Её имя ЛеФу

      Бальный зал снова обнимала тихая, спокойная тьма, впрочем, как и каждую ночь в это время.       Люмьер зажег свечи и вместе с их светом рядом с ним появилась Чип. Он знал об её приходе, её тень ненадолго пропустили двери, прежде чем девочка успела войти. Немногим позже подошла и её мать, ей было некуда спешить, а эти ночные рассказы стали своего рода традицией. Да, Миссис Поттс всё ещё пыталась уложить Чип спать в верное время, но на просьбу послушать друга никак не могла отказать.       Тем более, что такое – верное время?       – Рад видеть вас, mes chères. – поприветствовал вошедших Люмьер, улыбаясь так светло, что казалось – он сам может осветить всё это пространство куда лучше и ярче свечей, что в действительности было правдой.       – Какую историю ты расскажешь сегодня, Люмьер? – спросила друга Миссис Поттс, усаживаясь рядом с дочерью, смотря ему в глаза и расправляя на коленях платье.       – Да, о чём будет история, Дядя Люмьер? – подхватила заинтересованно, почти восторженно девочка.       Но рассказчик не успел дать ответа. К ним вошла девушка, каштановые волосы которой были коротко подстрижены, кто-то бы сказал – по-мальчишески, но это было бы не совсем верным сравнением. На ней был бордово-коричневый корсет с цветочным, узорным теснением, белая блуза с поднятыми до локтя расширенными сверху рукавами, угольно черные брюки для верховой езды и коричневые, цвета молочного шоколада с незначительным оттенком рыжего, ботфорты.       Они не знали, кто она, но в памяти возникал похожий на неё образ. Казалось, что они её уже видели.       – Здравствуйте. Прошу простить меня, если я помешала. Просто, услышав, как вы говорите о какой-то истории, я подумала, что, быть может, сейчас именно тот самый момент, когда мне стоило бы кому-то поведать свою. Вы, вероятно, меня помните не слишком ясно, но и это объяснимо, если вы будете не против слушать. Уверяю вас, все мы здесь, так или иначе знаем друг друга. – сказала она, вставая на одно колено, подойдя к Люмьеру, готовая в любой момент сесть или же, если им будет угодно – подняться, чтобы уйти.       – Ваше лицо кажется мне знакомым, мадемуазель. И знаете, я не был бы против выслушать Вашу историю, если Вам хотелось бы поделиться ей. Свою, если mes chers amis не будут против, я могу поведать в следующий раз. – ответил ей на это заинтересованно рассказчик.       – Мы не будем против, правда, мам!? – откликнулась Чип.       – Конечно, дорогая, мы не будем против. – согласилась с ней Миссис Поттс.       – В таком случае я могу начать свой рассказ. – сказала их новая знакомая и устроилась рядом.

***

      Моё имя ЛеФу, и значит оно не “дурак” вовсе, а “пламя”.       Начну с того, что люди считают – я простая, но они заблуждаются. Я совсем не та девушка, что станет бегать по округе и исполнять глупые, пустые приказы.       Я из благородной семьи и не стала бы идти на поводу у кого-то только от того, что мне так сказали.       Когда-то много лет назад, когда я была совсем маленькой, на бал, помимо людей мне к той поре уже известных, были приглашены в дом знакомые знакомых моих родителей, отец с другими мужчинами обсуждал сложные сделки, при заключении которых мне порой даже доводилось присутствовать, мать с женщинами – какие-то новости и что-то ещё мало мне интересное, а я сама, не желая никому мешать была вынуждена искать себе занятия в каком-то другом месте. И местом этим оказался сад.       Там, будучи образованным ребенком я читала книги, скрываясь от любой бесцельной суеты, но в этот раз, едва я успела открыть томик, который пронесла с собой в одном из глубоких карманов своего пепельно-розового бального платья, появился юноша, явно что-то высматривавший в окрестностях.       Он был немного старше меня и шел так, что было ясно – он доволен собой и гордится тем как носит на него пошитый наряд.       Самодовольный мальчишка, но он заинтересовал меня своим поведением, даже принцев таких, думала я, не часто встретишь, а он не походил на принца, скорее всего из малого дворянства.       Отец хорошо научил меня читать людей.       – Что Вы ищите, месье? Могу я Вам чем-то помочь? – спросила его я, слегка повернувшись к нему.       – Ха! Чем же ты поможешь мне? Дворецкого позовёшь? Ты же девчонка! – заметил надменно он.       – Попрошу Вас обойтись без оскорблений и просто ответить на вопрос.       – Пусть так! Прекрасным дамам положено знать своих героев! Я ищу того, кто мог бы бросить мне вызов! Я ищу приключения – того, что могло бы обеспечить мне подвиг!       – И в чём же Ваши прежние свершения, месье? – со смехом задала вопрос я.       – Тебе это не интересно, но я уже выиграл множество битв! – ответил внушительно он, совершенно проигнорировав мой смех.       – В таком случае не знаю, мог ли бы кто-то помочь Вам с решением этой проблемы.       – Я знаю, ты точно не можешь, но я не намерен сдаваться! Это также верно, как то, что ты испугаешься даже воробья пальцем тронуть.       – Нет, я не испугаюсь, другое дело, что это мало возможно и, чтобы коснуться птицы нужна какая-то тактика…       – Знаешь, а мне уже нравится ход твоих мыслей, хоть ты и девчонка! Как на счёт того, чтобы забраться на ближайшее дерево и продолжить разговор там?       – Вынуждена отказаться. В таком платье как у меня и Вам не удалось бы туда забраться.       – Ну да, в таком идиотском тортообразном наряде ты далеко не залезешь! А я заберусь и поведаю тебе о своих достижениях.       – Тортообразный наряд – интересное сравнение для платья, но соглашусь. Мне все они не нравятся. – В первый раз слышу, чтобы такой как ты были не интересны платьица с оборочками.       – А много ли Вы таких как я знаете?       – Нет. Я не вожусь с девчонками. Люблю, когда они мной восхищаются и хочу когда-нибудь женится на самой прекрасной из них, но не более. С ними не весело.       Юноша забрался на дерево и устроился на одной из толстых веток, после чего затянул покрепче перевязанные красной атласной лентой свои черные, как крыло ворона волосы, собранные в хвост и долго рассказывал мне о многочисленных “битвах” в которых он участвовал, бывших, на самом деле всего лишь драками, о том, как ездил с отцом на охоту и о том, как однажды снял кота своей бабушки с забора.       Я тоже не водилась до этого с мальчишками, образованные они были слишком напыщенными и предпочитали меня игнорировать, а не образованные обходили за километр – как говорится: короли и слуги не одного круга. Но он, находясь посередине - между ними и беря напыщенность от первых и не обладание знаниями у других оказался довольно занятным собеседником.       – Ну а теперь я спрыгну отсюда, не дело вечно находится в небе!       – Думаю, лучше спуститься оттуда также как Вы туда забрались.       – Это для слабаков! Если тебе так того хочется, могу найти другой способ, я перепилю основание ветки своим перочинным ножом, и всё будет сделано.       – Это будет также, как если бы Вы оттуда просто спрыгнули – сломаете ногу.       – Да ладно тебе, ничего со мной не сделается!       Тут подошел садовник и это, как и следовало ожидать, привело к тому, что моего нового знакомого сняли с его наблюдательного пункта.       Этот юноша вместо прощания заявил мне, что, если мне хотелось бы посмотреть на его подвиги, я могу прийти завтра на главную площадь, причём желательно не в таком глупом наряде.       Так и прошло моё знакомство с Гастоном.       С тех пор я часто встречалась с ним и следила за его драками, сначала я думала о том, что можно было разрешить любой их конфликт мирным путём, но после поняла – это всего лишь развлечение и обе стороны не стремились разойтись без борьбы. Я не одобряла этого, но тем не менее смирилась, ведь мне интересно было видеть такую жизнь, жизнь не в заточении в золотой клетке.       На эти встречи я носила брюки для конной езды, ведь только при таких условиях мне разрешалось не носить платья и так было удобнее и комфортнее. А когда я стала старше, родители позволили мне обрезать волосы, ведь так с ними было проще, от них стало меньше забот, а на балы многие дамы носили парики, поэтому парик из моих собственных волос был довольно хорошей идеей и тому никто не стал препятствовать.       Что до Гастона, он вырос в настоящего красавца гиганта, любой женщине на зависть, в то время как я выросла не сильно и достаю лишь до его плеча, впрочем, это не так уж и важно. Он перестал воспринимать меня как “девчонку” и стал считать за помощника. Он сделал меня своим верным оруженосцем, и единственным, справедливо сказать – лучшим другом.       Стоит заметить, что дружба с Гастоном – вещь странная, довольно грубая и слегка агрессивная, совсем не равная. Он всегда ставил себя выше всех, поэтому мне повезло, что для меня им была уготована особая роль. Гастон выслушивал меня, часто говорил, что сказанное мною - глупости, но потом, выдавая те же мысли за свои утверждал, что идея гениальна.       Таков уж Гастон, он не может принимать решения сам за себя, поэтому часто присваивает, сам того не замечая чужие. В некоторых случаях он, определенно находчив, но ему легко что-то внушить, если он тебе доверяет. Его же собственные идеи чаще всего однобоки и незатейливы, зачастую - глупы и от некоторых из них его приходится отговаривать по ряду причин, причём не всегда это бывает затеей успешной.       Казалось бы, мне бы стоило на него обижаться или и вовсе, просто уйти, но у меня был план, от которого я не хотела отступиться.       Обращался со мной Гастон ни хорошо и ни плохо, я просто была. Порой он называл меня совсем глупой или бестолковой, пихал в бок, тряс за плечи или приподнимал в воздух, когда хотел донести что-то особенно важное, но я ему была нужна, например, в качестве эмоциональной поддержки.       Он нуждался в лести часто также сильно как в воздухе и, пусть его все любили, он порой испытывал в ней недостаток, и я знала, как верно её подать.       Он учинял потасовки, и я не особенно, но тем не менее, в меру возможностей принимала в них участие, рассчитывая, что, когда и как должна сделать, чтобы не оказаться помятой в такой давке при своей хрупкости. Меня защищал ненавистный корсет, но тем не менее этот предмет одежды не давал ни на что никаких гарантий. А порой их начинала я, чем заслуживала некое уважение Гастона – своего покровителя, подмечая момент, который мог бы показаться оскорбительным ему или мне. Со временем он стал отодвигать меня в сторону, когда понимал, что соперник слишком силён и сам разбирался с ним, а это что-то да значило.       Мы ездили на охоту вместе и когда ему стала интересна местная красавица Белль, вместе следили за ней.       