Дураки и дороги

      Где-то далеко выла собака. Павел открыл глаза. Глаза были сухими, с закисшей слизью в уголках и слипшимися ресницами. Нездоровыми. И сам Павел не был здоров. В столь ранний час, а стоявшие на столе часы не пробили и четырёх, его подняла подскочившая температура, которая дала о себе знать сильной жаждой. Слюнные железы будто забыли своё предназначение и вместо слюны медленно вырабатывали густую отвратительную жидкость, что липкой тюрей вставала в горле и угрожала удушьем.       Раздались звуки сдерживаемого кашля — попытки освободить горло, и за ними тихо скрипнул пол. Это Павел поднялся и пошёл искать для себя столь необходимую воду.       Заслышав шум, вынырнул из своих мыслей уже успевший глубоко уйти в печальные думы Алексей.       — Павел?       Ножки стульев прошлись по полу с неприятным звуком, и Алексей скатился со своей импровизированной постели.       — М?       Все мысли Павла были заняты поиском воды. Да где же этот графин? Найти бы его скорее и снова забраться под одеяло, в тепло. Он провёл сухим языком по губам, движение вышло неприятно липким, словно это был не его собственный язык, а какой-то горячий слизень. Мерзость. Перед глазами поплыло, он медленно моргнул, а когда снова их открыл, прямо перед ним было лицо Алексея.       — Что случилось? Снова боль усилилась?       — Пить хочу…       Алексей торопливо подошёл в столу и выплеснул в стакан остатки воды из чайника. Несколько кусочков накипи попали в стакан и взвились там, замучивая воду. Медленно он поднёс его к руке Павла, который несмотря на слабость сразу же с силой взял стакан и с жадностью выпил. Ощутилось так, словно он не выпил полный стакан воды, а едва пригубил. Только на губах осталась пара капель. Павел поторопился их слизнуть, а потом снова провёл языком в надежде найти ещё. Но губы были абсолютно сухие. На глаза попался рукомойник, Павел направился было к нему, но вспомнил, что последние капли из него вытекли ещё вечером. Жажда лишала покоя и сводила все мысли к одному. Он отрешённо и ни на что не надеясь подёргал за цепочку — уж очень хотелось пить. Но как и ожидалось, воды не было. Павел попытался сообразить, где в чуждой квартире можно было найти ещё воды.       Со сна Алексей не сразу понял, что мучает Павла но, поняв, он бегом накинул на себя плащ, натянул на босу ногу сапоги и прихватил с собой чайник. Крикнул на ходу Павлу, что мигом вернется и, проскакивая ступеньки, помчался по лестнице вниз к квартирной хозяйке, проживавшей в комнатах на первом этаже. Запасным вариантом было набрать снега на заднем дворе, но найти достаточное количество хотя бы сносной чистоты представлялось непростой задачей. Снега в этом году выпало мало, а непривыкшему к местному климату Алексею казалось, что его и вовсе почти нет.       Но в тот момент, когда Алексей ругал себя во все корки за свою непредусмотрительность и уже собирался было выйти на улицу, дверь, наконец, открылась и заспанная хозяйка пусть и недовольно, но выслушала просьбу и благосклонно набрала ему чайник чистой воды.       Вернувшись обратно в комнату, он застал брата устроившимся на стуле. Одном из тех самых, что служили этой ночью постелью Алексею. Алексей прошёл в комнату, попутно снял сапоги нога об ногу и чуть не запнулся, но смог поставить чайник на огонь. В гранённых боках мелькнуло его отражение, подсвеченное слабым огнём. Вода не торопилась закипать, и не спавший всю предыдущую ночь Алексей решил присесть. Растерянно посмотрел на Павла, занявшего стул, и сел на другой. Вторые сутки без сна дали о себе знать, и бульканье вскипающего чайника он уже не услышал.       Павел, с нетерпением ждущий, когда же можно будет напиться, встал, чтобы снять чайник с огня, но Алексей ему не дал. Казалось, только недавно он сидел и явно даже для плохо соображающего из-за температуры Павла клевал носом, и вот уже он резко дёрнулся, словно испугавшись падения, посмотрел на Павла и встал.       — Я сейчас, сейчас. Не надо. Не трогай. Я налью.       Руки от чайника Павел убрал тут же. И отошёл подальше. А то вдруг он нальёт опять на него? Края у глупости Алексея он пока не увидел.       