За шершавой стеной

      — А-а-а!              Истошный крик, который никто не услышит. Ты в лесу. В том самом темном, страшном, холодном ночном лесу, о котором так много рассказывала на ночь бабушка и где ты так боялся остаться один-одинешенек.              И вот ты здесь. Пришел, наконец, в себя. Кричишь, просишь о помощи, но тебя никто не слышит. И вряд ли уже когда-нибудь услышит.              Ведь ты лежишь в деревянном ящике на глубине трех метров под землей.              — Помогите!              Если бы кто-нибудь только мог тебе помочь… Даже жаль тебя немного. Больно смотреть, как в тебе, корчащемся от боли и голода, медленно умирает надежда. Умирает, но заставляет тебя из последних сил цепляться за жизнь.              Впрочем, жизнь как раз тебе уже ни к чему. Видишь ли, она закончилась. Когда — не известно, по какой причине — неясно, кем ты был раньше — не имеет значения. Все это уже в прошлом. Можешь забыть и больше никогда не вспоминать.              — А-а-а-а-а!              Сложно описать тот ужас, с которым ты смотришь на свои руки. Кожа спадает с них, как листья с осенних деревьев, а на запястьях проступают кости. Мерзкое зрелище. Но даже такие руки — уже кое-что. В отчаянии ты пытаешься пробиться сквозь крышку твоей деревянной тюрьмы. Удар, еще удар, третий — ты такими темпами потеряешь все остатки кожи. Прекращаешь, прислушиваешься. Ты не слышишь ничего. То есть совсем ничего. Даже своего дыхания.              — Что за черт?..              Ты понимаешь, что дышать тебе нечем — и не дышишь. Удивительное, новое для тебя чувство. Но есть тебе при этом все еще хочется, да так, что сводит каждую мышцу при мысли о еде. Голод, нестерпимый голод — вот что заставляет тебя снова пытаться вырваться из подземного заточения.              Бьешь по крышке. И снова, и снова, и снова. Древесная пыль сыпется прямо в глаза, а кулаки покрылись занозами. Как же хочется задушить тех, кто поместил тебя сюда! От обиды хочется опустить руки. Ненависть придает сил.              Снова удар. Еще. Третий. Твоя былая мощь оставила тебя, но ради утоления голода ты способен на многое. Доски — не камень, они поддаются. Еще несколько ударов, глубокий вдох…              Зачем вдох? Сила привычки, наверное. Придает драматичности моменту.              — А-а-а-а-а-а-а!              Стукнув по крышке со всей силы, ты пробиваешь ее. Путь к свободе открыт.              Воодушевившись, ты пускаешь руку в расщелину. Земля осыпает твое лицо, а ты ее — своими проклятиями. Закрываешь глаза в надежде защитить их от грязи. Но у тебя осталось только одно веко. Правый глаз абсолютно беззащитен.              — Проклятье!              Выбирать не приходится. Стиснув зубы, опустив голову, ты доламываешь крышку. Свежая земля весело ссыпается в твой гроб. Не боясь задохнуться, ты выдерживаешь паузу, дожидаясь, пока этот обвал прекратится.              — А-а-а!              Последний рывок. Собрав силы, вскарабкиваешься на поверхность. Будь у тебя необходимость дышать — сейчас бы ты жадно хватал воздух. К счастью, сейчас ты такой необходимости лишен. Самое время осмотреться.              Ночь. Лес. Ну, это ты итак знаешь. Вокруг никого. Куда идти — неясно. Как бы на волков не нарваться…              Пытаешься принюхаться — но не можешь. Дыхания нет. Остается вглядываться в чащу и держать ухо востро.              Тишина. Не зловещая, конечно, но тоже не внушает оптимизма. Как и темнота. Кошачьим зрением смерть тебя явно не наделила. Ты делаешь несколько осторожных шагов к ближайшей ели. Хрустит под ногами снег. Молишься про себя всем богам, чтобы его не услышал какой-нибудь поджидающий хищник. Ты не в той форме, чтобы вступать в бой.              Ель крепкая, ветки толстые. Попробовать можно.              — Будь оно все неладно…              Закидываешь ногу на одну ветвь, руку на другую. Кости еще не успели рассыпаться — держишься уверенно. За несколько непростых минут ты поднимаешься на несколько метров. Смотреть вниз лучше не стоит. Страх высоты вряд ли исчезает после помещения в гроб. Но посмотреть тебе все же захочется.              