Солнце в зените

Глава 3 На следующий после коронации день, в Белый понедельник или в Понедельник Святого Духа был устроен большой турнир, чтобы отметить событие, и Бесс получила место на трибуне, возведенной специально для придворных дам. Ей удалось выдержать полное церемоний воскресенье, хотя значительную часть времени молодая женщина испытывала недомогание. Но, вопреки тревоге, она не опустила планку, лишь несколько вызванных чувствами слезинок пробежали по щекам, когда Бесс увидела водруженную на голове Елизаветы золотую корону. Даже при таком богатом дворе Бесс ни разу не доводилось наблюдать ничего схожего с состоявшимся прошлой ночью праздником, пусть она едва ли попробовала питательные блюда и вряд ли пригубила хоть глоток великолепных вин. Младший брат короля, Джордж Кларенс, оценил их в грандиозном масштабе, слишком увлекшись мальвазией, совершенно отбившись от рук и вынудив отвести себя к кровати. Несколько лордов на минуту исчезли, но потом вернулись, дабы произвести наступление на основные лакомства со свежими силами. Бесс была рада, что, хотя ее супруг, слегка под хмельком, и упал со стула, хохоча над одной из острот шута, его нести в кровать не потребовалось. Сама она отдавала предпочтение сегодняшнему мероприятию, устроенному на свежем воздухе. Трибуна начала медленно наполняться. Сестры короля пришли с матушкой, герцогиней Сесиль, графиня Уорвик привела обеих дочерей. Привлекательностью выделалась Изабель, скоро она уже без устали щебетала с Бесс, тогда как робкая и тихая Анна скользнула на место рядом с равно спокойным самым младшим братом Эдварда, Ричардом герцогом Глостером. Ричарду исполнилось всего тринадцать, он был чересчур юн, чтобы сражаться, он казался серьезным мальчиком, миниатюрным для своего возраста, с задумчиво осматривающими сцену темно-серыми глазами. Бесс заметно отдавала ему предпочтение по сравнению с чванливым и тщеславным красавцем Кларенсом. Тот время от времени показывал фрагменты представления находящейся близко к нему девушке, словно мартышка, исполняющая фокусы в собравшейся у изгородей толпе. Напротив находились знатные лорды и рыцари, готовые принять участие в турнире и вооружающиеся, оруженосцы и конюхи суетились вокруг со шлемами и копьями господ, Бесс видела картину целиком и была абсолютно ею очарована. Она и раньше присутствовала на турнирах, но такого вспомнить не могла. Тут наличествовали все члены кланов Буршье и Стаффордов. В качестве управляющего камергера лорду Гастингсу пришлось приложить массу усилий для обустройства дамам удобной трибуны, тогда как герцог Норфолк, достаточно нездоровый, чтобы не явиться, делегировал кузена, сэра Джона Говарда, исполнять обязанности председательствующего на мероприятии графа-маршала. Братья королевы готовились к выезду, и все ее сестры образовали на трибуне хохочущую и щебечущую группку, демонстрирующую насколько новая слава Елизаветы ударила им в головы. «Вижу, вашему брату потребуется проявить всю свою изобретательность, чтобы удовлетворить родственников», - едко заметила герцогиня Сесиль старшей из дочерей. «Я уверена, мадам, что вы правы», - согласилась Анна Эксетер. «И если королева окажется столь же плодовита, как и ее матушка, то Эдварду поможет лишь Бог. Как же я рада, что мне нужно устроить в жизни только одну дочь». «Мало кто хорошо отзовется о вашем положении, мое бедное дитя», - парировала Сесиль, - «Эдварду необходимы наследники, имеющие в жилах его кровь». Бесс хотела бы не слышать этого ведущегося почти шепотом разговора. Она трепетала перед властной герцогиней, которая даже в элегантном возрасте сохранила красоту, подарившую ей когда-то имя Рэбийской Розы – по названию замка, где та жила в юности. Сесиль никогда и на минуту не забывала, что являлась дочерью Ральфа Невилла, графа Уэстморленда и внучкой Джона Гонта. Теперь Бесс увидела короля, он подъезжал туда, где над палаткой реял монарший флаг, мгновением позже в павильон вошла и королева. Все присутствующие опустились на колени на жесткие доски и не могли подняться, пока Елизавета не села и не сделала другим дамам знак рукой. С одной стороны от нее устроилась герцогиня Жакетта, с другой – матушка Эдварда. Прозвучал