Непотопляемая Леди

      Чем старше он становился, тем больше ему доверял Стоукер. Зигрейн давно разгадал задумку приемного отца: его собственная ценность заключалась в идеях, в способности смотреть на вещи шире, не идти проторенным путем, пользуясь чужими наработками, а искать собственный, изобретая новые заклинания и приемы в магии. Брейн еще тогда сумел увидеть в нем этот потенциал и захотел привязать к себе талантливого мальчишку, стать для него константой, но чем больше проходило времени, тем больше мужчина привязывался сам — это работало в обе стороны.       Фернандес, безусловно, ценил все то, что делал и делает для него приемный отец, но все равно никому и никогда он не доверялся полностью — урок, который преподала ему восемь лет назад сама жизнь, он выучил на отлично.       Летние каникулы завершающего курса в Академии стали знаковыми: Брейн, наконец, дал ему полный доступ в лабораторию Бюро. В последние дни весны опекун прислал записку с всего лишь одной фразой: «Она у меня!» Парень ликовал — наконец-то удалось достать кровь дракона. Он не знал, чего стоило добыть тот фиал, но понимал, что это было непросто. Больше Красная Колдунья не будет иметь над ним власти! Он надеялся, что окажется прав в своих предположениях: за последние годы Зигрейн освоил все, что сумел раскопать в школьной библиотеке, в архивах Совета магов и Бюро совершенствования магии, прочел все книги, что сумел достать Брейн об этой субстанции и драконах. Многое приходилось додумывать, часть информации была неточна и обрывиста, так что потрудиться пришлось неслабо.       Оставалось уповать на то, что драконьей крови и пары разработанных заклятий окажется достаточно, чтобы избавиться от подчиняющей магии Красной Колдуньи. Слава всем богам, что за эти годы она ни разу не попыталась завладеть им. Видимо, Брейн оказался прав и маленький раб оказался ей не интересен, но надеяться на это и дальше было бы слишком беспечно.       Эксперимент прошел удачно. Правда, пережить такое повторно Зигрейн бы вряд ли решился. Несмотря на высокий болевой порог, вытерпеть столько боли разом было невероятно трудно — он думал, что сойдет с ума. После нанесения маслянистой густой драконьей крови поверх старого узора ничего не изменилось, но как только Брейн применил первую из разработанных печатей, Зигрейну показалось, что у него на живую ковыряются в глазу. Он крепче стиснул зубы и вцепился в ремни, удерживающие его на столе. После второй печати от правой глазницы прямо под кожей будто стали разбегаться ядовитые многоножки, которые водились на Райском в глубоких скальных разломах — их укусы были крайне болезненными, но хуже всего было, когда эти твари забирались под кожу и прогрызали плоть. И он заорал. Боль вгрызалась прямиком в мозг не хуже хитиновых гадин, обжигала и выкручивала все нервные окончания — он словно горел в огне.       Все прекратилось рывком. Неприятные ощущения схлынули, будто и не было, оставив после себя лишь слабость и слабое тянущее чувство справа на лице.       — П-получ-чилось?.. — просипел парень, пытаясь отдышаться.       Отец кивнул, молча помогая ему приподнять голову и напиться воды.       — Ты молодец. Отдыхай, — улыбнулся ему Брейн, отстегивая ремни, — а я пока запишу результаты в лабораторный журнал.       Зигрейн едва заметно улыбнулся — кому что, а Стоукеру лишь бы эксперименты проводить. Впрочем, он сам тоже недалеко ушел от приемного родителя. Парень устало прикрыл глаза, пытаясь понять изменилось что-то или нет, но все вроде бы оставалось по-прежнему. И если бы не недавняя боль… Впереди еще оставалось контрольное тестирование артефактом, добытым поисковой командой Брейна, но это уже будет завтра… Он незаметно уплыл в сон и не видел, как тепло улыбнулся мужчина, обернувшись и обнаружив подростка спящим прямо на лабораторном столе.       Артефакт, представлявший собой сплетенный хитрым образом налобный обруч, позволял управлять храмовыми статуями для защиты святилища какого-то туземного божка. Давно уже не осталось ни служителей этого культа, ни почитателей самого бога, но золотые статуи — числом ровно дюжина — и золотой же обруч все еще существовали.       После небольшой переделки Брейном управляющего заклятья, стало возможным вторгаться в чужой разум, правда, имелись ограничения по времени, но им хватило бы для проверки и тех возможностей, что были. Приемный отец опустил венец на голову, поправил и спросил:       — Готов?       — Да.       Брейн сосредоточился и пустил магический импульс — тусклый до этого момента металл слабо засветился и на нем проступили символы. Зигрейн пока ничего не чувствовал: ни давления, ни вытеснения, ни сковывающих разум тисков, как тогда — все оставалось по-прежнему.       Получив утвердительный кивок в ответ на вопрос стоит ли продолжать, Стоукер усилил подачу магии. Обруч засиял ярче, и вот тут парень почувствовал холодок и покалывание в татуировке. Ощущения было похоже на то, когда отлежишь руку или ногу. Поморщившись, он поймал встревоженный взгляд отца, но после успокаивающего кивка от сына тот не стал прерываться. В итоге получилось выдержать все три с половиной минуты, которые был способен работать венец, не вредя ни пользователю, ни подопытному. Не идеал, конечно…       — Не думаю, что она станет тратить столько времени, чтобы взломать твою защиту, — словно прочитав его мысли, заметил Брейн. — У нее много приемов и без этого фокуса.       В Академию он возвращался в приподнятом настроении. Настроение улучшилось еще больше, когда Люси прямо после торжественного построения шепнула, что согласна на предложенный им способ увеличить потенциал, но тут же чуть все не испортила своей извечной паранойей. Неужели она не понимала, что он не стал бы предлагать, если бы не проверил все заранее? Впрочем, лишний раз все сверить и разобрать не помешает. Только времени жаль.       