда он пытался поступить храбро, погиб Сириус. К концу той ночи, после неуверенного, но всё же предательства Малфоя и битвы на Астрономической башне, когда Пожиратели Смерти сбежали, студенты Хогвартса молча собрались вокруг упавшего тела Дамблдора — тогда Гарри наконец понял, зачем. Его сделали свидетелем. Он всё равно извлёк из этого урок, что-то потерял, чему-то научился. Гарри сунул фальшивый медальон в карман и предложил Рону с Гермионой отправиться с ним на поиски крестражей. Альбус Дамблдор хотел, чтобы Гарри учился в Хогвартсе, не потому что он спас магический мир от Волдеморта, а потому что он должен был спасти его позже. Нужно было, чтобы Гарри полюбил это место. Чтобы знал: за Хогвартс, за магический мир, за всех волшебников стоит умереть. Любовь — это оружие. Она может быть и щитом: любовь Лили всю жизнь сопровождала Гарри и спасала, когда могла; голубое пламя в банке и смех согревали в безнадёжном путешествии, когда за ними охотились и вся жизнь сжалась до отчаянной гонки; свитера, которые Молли Уизли дарила своим детям, — вязаная защита против морозных дней. Но любовь — это оружие. Она убивает. Она убила Северуса Снейпа — Дамблдор нашёл применение памяти Лили и глазам Гарри, которые обрекли Снейпа на судьбу чрезвычайно полезной жертвы. Она убила Беллатрису, когда та напала на единственную дочь Молли Уизли. И она убьёт Гарри Поттера, когда он придёт в Запретный Лес, не надеясь вернуться. Гарри, Рон и Гермиона искали крестражи. Гермиона оставляла Лии и её матери записки в оговоренных местах, писала Дину, Ли Джордану, всем, кому могла, по всей стране. Каждую ночь Гермиона обновляла защитные чары вокруг их лагеря, а Рон бросал мощные проклятия, когда им приходилось убегать, но на самом деле это была миссия Гарри, и все трое это знали. Отряд Дамблдора твёрдо обосновался в Хогвартсе, их заклятия летели всё дальше, а щиты держались всё дольше. Невилл прятался в Выручай-Комнате почти с первого дня — в школе для него было небезопасно. К нему присоединились другие: Ханна Абботт, Падма и Парвати Патил, Лаванда Браун, Эрни Макмиллан. Энтони Коэн-Голдштейн мрачным летом перед седьмым курсом долго раздумывал, ехать ли ему в Хогвартс. Ближе к концу июля Лия сказала ему: — Я не могу сражаться за Хогвартс. По крайней мере, напрямую. Я не могу туда поехать, так что придётся тебе. — Ты не можешь поехать, — согласился Энтони, разглядывая свои колени. — Так стоит ли его защищать? Может, лучше просто отдать его. Может, он того не стоит. — Стоит, — сказала Лия. — И мы это докажем. Пока Энтони защищал первокурсников от профессоров-Пожирателей, Лия перетрясла все контакты матери в поисках старых книг, старых упоминаний крестражей, старых вырезок из газет о детстве Волдеморта. Она оставляла Гермионе всё, что могла, в местах для передачи. Золотое трио искало новости, как могло. Они выслеживали крестражи, которые не успел найти Дамблдор. Что-то связанное с Когтевраном, — писала Лии Гермиона. — Он был помешан на Хогвартсе. Оборотное зелье действовало и на сквибов, так что они пробрались в Министерство и обратно, сумев добыть настоящий медальон. Их всё так же поймали егеря — не быстрее и не легче, чем поймали бы в другом мире. Всё так же отвезли их в Малфой-мэнор, и Гарри всё так же отвоевал у Драко Старшую палочку в небольшой потасовке, закончившейся разбитым носом Драко. Мантия досталась Гарри по наследству. Камень был тайным подарком, который открылся под конец. Палочку Гарри выиграл — и разве не забавно? Вот он, Повелитель Смерти — мальчишка, неспособный сотворить даже Люмос. В Старшей палочке таилась мощь, а Гарри кинул её на дно рюкзака к фантикам от жвачки, магловским монеткам и прочему хламу. Амбридж и её люди отлавливали маглорождённых и сквибов, но только тех, что жили в волшебном мире. Министерство и не подумало отслеживать остальных. Гарри, невидимый, постучался к миссис Фигг, и она впустила его, спросив только: «Как я могу помочь, мальчик?» По всей магической Британии жили сквибы, работавшие учителями, ботаниками и водопроводчиками. Для Министерства они были всё равно что маглы. Но когда Гарри, Гермиона и Рон показывались на их простых магловских порогах, приходя по адресам, целый список которых нацарапала миссис Фигг, — все они узнавали