сигнал трубы герольда, и к трибуне приблизился Кларенс – попросить благословения у своей сестры Маргарет. Она наклонилась вперед и обернула вокруг его пики шелковый платок. Маргарет была старше Джорджа на три года и любила его больше остальных, хотя Бесс не могла понять, как такое возможно, если есть более достойный подобных чувств Эдвард. «Вижу, ты замечательно держишься, мой милый Джордж», - с теплотой заметила принцесса. «Раньше ты не выходил сражаться перед всеми, здесь крайне важно твое личное поведение». Молодой человек поставил руку на бедро, он свободно сидел в седле, от его светлых волос отражались солнечные лучи. «Знаю, - наш предок – прежний герцог Кларенс – был знаменитым поединщиком, и не опорочу имени прародителя». В словах сквозили надменность и неуместная для шестнадцатилетнего юноши самоуверенность, до настоящего момента не проявляемая прежде. Ричард Глостер, сосредоточенно вглядывающийся в брата, казался равно покоренным магией этого прекрасного окружения, - к тому же Джордж легко владел словом и обладал недостающим младшему обаянием. «Бедный мальчик», - подумала Бесс, - «он провел столько часов в замке графа Уорвика – Миддлхэме, что представляется больше деревенским оруженосцем, пришедшим в город учиться ремеслу, чем братом короля». Молодая женщина повернулась и произнесла: «Надеюсь, сейчас вы станете чаще появляться при дворе, милорд герцог. Вероятно, очень скоро мы увидим в списках и ваше имя». Она тут же пожалела о сказанном, разглядев его рост, хрупкость телосложения и заметное преобладание в высоте одного плеча над другим, испугавшись, что, возможно, у юноши не окажется необходимого для турниров запаса здоровья и сил. К изумлению Бесс Ричард внимательно и серьезно на нее посмотрел и ответил: «Надеюсь и молюсь, чтобы я смог стать способным бойцом, леди Буршье. Ради этой цели я тренируюсь и хочу доказать, что способен достойно служить брату. Я всегда свято верил, - если кто-то к чему-то основательно стремится, то миссию свою обязательно исполнит». «Все так», - согласилась Бесс. «И здесь, при дворе для этого множество возможностей. Уверена, король-» «О, двор! Я тут задыхаюсь. Все, о чем мечтаю при дворе, - вернуться в болота Йоркшира». «Никогда там не бывала», - призналась Бесс, и леди Анна Невилл внезапно забыла о присущей ей робости. «Тогда вам стоит когда-нибудь отправиться на север, миледи. Замок моего отца находится высоко на холме, и мы можем достигать взглядом территорию, лежащую далеко за границами равнин. Это очень красиво, может быть, зимой и уныло, когда ветер так промозгл, но больше во всем мире вы не встретите ничего подобного». «Да», - согласился Ричард, - «а когда цветет вереск, холмы покрываются пурпуром, и воздух становится чистым и резким. Вы будете охотиться в течение всего дня, но никого не увидите». В речах юноши звучало столько вдохновленной мощи, что герцогиня Сесиль рассмеялась: «Ох уж эти дети! Те дни, как я понимаю, для вас теперь лежат в прошлом». Анна вспыхнула, а Ричард опустил взгляд, погрузившись в молчание. Сочувствие к нему со стороны Бесс стало еще глубже, но тут начался турнир, и все повернулись к полю. Мероприятие открылось двумя молодыми рыцарями, которым предписывалось также отметить своим выходом вчерашнюю коронацию, и Бесс зачарованно наблюдала, как за ними последовали и остальные, она видела колышущиеся стяги, яркие цвета, раскалывающиеся о щиты пики. Один или два из рыцарей упали, им потребовалась помощь, чтобы подняться на ноги. Скакуны, освободившись от всадников, галопом удалились прочь, но турнир устроили ради развлечения, поэтому, не считая нескольких кровоподтеков, никто не пострадал. Бесс наслаждалась зрелищем, на фоне которого до нее доносилась восторженная болтовня юного Томаса Грея и его брата Ричарда, вскоре объединившихся с сестрами королевы. Они поддерживали выступающих рыцарей, как им того хотелось, но сама Бесс ждала появления только двух из всех прибывших. «Там, моя дорогая», - произнесла герцогиня Сесиль, в манере, используемой ей по отношению к тем, кто занимал низшую по отношению к почтенной даме ступеньку в иерархии, что включало большую часть двора. «Вот там твой муж едет сразиться с сэром