На Рождественские каникулы Брейн разрешил ему залезть в лабораторные журналы их проекта, того самого, которые маг вел много лет. Эксперимент был признан удачным, но с оговорками. Выводы были сделаны однозначные: находясь в постоянном стрессовом состоянии, организм носителя, вынужденный постоянно выживать, лучше вырабатывает магию, она будет мощнее и стабильнее, чем волшебство обычных детей. Затем исследователи пошли дальше, начиная пичкать контрольную группу изучаемых препаратами, облучая и совершая еще много разных экспериментов над детьми.       Зигрейн читал, а перед глазами будто наяву появилось белое помещение, яркий свет, резкий запах и множество взрослых, мучивших его то болезненными уколами, то разрядами магии. В приложении к этому журналу находилась копия доклада, написанная рукой Брейна: «Методика открытия второго источника». Едва увидев название, парень сразу вспомнил о Люси. Требования к объекту: не ниже уровня В… печати… поддержка… ритуал… условия проведения… дальше шли значения и формулы. Он еще раз внимательно перечитал методику и понял, что в руках у него настоящее сокровище.       Все каникулы и часть весны он потратил на то, чтобы рассчитать ритуал именно под Люси, и перед отъездом из Академии предложил ей попробовать. Согласия сразу он и не ждал, но Хартфилия обещала всерьез подумать.       Все должно было случиться в первый день зимних каникул — большинство учеников отправились на рождество домой, кроме разве что восьмикурсников, продолжавших в это время подготовку к выпускным экзаменам. Академия практически пустовала. Не считая преподавателей и учащихся их курса, им никто не сможет помешать… Он специально долго ходил и приглядывался, выбирая наиболее подходящее — тихое и укромное — место подальше от жилых помещений. Скрыться с глаз наставников в первый день каникул, когда многие позволили себе отсыпаться, не составило труда.       Зигрейн мандражировал. То ли от того, что ритуал был сложным, а проводить его придется чуть ли не на коленке, без предварительной подготовки и в ненадлежащих условиях заброшенной комнаты (мансарда на чистую и сверкающую новейшим оборудованием лабораторию Бюро исследования не походила совсем), то ли от того, что объектом будет Люси. А ведь он умолчал, что для нанесения магического конструкта, запускающего процесс, ей придется обнажиться… И уже это жутко смущало его самого.       Разумом он понимал, что стоило рассказать об этом нюансе заранее, но девушка часто затягивала принятие решения до последнего, а провести ритуал нужно поскорее — откладывать дальше было опасно. Он изначально рассчитывался на организм, еще не достигший пика физических возможностей, соответственно, на взрослых индивидов действовал уже не в полной мере. После двадцати лет прогресса почти не было, а после двадцати трех-двадцати пяти восемьдесят процентов испытуемых погибали. В то, что они увидятся после школы, Зигрейн не верил: он будет трудиться в Бюро, а она — сиять во дворце, а значит, это последняя возможность все провернуть. Если бы она доверяла ему чуть больше…       Хартфилия тоже заметно нервничала, ежась и зябко передергивая плечами. Слава всем богам, что девушка, разозленная бесцеремонным приказом раздеваться, не заметила его реакции. Искреннее возмущение позабавило и отвлекло, что позволило ему все-таки взять себя в руки и сосредоточиться на предстоящем ритуале.       — Мне нужно будет нанести на твое тело магический конструкт для активации процесса. Только на вербальном уровне заклинание такой сложности я пока не потяну, а ошибиться… не хотелось бы.       Люси смутилась еще больше, щеки покраснели и она смешно засопела, но отступать даже и не подумала. Наполовину отвернувшись, она начала быстро снимать с себя одежду. Парень прикрыл глаза и исподтишка наблюдал за ней, стараясь не пялиться совсем уж откровенно. Сдержаться было… сложно. Вот показалась нежная кожа шеи, хрупкие ключицы, мелькнула кружевная полоска белья, впалый живот и тазовые косточки… Движения девушки были резкие, никакого намека на соблазнение, но именно такой она была бесподобна — совершенна в своей злости и решимости получить желаемое. Юбка упала на пол, обнажая стройные ноги, и Люси кинула на него взгляд из-под ресниц, подрагивая от прохладного воздуха.       Зигрейн уже был с женщиной (служанки в небольшом поместье Брейна и те, кто лез к нему в постель в попытке как-то повлиять на опекуна. Фернандес брал все, что ему давали, и тут же забывал про них), но никогда еще он не испытывал такого желания — Люси была особенной. Даже сейчас, стоя посреди комнаты и дрожа от холода и нервов, ее реакция все равно оставалась нетипичной: девушка не пыталась прикрыться, хотя определенно смущалась — скорее, она реагировала на происходящее, как на поход к целителю. Неприятно, стыдно, но необходимо. И все эти загадки, выбивающиеся из границ обыденной реакции, заставляли относиться к ней по-другому. Даже возбуждение немного притупилось, уступая место любопытству.       Едва касаясь, он чертил своей магией символы, старательно отгоняя мысль о том, как ее нежная кожа моментально покрывается мурашками от прикосновений. Линии застывали на коже диковинным узором, повинуясь воле мага и повторяя энергетическое строение…       Ничего более интимного он в своей жизни не испытывал. Соприкосновение волшебства, когда не надо бороться, как в поединке, когда можно просто касаться, проникать друг в друга… Все равно, что пустить кого-то в душу. Зигрейн не знал, чувствует ли Люси то же самое или просто сосредоточенно ждет начала ритуала, но сейчас момент, чтобы отвлекаться, был неудачным.       Усилием воли взяв себя в руки, он предельно сосредоточился на процессе — малейшая ошибка могла повлечь непоправимые последствия. И все же полностью переключиться не удавалось: он не мог удержаться и не смотреть украдкой на вздымающуюся белую грудь, не вдыхать сладковатый запах кожи, не наслаждаться прикосновениями.       Когда процесс нанесения был закончен, оба участника вздохнули с заметным облегчением. Люси буквально сияла кроваво-красными узорами, покрывавшими ее тело.       — Будет больно, — предупредил Зигрейн, пытаясь сдержать нервную усмешку, приложил подрагивающую ладонь к пылающему у нее на груди кругу — прямо напротив сердца, — и пустил магический импульс, активируя печать.       