Мальчика, Который Выжил. У сквибов были родственники в мире магов. У них были друзья, которые резко переставали слать письма. Они кормили троицу яичницей, давали безопасный ночлег, потом отправляли дальше: «Это старушка Фрэнни, работает бухгалтером в пригороде Суррея, она возьмёт вас к себе». Гарри считал крестражи, потирал ноющий шрам и наблюдал за людьми, дававшими им приют. Слова летучий порох, Хогвартс, книзл они произносили легко и непринуждённо — родной язык. Они готовили вручную. Наравне с магловскими газетами они читали «Пророк», обсуждали и квиддич, и футбол. Была середина войны, середина долгих утомительных поисков. Рон срывался и злился, Гермиона была измотана и молчала, и Гарри тоже. А ещё он оглядывал безопасные дома, где они ночевали, и думал, что всё-таки может вписаться. Они нашли медальон, чашу, меч, и направились в Хогвартс. Энтони понял, где взять когтевранскую диадему. Война пришла в Хогвартс; война шла там уже несколько месяцев, кругом скрытно сновали ученики, и в Выручай-Комнате тихо выжидало сопротивление. Рону пришла идея с клыками василиска, и он помнил домовых эльфов, и Гермиона поцеловала его в Тайной Комнате. Отряд Дамблдора собрался в Большом зале, когда туда пришёл Гарри с друзьями. Народное ополчение школьников. В рюкзаке Гарри лежали две одинаково бесполезных палочки, и при виде повёрнутых к нему лиц он чувствовал одновременно бессилие и ответственность. Филч недовольно хмурился из-за переполоха. Гарри вышел из толпы и достал из рюкзака пакет с изобретениями Фреда и Джорджа. — Дребедень этих Уизли, — с издёвкой сказал Филч, когда Гарри протянул ему пакет. — Вам ли не знать, сколько вреда они могут нанести? — убеждал Гарри. — Давайте, мистер Филч. Вы любите эту школу так же, как и я. — Только вот она нас не любит, понимаешь, мальчик? — Ну да. — Гарри пожал плечами. — Но мы нужны ей. Он отвернулся и пошёл прочь от Филча, а тот глядел ему вслед с полными руками волшебных вредилок. Макгонагалл оживила доспехи и статуи. Студенты приготовили палочки. Учителя накладывали экспериментальные щиты и пробовали нестандартные проклятья. Гарри наполнил карманы изобретениями близнецов. Потом Пожиратели проникли на территорию школы, и битва за Хогвартс началась. Чжоу Чанг швыряла Ступефаи — у неё всегда особенно хорошо выходило нужное для них элегантное движение палочкой. Луна Лавгуд с Энтони Голдштейном принесли Гарри диадему и теперь сражались спина к спине. Почти все заклинания Луна выполняла на свой особый лад, но каким-то образом они у неё прекрасно получались. Энтони действовал точно по учебнику, его удары электричеством прожигали воздух. — Взмах и тычок вперёд! — закричал Гарри, когда у Энтони не совсем получилось заклинание. — Тычок, да, вот так!.. Гарри когда-то научил Колина Криви правильно произносить Ступефай. Самому Гарри произношение удавалось идеально, но толку от этого не было. И сейчас он по привычке вместе с Колином тщательно выговаривал слоги заклинания — прямо во время битвы, когда сам он бросал Пожирателям под ноги самые опасные чары от близнецов. Последний Ступефай Колина удался идеально. Пожиратель Смерти с силой влетел в каменную стену. Но его напарник бросил в Колина луч зелёного огня, и его тело тоже ударилось о камень. Гарри бросал в мужчин, убивших Колина, заклинания паралича, замаскированные под игрушки, и ослепляющие заклятия, заключённые в стеклянные бутылочки. Они были частью рождественского подарка. Двое изобретателей, двое озорников оставили у кровати Гарри большую цветастую коробку, будто это ничего не значило — просто набор для розыгрышей и шуток. Они потратили годы на свои изобретения, месяцы на адаптацию их под нужды Гарри и лишь секунды на то, чтобы отмахнуться от благодарности, шутливо подвигать бровями и попросить его не творить зла. Их изобретения долгие годы оттягивали его карманы. И когда Гарри посреди школьных коридоров уворачивался от заклятий и пинал Пожирателей в коленные чашечки, они дарили ему магию. Гарри обладал только той магией, которую получал от других. От Фреда с Джорджем он получил вот это. В коридоре неподалёку Перси Уизли видел смерть своего брата Фреда. Гарри не знал, пока не наступила передышка в битве, пока все не вернулись в Большой зал, не принесли туда погибших и не