Чего я искала, почему всё это время оставалась с ним, если его общество не замечало меня и, можно было сказать - он мною пользовался, не имея такого намерения?       Я полюбила его за того человека, каким он когда-то с легкостью может стать. У меня не было причин для ревности – все эти девушки, умирающие от желания выйти за него замуж, они ничего не знают, они не думают, для них всё очень просто, у меня же были свои идеи, свои амбиции. Эти девушки не представляли собой ничего, кроме обложки книги без содержания, почти такие же, как он, только вот у него был потенциал, а они – безнадёжны. Гастон и сам был нисколько не заинтересован в них.       А Белль…       Белль не была ему парой, безусловно. Она умна, должна отдать ей должное, красива, с этим я могу согласиться, но он не нужен ей, она не видит в нём возможностей. Честно, уже тогда, мне было приятно думать, что её светлая голова когда-нибудь обретёт своё место, а уж с Гастоном я знала, как поступить.       Всему своё время.       Дома же никто не знал о моих приключениях, я всегда уходила тогда, когда другие считали, я занята чтением и какой-то научной работой. Я запирала дверь и, спрыгнув в седло ждавшего меня коня из окна своей комнаты, исчезала. Меня не теряли и ничего не могли заподозрить, ведь всё, что должна я выполняла заранее или сразу после возвращения.       А в детстве? В детстве меня сопровождал слуга, но Франс проницателен, он знал о моих идеях, он не мешал мне действовать и всегда был для меня тогда невидимой защитой. Он стал отпускать меня одну только тогда, когда был полностью убеждён, что мне не могут навредить, уверен, что я в надежных руках.       Потом я рассказала обо всём отцу, и мы стали делить с ним мою тайну, но это не так важно.       Со временем Гастону надоело просто следить за Белль и оказывать знаки внимания, и он решил перейти к решительным действиям.       – Что-то я не могу подобрать слова, ЛеФу. Как называется состояние, в котором ты находишься, если теряешь ощущение всего на свете потому, что чем-то чрезмерно восхищён?       – Экстаз.       – Какое ужасное слово, ЛеФу, если бы я не знал тебя, решил бы, что ты мне солгала и это – болезнь какая-то.       – Ну, в некотором роде, это и действительно так.       – Так вот, мне всё равно какие там могут быть подробности, я в этом самом экстазе из-за Белль. И знаешь, что?       – Ммм… je ne sais quoi.       – Я понятия не имею, что это.       – Ты можешь продолжить.       – Видишь её? – спросил меня он, указывая на ту, что стала причиной этого разговора.       – Да, это всё та же Белль. Она всё также начитанна и также “странна”, как ты выразился, как всегда.       – Бывает и хуже. Имеет ли это значение, в конце-то концов? Она прекрасна и это всё, что мне нужно знать. Я хочу, чтобы она стала моей женой.       – Хорошо, пусть будет так, но почему же она? Что изменило твоё мнение.       – Всё то же, ЛеФу! Я чертовски привлекателен, она прекраснейшая из девушек в этих краях, мы лучшая пара из тех, что когда-либо были!       Мне было нечего сказать ему. Если он намерен что-то сделать и в этом настойчив, Гастона не переубедишь.        Оставалось только ждать того, что он сам поймёт ту простую истину, что доступна мне и закрыта для него.       Мы шли по людной площади, петляя меж, постоянно меняющих траекторию движения, людей. Людей, спешивших по своим делам, но между тем, что не удивительно, неизменно обращавших внимание на Белль.       – О, Белль!       – Она читает снова!       – Но всё ж красотка!       – Какая же чудна’я эта Белль!       Замечали про между прочим, не без какого-то потаённого восхищения люди, но Белль было всё равно. Она была глубоко погружена в чтение и ей было совершенно не до них, она не слышала этих слов и не видела сменяющихся на лицах выражений, для неё существовал на страницах книги совсем другой мир, чужой совершенно для других.       Я знаю её захватившее чувство – это та свобода, которую не отнимешь, простор только для тебя, что может быть тебе доступен даже взаперти…       Спустя несколько минут, нам с Гастоном удалось подобраться ближе к ней. Он пригладил волосы, поправил на плече ружьё и приготовился говорить, ведь ему некуда было спешить, а вовлеченность девушки в сюжет истории давала ему на это время.       – Здравствуй, Белль! Что ты читаешь? Это вообще интересно? – начал разговор с девушкой он, остановив Белль за локоть и вырвав из её рук книгу, став перелистывать бесцельно страницы. - В ней нет картинок!       Это было естественно для Гастона, но всё же очень глупо, к этому не могла привыкнуть и я.       – Добрый день, Гастон. Картинки не имеют значения, сюжет – это главное. Это… - ответила, было Белль, но он не позволил ей договорить.       – Книги не стоят того, чтобы внимание на них обращать, по крайней мере для тебя. Как ты можешь это читать?       Я знала, что он продолжит речь так, но не могла этого принять и потому была благодарна Белль за то, что она высказала по-своему мысль, которая из моих уст сейчас не должна была бы прозвучать.       – Некоторые используют воображение для того, чтобы всё представлять.       – Я важнее! Это не верно для женщин – читать! Скоро начнёшь перенимать идеи и думать… – Это не тебе решать, Гастон!       Девушка была раздражена, ей его внимание, особенно такое, было не приятно, и я могу это понять. Он действовал как неотесанный дикарь, как тот, что не принимает никогда никакого другого мнения, кроме собственного и это было действительно так.       