То, что случилось дальше, испугало его до полусмерти. Такого он не мог предположить и в кошмарном сне и только чудом успел среагировать, крепко зажимая рот ладонью, которую Люси тут же прокусила до крови. Навалившись на бьющуюся в конвульсиях девушку, он крепко сжимал ее, стараясь не дать навредить себе. В тот момент единственное, что было важно — уберечь, не дать ей рассадить голову о жесткий пол или расцарапать себе лицо. Мысли скакали в попытках понять, что могло пойти не так и как все это исправить. Да, ритуал предполагался не из приятных, но не настолько… По крайней мере, боль должна была быть в разумных пределах, терпимая, а не такая, когда срываешь голос. Уже прошло почти две минуты, а печати все еще горели на коже — значит, процесс еще не завершен. Почему так долго? Неужели все дело в том, что Люси на пороге совершеннолетия?.. Нет, наверняка что-то другое, вот только что? Сосредоточиться и успокоиться было неимоверно трудно.       Зигрейн сел поудобнее, завернул Люси, слабо подрагивающую от проходящих по телу судорог, в одежду и крепче прижал ее к себе. Было тоскливо и страшно. Что, если он сделал только хуже? Он не сможет себе простить, если для нее все закончится неудачно. Еще через некоторое время девушка разом обмякла в его руках. Подрагивающими пальцами он прикоснулся к шее, пытаясь нащупать пульс и облегченно выдохнул, когда почувствовал мерное биение под кожей.       Она не приходила в себя почти полчаса, так что Зигрейн уже извелся, но даже и не подумал выпустить ее из рук, прижимая к себе, согревая теплом собственного тела и гладя по волосам. Так он и просидел, пока она не очнулась:       — Ты не… говорил… что будет так… больно…       — Я н-не з-знал, — заикаясь, пробормотал он и тут же поспешил узнать самое главное. — Ну что? Чувствуешь какие-то изменения?       — О, да, — тихо сказала она, выныривая из кратковременной медитации, и довольно улыбнулась.       Стоило Люси прийти в себя, как и ее магия раскрылась шире, будто тоже очнулась ото сна. Ощущения от ее волшебства не изменились, но, пожалуй, стали много ярче, насыщенней. Девушка неловко поднялась и стала быстро одеваться, он же поспешил отвернуться.       Настроение стремительно катилось вниз. Когда желаемое оказывается так близко, буквально в руках, а потом снова отдаляется, и нет ни малейшей надежды, что что-то изменится — это больно. Пропасть между ними велика, а после выпуска станет еще больше, так что глупые мечтания — пустая трата времени.       Подготовка к экзаменам занимала большую часть суток, и если бы не восстанавливающий тоник, то он бы падал от истощения и засыпал прямо на ходу. Даже гениальным мозгам требовался отдых, но Зигрейн, желая отвлечься от пленяющего его разум образа, загружал себя по полной.       Выпускной бал прошел практически мимо юноши. Полученные накануне от отца досье, которые нужно было срочно изучить, вкупе с запиской о том, что работать ему предстоит не в Бюро, а в Совете, хоть и подпортили настроение, но ни на что не повлияли — деваться было некуда. А еще факты из чужой жизни неплохо отвлекали от мыслей о неизбежном расставании — пришлось срочно заучивать привычки и предпочтения важных персон, и весь бал прошел в скучных беседах.       Драгоценные на финансирование лишними никогда не бывают, а получить их будет легче, если он займет должность в Совете. Это было понятно и объяснимо. Тем более, как оказалось, все давно было обговорено со всеми заинтересованными сторонами: почтенный Яджима именно для этого и не оставил свой пост в прошлом году, в обмен на поддержку и некоторые преференции согласившись придержать место для Зигрейна и подготовить его, как своего преемника.       Едва Зигрейн прибыл с бала и встретился с Брейном, тот огорошил его очередным секретом, которые у приемного отца, кажется, не переводились. Как оказалось, у Стоукера была карманная Темная гильдия, если следовать определениями, принятым в законодательстве Фиора. На деле шестеро магов занимались нелегальной добычей опасных и не очень артефактов, книг из частных библиотек, а также раскапывали гробницы и клады. Зигрейн подозревал, что и кровь дракона из Аракиташии приволокли именно они. Шестеро Просящих.       Этими шестерыми оказались его бывшие друзья с острова — сейчас они представляли собой хорошо сработанную боевую группу, не брезговавшую выбиванием мзды из мелких Темных гильдий для финансирования частных проектов Брейна.       Неприятно было осознавать, что, не прояви он тогда все свои способности, сейчас не собирался бы умостить свою задницу в теплое кресло одного из членов Совета, а лазил бы в такой глуши, куда дракон костей не заносил, надрываясь на благо заказчика.       Нет, все-таки ему повезло — если бы не собственное упорство, талант и мозги, быть бы ему сейчас с ними, терпеть голод, холод, жару и прочие неприятности в попытке достать заказанное Брейном.       Отчеты группы пестрели упоминаниями аномальных зон, реликтовых чудищ, просто монстров, столкновениями с другими охотниками и черными археологами — в общем, жизнь у Шестерых Просящих была интересной, наполненной приключениями, но недолгой. Из девятерых их осталось всего шесть с половиной (причем двоих из этой шестерки он не знал). И оставалось уже долгое время, благодаря чему они и получили свое прозвище, а также звание одной из трех сильнейших Темных гильдий Фиора.       Брейн досадливо морщился, когда рассказывал о них. Одной из приоритетных задач, над которыми Зигрейну предстояло работать, было заметание следов за не слишком аккуратными исполнителями. Уж слишком много внимания привлекали к себе бывшие узники Райского острова.       За годы, что он не виделся с бывшими друзьями, с теми произошли некоторые изменения. Брейн не без гордости рассказал, что в одном из рейдов удалось заполучить драконью лакриму и самый бесполезный из его приобретений, Эрик, обзавелся этим чудо-имплантом, превращающим посредственный материал в невероятного по силе мага. Удивительнее всего в том эксперименте было то, что Эрик сумел выжить и эволюционировать. Теперь он был сильнейшим — как-никак единственный Убийца драконов в группе. Побочной способностью у Эрика стала возможность понимать рептилий и улучшившийся слух.       