Джоном Вудвиллом». «Ему не составит труда одержать верх над подобным противником», - лениво заметила герцогиня Анна. «Может, Энтони Вудвилл и царит на турнирах, но его брат – обыкновенный подросток, не отягощенный равными талантами, как и многие другие, кому не место в обнародованных списках». Она говорила с горечью, и Бесс прониклась к герцогине сочувствием. Герцог Эксетер, по словам Хамфри, человек ничтожный и не стоящий внимания, отбыл во Францию вместе с королевой Маргарет и сейчас находился с женой в разлуке. Бесс задавала себе вопрос, - испытывала ли герцогиня облегчение или же оказалась подавлена утратой такого сокровища. Королева чуть наклонилась со своего кресла вперед. «Моя дорогая сестра, вы в самом деле суровы. Каждый рыцарь обязан где-то начинать, и Джон скоро научится, ибо наставничество над ним взял на себя Энтони». Бесс показалось, что Елизавета повела себя на удивление милостиво. Она повернулась, чтобы рассмотреть Хамфри. Он облачился в серебряный, красный и черный цвета, отличающие герб рода Буршье, выделяющие его плащ-нарамник, наброшенный на защитные латы. Кони с шумом понеслись вперед, копья столкнулись, но не одно из них не достигло цели. Во втором раунде Хамфри разбил пику о щит сэра Джона, но был громогласно поддержан толпой. В третьем раунде он заставил соперника выпасть из седла и растянуться, что повлекло за собой крик зрительского одобрения. Герцогиня Сесиль произнесла: «Возможно, в следующий раз, моя дорогая, у твоего мужа окажется более подходящий противник». Бесс с радостью мысленно отметила, что отсутствует в списке опальных королевской матушки. Все лавры получил сэр Энтони Вудвилл, блестяще выступив против полудюжины соперников, включая даже короля, хотя герольд и объявил, что соревнование уже закончено. Приблизившись к трибуне с дамами, он подбросил меч в воздух, искусно его поймал и, проходя мимо Бесс, улыбнулся и сообщил: «Хамфри сегодня очень хорошо себя показал». «Не настолько хорошо, чтобы сразить вас, милорд». «Но он, по меньшей мере, удержался в седле». «Никто в Англии не в силах тебя победить, Энтони», - произнесла Елизавета. Она поднялась со своего места, держа в руке лавровый венок. «Хотела бы я посмотреть, как ты сойдешься в поединке с бургундским бастардом. Говорят, во Франции еще ни один одержал над ним верх. Вот это была бы встреча». «Значит, мне следует отправить ему вызов», - ответил Энтони и склонил голову, чтобы принять от сестры приз. Успев спешиться и снять латы, подошел и встал рядом с Елизаветой Эдвард. «Это стало бы чудесным поводом позабавить европейских принцев. С Божьей помощью, очень скоро стоит начать думать о будущих союзах для наших детей». Елизавета расхохоталась: «Будем рассматривать кандидатов рождением не ниже носителей королевской крови» Ее сын Томас, дующийся, так как ему объяснили, что он еще слишком юн для участия в турнире, заявил: «Вы не можете хранить уверенность, что у меня появятся сестры, мадам, или братья, помимо моего брата Ричарда». Эдвард дружески его толкнул. «Полагаешь, мы с твоей матушкой не знаем своего дела? Давай, сынок, посмотри, сумеешь ли ты усидеть на моем боевом коне». Он ласково обнял мальчика за плечи и направил его к шатрам. Бесс подумала, что за подобную дерзость мастера Грея сошлют назад к наставнику, но Эдвард считал, - достигнув определенных лет, пасынкам необходимо занять высокое положение, и создавал впечатление искренней к ним любви. Проходя мимо Бесс, король остановился и сказал: «Прошу, не преклоняйте предо мной колени, миледи, только не тогда, когда вы носите дитя». Бесс вспомнила, что Елизавета такой заботливости не демонстрировала, и преисполнилась желанием взять эту сильную квадратную ладонь и покрыть ее поцелуями. Лондон задыхался от жаркого июльского солнца, но вопреки тому, акушерка все-таки велела развести в очаге огонь. Температура доходила до такой высоты, что Бесс чувствовала, как по лицу и по шее струится пот, пока она снова и снова издавала стоны, стискивая материнскую ладонь. Леди Тилни прибыла из Бостона, чтобы присутствовать при родах дочери и уже успела в свойственной ей энергичной манере приняться за наведение в хозяйстве Бесс порядка. Она раздала слугам