Ведь внизу слышно, как захрустел снег.              — Нет… Пожалуйста…              Шептать бесполезно. К чему прятаться, когда оно тебя наверняка увидело?              Путь остается только один — наверх. Смотреть или не смотреть? Наверное, пока не стоит. Увидев облизывающегося под елью волка, ты вряд ли преисполнишься храбрости. Карабкаешься дальше, тихонько умоляя незваного гостя уйти восвояси.              Верхушка достигнута. Если вниз посмотреть страшно, может, хотя бы впереди обнаружится что-то интересное.              — Да… да! Хвала богам!..              Не самое обнадеживающее зрелище, но хоть что-то. Всего в получасе ходьбы отсюда — тонкий столбик дыма. Огонь. Люди. Еда.              Твои восторги от перспективы насытиться прерывает хруст веток под тобой.              Кажется, ты не слишком сильно похудел, находясь по ту сторону.              — Не-е-е-е-е-т!              Треск. Хруст. Оглушенный, ты не сразу успеваешь оглядеться и понять, куда делся волк. Пытаешься нащупать одну из тех веток, которые, падая, обломал у несчастного дерева. Озябшими пальцами хватаешься за что-то скользкое и отвратительное, рефлекторно отдергиваешь руку. Какого черта?!              — К-к-кто ты?!              Хороший вопрос. Это точно не волк. Непонятного происхождения существо, стоящее перед тобой, вообще тяжело было обозначить каким-либо из знакомых тебе слов. Ростом это не выше метра. Будто бы не чувствуя холода, стоит на скользких кривых ногах с металлическими копытцами. Потирая тонкими лапками, увенчанными немаленькими коготками, вислоухий уродец болотного оттенка кожи в своем грязновато-красном подобии шерстяного комбинезона внушает омерзение и заставляет тебя вздрогнуть и попятиться. Он таращится на тебя перламутровыми глазами, его кошачьи зрачки дергаются из стороны в сторону.              — Пошел вон!              Коротышка в ответ лишь ехидно улыбается острыми зубками. Ты хватаешься за палку и замахиваешься на него. Удар. Снег мгновенно отреагировал на твой выпад россыпью прямиком в лицо. Пытаясь протереть лишенный века (и защиты от таких происшествий!) глаз, ты продолжаешь бить веткой наотмашь, но, кажется, противника твои удары не настигают.              Раскрыв глаза, видишь его. Он, совершенно невредимый, засеменил ножками как раз в ту сторону, где ты видел дым костра.              Остерегаясь засады, ты медленно движешься по его следу вдоль елок. Отовсюду может напасть сам монстр или его сородичи. Не похоже, чтобы твои удары ему сколько-нибудь угрожали. Ты же и понятия не имеешь, что он может сделать с тобой. Разве тебе не страшно?              Естественно. Тебе никогда в жизни не было так страшно, как сейчас. Но голод, пробирающий тебя до мельчайших косточек голод — он вовсе не интересуется тем, насколько тебе страшно и как опасно следовать в чащу зимнего леса за неведомым гаденышем посреди ночи.              Сколько ты идешь? Десять, двадцать минут? Потеряться среди одинаковых как две капли воды деревьев нетрудно. Единственное, что тебя спасает — то тут, то там встречающиеся отпечатки миниатюрных железных копыт. Порой ты не можешь понять: это следы так петляют, не подчиняясь никакой закономерности, или твои внутренности с голодухи постепенно прекращают функционировать и сводят тебя с ума?              — Черт… Черт, черт, черт!              Ты сумел выйти к месту, где горел огонь. Как выяснилось, это был не костер — дым валит из трубы небольшой избы. И, если верить следам, существо уже внутри. Там ведь люди! Он может их всех прикончить! Или они с ним заодно? Что здесь творится, в конце концов?              Бежишь к окну. Ярко-оранжевый свет и силуэт цветочного горшка не предвещает ничего плохого, но все же лучше сперва посмотреть, как там обстановка.              Предсказуемо. Занавески. Белые с красной полосочкой занавески. Так легко узнать, живы ли еще хозяева, не получится.              А если это его домик? Вполне вероятно. Только зачем он преследовал тебя? Может, решил закончить начатое? Не добил с первого раза?              