После череды экспериментов он даже обзавелся питомцем. Правда, питомец оказался… не совсем животным. Еще одна девочка с острова, Кинана, не справилась с изменениями, спровоцированными учеными в лаборатории — эксперимент вышел из-под контроля и она превратилась в змею. Навсегда. Больше экспериментов по получению Убийц драконов не проводилось, но Зигрейн не сомневался, что попади в руки приемному отцу еще лакримы — Брейн бы не остановился.       Малышка Сорано, запомнившаяся ему робкой и всем сочувствующей девочкой, сильно изменилась. Она раздобыла аж три золотых ключа, самым ценным из которых был зодиакальный ключ Близнецов, способный создавать идеального, не отличимого от оригинала человека, двойника, хотя и Скорпион, и почти бесполезный с боевой точки зрения Овен тоже были неплохими приобретениями. Она же, по словам Брейна и должна была стать связной в Эре, где уже два года обреталась под своим именем в гильдии Синяя Роза. Правда, получать отчеты и осуществлять контроль Зигрейн должен был через незнакомого мага — Хотея, который также выполнял функции казначея и куратора, приглядывая за боевиками.       Остальные же ни мозгами, ни успехами не блистали, но, работая в группе, могли стать серьезными противниками. Последняя была Зигрейну совершенно не знакома — какая-то Шерри с магией кукол. Видимо, она была из той, другой группы, о которой упоминала Уртир, ведь сам он знал всего четверых.       Брейн приложил много усилий, чтобы из того балласта, которым те когда-то были, воспитать приличных магов и сплоченную боевую команду, непрерывно снабжающую его драгоценными для частных исследований и прочими нужными вещами. Короче, приемный отец сильно вложился в этот проект, а вложения требовали постоянного присмотра.       В обязанности Зигрейна входило отслеживать и при необходимости подчищать за придурками, а также выполнять условия соглашение с Яджимой. Также перед тем, как отправлять его в Совет, в этот гадюшник, Брейн дал ему примерный расклад сил и ту информацию, которой владел сам.       Грязи хватало… Что говорить о рядовых членах Совета, если сам председатель Кроуфорд Сим ел с рук у Тартаросов, у двух из трех сильнейших темных гильдий Фиора были покровители, проталкивающие некоторые их интересы в Совете и попутно прикрывающие то, что удавалось, а между самими Темными гильдиями был заключен пакт о ненападении и поделены сферы влияния? Попасть в Систему и не замазаться было невозможно. Даже Оуг Мичелло, со всех сторон вроде бы положительный маг, к удивлению Зигрейна оказался главой Сердца Чернокнижия и именно он стоял за Уртир Милкович. Теперь становилось понятно, кто стоял за событиями в Райской башне и мог приказывать Брейну.       Также он получил неоценимый совет — не считать себя умнее всех и не недооценивать стариков. Какими бы дряхлыми развалинами они ни казались, эти мастодонты от политики не утратили со временем ни живости ума, ни хватки — при желании могли оттяпать руку по локоть и сильно осложнить жизнь. Ссориться с ними не рекомендовалось категорически, наоборот, прислушиваться к советам и держать ушки на макушке.       С первых же дней работы в Совете, когда он получил доступ к секретным документам, ему открылась такая бездна… что он сразу же и навечно преисполнился отвращения к этой организации. Даже то, что ему рассказал Брейн, терялось на фоне новых открытий: Совет человеколюбием не страдал, и за каждой страничкой сухого отчета крылись сотни, если не тысячи загубленных жизней — эксперименты, древние темные артефакты, то тут, то там возникающие культы различных богов, Зерефа и прочих демонов, для которых требовались человеческие жертвоприношения; экологические и магические катастрофы, неправомерные и несвоевременные решения, влекущие за собой многочисленные жертвы, как, например, случай почти двадцатилетней давности с пробудившимся Делиорой. Если когда-нибудь найдется кто-то, способный уничтожить это… этот рассадник зла — он пожмет герою руку.       Тем больше Зигрейн был удивлен, наткнувшись на Люси, сидящую в одном из кабинетов в отделе Уртир, обложившись кучей бумаг. В ответ на закономерный вопрос, Хартфилия, недовольно дернув плечом, процедила пару фраз о разногласиях с отцом, но полный боли, злости и разочарования, исполненный решимости доказать взгляд сказал ему о многом.       Точку зрения Джуда Хартфилия Зигрейн понять никак не мог: зачем тратить огромные средства сначала на то, чтобы вкладываться в репетиторов, затем устроить дочь в престижное учебное заведение, дождаться получения ею профильного образования, чтобы потом что?.. Выдать сразу после выпускного замуж? Это единственное, что приходило ему в голову. И единственное, что могло взбесить обычно уравновешенную Люси. Пусть она и любила магию всем сердцем, но собиралась все свои силы посвящать компании отца.       Такого расточительства Зигрейн не понимал. Какая бы специализированная подготовка ни была в Академии, если потом не оттачивать свои навыки и не применять их в деле, то они быстро захиреют… Все равно что годами готовить оружие, дающее несоизмеримое преимущество в битве, вкладываться в разработку и совершенствование, а потом просто убрать его пылиться под стекло. Так что логика отца Люси ему была недоступна.       Правда, стоило признать, что всей полнотой информации он не владел. Могло быть что-то, чего не знал он или сама Люси не захотела рассказывать. Но расспрашивать он не спешил, просто наслаждаясь общением с девушкой в свободное от навалившихся обязанностей время и ежедневными совместными обедами.       Находясь в кресле полноправного члена Совета ему не составляло труда прикрывать делишки Шестерых Просящих — это было необременительно, в отличие от необходимости общаться с надутыми индюками. На остальных членах Совета висело столько грехов, что обладай они хоть крупицей совести — сами бы отправились в тюрьму.       