Подозреваю, Белль привыкла к его навязчивому вниманию, заметному-реальному или “тайному”, которое лишь условно могло считаться таковым, однако не приняла того как должное.       Её реакция, какой бы она не была, всегда становилась для Гастона лишь ещё одним толчком к тому, чтобы продолжить прилагать усилия для осуществления своей почти невероятной цели. Он только сильнее от того жаждал её завоевать.       Я присутствовала при этом разговоре, как присутствовала при многих прочих и не могла не замечать того, что Гастону из раза в раз присуще повторять с Белль одни ошибки. Я пыталась объяснить ему, какой подход нужен, для того, чтобы приобрести хоть какую-то благосклонность леди, но всё тщетно. Он отмахивался от гласа разума, от моих выданных ему простым языком нравоучений, утверждал, что ему лучше знать, что любят леди, поэтому лишь на провал могла быть обречена его затея.       Гастон решил встретиться с Белль и на следующий день, тем более, что от её матери не было вестей, что не могло не настораживать, и я последовала за ним, зная, что после он меня, как и обычно спросит, как всё прошло и скажет – “Зря ты боялась, я всё верно сделал!”.       Чего у него не занимать, так это самоуверенности и убежденности в том, что много значит то, что он удостоил кого-то чести говорить с ним.       – Эй, Белль, как жизнь? Твоя мать так ещё и не вернулась, как погляжу. Должно быть нашла какого-то великого изобретателя и разговорилась с ним, а потому… Почему бы не использовать эту возможность в нашу пользу? Мы можем пожениться безо всяких проблем! Мне не нужно будет у неё просить твоей руки, а тебе – готовиться к мероприятию – покупать платья или делать особый макияж, это же просто победа! – снова заладил своё Гастон.       – Гастон, я не тип девушки для тебя. – отрезала Белль, поднимаясь из-под дерева, вложив закладку между страницами и закрывая новую книгу.       – Конечно ты тип девушки для меня! Город полон девушек, умирающих, чтобы выйти замуж за меня, но кто самая прекрасная средь них? Ты! Так что ты и я самая великолепная пара, какая когда-либо была!       – Сейчас не время и, кроме того… - пыталась возразить девушка, ловко избегая рук Гастона, пытавшегося заключить её в объятья или хотя бы ухватить её за запястье.       – Мы поженимся прямо сейчас, всё готово благодаря исчезновению твоей матери. В данном случае я не против того, чтобы она оказалась потерявшейся в лесу. Мы можем найти её сразу после свадьбы…!       – Мам!... – воскликнула Белль и на её лице мало прикрытое недовольство такой компанией сменилось страхом.       Она сбежала, скрылась с наших глаз где-то в конюшне и унеслась на коне в направлении леса раньше, чем Гастон успел понять, что произошло и принять какое-то решение по поводу наших с ним дальнейших действий.       Я понимала её, но всё же, окажись я на её месте, решилась бы просить чьей-то помощи. Хотя, кого можно было о ней попросить, если пытаешься избежать и малейшего внимания единственного сильного, бесстрашного, пусть и большую часть времени – безрассудного человека в этой местности, а прочие не могли бы ничего сделать?       Идея того, что пропадает твой близкий меня пугала, мне было в глубине души жаль Белль, но я была рада, что она, невзирая ни на что, не отказалась от своих намерений и пошла на риск. Она всё-таки сильная – справиться.       А мне оставалось благодарить судьбу за то, что Гастон не устроил погони, ведь сделай он это, не известно какими бы могли быть последствия.       Гастон с небольшим запозданием, но всё же можно сказать – сразу, понял свою ошибку и это погрузило его в уныние. Он был разочарован тем, что его, казалось бы, грандиозный план не сработал, и теперь не имел представления о том, как изменить ситуацию.       Мы покинули то место, где нас оставила Белль и ушли в ту таверну, где Гастон всегда праздновал свои победы и делился историями с обожателями. Там он чувствовал себя как дома от того, что его любила публика, поэтому очевидно зачем я увела его именно туда, однако настроение моего спутника в лучшую сторону так и не изменилось, он только больше злился, ощущая вкус своего поражения. Он не готов ещё был сдаться потому, что это слишком просто, но и избегал поиска решения беспокоясь о том, что и оно может быть совсем не верным.       Меня напрягало то, что он сейчас не желал ни говорить, ни слушать. Я ещё не сталкивалась с его подобной меланхолией и не могла даже предположить того, о чем он думает, а мне не нужно было того, чтобы Гастон, “обдумав всё”, пошел на очередное безрассудство и этим себе всё испортил. В мои планы это не входило.       Дни сменялись днями, но ничего не изменялось. Он был всё также хмур и игнорировал мои попытки оказать какую-либо помощь его делу. Казалось, то, что Белль никак не появлялась, заставляло все его великолепные идеи рассыпа'ться пеплом и всё было так до того, как однажды вновь случился вечер и Гастон решил заговорить со мной о произошедшем.       – Не говори о том, что я допустил ошибку, это я и сам осознал, ЛеФу…       – Я и не стану. – заметила спокойно я, понимая – он иначе не продолжит и зная, что ему говорить имеет смысл, а что совершенно бесполезно.       – Кто же мог знать, что она всё воспримет так? Кто мог? Какой толк от того, что она сама свою мать искать пойдёт? Я предложил ей идеал, дал возможность, чтобы получила два в одном, а она…!       – Спокойнее, Гастон. Всё не так плохо, она знает свои силы – она вернётся.       – Я предложил ей со мной безбедную жизнь как у всех и даже лучше, предложил ей свою помощь – помощь того, кого не сокрушит никакое дело, а она предъявила отказ! Как понимать это, ЛеФу?!       – У тебя ещё будет шанс, Гастон. Всегда можно найти решение…       – О! ЛеФу, не могу поверить, что слышу что-то разумное от тебя! Это великолепная идея и знаешь почему? – раздался снова зычный голос Гастона, настроение которого лестью было не так сложно поднять, даже не дослушав моих слов.       – Почему? – задала в пустоту вопрос я, прекрасно зная, какой эффект от этого могу получить, и продолжая держаться своей роли. – О, мне ли не знать почему!       И я запела простую, незамысловатую песню, которая просто не могла не заставить его воспрянуть духом. Может быть я не профессионал в сфере пения, но разве так много нужно для того, чтобы петь хорошо? Её подхватили другие, а это для меня и для него значило многое.       – Никто не так хитр, как Гастон,       Никто не так быстр, как Гастон,       Нет шее толще, чем та, какой обладает Гастон,       Ведь нет мужчины в стране и в половину прекрасней чем он.       Превосходнейший образец здесь лишь он,       Можно спросить и Тома, и Дика, и Стэнли, на чей стороне желал оказаться бы он.       Гастон! …       Его поклонники пританцовывали, я забралась на стол и старалась двигаться в такт музыке, а он сам всеми силами демонстрировал правдивость звучавших слов.       Эта бравая хвалебная песнь, главным голосом которой была всё та же я, разносилась и за пределы небольшой, украшенной Гастоном рогами, таверны.       Казалось, ничто не могло нарушить этого духа общности и веселья, но внезапно с порывом не по-летнему зимнего ветра сюда ворвалась запыхавшаяся Маурин. Волосы её были растрепаны, на лице читалась тревога, граничащая с ужасом.       Мне стало не по себе от того взгляда, которым она окинула всех присутствовавших.       – Мне нужна ваша помощь! Мне нужна помощь! Она похищена! Белль, моя дочь была похищена! Её похитило ужасное чудовище!       – О чём это Вы? Вы, случаем, не потеряли свою голову на ярмарке или в лесу? – насмешливо, даже слегка вальяжно произнёс Гастон, за что я одарила его почти гневным взглядом и честно – не будь мне дорог мой план – ударила бы под дых (выше мне не дотянуться).       Ставить под сомнение чужое несчастье просто не допустимо!       Раздался заливистый смех со стороны всех присутствовавших при разговоре знакомых охотника.       – Но я не шучу! – возмутилась Маурин, которую так и не покидал страх, отчаянно нуждаясь в том, чтобы быть услышанной.       Толпа вновь залилась громовым смехом.       Я молчала и внимательно слушала, стараясь разобраться в ситуации и представить, что будет нужно сделать дальше; тем не менее понимая и их позицию: Как можно было воспринять в серьёз то, чему мало веришь, тем более, если весть принесла учёная-механик, воспринимаемая как сумасшедшая местными.       Однако, не прошло и минуты, как в дверях появилась Белль с волшебным, блестящим на свету серебром и окутанным клубящейся зеленой сверкающей, магией зеркалом.       – Я не была похищена, он не причинил мне вреда. – заявила уверенно девушка. – Чудовище реально, но он добрый и заботливый…       – Белль! Это так, Белль? – взволнованно, хватая дочь за руку, спрашивала её мать.       – Так значит – Чудовище! – произнёс, четко выговаривая каждое слово, Гастон, вырывая из рук Белль волшебное зеркало. – Мы уничтожим его, чтобы он не мог причинить тебе никакого вреда!       Чувствовало моё сердце – всё это не к добру.       – Послушайте её! Услышьте мою дочь! – просила Маурин, но его было уже не переубедить.       – В таком случае, он много лучше тебя, Гастон! – ответила на его выпад девушка.       – Нельзя влюбляться в чудовищ! Мы его уничтожим!       Толпа победоносно поддержала клич своего предводителя: “Да, мы это сделаем!”       – Ты чудовище, не он! – гордо, но в самом деле – пытаясь сдержать подступившие слёзы провозгласила Белль.       Мне хотелось поддержать её, но сейчас я и этого сделать не могла.       Я подбежала к уже приготовившимся рыдать об отъезде своего героя на опасную миссию сестрам Бимбетт, чтобы поделиться с ними частью своего плана. Если бы что-то пошло не так, я не смогла бы решить проблему одна, поэтому пришлось проявить предусмотрительность.       У меня был свой резон обратиться к ним, а у них свой согласиться с тем, чего я от них могла просить, ведь им не придётся сидеть и просто ждать, пока их ненаглядный вернётся, и удастся поучаствовать в действиях, а у меня будет возможность повернуть ход событий так, как мне того нужно.       Уговорить их не составило труда, поэтому я успела присоединиться к Гастону, когда он ещё не успел меня потерять.       Мы двинулись в путь по ночным улицам с факелами в руках. Кони сначала дробно цокая копытами уверенно шли по городским дорогам, вымощенным камнем, потом стали слегка замедляться, продвигаясь по вязкой грязи леса, плавно перешедшей в плотный снег на подходе к замку. Горожане, следуя примеру Гастона громогласно несли вместо знамени песню уничтожения злодея, это предавало им сил и уверенности в скорой победе, однако сказать, что всё было просто, равносильно было – солгать.       