Кипяток на него не вылили, но спящий на ходу Алексей схватил чайник голыми руками и стоял так, ничего не замечая, несколько секунд, пока до его уставшего мозга не дошла боль. Чайник, бренча ручкой и злобно шипя вылетевшими из него брызгами воды, упал на пол, но, по счастью, кроме нескольких капель из него больше ничего не вылилось. Павел задумчиво посмотрел на чайник и внутренне похвалил себя за предусмотрительность. Никогда она лишней не бывает.       — Сунь руки в холодную воду.       Но вместо того чтобы поторопиться последовать совету, Алексей подхватил полотенцем чайник и налил полный стакан.       — Всё не слава богу…       Алексей, не понимая, повернулся к Павлу. Осторожно поставил чайник, немного подумал и опустил руки в оставшуюся ещё с вечера воду с уксусом. Кожа ладоней горела, мельком он задумался, что если появятся волдыри, держать ружье ровно будет сложнее, а на письме это так и вовсе принесёт ряд значительных неудобств. А потом он задумался каково должно быть его брату, когда даже такие небольшие повреждения способны причинить столько неудобств. Как только притихли ощущения от горячей ручки, Алексей вытащил кисти из воды, промокнул, чтобы не скользили, и выставил на стол шеренгу из всех кружек, которые только у него были. Тщательно замотав на этот раз ручку в полотенце, он длинной струйкой, чтобы быстрее остыла, разлил по ним воду.       Павел посмотрел на него из-под опущенных ресниц.       — Волдыри будут. От горячего чайника, — тяжёлым пуховым одеялом на него навалилась усталость: душевная и физическая. Встать и дойти до воды вдруг показалось чем-то сложным.       — Не будет. Волдырей, — голос Алексея звучал тише обычного, обычно чётко проговариваемые звуки сливались и находили друг на друга.       — М…       Павел освободил ему стулья и подошел попробовать пальцем воду, остыла ли. Посмотрел на снова сидевшего на корточках рядом с тазом Алексея и старательно замачивающего в этом же тазу руки. Одна из кружек показалась более остывшей, и Павел осторожно отпил из неё. Температура была терпимой, а потому кружка закончилась быстро. Алексей посмотрел на то, с какой скоростью Павел поглощал воду.       — Вызвать снова доктора?       — Не надо, — следующая кружка похоже закончится так же быстро.       Алексей даже на расстоянии уловил исходивший от Павла жар.       — Но у тебя температура.       — Да.       — Высокая.       — Ничего не поделаешь, — в кружке оставалось уже меньше половины.       — Лекари говорят, что при высокой температуре белок в крови сворачивается. Я не хочу, чтобы ты умер.       Павел сделал пару больших глотков и перевёл взгляд на Алексея.       — Как будто доктор сделает с этим что-то.       Тяжело поднявшись, Алексей выпрямился и подошёл к брату. Посмотрел на то, как тот безуспешно пытается напиться.       — Сделает.       Взгляд у Павла был тяжёлый и усталый. Соображать стало неподъёмно сложным занятием для него. Он лучше бы забылся во сне, если бы не эта страшная жажда. Павел оставил попытки напиться и лег на живот на кровать. Отсутствие движений принесло облегчение, но держалось оно к его великому сожалению недолго. Каких-то пару минут, показавшихся ему мигом.       После почти двух суток без сна Алексей соображал не лучше, но предпринял попытку хоть что-то придумать. Перевёл взгляд на таз, в котором не так давно мочил свои руки.       Послышался тихий плеск воды и Павел повернул голову в другую сторону, посмотреть, что там делает Алексей. Снова свои руки отмачивает что ли? Но Алексей отмачивал не руки, а полотенце.       Первое холодное прикосновение было настолько приятным, что Павел чуть довольно не застонал, но удержался. Алексей бережно обтёр ему шею, едва прикладывая полотенце, прошёлся по задней стороне рук. На руках ткань ощущалась довольно болезненно, но холодная вода успокаивала. Тут Павла снова пробила волна дрожи. Он сцепил зубы и отвернул голову в другую сторону. К стене, чтобы лица было не видно.       Бессмысленным, но напоминающем о чём-то давнем и уютном движением, так как, что Павла трясло, Алексей видел и невооружённым глазом, он дотронулся мокрой ладонью до его лба. Пришлось просунуть руку под голову, оставляя мокрые следы на простыне. Для замёрзшей от холодной воды руки лоб показался обжигающе горячим.       