Естественно, попытки создать Темные гильдии, не подчиняющиеся «великой тройке», пресекались на корню и жестоко карались. Подобное лицемерие было отвратительно, но не он это придумал и не ему рушить много лет работающую систему.       Нет, в Совете были и относительно адекватные личности, но, как правило, они почти ничего не решали, но были и идейные — эти тоже имели слабости, несмотря на всю свою принципиальность: они тоже на что-то закрывали глаза. Тот же Секвин Варрод — четвертый из десяти Богоизбранных. Сооснователь Хвоста Феи очень часто смотрел сквозь пальцы на выходки бывших согильдийцев. Он, хоть и не состоял в Совете, но как Богоизбранный, имел колоссальное влияние, а Яджима — тоже, между прочим, бывший член той же гильдии — и вовсе прикрывал выходки фей в Совете и был тесно связан с их мастером, с которым лет двадцать состоял в одной команде.       Но даже им можно было запудрить мозги или заставить смотреть в другую сторону. Вопрос упирался в затраты, но для «благого дела» Брейну обычно было ничего не жалко.       Единственным глотком свежего воздуха в этой клоаке было общение с Люси, которая еще не успела утонуть в этом дерьме из чернил и крови.       Погрузившись в пучины бюрократии, интриг и не совсем законных дел, он не сразу обратил внимание на состояние девушки. Она все больше бледнела, синяки под глазами не проходили, а гора документов на столе росла с каждым днем. Частично виновником ее бед был он сам, точнее, те обязанности, которые маг постепенно перенимал у Яджимы. Юноше не доставляло удовольствия «терять» отчеты Люси, часть которых неизменно оседала у него на столе — ведь они грозили похоронить гильдию Хвост Феи, а по договоренности с почтенным волшебником этого допускать не следовало.       Уртир от щедрот душевных свалила на Хартфилию еще одно дело, не менее важное и скандальное. Люси не успевала ничего, так что просьба о помощи, подкрепленная весьма солидной суммой, не заставила себя ждать.       Зигрейн мог бы обучить ее и просто так, но так уж сложилось, что привычная схема их сотрудничества была завязана на взаимообмене: ты мне, я тебе. Да и отказ от немаленькой даже для него суммы денег выглядел бы странно. Скорее всего, Хартфилия восприняла бы это как намек на желание получить больше. В этом плане он сумел понять ее логику, и тут они сходились во мнении, что лучше сразу оговорить цену услуги и расплатиться деньгами, нежели взваливать на себя долговое обязательство.       Он уже не единожды видел примеры того, как особо хитрые личности, оказывая кому-то пустяковую услугу и не беря за это платы, впоследствии умудрялись получать в ответ значительно больше затраченных усилий и ресурсов. Должники чувствовали себя обязанными и делали больше необходимого, желая освободиться от мнимого или истинного долга.       Впрочем, стоило устроиться работать в Совет хотя бы из-за заклятия Астрального двойника. Доведя количество копий до четырех, Зигрейн решил пока остановиться на достигнутом. Одна копия выполняла непосредственно рабочие обязанности, вторая незаметно отслеживала выполнение поручений Брейна, третья заметала следы за карманными добытчиками приемного отца, а четвертая либо собирала необходимую ему самому информацию, либо занималась первичной сортировкой добытого. Сам Зигрейн предпочитал проводить время с Люси, обучая ее заклятию Астральной копии.       Прием, что ему дался с первого раза, она осваивала неделю — не такой уж и плохой результат. После появления двойника выглядеть она стала получше, но потом снова сделалась нервной и даже пару раз жаловалась на слежку.       Зигрейн только отмахнулся. Поначалу, обзаведясь двойниками, он тоже испытал подобное чувство. Копии неосознанно начинали следить за оригиналом, но недели через две это прошло. Даже если слежка и была… Зачем? Ну что она там успела накопать? Времени прошло всего ничего. Он не придал этому значения. И зря!       Однажды она исчезла, причем точное время установить было сложно. Сам он узнал об этом только в понедельник. Приказ об увольнении, никем не подписанный, в пятницу был еще у вышестоящего руководства, а в понедельник Люси Хартфилия была уволена по собственному желанию.       Он изменил своим принципам и пошел поговорить с Милкович. Уртир, всегда обращавшая на него внимания не больше, чем на червяка под ногами, вместо язвительного ответа дала нормальное объяснение: на нее надавили. И вот тут стоило задуматься. Персон, способных надавить на Уртир, можно было пересчитать по пальцам. Было очевидно, что сама девушка взвинчена: она шипела и ругалась сквозь зубы, явно не в восторге от того, что ее заставили избавиться от такой полезной помощницы.       Получив тем же вечером срочное сообщение: «Разберись!» от Брейна, он ощутил неприятный холодок. Распутывая события, восстанавливая последовательность чужих шагов, он выяснил неприятный факт. Сорано сбежала, сорвав крупный куш в двадцать миллионов драгоценных. Использовав Близнецов, проныра взяла кредит и отплыла на другой континент, прихватив с собой недавно найденную младшую сестру. Самое неприятное, что теперь королевские службы и собственная безопасность банка будут копать, и копать глубоко, потому что такой плевок в свою сторону власти терпеть не будут. Требовалось срочно подчистить все хвосты, способные указать на него и Брейна. Убив на заметание следов всю ночь и следующий день, он выяснил интересные подробности: оказалось, что деньги Сорано взяла под личиной Л.Л. Хартфилия.       Еще через день его посетил импозантный мужчина среднего возраста, представившийся графом Олбани. Этот человек обладал обширными полномочиями и почему-то расспрашивал о Люси, причем графа интересовало все: не только какие дела вела, какой доступ имела и с какими документами работала в последнее время, но и с кем общалась, чем интересовалась, не говорила ли о чем-то сокровенном, что ее тревожило. Все вопросы были слишком личными, далеко выходящими за грань того, что может интересовать обычного, пусть и чрезвычайно уполномоченного следователя.       