Войдя в замок, мы столкнулись с атакой оживших предметов. Я не могла отделаться от мысли, что уже видела когда-то прежде то, что вижу сейчас, поэтому только больше была убеждена, я не должна ни с кем драться.       Стэнли, или кто-то другой всё из той же знакомой мне тройки увальней: Том, Дик и Стэнли, к которым порой присоединялся Ги, не могу сказать точно кто, он находился слишком высоко, чтобы видеть, стал скидывать с перилл предметы, поэтому только поймав их, объяснив, что я не приспешник того Гастона, какой он сейчас, а того, каким он может стать, и опустив их на землю я смогла отыскать того на крыше одной из самых высоких башен.       – А вот и ты, Чудовище. Готовься быть уничтоженным! – обратился, зловеще улыбаясь, Гастон, проследовавший туда за оппонентом.       Я встала между ними, на самом деле мало рассчитывая на то, что так смогу предотвратить битву. Мой спутник резким движением отодвинул меня в сторону, и я была вынуждена уйти, подав сигнал своим помощницам, переданным мне волшебным зеркалом.       – Ты не посмеешь, дикарь! – прорычал в ответ Чудовище и это было последним, что я слышала из их разговора.       Я бежала вниз по винтовой лестнице, зная – у меня наверняка остаётся мало времени и остановилась у окна на втором этаже замка. Мне пришлось свистом призвать своего коня так как я боялась не успеть, а он появился как всегда без промедлений, поэтому мне осталось лишь спрыгнуть ему на спину и умчаться в нужном направлении.       Клодетт, Лоретт и Полетт были напуганы и держались друг за друга дрожа как на ветру листочки осины, но, к счастью, оказались на месте, в открытой повозке с покрытым тканью мягким настилом, вовремя. Я сместила возницу, спрыгнув с коня на козлы, и слегка передвинула наше средство передвижения, поэтому нам удалось смягчить падение и почти целый и невредимый Гастон был “в наших руках”.       Он прибывал в беспамятстве, поэтому дело оставалось за малым, доставить его домой и убедиться в том, что жизни его ничего не угрожает. Сестры всю дорогу лили слёзы, поэтому мне пришлось прикрикнуть на них, чтобы не тревожили ни его ни меня, потому, что в этом не было ничего хорошего.       К утру мы были снова в городе. Оказавшись в окрестностях своего дома (в его дом Гастона доставлять не было никакого смысла, там, кроме одного слуги, его никто не ждал и уж о медицинской помощи никакой речи и тем более быть не могло), я запрягла в повозку своего коня, всё это время следовавшего за нами, кивнула ему, давая понять, куда он должен двигаться и пересела на того, что изначально вез повозку, сказав сестрам – я знаю, что делаю.       А я сама позаботилась о том, чтобы добраться домой раньше, чем это сделают они, чтобы иметь возможность переодеться и встретить их на входе, не вызывая никаких подозрений. Это было совсем не сложно, особенно принимая во внимание то, что я проделывала такой трюк уже бесчисленное множество раз.       – Мадемуазель Шарлин! Прошу прощения за беспокойство, но мадам и месье ЛеФу сейчас отсутствуют, поэтому не могли бы Вы уделить внимание пришедшим…? – обратился ко мне предварительно постучав в дверь Франс.       – Конечно, Франс. Мне даже кажется – я знаю, кто это мог бы быть. – ответила я и поправив верхнюю юбку пышного платья вышла к нему.       – Я рад, что Вы вернулись, юная леди, особенно учитывая обилие событий прошлой ночи. Знаю, Вы не могли остаться в стороне от того, что происходило в зачарованном замке, поэтому Вы заставили нас поволноваться. Пришлось объяснить слугам, что вы уехали на охоту и решили переждать ночь в тех окрестностях, чтобы не случилось паники. – сказал он и поправил бант в моих волосах, закрепив парик ещё одной шпилькой.       – Спасибо, Франс, для меня это много значит. – ответила я улыбнувшись.       Вместе мы быстро спустились по лестнице и встретили заплаканных, всё таких же испуганных сестер Бимбетт в дверях.       – Здравствуйте, чем мы можем помочь? – спросила я, понимая, что если в таком виде они меня и узнают, то только от части и это только путает их, а потому решая не раскрывать им своей тайны.       – Гастон! – слезливо, почти горестно, в один голос провозгласили они.       Большего от них и нам с Франсом вдвоём не удалось добиться, поэтому я просто незаметно подала ему знак, чтобы он вышел на улицу, посмотрел и сообщил, что нам нужно будет сделать.       – Мадемуазель, там мужчина в повозке. Состояние между тяжелым и средним. Думаю, эти три леди пытаются сказать, что хотели бы, мы оказали ему помощь.       – Хорошо. Распорядитесь, чтобы его внесли в библиотеку, я посмотрю, что могла бы сделать.       – Будет выполнено.       – Так вы помимо всего прочего лекарь? – спросили меня девушки, на момент переставая рыдать.       – Можно и так сказать. – ответила я, а они снова принялись за своё.       К счастью, Франс снова пришел мне на помощь и сказав, что мне не стоит мешать при работе с пострадавшим, элегантно выпроводил Клодетт, Лоретт и Полетт за дверь.       Как выяснилось, с Гастоном не случилось ничего серьёзного – растяжение плеча, много мелких царапин, синяков, ушибов и ссадин, удивительно при том, из каких передряг он выходил совсем невредимым, но не удивительно, учитывая то, кем были его противники – Чудовище и высота.       После того, как я поднесла к его носу уксус, Гастон пришел в себя.       – Кто Вы? Что это за место и как я здесь очутился! Я же участвовал в величайшей битве… - начал он, но слова его обратились в затяжной стон, когда он попытался подняться.       – В величайшей битве, никто не победил, на сколько мне известно. – сказала я, осознавая, что он не узнаёт меня в таком виде и в данный момент, быть может, даже не хочет узнавать.       – Но это невозможно!       – Возможно, но сейчас я не могу всего сказать. Попрошу не двигаться, чтобы не случился болевой шок.       – Это не объяснение ситуации, мадемуазель как вас там! Не знаю Вашего имени…!       – Гастон! Не так следует обращаться с леди!       – Вы прямо как моя лучшая подруга ЛеФу! На всё у Вас своё мнение!... ЛеФу?       Втайне я торжествовала, заметив, что он наконец начал видеть меня в той, кто сидела рядом с ним. Он медленно начинал понимать, что именно происходит, принимать порядок вещей.       – Да? – спросила его я, словно ничего не произошло и продолжила. – Чем я могла бы помочь?       – Ты выглядишь… Ты выглядишь по-другому! Что здесь, чёрт возьми происходит? Объясни мне хоть что-нибудь наконец!       – Во-первых, попрошу не грубить потому, что здесь тебя могут слышать и уверяю, найдётся множество тех, кому такое обращение со мной не понравится, во-вторых, ты находишься у меня дома, а в-третьих именно потому, что в битве не оказался победителем никто, ты пострадал и оказался здесь.       Вот теперь всё начинало меняться, мы находились на равных, и я могла свободно предпринимать всё, что было необходимо для осуществления плана, выверенного до последней детали.       – И это всё, что ты можешь сказать? Я думаю, есть ещё много всего, что нуждается в пояснении!       – Pourquoi?       – Я не понял, что ты сказала, можно как-то понятнее?       – Да. Ты и до этого знал кто я, пусть и не мог, вероятно, представить меня такой, но за всем этим я та же, что прежде, так что не вижу причин этого объяснять – в моём обществе принято носить такую одежду, нравится мне то или нет и стандартам приходится соответствовать. А если хочешь знать, что произошло прошлой ночью – ты не стал меня слушать и ввязался в неравный поединок с Чудовищем, я знала, чем это закончится, поэтому заранее привлекла к сотрудничеству сестер Бимбетт, как единственных твоих верных поклонников, готовых пойти за тобой и в огонь, и в воду, только чтобы тебя подольше видеть, не бывших задействованными в операции. Ты рухнул с башни, а мне при их помощи удалось тебя поймать, а после всеми правдами и не правдами мы обеспечили доставку тебя сюда. Я осмотрела раны – ничего серьёзного, но все эти повреждения не особенно совместимы с твоим образом жизни – с охотой и драками, поэтому стоит выждать время, прежде чем приниматься за старое. – объяснилась я.       – То есть у тебя всё было сразу схвачено? А почему мне ты этого не удосужилась сообщить?       – Я сообщала, да только ты был слишком занят собственными мыслями, чтобы слушать!       – А как же Белль!? Она ведь оказалась в лапах этого ужасного Чудовища!       – Чудовище пало, Гастон, но обратилось принцем, каким было когда-то прежде. Его судьбой с самого начала была Белль. Она сняла проклятье. Мне рассказал об этом Франс, а он не мог солгать. Белль сегодня выходит замуж, ты и действительно не был парой ей.       – То есть ты хочешь сказать – это изначально был провал!       – Именно так, но ты не хотел этого заметить. – сказала я и взяла в руки книгу, чтобы отыскать рецепт для лекарства, которым можно было бы в краткие сроки залечить раны Гастона, пусть излечить его пострадавшее самолюбие мне сейчас было и не под силу.       – ЛеФу, что это ты делаешь?       – Знаю, скажешь – девушке не до’лжно читать, но не делай такой удивленный вид. Если ты этого и не знал, то мог догадаться. И сейчас кроме меня некому тобой заниматься! Люди готовятся к королевской свадьбе, высшему обществу тоже в основном не до этого, а слуги мало знакомы с медициной, я же могу улучить момент и оказать тебе помощь.       Я хотела добавить: “Буду рада, если ты проявишь ко мне благодарность.”, но этого не потребовалось.       – Спасибо. – ответил он, даже искренне, чему я была бы удивлена, если бы не знала, что где-то в нём хранилась не похороненная, живая вполне ещё совесть. Для меня удивительным было лишь то, что она проснулась так рано и мне не пришлось её вызывать.       Это - хороший знак.       Шло время, и Гастон с большим удивлением всё больше обнаруживал того, что раньше никак не замечал во мне. Он встал на ноги и больше не нуждался во мне как в самопровозглашенном враче-самоучке, я как и прежде сопровождала его всюду, куда бы он ни пошел, но наконец изменилось ко мне его отношение. Стал пропадать навсегда тот заносчивый, самовлюбленный, самодостаточный охотник и на месте его появлялся хороший действительно человек. Во многом он не изменился – он не стал умнее, пусть и приобрел какую-то мудрость, не прекратил лезть на рожон без причины, но тем не стал оценивать свои силы, остался любимцем и авторитетом публики, с легкостью восстановившись на своей позиции, но стал более надежным, по делу решительным.       Со мной же он стал обходительнее, своего я добилась. Он научился принимать то, что может быть и не прав, согласился с тем, что некоторые решения лучше буду принимать я, перестал считать низостью или чем-то постыдным обратиться за помощью.       