положили тела на каменный пол. Воздух сотряс голос Волдеморта. Он предложил сделку: жизнь Гарри в обмен на жизни остальных. Миссис Уизли плакала над Фредом. Джордж рыдал над Фредом. По щекам мистера Уизли текли слёзы. Деннис Криви молча смотрел на тело Колина. Тонкс погибла. Её волосы вернулись к мышиному цвету. Римус прожил на секунду дольше неё. Римус... Римус научил Гарри важным вещам. Макгонагалл и Флитвик дали ему теорию, а Римус научил его справляться с настоящими гриндилоу наравне со всеми. Когда Гарри привычно отошёл в сторону, чтобы не мешать настоящим ученикам практиковаться, Римус мягко похлопал его по плечу и вручил ему нож. — Пусть не классическим методом, — сказал он, — но я обучу каждого из вас, как и обещал. Гарри плакал над телом Римуса. Он ушёл из Зала раньше, чем отгремело эхо ультиматума Волдеморта. Кто-то мог попытаться остановить его, так что нужно было поторопиться. Гарри вошёл в Запретный лес. Если это конец, если сейчас ему придётся покинуть этот мир, то он может это пережить. Вернее, умереть с этим. Гарри прошёл мимо хижины Хагрида и его тыквенных грядок. В лесу было прохладно и темно. Если это конец, если сейчас ему придётся покинуть этот мир, нужно впитать это зрелище как можно глубже — ночное небо, мокрую траву, замок за его спиной, свекающие золотым светом окна. Если это конец, то ему этого достаточно: измазанный нос Рона и любовь Оливера Вуда к квиддичу, из-за которой он иногда забывал, что Гарри — сквиб. Он хорошо летал, а остальное для Вуда не имело значения. Ему было этого достаточно: Невилл, который снова и снова тренировал Ступефай в Выручай-Комнате; Клык, пускавший слюни на мантию Гарри, пока тот пытался вежливо отказаться от каменных кексов Хагрида; Лия, которая ухала на сов за завтраком и переписывалась с Гермионой о том, как им изменить мир. Даже сейчас свечи в Большом зале парили над мёртвыми, над уставшими и живыми. Картины двигались. На потолке было ночное небо, тёмное и звёздное — под таким же небом Гарри шёл сейчас. Семь лет его жизни были полны магии, и этого было достаточно. Оно того стоило. Он докажет, что это того стоит. Любовь — это оружие. В каждой вселенной любовь — это волшебство. Гарри вышел на поляну, собираясь умереть за мир, который любил, и неважно, принадлежал ли этот мир ему, принадлежал ли он сам этому миру. Вот что его убило, вот что его вернуло и вот что уничтожило Волдеморта. В момент, когда для Тома Риддла сама смерть стала важнее того, за что мы умираем, он был обречён. (Гарри встретил Дамблдора на белоснежном вокзале Кингс-Кросс. — Мне никогда не было легко, — сказал он. — У меня не было выбора. — Выбор есть всегда. Сейчас он тоже есть, — сказал Альбус. — Ты можешь вернуться, а можешь сесть на поезд. Он привезёт тебя к тем, кого ты любишь. Будет легко. Но Гарри покачал головой. — Нет. Это не выбор.) Гарри и Волдеморт были равны, так говорилось в пророчестве: Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но у него будет сила, неведомая Тёмному Лорду. Хагрид отнёс втайне живое тело Гарри на школьный двор. Гарри обладал только той магией, которую получал от других: крестраж, который Волдеморт только что убил собственными руками, материнская любовь, насильно выжженная из кожи Гарри, отцовская мантия, которая сейчас была у Гермионы. Гарри обладал только той магией, которую создавал сам — в воздух взметнулись палочки, как только он крикнул: «Сейчас!»; зелёный луч убил Волдеморта. Когда сбежали последние Пожиратели, Гермиона прижалась к Гарри и заплакала, потом Рон присоединился к ней. Гарри вцепился в рукав Гермионы, в руку Рона, уткнулся лицом в Гермионино плечо. Он ожидал почувствовать в себе силу, когда тело Тома Риддла лежало у его ног, но чувствовал лишь усталость. После войны Энтони Голдштейн открыл школу для сквибов, оборотней и других студентов, которым путь в Хогвартс был заказан. Макгонагалл и Флитвик взяли отпуска, чтобы помочь ему организовать работу школы и составить план занятий. Первым штатным сотрудником стал Рон Уизли. Они начинали в небольшом трёхкомнатном домике, где проводили дневные занятия для детей и вечерние для взрослых. Рон подстригал газоны взмахами палочки. Энтони поставил во дворе знак, где были нарисована лопата, молот и дырокол. Гарри отвёл вежливо