Мужчина также уделил пристальное внимание самому Зигрейну, точнее, тому, какие отношениях связывали его и Люси. Почему-то это особенно интересовало первого советника короля, при этом смотрел он на мага откровенно неприязненно, будто бы тот нанес ему личное оскорбление.       Получив от Брейна предупреждение о том, что при общении с этим Олбани стоит утроить осторожность, потому как человек этот — не просто первый советник короля, но еще и занимает должность главы тайной службы, он спокойно ответил на все вопросы, включая даже самые личные, и наконец-то получил ответ на причину такой заинтересованности. Этот граф оказался ее женихом. Новость была неприятной, но вполне ожидаемой. Зигрейну стоило огромных усилий не проявить никаких эмоций. Он знал, что Люси ждет блистательное будущее и что супруг, скорее всего, будет из знати, учитывая богатство ее отца, но столкнуться с этим типом лицом к лицу он оказался не готов…       Когда Олбани выяснил все интересующее, то не сдержался и на лице первого советника мелькнула обеспокоенность.       Зигрейн старательно не заметил чужой прокол и, вежливо попрощавшись, задумался. Сопоставить факты было несложно. Значит, слежка действительно имела место быть. Люси не показалось, и теперь граф носом рыл землю в поисках сбежавшей невесты. При этом в беседе, больше похожей на допрос, он не интересовался ни причиной, ни поспешностью увольнения девушки, а значит, сам был причастен. Ревность? Возможно… Других причин, имея те факты, что были у него на руках, Зигрейн не видел. Сам того не понимая, Олбани попал в яблочко с чувствами мага, но вот с чувствами Люси по отношению к нему первый советник явно просчитался.       Ну, надо же, жени-их… Раз Люси решила сбежать, значит, он ей поможет. Хотя бы так. И Зигрейн приложил все усилия, чтобы Олбани не смог ее найти. Правда, где-то в глубине души он признавал, что двигают им несколько другие устремления — он совсем не хотел, чтобы Люси выходила замуж. Знать, что она когда-то гипотетически вступит в брак — это одно, а самолично способствовать этому — совершенно другое.       Попавшие буквально на следующий день к нему на стол документы о восстановлении личности — признанной без вести пропавшей, но чудесно нашедшейся волшебницы из Хвоста Феи, — вызвали улыбку. Проведя по-тихому восстановление поддельных свидетельств, он лично отнес их в архив и зарегистрировал задним числом. Зигрейн не совсем понимал, что Люси задумала, но надеялся, что у нее был план. Или у Макарова, что казалось более вероятным.       Единственный лучик света с уходом Люси исчез, но, с другой стороны, он был рад, что теперь она далека от всего этого дерьма. За время, проведенное в должности члена Совета, он осознал, что чистеньким остаться не получится. Ни у кого. Даже у самых порядочных найдется какой-нибудь гаденький секрет за пазухой. Следующие месяцы, до самой Танабаты, жизнь была наполнена скучной рутиной, пока к нему не пришла Уртир.       Демонстративно грохнув перед ним на стол увесистую папку документов, она передала приказ:       — Райский остров и строящуюся на нем башню необходимо показательно уничтожить. Вскоре начнется шумиха, и ты должен инициировать протокол запуска Эфириона, — Зигрейн молча слушал, стараясь не показывать злости. — Я поддержу тебя, а чтобы добавить остальным членам Совета решимости, чтобы проголосовать «за», подкинь им документы из этой папки.       — И зачем бы мне это делать? — холодно спросил Фернандес, предчувствуя какую-то гадость. Нет, с тем, чтобы стереть Райский с лица земли, он был согласен, но то, что Уртир имеет смелость приказывать ему, означало интригу, в которую его не посвятили. Значит, собираются сыграть втемную.       — Тебе сказали выполнять, а не задавать вопросы, — столь же холодно ответила Милкович, неприятно улыбнувшись. — С Брейном все согласовано, — и вот эта фраза доказывала, что он прав в своих подозрениях, — тем более, тебе это ничем не грозит. Наоборот, даже поднимет твой рейтинг в глазах старичья.       — И почему же ты тогда не сделаешь это сама?       — Мне, как креатуре Оуга, сейчас невыгодно привлекать к его фракции внимание, а потому инициатором должен стать сторонний член Совета.       Милкович, не попрощавшись, ушла, а Зигрейн тут же связался со Стоукером. Получив подтверждение приказа, парень скривился, но стал готовить документы, перепроверяя, чтобы туда не затесалось ничего, способное привести к нему или отцу. На следующем собрании Совета придется поднять вопрос с Райской башней. Брейн говорил, что проект входит в финальную стадию, а значит, все решится совсем скоро.       Это оказалось даже легче, чем представлялось, и Зигрейну удалось инициировать запуск Эфириона после основательного разбирательства.       Задумка хозяев Райской башни была поистине изящной и гениальной. Сама башня являлась системой воскрешения, позволявшей оживить любого покойника. Однако, чтобы запустить этот процесс, требовались колоссальные затраты: два и семь миллиардов единиц магической силы. Такое большое количество Магический силы не могло быть произведено ни одним Магом, ни даже объединенной Магический силой всех Магов на континенте.       Единственной вещью, способной выработать такое количество энергии, был Эфирион — чрезвычайно сильное Магическое Оружие, принадлежавшее Совету. После получения необходимой энергии для активизации, Райская Башня должна была преобразоваться в завершающую форму: гигантский кристалл лакримы порядка пятиста метров в высоту. Однако, даже в завершённой форме. Система была не готова к использованию, пока не получит человеческую жертву — это было вторым требованием к активации. К тому же, человек, которого должны были принести в жертву, должен был быть силён так же или, по крайней мере, очень близок к уровню Магической силы одного из Десяти Святых Магов. И такой жертвой была выбрана Эльза Скарлетт.       