Мерлинов агнец судьбы.

      Хогвартс. Снег. Запретный лес. Огни Хогсмида. Иссиня чернеющий небосвод с раздражающе яркими искрящимися звёздами. Витиевато выгнутые, излишне замудренные кованые рамы в пошарпанном серо-коричневом вековом камне: пустом и холодном, безликом — отражающем и отталкивающем всех и вся. Мда уж. Сколько ни смотри на просторы окраин Хогвартса сквозь эти, ставшие от времени матовыми, витражи — легче не становится, вопреки заверениям буквально каждого посетителя сего «заведения». И прошло то почти пять лет.       Практически пять лет утекло с тех мрачных пор, как отмучился тщеславный фанатик, пытавшийся пойти против собственной сути и сути всего в целом. Грустно даже. Как-то всё приторно спокойно, пресно тихо, раздражающе идеально и предсказуемо. И вот уже чуть более трёх лет с напостой раздражающим «долго и счастливо».       А перед этим — два года в серой, промозглой и стерильной больнице с долгожданной звенящей, вырванной из пасти Нагайны, тишиной. Нега для разума, как оказалось, отдаёт кислятиной и сводит дëсна от сухой истины. Мерлинова истина, как число золотого сечения и осязаемые конвульсии нервов у виска при любом упоминании вещей, связанных с фамилией Поттер. Золотое трио.. Ну вот опять — дёргается нерв и ничего нового. Ничего нового уже как полтора года, а впрочем, ничего нового уже как… Всегда. Вот же Салазар дёрнул ляпнуть это «всегда», теперь со скрипом разлетевшееся на цитаты! И всё же, чертов Поттер. Что там? Ах да…       Маккошка, как и все эти пять лет, читает заготовленную пламенно-душевную речь перед коллегами и «семьёй Хогвартса». От этой диатрибы не теплее, чем стоять у стены замка с подветренной стороны. Ох, сам пошутил — сам зловеще усмехнулся. Усмехнулся и вновь оглядел постаревших коллег. Как молоды вы были, и я с вами…       Нет уж, обниматься даже сегодня не заставят. Ни сегодня, ни завтра ни… О! Мой острый взгляд впивается в зелёное пятно на заднем фоне. А вот и гвоздь программы — мисс Грейнджер собственной персоной! Возмутительно раздражающая, идеально состряпанная своими же руками особа. Которая чуть больше года вносит разнообразие в мою осточертевшую, по мнению многих, рутину. Просто немыслимо, как я жил до этого всё предыдущие годы? Как преподавал и разбирал задания между двух господ то, без этого гениального, блестящего от юношеских розовых соплей носа?       Даже Поттер ушёл в закат Второй магической войны вместе с Уизли, когда в конце моего меркнущего тоннеля забрезжил этот «Мерлинов агнец судьбы». Не то, чтобы забрезжил, а прям таки снёс светом и добром от многочисленных фар поезда «Вера и справедливость». Еле устоял от соблазна сменить имидж, сделать пластику лица, завязав на затылке щеки для «голливудской улыбки», и начать раздавать всем мир и гармонию при встрече. Ага. И с трепетом, с оттяжечкой, ласково Круцио выдавать бонусом — прям по этой самой вежливости.       О да, мисс Грейнджер сегодня сама скромность, в отличии от прошлых лет: такое платье с целомудренным выре., а нет, без выреза, даже с высокой горловиной. И мочалку кудрявую прибрала наконец-то. Неужели все мои намёки о вредности употребления в пищу чужих волос нашли своего слушателя. Мммм, прекрасно, надо галочку очередную поставить в той самой розовой тетради, на которой сопли Всезнайки размазаны в виде списка начинаний социализации жертв Победы.       Это ж надо такое выдумать: назвать всех выживших — жертвами! Да почему опять жертва то, вот неугомонные. Сколько соков и крови выжали на благо Поттера, так нет — и тут снова туда же. Ну да, мисс «Я вам не вчерашняя студентка, профессор Снейп» влезла везде, где смогла. Ещё и умудрилась запихнуть маленькую геройскую ручонку в Хогвартс, принеся с собой план-проект о реабилитации всей магической Британии, конечно же, в лице не очень верного слуги двух господ. На мою, все ещё не седую, голову они сговорились с Минервой и старым шаржем Дамблдора и как давай стабилизировать и улучшать! Я даже в сторонку отошёл поржать и не мешать. Чем бы дитя…       Кстати о детях. Поттер притащил своих отпрысков на радость всём другим отпрыскам. Вроде бы