протестующую миссис Фигг на вечерние занятия. — В моём возрасте поздно чему-то учиться, — спорила она. — Да и чему вообще меня могут научить? Я же просто старушка-сквиб. — Вы совсем не старая. И вы обязательно чему-нибудь научитесь. Лия и Гермиона устроились на работу в Министерстве. Они часто вместе обедали и достигли головокружительных успехов в реформировании системы образования и неоднозначных — в сфере гражданских прав. — Мы тут пытаемся лишить тебя работы, — объяснила Лия брату. — Заберём всех твоих сквибов с оборотнями в Хогвартс, где им и место. — Ну ты просто разбиваешь мои мечты вдребезги, — ухмыльнулся Энтони. Лия наклонилась и чмокнула его в щёку. Когда репортёры из «Пророка» спрашивали Гермиону, почему она и мисс Коэн-Голдштейн так яростно сражаются за реформу образования, Гермиона приводила цитаты из законов, этических трактатов и научных исследований. Когда спрашивали Лию, она улыбалась и отвечала: — Мы нужны им. Мы нужны вам. Магическому миру нас не хватает. Гарри стал первым профессиональным игроком в квиддич среди сквибов. Они с Джинни увлечённо и порой даже жестковато флиртовали, чаще всего прямо в полёте. Наконец-то его имя стало мелькать в газетах вне связи с грязными сплетнями и/или спасением мира. В свободные дни он выбирался искать разных магических существ с Луной, ходил в гости к Уизли, помогал Рону силком вытаскивать Гермиону из офиса пообедать в кафе, учил детей полётам на метле в школе Энтони. Он каждый месяц приходил к миссис Фигг на чай и потихоньку выучил имена всех её кошек. Он помогал составлять школьную программу, рылся в своих старых конспектах. Он позволял Гермионе с Лией затаскивать его на министерские слушания, торжественные речи и дебаты, будто представителя от сквибов с рекламного плаката, которым по сути он и был. Когда дети-сквибы неуверенно подходили к нему, сжимая в руках копии его квиддичной формы, Гарри широко им улыбался и спрашивал, как их зовут. Когда репортёры интересовались, как он сумел выстоять, как справился со всеми испытаниями, будучи ограниченным в способностях, как перешагнул через свою беспомощность, он тряс головой и перебивал их. — Мы ни в чём не слабее других. Жаркими летними днями Гарри сидел на лужайке возле школы Энтони, впитывая солнечный свет и наблюдая, как резвятся и толкаются дети на мётлах с тренировочными колёсиками. По внешнему виду невозможно было различить сквибов, оборотней и навещавших их волшебников-братьев и сестёр. Он давал им советы, хвалил и помогал исправлять ошибки. То и дело он забирался на метлу сам, чтобы на своём примере показать, как правильно, но сейчас он просто сидел, прислонившись к знаку во дворе. Надпись, которую на знаке вручную вырезал Энтони, гласила: Школа магического и околомагического образования имени Р. Дж. Люпина. Через десять лет приняли Билль Коэн-Голдштейн-Грейнджер о равных правах на образование. Первый урок для сквибов и других нетипичных волшебников провёл в Хогвартсе первый профессор-сквиб. Гарри вышел на квиддичное поле, чувствуя себя обманщиком, самозванцем в мантии учителя. Палочки у него не было, зато он нёс прутик, который нужно было переломить, чтобы превратить в Молнию. Когда он дошёл до поля, к нему повернулось несколько десятков детских лиц. Почти все они молчали. Один из учеников, ухмыляясь, что-то шептал друзьям. Круглолицая девочка со значком старой квиддичной команды Гарри на мантии смотрела на него во все глаза. Какой-то испуганный мальчик явно был не в восторге от перспективы оторвать ноги от земли. Солнце ярко освещало траву и разложенные ровными рядками мётлы. Гарри нравилось смотреть на летающие свечи за ужином. Он стал тренером по квиддичу, долго гулял по лесу в одиночестве, помогал детям в библиотеке («рассечь воздух и взмахнуть!») — но больше всего любил свечи. Он огляделся вокруг и заулыбался, всё такой же лохматый, с глазами матери и без капли собственной магии. Круглолицая девочка со значком не обладала магией. Мальчик рядом с ней — тоже. Следующий за ним мальчик левитировал тарелки за ужином и стабильно терял десятки факультетских баллов Когтеврана. И все они сейчас стояли на квиддичном поле. Магию можно получить. Магию можно отдать, и Гарри её дали достаточно. — Ну? — сказал Гарри. — Готовы научиться летать?