Какого-либо сочувствия к бывшей подруге он не испытывал. Только раздражение от того, как она воспользовалась дарованной ей свободой. Наивная дурочка, оказавшись на континенте, первым делом побежала в ту самую гильдию, маг из которой столь цинично воспользовался всеми ими, и не придумала ничего лучше, чем вступить в нее. Тут же в памяти всплыли ощущения от присутствия захватчика в его голове — притвора была уверена, что Эльза еще понадобится. Это не было оформлено в связную четкую мысль, но вот знание, что красноволосая девочка еще свою роль сыграет… Зигрейн четко помнил каждый миг присутствия Колдуньи в его голове. И за это готов был ручаться.       Дальнейшая судьба тела человека, соединившегося с гигантской лакримой, была незавидна. Оно становилось сосудом, точнее, исходным материалом, из которого восстанавливалось тело того, кого R-система была призвана вернуть к жизни. Амбиции хозяев Райской башни поражали воображение: они задумали воскресить не кого-нибудь, а самого Зерефа. По крайней мере, в этом был уверен Брейн, который курировал организационную часть проекта. Прав был опекун в своих догадках или нет — Зигрейн мог только догадываться.       Напугать старых пердунов и спровоцировать на решительные действия, рассказав о планируемом воскрешении Темного мага Зерефа, было проще простого.       О, какими удивленными были лица членов Совета, когда, после выстрела мощнейшего магического оружия, башня, поглотив весь заряд, не только осталась на месте, но и превратилась в лакриму. Он бы засмеялся им в лицо, но требовалось продолжать играть.       А дальше все пошло под хвост… Хвосту Феи. Два мага из этой гильдии смогли дать отпор и, скорее всего, что-то повредили в механизме, потому что неоднократно просчитанный от и до процесс пошел вразнос и весь накопленный от удара заряд лакримы сдетонировал. О деталях происшествия расспросить можно было только Скарлетт и Драгнила, сумевших спастись вопреки всему.       Когда на острове прогремел незапланированный взрыв, который был заснят на орбитальные магокамеры, лица Оуга и Уртир были незабываемы. Кажется, произошедшее слишком отличалось от запланированного.       После показа феерического взрыва, большой воронки и образовавшейся следом огромной волны на месте Райского острова взоры всех собравшихся в зале обратились к Зигрейну. И взгляды эти не обещали ничего хорошего — старики жаждали прикрыть себя перед королевской семьей. Логично предположить, что крайним захотят назначить самого молодого, а по совместительству еще и инициатора применения Эфириона. Все это было неприятно, но ожидаемо.       И, в принципе, это соответствовало его планам: он наконец займет долгожданное место в Бюро и не будет тратить время в Совете, плюс получит отступные, а они обещают быть немалыми. К тому же, во всей этой истории с Райской башней имелся положительный момент и лично для него — притвора мертва. Взрыв, уничтоживший остров, убил Красную Колдунью. Это впоследствии подтвердили свидетельские показания Эльзы и отдельно шепнул Брейн.       Красная Колдунья была той еще садисткой и любила мучить своих жертв, потому атаковала Эльзу своими самыми жестокими приемами, но использовала личину подросшего Джерара.       Суд был чистой воды фарсом. Об этом знали все, но старательно следовали протоколу. Самому Зигрейну не терпелось снять с себя утомительное бремя бюрократа и наконец заняться чем-то более стоящим.       Слушание, где его отстранят от занимаемой должности, обещало стать простой формальностью и закончиться в рекордно короткие сроки, если бы не Эльза. Она прямо обвинила его во всем случившемся. На такое заявление маги не отреагировать не могли. Председатель едва заметно скривился и решил дать ей шанс отступить:       — То есть вы утверждаете, что Зигрейн Фернандес находился в башне на Райском острове, атаковал вас и, более того, являлся зачинщиком всего этого?       — Да, именно так все и было, — не дрогнувшим голосом ответила Эльза, не обращая внимания, как после ее слов переглянулись судьи.       — История о рабстве, побеге и участии в этом Зигрейна Фернандеса, носившего тогда имя Джерар, несомненно, весьма печальна… — слово взяла советница Белно, женщина за сорок с копной блондинистых волос. И если в начале ее голос выражал подчеркнутое сочувствие, то дальше стал приобретать вкрадчивые интонации. — Но тогда получается, что вы девять лет скрывали важные сведения, которые могли бы спасти сотни жизней и не донесли в Совет о предпринимаемых незаконных действиях группы лиц, когда получили свободу.       — Да, но… — несколько неуверенно кивнула Скарлетт, но спохватившись, с жаром добавила. — Он заставил меня! Джерар угрожал убить всех на том острове, если я что-либо расскажу! Мои друзья…       — Достаточно, — прервала ее женщина и обратилась ко Зигрейну. — Вам есть что сказать в свете выдвинутых обвинений?       — У меня действительно был брат, его звали Джерар и он пропал в возрасте восьми лет, — жестко ответил маг и, посмотрев на Эльзу, выпустил наружу всю злость на дуреху. — Вы утверждаете, что знали его, знали, где он и что с ним, и при этом ничего не сделали для его спасения, а теперь обвиняете меня?!..       Той оставалось только кипеть праведным гневом. Только что ее саму обвинили в том, что она не спасла «Джерара», поддавшись на его же угрозы, бросила всех своих друзей и трусливо молчала все эти годы, потакая преступникам.       — Но татуировка… такую делали всем тем, кто в будущем должен был стать стражниками в башне, — попыталась возразить она.       — Моя татуировка — это особый вид защиты против ментальных вмешательств, разработанная мной лично и протестирована совместно с приемным отцом, главой Бюро исследования магии.       На этих словах члены Совета оживились. Вопрос задал один из присутствующих:       — И насколько она хороша?       — Защита выдерживала направленное воздействие с помощью специально сконструированного для этих целей артефактов в течении трех минут. Дальнейшее исследование было признано небезопасным, но даже так она показала высокую эффективность.       