Оглядываешься. Наверняка здесь есть какие-нибудь инструменты. Чтобы из трубы шел дымок, печку нужно затопить, верно? Но топора не видать. Да и пней тоже. Откуда же берутся дрова?              Поразмыслить тебе не дают. Массивная дверь избы с тяжелым скрипом распахивается, словно приглашая тебя. С внутренней стороны на ней висит еловый венок.              Ловушка!.. Ты, не мешкая, отступаешь за угол, палку держишь наготове. Пусть только попробуют!       — Входи!              Бархатный, благородный голос зазывает тебя внутрь. Его басовитая раскатистость влечет тебя, но ты стараешься сопротивляться. Не может быть, чтобы это чудовище было питомцем какого-то мудрого старца! Это какие-то злые чары, и ты не дашь себя околдовать!              — Входи же, холодно ведь!              Еще чего. Это лучший аргумент, который у них есть? Но голос так приятен…              — Входи, друг! Скорее!              Нельзя поддаться! Ты бежишь подальше от избы, но каждый новый возглас по-королевски зычного и могучего голоса, человеческого голоса! заставляет то замедлить шаг, то вовсе остановиться, терзает тебя сомнениями…              — Входи, иначе дверь закроется!               Нет! Ты не можешь этого позволить. Там, за дверью, тебя ждет человек, твой ключ к спасению. Нельзя отказываться от такого.              Ты возвращаешься к избе. Входишь в дружелюбно распахнутую дверь.              — А-а-а-а!              На тебя уставились три пары перламутровых глаз. Это первое, что ты немедленно замечаешь и от чего ужас охватывает тебя с головы до ног. Кричишь ты тогда, когда понимаешь, что кроме троих уродцев (которые отличались только количеством морщин и цветом комбинезона) в избе никого нет.              — Кто меня звал?!              Младший из них, тот, что в красном, улыбается во всю свою зубастую пасть. Средний, обладатель желтого, высовывает язык. Старший, одетый в фиолетовое, слегка ухмыляется.              — Это я тебя звал, — говорит он.              Ты пятишься. Спину щекочут еловые иглы. Дверь за тобой захлопнулась, ты упираешься в украшающий ее венок.              Как этот гремлин может говорить таким голосом?! Не может такого быть! Это ведь так же нелепо, как львиный рык, извергаемый котенком! Тебя распирает от смеха. Истеричного смеха: теперь ясно, как ты оказался в гробу, гниющий заживо и умирающий от голода. Тебя заколдовали! Или ты и вовсе смотришь абсурдный сон!              — Подойди к нам, падшая душа, — манит пальцем старший из зеленокожих. — Не бойся, мы не причиним вреда.              Ты продолжаешь смеяться в ладошку и, услышав эти слова, лихорадочно киваешь.              — Конечно, конечно. Не причините, да!              Твоя истерика прерывается, твари выжидающе на тебя смотрят. Старший приподнимает одну бровь. Ты топаешь ногой со всей силы.              — Вы кто такие, черт бы вас всех побрал?!              Средний облизывается. Младший тихонько хихикает. Старший разводит руками:              — Если говорить проще, мы — твои наниматели.              — Чего?!       — Наниматели. Мы заключили с тобой сделку.              Какая, к чертям собачьим, сделка? Что эти отродья о себе возомнили? Ты от всей души замахиваешься тяжелой веткой, которую не преминул оставить при себе, входя в избу. Удар!              Удар был проигнорирован. Только пыль поднялась с кресла, на котором восседали поганцы. Ты, не понимая, что происходит, ударяешь снова, снова, снова…              — Ну хватит.              Старший щелкает пальцами, еловая ветка в твоей руке рассыпается крохотными опилками и зелеными иглами. Обомлев, ты лишь переводишь взгляд с одного коротышки на другого и не находишь, что сказать.              — Успокойся, падший. Ты не сможешь нас коснуться. Не забывай, что ты у нас в гостях, поэтому вести себя надо подобающе. Готов выслушать?              Твое молчание было воспринято как знак согласия.              — Отлично. Все, что тебе стоит о нас знать — именно благодаря нам ты сейчас стоишь здесь, а не кормишь червей. Тебе повезло…              Ты разворачиваешься и толкаешь дверь. Она не поддается. Навалившись на нее всей своей массой, ты пытаешься сдвинуть ее хотя бы чуть-чуть!..              — Это бесполезно, — Старший гремлин покачал головой. — Пока ты не выполнишь свою часть сделки, покинуть наш дом не выйдет.              — Проклятье! — В порыве отчаяния ты тарабанишь кулаком по двери. — Что вам от меня нужно?!              — Я понимаю твою злость. Но и ты пойми нас… Мы ожидаем, что ты будешь сотрудничать, а не сопротивляться. Пожалуйста, посмотри мне в глаза.              Ты переводишь дух (насколько это можно сделать, будучи бездыханным трупом) и отступаешь от двери. Старший, хоть и является таким же неприятным зрелищем, как его собратья, все-таки имеет некую харизму. Или виной тому человеческий голос?              — Хорошо. Итак, падший… Мы вернули тебе жизнь, которая была отнята ранее положенного срока, чтобы ты взамен оказал нам услугу. Видишь ли, твой предшественник, на которого была возложена эта роль, подвел нас. Искать замену пришлось срочно. Ты оказался ближайшим вариантом.              — И что это за услуга? — спрашиваешь ты. Старший вздыхает, переглядывается с братьями и указывает когтистой лапкой на висящий на стене костюм. О боги.              — Вы шутите?..              — Нисколько, друг. Думаю, тебе знакомы те обязанности, которыми наделен носитель этого костюма?              Конечно, знакомы. Тебе даже доводилось надевать такой однажды, правда, в других обстоятельствах. Ты тогда был единственным мужчиной на работе, кому еще на корпоративе могли поручить исполнять роль Деда Мороза?              ***              Ветер усилился. Ну, или ты просто почувствовал его только сейчас, когда он едва не сносит с тебя роскошную белую бороду, прячущую обезображенное лицо. Может, даже лучше будет, если она слетит — может, тогда тебе не придется исполнять эту безумную роль? Но младший, юркий и постоянно хитро улыбающийся гремлин, хорошо потрудился над твоим гримом. Даже при всем желании ты не сможешь отодрать бороду. Она будто бы вросла в тебя.              Мешок за спиной очень тяжел. Тебе едва удается сохранять равновесие, чтобы не провалиться в сугроб. Угораздило же тебя попасть в новогоднюю кабалу именно здесь. У Санта-Клауса хотя бы есть упряжка с оленями! А тебе даже Снегурочка не досталась.              Лачуга твоих нанимателей осталась далеко позади. С трудом передвигая ноги, ты медленно, но верно, приближаешься к намеченной ими цели — дому Игнатьевых. Знакомая семья. Лет пять назад их отец обнаружил себя во всех новостях, смаковавших коррупционный скандал. Тебя не интересовали такие ситуации и в детали ты не вдавался. Знал лишь, что домик нажит нечестным путем. Теперь на тебе лежит (буквально) священная обязанность вознаградить дочь местного казнокрада за примерное поведение и отличные оценки.              Ты ступаешь сквозь метель целый час. Помнишь направление, в котором нужно идти, но все никак не дождешься, когда нужный дом появится на горизонте. Голод терпеть становится уже невозможно. Проклятые коротышки и слушать не стали, когда ты попросил хоть краюху хлеба. Они лишь наспех объяснили, что ты должен разнести все подарки за остаток новогодней ночи. Да, кстати — с Новым годом тебя!              Если сейчас же не съешь хоть что-нибудь — можно уже не идти никуда, просто лечь и умереть во второй раз. Оставлять детей без праздника не хочется, как и подвергать себя еще каким-нибудь испытаниям за непослушание. Поэтому поесть все-таки придется.              Вокруг, однако, ничего — кроме снега и пары одиноких елок на бескрайнем пустыре. Ты еще полчаса назад вышел из небольшого леса, где и был захоронен. За гигантским полем — снова елки. Там, скорее всего, и ждет тебя выход к городу. Но что делать сейчас?              В попытке собраться с мыслями, ты аккуратно спускаешь мешок на землю и садишься, облокотившись на свою поклажу. Да, непростая перед тобой задача. Пересечь поле ты сможешь в лучшем случае за час. Вынести эту пытку, ничего не съев — не вариант. Изнывающее нутро тебя не поймет. Выбора у тебя не остается.              Ты развязываешь мешок и запускаешь туда свою подгнивающую руку. Надеюсь, она не оставит там следов или запаха. Нащупываешь сплошные коробки и пакеты. Определить, что там, не вынув наружу — не получится. Придется рискнуть.              