разнообразные поручения, упрекнула управляющего в неких убытках, а повара – в безразличном использовании пряностей, указала Элизии, что та чересчур бесцеремонна со своей госпожой, и так, пока все домашние от души не возжелали, дабы их юная леди как можно скорее встала на ноги. Бесс же находила довольно утомительной регулярную болтовню матери о судебном процессе. «Поговори об этом с королем», - настаивала леди Тилни. «Ты же часто его видишь, не так ли? Попроси заступиться за тебя в деле против твоих дядюшек. Твой дедушка ясно выразил последнюю волю, но выполняя ее, я уже истратила все наличествовавшие у меня силы». На этот раз Бесс матери воспротивилась. «Королю данное дело придется не по душе, матушка. Я слышала, как он только недавно сказал, - споры должны решать суды, а не корона». «А мне ты о его словах рассказывала?» - сухо поинтересовалась леди Тилни. «Тогда, полагаю, я должна одна продолжать отстаивать твои интересы. Твой отец палец о палец не ударит». «Хамфри сохранит то, что мне причитается», - ответила Бесс, но теперь, когда ее час настал, мысли больше обращались к ребенку, нежели к принадлежащим молодой женщине в Линкольншире акрам земли. С другой стороны кровати над ней склонилась акушерка, нажимая ладонями на вздувшийся живот Бесс. «Еще немного, моя госпожа», - повторяла она. «Выпейте, это поможет вам». Вошел Хамфри и на мгновение остановился у ложа, явно чувствуя себя неловко. «Любимая, дорогая, все так плохо?» «Непросто, сэр», - объяснила вместо Бесс акушерка. «У вашей леди чересчур узкие бедра, малыш может выйти с перекрученной вокруг шеи пуповиной, но мы сделаем все, что в наших силах». «Ради Бога», - попросил Хамфри без следа обычного для него легкомыслия. Он взял горячую ладонь Бесс, и молодая женщина попыталась улыбнуться. «Прошу тебя, не оставайся. Мужчина тут ничем не поможет». «Как пожелаешь», - согласился Хамфри и, надеясь отвлечь жену, прибавил: «Милорд Уорвик привез сегодня в Лондон старого Генри. Говорят, он был в плачевном состоянии, не более, чем с двумя слугами, оставшимися с ним, когда его обнаружили слоняющимся по Йоркширу. Генри разместят в покоях Тауэра, и я не против посмотреть, как старика туда водворят». «Да, иди, иди», - застонала Бесс, так как ее скрутила еще одна схватка. Она сжала зубы и сумела произнести: «Ты же сможешь потом мне об этом рассказать?» Бесс с облегчением проследила, как Хамфри уходит, тогда как акушерка опять вернулась к своей работе. Ею была супруга торговца рыбой внизу – в конце Темз Стрит, прекрасно одаренная в практикуемом ею деле. «Тужьтесь, миледи», - просила она. «Скоро вы забудете о боли, стоит вам лишь взять на руки вашего малютку». Но в тот миг Бесс едва ли могла думать о ребенке, исключительно о страданиях, о кажущимся бесконечным их ритме и об установившейся в комнате жаре. Матушка вытерла ее лоб, тогда как у молодой женщины вырвался следующий стон, а потом, стоило боли превратиться в невыносимую, на свет появился малыш. Агония прекратилась так резко, что Бесс показалось, что она сейчас потеряет сознание. Тем не менее, было понятно, - все уже произошло, и затем материнский голос над ней произнес: «У тебя дочка, Бесс, волшебная здоровая девочка. И ей не нанесено никакого вреда». «Роды прошли тяжело, миледи», - согласилась акушерка, - «Но теперь все в порядке». Все прошло хорошо! Бесс хотела не дочь, а сына – для Хамфри, но сейчас, когда малютка уже лежала у нее в руках, и можно было видеть маленькое сморщенное личико, в груди родилась настолько глубокая любовь, что она снова и снова целовала пушистую головенку. Дождавшись прибытия Хамфри, Бесс прошептала ему, как сожалеет, что не смогла подарить ему сына, но тот расхохотался, поцеловав и жену, и дочь. «Времени достаточно», - сказал он, - «мы еще молоды, у нас впереди годы, чтобы умножить потомство, любимая. А эта маленькая девица – просто копия меня, клянусь!» Хамфри оставил Бесс спать, но, прежде чем погрузиться в блаженное забытье, она юная мать содрогнулась от мысли о повторной встрече с подобной мукой. Родители окрестили ребенка Анной, но с самого начала для Хамфри она превратилась в Аннетту, каковой и стала для всех остальных. Аннетта была здоровой и