Слова впечатлили всех собравшихся и, кажется, теперь в Бюро потянется цепочка жаждущих получить защиту, а члены Совета обзаведутся новыми украшениями на лицах. На этой мысли Зигрейн позволил себе усмехнуться и окинул удовлетворенным взглядом расстроенную Эльзу и бурно обсуждающих новость стариков.       — Решением коллегии объявляю постановить следующее: Зигрейна Фернандеса освободить от должности, занимаемой им в коллегии Совета магов. Перевести означенного мага в Бюро исследования магии. Также суд обязывает свидетельницу Эльзу Скарлетт выплатить штраф за утаивание важных сведений от Совета, повлекшие за собой крупные разрушения, — скрипучий голос председателя собрания Кроуфорда Сима озвучил вердикт. — На этом заседание можно считать оконченным. Все свободны.       Зигрейн искренне недоумевал: неужели Эльза не понимала, что своими показаниями сама же себя топила? Он никак не мог забыть выражение глаз судей, в которых так и читалось: «Ну и дура…». Если бы члены Совета чуть хуже знали Эльзу, уже не раз появлявшуюся в зале суда, то ей светило бы как минимум соучастие в организации и помощь в сокрытии преступления группой лиц по предварительному сговору. А это при худшем раскладе классифицировалось как особо тяжкое преступление и тянуло на двадцать лет заключения на лакримных рудниках. А так Скарлетт отделалась только устным порицанием, легким испугом и штрафом на кругленькую сумму драгоценных.       Наконец-то этот фарс был закончен. Выйдя из зала суда, Зигрейн испытал облегчение. Внезапно он услышал, как его зовут по имени, а обернувшись, увидел Люси.       Он быстро отметил изменившийся цвет волос девушки — непривычно, но хуже она выглядеть не стала. Ее сопровождало четверо. И всех он знал, пусть и не лично, но их персоны для него тайной не были. Учитывая опубликованный на прошлой неделе некролог Дарвента Олбани, он скорее удивился, что она так долго тянула со своим маскарадом. Впрочем, откладывать возвращение она могла еще долго, но раз она здесь, то Хартфилии нужна его помощь.       — Люси? Какими судьбами?       Его предположения подтвердились мгновенно. Девушке действительно требовалась помощь, а по встревоженному взгляду становилось понятно, что случилось что-то серьезное. Попытка взять ее за руку внезапно вызвала недовольное шипение. И не только у нее. Мрачный здоровяк со шрамом дернулся и синхронно с Люси потер запястье, а Зигрейн так и впился взглядом в мелькнувший под рукавом браслет. Интересно.       Схватив ее руку, он начал рассматривать диковинное украшение, проступавшее прямо на коже, затем ущипнул и увидел, что реагируют на это оба: и Люси, и Лаксус. Зигрейн удивился еще больше. Что это, какой-то вид магических уз? Раздавшийся за спиной негодующий рык только подстегивал интерес. И во что же ты на этот раз вляпалась, Люси Хартфилия?       Однозначный ответ на вопрос дал древний фолиант о договорах и контрактах с описанием множества клятв. То, что было на руке у Люси, оказалось фактически кабальным вариантом связи для обоих супругов. Хотя самому Зигрейну такое скорее импонировало: это же прекрасно — знать, что тебя никогда не предадут.       Так значит, тот здоровяк — ее муж… Ну надо же! Внутри разливалась едкая злость. Олбани — это понятно: подходящий статус, деньги к деньгам и прочее династическое дерьмо, но Лаксус Дреяр?! Эта отрыжка Зерефа? Грязные ругательства сами просились на язык. Ну и что, что он выбил песок из старых костей Жозе? Он тоже мог бы…       Он не смог удержаться и тут же язвительно озвучил свои мысли. Люси покраснела, но подозрительно оживилась.       Зигрейн замер, бешено просчитывая варианты. Браслеты пока золотые, значит, еще ничего не было… Мысль победить Лаксуса и занять его место была очень соблазнительной, но ему вспомнился четвертый курс, обреченность и смирение в ее глазах… И дурацкую идею как отрезало. Брейн всегда говорил, что следует избегать легких решений, а то платить за них приходится вдвое.       И все же оставался крохотный шанс все исправить — стоило всего лишь сменить точку зрения. Отыскать решение оказалось легко. Привычно подколов Люси и увидев знакомо надутые губы и обиженный взгляд, Зигрейн умилился — хотя бы это осталось неизменным.       Глядя вслед уходящей девушке, он понимал одно: ему не хотелось видеть ее ни с этим напыщенным индюком Дреяром, по сравнению с которым он казался себе нелепым подростком, ни с кем-то вроде королевского советника. Сейчас он может похвастаться только не самым высоким местом в рейтинге магов Фиора, но и не самым низким… Что он может предложить такой девушке? Только себя. Но, возможно, этого окажется достаточно…       Зигрейн поморщился. Насколько он был решителен и изобретателен в магии, настолько же терялся при построении отношений с людьми. Если не существовало четких правил, он мог постоянно сомневаться, придумывать все новые объяснения и в результате не сделать ничего. А ошибиться второй раз он себе позволить не может. У него уже был шанс, но он чуть все не испортил.        — Задумался над новым проектом? — голос отца раздался прямо над ухом, заставив вздрогнуть.       — Я…       — Не трудись придумывать оправдания, — хохотнул Брейн, вытаскивая из его рук белый конверт с приглашением на свадьбу.       Зигрейн молчал. Внутри нерешительность и страх оступиться боролись с желанием наконец-то расставить все по своим местам.       — Послушай, сынок, — заговорил Брейн непривычно понимающим тоном, — съезди и скажи этой своей… Люси все, что чувствуешь. Лучше пожалеть о том, что сделал, чем не делать ничего.       — Ч-что?.. Я не… Ты… — Зигрейн не ожидал, что отец давно все про него понял, потому что он никому не говорил про свое отношение к Люси, но, видимо, для Брейна оказалось ненужным озвучивать такие вещи.       — До вступления в новую должность еще пара дней… — довольно протянул отец, весело щурясь. — Поезжай, отдохни. Развейся…       — Да. Я так и поступлю! Народ, жаждем развернутых комментов! Мы могли что-то упустить, так что если заметите — пишите, чтобы не было такого, что через пару глав кто-то вылез с замечанием: «А вы забыли!»