Яркая коробочка для Арины. Запечатана. Пакет подарков для Владика. Запечатан. Еще с две дюжины таких. Не очень много для Деда Мороза. Все остальное уже доставлено? Если да, твой предшественник не промах — выдохся на финишной прямой. Не посрамить бы его.              Все до единого презенты — в непрозрачной упаковке. На ощупь понять, где лежит что-то съестное, не выходит. Угрюмо прикидываешь, какой этической оценки заслуживает распаковка детских подарков во имя праздничной целесообразности. В горьком отчаянии проклинаешь совесть (лучше бы боль и холод остались вместо нее, ей-богу) и складываешь груз обратно в мешок.              Возможно, тебе не помешает маленький перерыв. Десять минут, не более. Только дух перевести. Устраиваешься поудобнее. Мыслей много — и все о еде. Предел твоих мечтаний сейчас — это запеченная в духовке курица. Золотистая корочка, фольга, запах пряностей и лимона сливаются в единое прекрасное зрелище, которое ты словно наблюдаешь на самом большом экране величайшего кинотеатра. Даже запах, едва уловимый на долю секунды, ты можешь почувствовать. Вспоминаешь, какое сегодня число, и к курице прибавляется хрустальная чаша оливье — прямиком из детства. Как это вкусно!              От дикого желания тебя передергивает. Ощущения, подаренные отчаянной фантазией, придают тебе сил. Потихоньку поднимаешься. Взвалить мешок и нести его на себе ты не готов. Так чувство голода совсем нестерпимо. Снег мягкий. Подарки можно и потащить.              Поле позади. Добраться до елок было нелегко. Но ты уже чувствуешь, что дом Игнатьевых рядом. Или тебе просто хочется в это верить, чтобы все побыстрее закончилось. Приободрившись, ты даже немного ускоряешься. Каких-то десять минут — и перед тобой виднеется белый двухметровый забор.              Наконец-то.              Цивилизация. Люди. Твой город. Ты наконец-то вернулся на знакомую тебе территорию. Твоя облегченная радость омрачена лишь тем, что сейчас ты — мертвец в костюме Деда Мороза, и так просто попасть в нужные дома не получится. На мгновение ты даже опешил, но доносящийся из трубы дымок вскружил голову — там сейчас тепло, кто-то есть, у них водится съестное. Значит, тебе туда.              Отряхнув мешок от снега, вскидываешь его на спину. Не спеша прогуливаешься вдоль забора, оцениваешь обстановку. Ворота охраняет сторож в будке. По углам развешаны видеокамеры наблюдения. Домик стоит на самой окраине, поэтому прохожих тут нет. Стараешься не попадать в зону видимости камер. Бесполезно. Они видят все. Может, дождаться, пока все уснут?.. Но доставить подарок обязательно нужно сейчас. Следующая семья далеко, а вернуться ты можешь не успеть. Время на исходе. Судорожно пытаешься придумать план, пока идешь к воротам. Кованые и мрачные, они скрывают за собой роскошный коттедж.              — Вы к кому? — возглас охранника отрывает тебя от любования видом.              — Я к Игнатьевым. С подарками. — Ты стараешься поддерживать образ и говоришь таким глубоко басистым голосом, как только можешь. В голове это звучит неплохо, как тебя слышно сквозь шум ветра — остается только гадать.              Сторож вглядывается в твое лицо. Ты молишься про себя, чтобы он не увидел там ничего лишнего — вроде спадающей кожи или не закрывающегося глаза.              — Не вызывали.              Естественно. Это было бы слишком просто. Пару секунд пытаешься родить ответ. Раскатистый голос Деда Мороза испаряется мгновенно.              — Перепроверьте, пожалуйста.              К твоему удивлению, он не посылает тебя куда подальше в ту же минуту. Поднимает трубку служебного телефона.              — Алло, Григорий Васильевич! Тут к нам… Дед Мороз… подарки, говорит, для Игнатьевых. Ага.              Он выжидающе смотрит на тебя.              — Да. Понял. Спасибо, Григорий Васильевич. Работаем.              Кладет трубку. Улыбается.              — Не вызывали, товарищ Дед Мороз.              Проклятье! Но тебя уже не так легко остановить. Когда цель так близко (а в желудке такая ярость), отступать слишком поздно.              — Это ошибка какая-то. Вот мой подарок для Лены Игнатьевой. — Ты неожиданно ловко (смотри не рассыпайся при очевидцах!) достаешь из мешка коробку и демонстрируешь сторожу ярлычок с именем и адресом.              — Ну ладно, дед. Давай подарок, я его передам.              — Ни в коем случае! Как вы себе представляете? Подарки вручает лично Дед Мороз. Иначе ребенок будет обманут.              — Хозяин мне что сказал? Не вызывали. Значит, никого впускать не положено.              — Это значит лишь, что хозяин не в курсе. Сюрприз кто-то, может быть, сделал! Ну что я, зря к вам ехал на другой конец города что ли?              Ты явно начал его раздражать. Что, самый умный? Все же, он снова звонит по телефону.              — Люба! Бегом на проходную. Гостя надо встретить.              Обращается к тебе, поманив пальцем:              — Поди сюда. Металлодетектором надо проверить.              Не веря своему везению, подаешь мешок и сам проходишь проверку. Удивительно, но ничего металлического на тебе нет. Охранника это даже разочаровало в каком-то смысле. Приходит Люба. Недовольная тем, что ее вызвали на улицу в такой холод. Тебе не понять — ты этого не чувствуешь. Но судя по ее виду, сейчас находиться на свежем воздухе в высшей степени неуютно.              — Вы кто? — с интонацией фольклорной паспортистки спрашивает Люба. Два слова, а ты уже предвкушаешь неприятное знакомство.              — Это Дед Мороз с подарками для Лены, — опережает тебя охранник. Ворота открываются. Дом Игнатьевых готов впустить тебя.              — Вы б еще завтра пришли! — сокрушается женщина. Развернувшись, она направляется к украшенным венками дверям. — Люди же спать уже легли! Лена тоже в постели давно. Слушайте, давайте быстрее, на улице не май месяц!              Еле поспеваешь за удивительно резвой Любой. Входишь в просторную прихожую. Если бы температуру можно было почувствовать, ты бы сейчас ощутил каждой клеточкой приятно разливающееся по телу тепло. Вместо этого у тебя на уме один лишь запах. В этом доме готовят мясо!              — Разувайся и в гостиную. Под елку положишь.              Вот вы уже и на «ты». Потрясающе быстрое сближение. Домик, кстати, что надо — интерьеру позавидовал бы даже мэр. Хотя ты вряд ли видел настоящее родовое гнездо своего аскетичного градоначальника.              Приспускаешь шапку пониже, а бороду стараешься, напротив, распустить пышнее, чтобы лица было не разглядеть. В гостиной ремонтирует разобранный телевизор хмурый дядька в очках. На твое счастье, он слишком поглощен своей работой и ему не до тебя. Кажется, ты где-то уже встречал его, но таких в городе в принципе полно. Рабочий класс, как-никак.              — Ты чего встал-то?              Люба протискивается сквозь дверной проем, где ты замешкался, и продолжает наводить порядок на полках хозяйских стеллажей, от чего ты ее, очевидно, отвлек своим визитом. В углу гостиной возвышается трехметровая ель (сложно сказать, настоящая ли — так обильно она увешана игрушками и гирляндами), под которой уже припрятано несколько крупных коробок в дорогой обертке. Ты поспешно кладешь предназначенный для Елены Игнатьевой подарок на положенное ему место.              — Выход сам найдешь, — говорит Люба, не глядя в твою сторону.              Это само собой. Но сначала — запах. Ты что-то пробурчал на прощание, но обуваться не торопишься. Кухня, очевидно, дальше по коридору. Одна, вторая, третья дверь — все закрытые. Где-то слышен храп, а где-то мяуканье кошек. Добираешься до кухни. Достаточно тесная комнатушка, в которой, по счастью, никого не оказалось. Разглядывать ее тебе незачем, ведь все внимание привлекает он — аппетитнейший в твоей жизни мясной пирог.              Уже одним своим видом он вызывает в тебе дрожь. Ты жаждал утолить свой голод долгие часы, прошел сквозь мороз и стужу, чтобы в этой точке сойтись с объектом своего вожделения. Прислушавшись, ты убеждаешься, что никто не бродит по коридору. Какое-то время, чтобы подкрепиться, у тебя есть. Не стоит медлить.              