Павел блаженно выдохнул. Прохладная рука казалась благословением. Через недолгое время она убралась, и ему также осторожно и бережно протёрли икры и стопы. Потом милосердное полотенце исчезло, и Павел начал было поворачиваться, чтобы узнать, не вернется ли оно, но тут на затылок опустилось так мягко и холодно, что он не сдержал довольный звук.       Алексей, который и положил на затылок почти насухо выжатое полотенце неожиданно смутился, снова на ум пришли эти дурацкие чувства, и он невольно забеспокоился, а не влез ли излишне в личное пространство. Спустя минуту размышлений Алексей решил, что он идиот. Вздохнул и бессмысленно хлопнул рукой по оставшейся в тазу воде. Несколько брызг взвилось в воздух и оросило его рубашку. На неожиданный звук Павел вздрогнул и поднял через силу голову.       — Что?       — А? — Алексей потряс головой, чтобы хоть немного прояснить тяжёлые мысли. — Ты как, брат?       Павел недолго помолчал, перебирая несколько крепких слов, но решил оставить их при себе.       — Иди спать.       — А если у тебя снова начнёт расти температура?       Ответный взгляд Алексей истолковать однозначно не мог, но похоже мнение Павла о нём совпадало с его собственным. Скрипнула кровать, когда Павел опустил голову, он отстранённо подумал, что жизнь у него вышла дурацкая. Вот и братец достался такой же. Снова послышались мерные плески, будто рыба ловит мошку в заводи, и Павлу пришлось скосить глаза, чтобы понять, чем таким там занят Алексей. Судя по почти сомнамбулистическим движениям лучшее, чего мог достичь Алексей, это заснуть лицом в таз и утонуть. Разомкнув языком горячие губы, Павел повторил:       — Иди спать.       На эти слова Алексей всё-таки среагировал. Перестал бездумно водить рукой по воде и потянулся ей снова проверить температуру Павлу. Погладил ему большим пальцем лоб и со вздохом встал. Стащил одеяло со стульев, достал из платяного шкафа свою бурку, которую он после того случая в горах всё же купил, и бросил её у кровати. С небольшим облачком из пыли и шерсти бурка упала на пол. Создав себе на полу подобие постели, Алексей свернулся плотнее, из-под двери чувствительно дуло, и закутался поверх в одеяло.       — Пожалуйста, зови, если будет плохо.       Павел посмотрел на него сверху вниз с края кровати.       — Ага…       И через недолгое время они оба провалились в свои сны с бесконечно закольцованными кошмарами. Один мучился от горящей спины и зачем-то во сне всю ночь пытался наполнить сотни кружек, из которых несмотря на все его усилия постоянно куда-то девалась вода, а второй наносил удары один за одним непослушными руками и не мог прекратить ни бить, ни вести ясным и громким голосом отсчёт.       Первым на утро проснулся Алексей. Сердце заполошно билось, а части тела было почти не разогнуть. После спанья на полу он отлежал всё, что только можно было отлежать, и закостенел. Кое-как выпрямившись и приняв позу здорового человека, он первым делом поспешил взглянуть на кровать, чтобы оценить состояние брата. Тот, казалось, спал всё также крепко, только на переносице образовалась пара морщин, да на щеках были видны едва заметные припухлости от сжатых мышц челюстей. С живота он так и не перевернулся, но ухитрился каким-то загадочным образом уползти дальше от края кровати и теперь лежал практически у самой стены, едва задевая её одним плечом.       В дверь громко постучали и Алексей вздрогнул. Опасливо покосился на Павла, не хотелось бы чтобы его разбудили, пусть во сне и не пропадает вся чувствительность, но так ему явно значительно легче чем бодрствовать.       Пару раз проведя мокрой рукой по волосам, Алексей поспешил открыть дверь и порадовался, что этой ночью ему не пришлось раздеваться, а потому вид был приличный, разве что немного помятый.       