Может я и не Белль, но в нашем доме он стал частым гостем и даже принял факт того, что я по его прихоти не перестану читать, более того, стал иногда присоединяться ко мне и причитал, когда чего-то из написанного не мог понять или осознавал, что в моих книгах чаще всего нет картинок. Чем-то я всё же смогла привлечь его внимание.       Не простая цель, не просто полученный результат.       Гастон приходил на устраиваемые у нас баллы, его можно было и не приглашать, никто не мог бы ему воспрепятствовать и не подпускал никого танцевать со мной, а это что-то да значило.       – Ты снова в своём тортообразном наряде. Не надоело?       – Dura Lex, sed Lex.       – Ты издеваешься надо мной?       – Ты и сам знаешь, раз тебе вспомнилась эта фраза.       – Знаешь, я уже начинаю сомневаться не сном ли вся моя жизнь была, ЛеФу… Или здесь мне стоило бы тебя звать Шарлин?       – Это как посмотреть, и уж такую малость я могу предоставить тебе решать. – улыбнулась я.       – В таком случае, может согласишься стать мадам Гастон или мне нужно будет тебя завоевать? – заметил, вздергивая бровь он.       – А как же: “Я женюсь на самой прекрасной девушке средь всех других”?       – Я могу ошибиться в словах, но кажется ты сама говорила: “Красота в глазах смотрящего.”, разве не так?       – Что ж, мне нужно подумать. – наигранно произнесла я, кружась с ним в очередном танце, в котором в ритм я просто не могла не попасть потому, что вел он, не давая мне шанса сделать неверных движений. – Как на счёт того, чтобы вместе фамилию поменять?       – Не знаю. А к чему вопрос?       – ЛяФламм… Гордо звучит, не правда ли?       – Соглашусь, пусть и что это значит не имею чести знать.       – Когда-нибудь могу тебя просветить.       – Хорошо, но не уверен, что тебе это удастся. Так что ты скажешь?       – Ну, если в своих намерениях ты абсолютно уверен и больше ни с кем никогда не станешь бороться за Белль и ей руку, а также соблаговолишь извиниться пред ней.       – Я больше чем просто уверен и выполнить эти поручения не сложно! Думаешь такому парню как я не под силу такая простая вещь?       – Не зазнавайся, Гастон! Мы уже говорили об этом. – аккуратно заметила ему я.       – Хорошо, я тебя понял. Но всё же, думаешь, я не смогу сделать этого для того, чтобы заполучить руку леди?       – Хорошо, но знай, ради получения разрешения даже на обручение тебе нужно просить разрешения моего отца.       – Я и сам догадался об этом, поэтому не без гордости могу сказать, дело сделано, я получил его разрешение, а всё перечисленное тобой хоть сейчас готов исполнить. Так что ты мне ответишь, ЛеФу?       – Мммм… Даже не знаю. Я ничем, кроме согласия на этот вопрос и не могла бы ответить. – заключила я, зная, что мне некуда спешить, он от меня не отступится, для этого я слишком многое сделала, но не желая чересчур медлить.       – Мы снова были на балу вместе с ним у вас сегодня и знаете, всё окончательно встало на свои места. Я и правда бывала здесь раньше, когда была совсем маленькой, не на много младше Чип, поэтому вы мне так знакомы. Гастон и действительно извинился перед Белль, и та была едва ли не застигнута врасплох произошедшими в нём переменами, более того, выяснилось, что Принц Адам некогда был его другом, но это было так давно, что большого труда стоило вспомнить. Так что можно сказать – не только Белль смогла увидеть человека в чудовище. Такова моя история. – закончила девушка и тряхнула головой, чтобы убрать челку с глаз.       – Это не вероятно, mon chère! Je ñ'ai pas de mots! – восхищенно заметил Люмьер, который даже представить не мог, что всё могло быть так.       – Это было здорово, правда, ведь, мам? Только… - поддержала его девочка.       – Да, милая. Только Дядя Люмьер слегка слукавил, рассказывая нашу историю, но это не страшно, ведь он не мог знать всего. Да и никто не мог бы всего знать. – согласилась с ней мать.       – Спасибо, что поделились с нами тем, что важно для Вас, Шарлин. Мы действительно ценим это и искренне надеемся на то, что Вы будете счастливы и в дальнейшем. – обратился к новой знакомой рассказчик.       – И вам могла бы пожелать только этого. На самом деле это я должна вас благодарить за то, что выслушали мою исповедь, пусть это и не исповедь одинокого поэта. Я рада, что это было интересно.       – А когда у Вас будет свадьба? – спросила воодушевленно Чип.       – Не знаю, для того, чтобы обдумать это, нужно время. Мы обручились лишь несколько дней назад, поэтому сейчас ещё рано говорить об этом, но придёт и день произнесения клятв точно могу сказать это.       – А сейчас всем нам стоит слечь спать, чтобы встретить новую историю в завтрашний вечер. – заключила Миссис Поттс, беря дочь к себе на руки и не терпя возражений.       – Можете прийти к нам и завтра, если Вам того бы хотелось. – предложил ЛеФу, улыбаясь в усы Люмьер.       – Конечно я приду слушать вас завтра, если это будет возможно, месье, ведь вы, как говорят, всё же “хранитель историй всех”. - ответила ему она, улыбаясь в ответ.       Она уходит из зала за Чип и Миссис Поттс вслед, а Люмьер неспешно поднимает с пола подсвечник, тушит свечи и выходит.       Мать и дочь ждали его, чтобы вместе пройти наверх.       – Врата в Париж.       Уже близко ночь…       Из смеха ночь,       И из мечты. – мурлычет он себе под нос, и они скрываются в темноте.