Тихонько опускаешь мешок на пол возле роскошного столика. Не занимаешь себя пустяками вроде поиска ножа и вилки, хватаешь добычу и поедаешь за считанные секунды. В начинке — курица с грибами. Как ты любишь. Никогда раньше ты не ел так быстро. Воистину, голод едва не свел тебя с твоего разлагающегося ума.              Прислушиваешься к организму. Чутье сбилось? Или ты просто разучился понимать свое тело? Почему ты все еще голоден?!              Черт! У тебя нет времени вникать. Больше ничего съестного ты не видишь. Придется ретироваться, пока пропажа не была обнаружена. Кое-как обувшись, ты спешишь к воротам. Охранник нажимает свою кнопку, гигантские врата раскрываются.              — Счастливо! — и снова, не дождавшись ответа, он кричит тебе, — Счастливо, говорю, Дед!              — А?.. Да! И вам! С Новым годом!               Не оглядываясь, ты спешишь сбежать куда подальше от проклятого дома Игнатьевых. Что за чертовщина? Почему есть хочется еще сильнее?              Дом позади. Бредешь среди других, более скромных, загородных домиков. Здесь живет немногочисленная элита и те, кому домишко достался еще с прошлого века. Следующим из здешних золотых потомков должен получить свою яркую коробочку некий Матвей Буров. Идти (поразительно!) совсем недалеко.              Ты так отвлекся на размышления об увиденных в особняке Игнатьевых излишествах (особенно на контрасте с простодушной прислугой), что не заметил стоящего у тебя на пути младшего гремлина.              — Не понял! Ты что забыл здесь?              Его и впрямь странно видеть прямо посреди дороги. Конечно, тут пусто: все либо отмечают Новый год, либо давно спят — но все же очень рискованно шататься по окраине такому чудному существу.              — Уйди с дороги! Тебя же могут увидеть!              — Не могут. Никто, кроме падшего.              Как удобно.              — Что ты тут делаешь?              — Я пришел предупредить. Пробовать насытиться бесполезно. Голод падшего неутолим.              — Откуда ты…              — Это голод мертвого, голод души; избавиться от него можно только в упокоении. Если ты хочешь прекратить страдания — выполни часть сделки.              Вот как. Значит, после событий этой ночи…              — И я умру?              — Душа падшего обретет покой. Страдания прекратятся. Если сделка не будет выполнена — страдания будут вечными. Как только мы увидели, что падший хочет утолить голод привычным ему способом, мы немедленно отправились сюда.              Ты пытаешься контролировать свою ненависть. Останавливает тебя только предыдущий опыт общения с мелюзгой, которая игнорирует удары.              — Если вы видите, что я делаю, можете так быстро перемещаться… Почему сами не разнесете чертовы подарки?              — Мы не имеем права взаимодействовать с физическим миром. Это долг и бремя человека…              Ясно. Разговаривать с этим философствующим сморчком тебе недосуг, ты проходишь прямо и сквозь него, не слушая, что он бормочет. Пока ты неуклюже плетешься к следующей своей цели, приходится утешаться мыслями о еде. Горяченький борщ со сметаной на говяжьей косточке. Ржаной хлеб с чесноком. Маленькая, для запаха, стопка водки. Даже эти отчаянные фантазии дают тебе больше сил и энергии, чем съеденный пирог. Удивительное дело.              Подходишь к огороженному металлическим заборчиком домику Буровых. Жмешь на кнопку у калитки.              — Кто там?              — Это Дед Мороз! Подарок для Матвея Бурова!              Динамик шипит пару секунд, затем доброжелательно пищит. Калитка распахивается. Дверь дома открывает веселый толстяк в кожаной куртке, улыбка во весь рот обнажает два золотых зуба.              — Наконец-то! Дождались!              Насторожившись, ты опускаешь свою ношу на крыльцо. Мужик выжидающе смотрит, как ты роешься в мешке.              — Да ты заходи, Дед, что на морозе стоять!              — А мне… Мне еще много детей надо навестить, всем подарочки подарить! Вот и для Матвея принес! — еле найдя нужную коробку, ты поднимаешься перед хозяином дома. — Где же он сам?              — Заходи, заходи. Не на улице же.              Толстяк уже не выглядит таким добродушным. Калитка позади тебя захлопывается.