Ранним посетителем оказалась квартирная хозяйка. Она зябко куталась в шаль, что окутывала её всю как какой-то паутинистый кокон или многолетний слой пыли. Хозяйка уже успела сбегать на рынок, и пока она отбирала самые крупные и свежие яйца, с ней с удовольствием поделились и даже успели обсудить главную тему десятины. Да что там десятины? Главную тему месяца! Давно у них такого не случалось. Так что сейчас совершенно заинтригованная хозяйка, к тому же выслушавшая самые дикие выдаваемые за истинную правду предположения, да надо признаться и сама успевшая такой правдой поделиться, с любопытством заглянула внутрь. Однако, заходить не спешила. Цепкий взгляд успел отметить и спящего на единственной кровати Павла, и сдвинутые стулья, и лежащую на полу бурку, которую торопившийся к двери Алексей не успел убрать.       Алексей растерянно застыл на пороге и жестом предложил пройти внутрь, начиная уже произносить благодарности за так пригодившуюся ночью воду. Но хозяйка поторопилась прервать его почти что с неким сожалением. Она порывалась было начать расспрашивать, что же такое у её пунктуального постояльца случилось, но неожиданно вся смешалась, покраснела, вручила ему плотно запечатанный конверт, буркнула под нос плохо различимые извинения и ушла.       Алексей в замешательстве закрыл за ней дверь и, вертя в руках письмо и на ходу ища имя адресата, прошёл мимо кровати к столу, чтобы зажечь свечи и прочитать его. Больших надежд на его содержание Алексей не строил. В последнее время ему явно больше светило получить новые тягостные вести, чем что-то радостное или поддерживающее.       Из-за разговора пусть и сдерживающими громкость звука голосами Павел проснулся. Продрал слипшиеся за ночь глаза и легко отыскал в комнате единственную крупную фигуру.       — Что?       Алексей сразу же остановился. Внимательно вгляделся в малоговорящее ему что-либо выражение лица. Единственное, что он мог сказать, так это то, что со спиной лучше явно не стало.       — Проснулся?       — Да.       На то, чтобы сесть, Павлу пришлось собрать сил и немало. Чувствовал себя он так, словно от каждого движение прямо под бинтами лопалась только начинающая образовываться корочка и, пожалуй, это соответствовало настоящему положению дел.       — Жив?       — Да.       Павел потёр лицо одной рукой, второй опираясь на свои колени, по настоящему выпрямиться он опасался, и широко и долго зевнул. Закрыл рот и посмотрел на то, как Алексей бросил какой-то конверт на стол и шагнул к нему.       — Что такое?       И так небольшого количества света стало ещё меньше, когда Алексей нагнулся над ним, чтобы взглянуть на его спину и хотя бы примерно оценить состояние. Судя по недоумению возникшему на его лице про письмо он уже успел позабыть.       — Не знаю, — Алексей оглянулся на стол, — только что хозяйка отдала.       Посмотрев на стол, он не мог не посмотреть и на часы и спешно начал собираться. Быстро и практически мимоходом вскрыл конверт. Оттуда выпало не письмо даже, а записка, написанная быстрым летящим почерком, имя обладателя которого Алексей так и не успел прочесть.       «Ах да, ему же на службу. А мне ещё нет», — мысли текли медленно, словно их тоже избили. Никуда не спеша, по одной Павел спустил ноги с кровати и подобрал пальцы — за ночь пол вымерз, дерево успело отдать всё тепло.       Алексей оторвался от записки, которую начал было читать, чтобы поддержать при такой нужде Павла, но тот встал сам. Шатался и покачивался, но стоял и смог разжать пальцы и выпустить из рук спинку кровати. Выпрямился и вздохнул, стараясь не делать слишком глубокий вдох, чтобы не разошлись рёбра и не растянулось всё на спине. Посмотрел на стоящего близко, слишком близко, Алексея, готового подхватить, и прошел мимо него налить себе воды.       — Я в порядке.       Судя по его походке и намокшим бинтам, в порядке он явно не был, но Алексей не стал ничего говорить. Посмотрел, как Павел совершает утренние процедуры, и резко вспомнил, что из еды у него были только купленные ещё тогда для Павла орешки, чайная заварка и соль. А больше ничего. Алексей забеспокоился с новой силой, но позволить себе опоздать на службу он не мог. Посмотрел растерянно на записку, которую так и не успел прочитать, заметил только, что она была от Лизоньки, и торопливо зарылся в ящиках стола. Достал из своих сбережений два рубля, подумал недолго и со вздохом убрал один, оставив на столе второй. Денег у него оставалось с каждым днём всё меньше и меньше, и виноват в этом был только он сам. Не упади они тогда в обрыв, ему не пришлось бы тратиться на новый мундир, а Павел был бы цел. Но прошлое было не воротить.       — Я зайду к хозяйке по пути, попрошу, чтобы она послала к тебе кого-нибудь. Еды попроси, возьмёшь. Хотелось бы оставить больше, вдруг доктор понадобится, но…       Алексей прервался и задумался о том, какой он всё-таки бесполезный. Даже как кошелек его не используешь. Вспомнилось, сколько тогда Павел отдал в публичном доме. Сейчас эти деньги ой как бы пригодились, но ничего не поделать.       Он поднял голову и встретился с Павлом взглядами в маленькой зеркале расположенном над рукомойником. И в ту же секунду отвел глаза, уж очень было перед Павлом стыдно за всё, что он ему причинил.       Павел повернулся к нему и посмотрел на рубль на столе. Рубль был новенький, красивый, двуглавый орёл сиял и блестел серебром, словно его только что выпустили из-под пресса.       — Ты переоцениваешь мои аппетиты в еде. И я вполне могу дойти до казённой столовой, где мне положен завтрак.       Алексею вспомнилось всё то, что он слышал от сослуживцев Павла. Чтобы его брат снова выслушивал все эти гадости совершенно не хотелось.       — Прими, пожалуйста, и поешь спокойно. У тебя на спине места живого нет.       Павел внимательным взглядом посмотрел на блестящую монету. Осторожными шагами подошел и сел за стол, из одежды на нём так и были только одни кальсоны да бинты.       — Иди, а то опоздаешь.       Алексей мрачно посмотрел на синяки на его плечах.       — Павел, оставайся сегодня дома, прошу. Не ходи никуда.       Павел кивнул. Алексей немного поколебался на пороге и всё же вышел, решив поверить в благоразумие брата.       Павел залил жалкие остатки воды в чайник, терпеливо дождался, пока вода не закипела, и сделал себе горячий чай. Никуда не спеша, взял записку, разгладил и полный любопытства прочитал. По первым же строчкам он догадался, что автор письма Лизонька, и интереса сразу добавилось.       «Милый мой Алексей. Пишу в спешке, собираемся к отъезду в Петербург. Maman говорит, что после улаживания дел возможно уедем на воды во Францию, там, говорят, воздух полезнее, в нём больше каких-то веществ. Она ужасно злится.       Прости, что была так несправедлива к тебе. Ты всегда дорожил порядочностью и был, прости мне эти слова (но мы же друзья, так что мне можно? правда?) до ужаса наивным. Что бы не произошло, я верю, ты не совершил ничего дурного. Надеюсь, ещё увидимся.       P.S. Наш общий знакомый просил передать и тебе свою признательность.       P.P.S. Будь осторожнее с Павлом Кирилловичем. Не хотелось бы говорить, но яблоко от яблони не далеко падает, не забывай об этом».       Листок был положен обратно на то же место, Павел фыркнул и задумался. Недалеко, да… Интересно, какую часть яблони Лизонька имела в виду, с тычинками или с пестиком? И пишет что её «maman» злится, ну и на кого из них?       Чай был выпит, кружка вымыта, и Павел попробовал одеться. Медленно, но верно он надел штаны и рубашку. Рубашка Алексея оказалась ему великовата, мягко говоря, но в данных условиях возможно это было даже к лучшему, так ткань практически не касалась больных мест. Уставная куртка нашлась, Павел мельком удивился, когда это Алексей успел ее принести, в повозке её, казалось, не было, но списал на то, что тогда был не в лучшем состоянии, чтобы замечать подобное, хотя её не мешало бы привести в порядок. А вот за тёплыми вещами пришлось лезть в шкаф Алексея. К счастью, обычная не форменная шинель у Алексея тоже имелась. Павел надел шинель, хотя тяжёлая одежда и давила чувствительно на спину. Посмотрел на себя в зеркало. Ну право слово, словно с барского плеча перепало: сверху заметно шире чем надо, рукава свисают вместо середины ладоней чуть ли не до самих ногтей, а полы колышутся у пят. Но лучше так, чем без неё, на нём из его собственных вещей оставались только штаны да сапоги. Губы скривились, яблоко от яблони…       Павел вышел, отыскал внизу хозяйку, попросил закрыть дверь – ключей ему никто не оставил – и пошел по свежевыпавшему снежку неспешно в сторону части.