прискорбно смотреть и злорадствовать, но всё же нет. Дубль — и я почти в дамках по самоиронии и скрытому славословию, хотя что это я…       — Ну невозможно! — восклицаю гораздо громче, чем обычно бурчу себе под нос. Однако этого оказалось достаточно, чтобы всё замолчали: у отпрыска Джеймса подкосились колени, а Грейнджер недовольно закатила глаза. Драматичная пауза, тяжёлый вздох и эпичное молчание — всё как я могу, умею, практикую. Старая серая кошка недовольно смотрит мне в спину: чувствуется, как что-то незримое упирается в лопатку и так давит, что практически больно, но я не оборачиваюсь. Так вот. Эта ходячая шотландская клетка приближается ко мне и смотрит прямо в ухо. Я лишь устало потираю виски, снова вздыхаю, поворачиваясь лицом ко всём присутствующим. Дорогие мои, надоевшие до оскомины маги!       И вдруг замечаю «свежую кровь» прям-таки рядом с самым раздражающим объектом среди прочих. Молодой да ранний, нагловато-напористый чей-то явно «бойфренд» нахально скалится в «доброжелательной» улыбке, пытаясь выдавить что-то похожее на умные изречения, в желании произвести «хорошее» впечатление на коллег и друзей своей «девушки Грейнджер». Но мне не интересно. Абослютно. Было. Ровно до того момента, как эта, Мерлин упаси, девушка, ведомая за руку новоявленным кавалэром, опустилась на стул за праздничным столом, — и тут то открылись, в буквальном смысле, самые что ни на есть раздражающие, широкие, кружевные резинки на венце чулок.       Ну вот снова началось! Я множество раз указывал заносчивой девице на целомудрие и скрытую женственность, о которых мисс «Ничего в этом нет неприличного» постоянно забывает. И как тут не проследить, чтобы всякие кавалэры не распускали рук, ног, языка? Ладно я всё это вижу, проживаю и даже как-то мирюсь, — кто, как не та самая жертва Победы. А другие то где так напортачить успели, особенно этот невиновный ухажёр? Вопрос риторический.       Видимо моё выражение на лице вконец скисло и начало грозить бровями в праведном недоумении, раз Минерва меня под локоть ведёт ближе к остальным, что копошатся в обрывках яркой, отвратительно наляпистой, праздничной оберточной бумаги под огромной елью.       — Северус, будь паинькой, — говорит мне эта наглая престарелая моралистка на ухо, добавляя громче, — И возьми уже свой подарок под ёлкой и обменяйся поздравлениями со всеми нами.       Вскарабкиваюсь взглядом на пик украшенного дерева и спускаюсь вниз по многочисленным цацкам. Шар, месяц, гоблин, Мерлин, Годрик с мечом (пфу какое явно отвратное Гриффиндорство), свечи, огни, Грейнджер, подарок… Стоп. … И возьми уже свой подарок под ёлкой. Ну точно, под ёлкой, — вот он, мой подарок, с двумя кружевными ленточками на бедрах. Нужно брать! Тем более приказ руководства, ещё и в новогоднюю ночь. Как раз часы обратный бой начали — всё сходится. Надо же, как подарок пришёлся по плечу, — Грейнджер идеально приземлилась на мою ключично-плечевую зону. А её наглая упругая задница аккурат поравнялась с моим ртом, так что будет к чему применить зубастый аргумент. А теперь аппарировать отсюда подальше и на подольше…       На десятом ударе часов в Большом зале Хогвартса профессор Северус Снейп подхватывает за бедра бывшую студентку и нынешнюю коллегу, Гермиону Грейнджер, перекидывает её через плечо и молниеносно аппарирует с нехарактерной для него галантностью. А не единожды упомянутый Гарри Поттер, уже дернувшись в след за девушкой, замечает в вихре аппарации, счастливо расцветающую безумную улыбку подруги и останавливается, как вкопанный, ухватив за плече того самого кавалэра.              И только Рон Уизли с досадой брякнул вилкой о тарелку.       — А что, так можно было?!       И в затянувшейся тишине всё вздрогнули, повернувшись в сторону рыжего парня. А затем по залу разнёсся звонкий и чёткий звук подзатыльника, прилетевшего по голове Уизли от Лаванды, в девичестве Браун.       — Да что не так то?! Он уже дважды чертовски устрашающие сматывается из Большого зала в самый подходящий момент, когда мы всё якобы должны соблюдать рамки приличия! — возмутился Рон, зажевывая негодование жареной куриной голенью.