довольной малышкой, отец ее обожал, беззастенчиво наведываясь в детскую, чтобы навестить кроху. Бесс и не подозревала о подобной грани его характера, в дальнейшем только объединившей пару. Королева родила после Рождества, и тоже дочку. Если Эдвард и был расстроен появлением принцессы Елизаветы, то не показал этого, напротив, дал отмашку всеобщему веселью. «Крестным отцом предписано стать графу Уорвику», - сообщил Хамфри. «Он великий кудесник по части сокрытия своих чувств». «Но почему?» - спросила Бесс. «Разумеется, граф уже и думать забыл об огорчении после заключения Эдвардом брака». «Сомневаюсь», - ответил Хамфри, - «что граф из породы людей, способных забыть даже мелочь. Однако, он безостановочно расточает улыбки Кларенсу. Джордж таскается за ним, словно щенок за охотником». «Двор всегда переполнен шепотом и двусмысленными замечаниями. Иногда я ненавижу все это слышать. Только вчера герцогиня Саффолк отметила, насколько удачно, что король приходится ей братом, теперь это новый, учитывающийся шаг в иерархической структуре». «О, зато каждый стремится подшутить над графом Риверсом и над остальными его родственниками», - задорно подхватил Хамфри, - «но нам с тобой, Бесс, грех жаловаться. Королева к нам добра». «Да». Бесс держала их ребенка на руках. «Мне бы только хотелось -», - она замолчала, и Хамфри переспросил: «Чего бы тебе хотелось?» Молодая женщина вздохнула и склонила голову над маленькой Аннеттой. «Ничего. Должно быть, тяжело быть королевой и все время сохранять свое достоинство». В то же самое утро Бесс и другие дамы, включая герцогиню Жакетту, помогали Елизавете облачаться. Плодом их усилий стало безмерное изящество, но Бесс постепенно начала ненавидеть присущие этому официоз и необходимость соблюдения строгих правил поведения. Иногда она тосковала о более раскрепощенных днях, когда навещала Графтон. По ее мнению, юность, промелькнувшая до минуты зрелости и материнства в неполные девятнадцать лет, оказалась чересчур коротка. «Возмутительно». Интонация герцогини Сесиль искрила яростью. «То, что ты, Эдвард, можешь это позволить, неподвластно моему пониманию». «Мадам», - спокойно ответил король, - «вы же равно хорошо, как и я, знаете, что мне следует обеспечивать семью Елизаветы». «Даже Господу известно, что у нее родни больше, чем у кого-бы то ни было при дворе», - согласилась его матушка. «Энтони, который, на мой вкус, единственный прилично воспитанный во всем выводке, сделал правильно, женившись на вдове лорда Скейлза. Почему ты не хочешь и остальным дать обзавестись супругами по данному образцу? Предложение о браке моей сестре от сэра Джона Вудвилла – омерзительно. У меня не находится слов, чтобы описать бушующие внутри чувства!» «Не подозревал, что тетушка Норфолк настолько против сделанного ей предложения». Успокаивающий вопрос Эдварда лишь сильнее раззадорил герцогиню. «К своим почти семидесяти годам леди Норфолк совсем не в себе, сэру Джону же едва стукнуло двадцать. Ее внук, герцог, годом или чуть больше, его старше! Они же превратятся в неисчерпаемый кладезь для издевательств, превосходящий даже устроенный сейчас этими жуткими Вудвиллами». «Вам кажется мы не сумеем пережить немного смеха?» Спор между представителями королевской семьи происходил в спальне герцогини Йорк в замке Байнард, восемь месяцев спустя после признания Елизаветы церковью. За окнами мягко катила волны Темза, в тот ноябрьский день - крутые и серые. Сесиль сидела у огня, ее тонкие унизанные кольцами пальцы протягивались к его дарящим тепло языкам, платье было подбито мехом, высокий сын леди стоял напротив, положа руку на камин. «Мне следует поговорить с твоей тетушкой», - продолжила Сесиль. «После уже трех мужей ей место скорее в монастыре, а не на свадьбе вот с таким четвертым. Эдвард, неужели тебе не жалко ни ее, ни меня?» «Дорогая матушка, примите все меры, чтобы обсудить с тетушкой этот вопрос. Но вы обнаружите, что она склонилась перед моей волей в данной ситуации. Герцогиня Норфолк – знатная дама, к тому же – очень богатая, что Джону и нужно. Он еще очень юн, но, вопреки презрению моих сестер ко всем Вудвиллам, полагаю, в свое время, он станет солдатом, на которого можно положиться, и хорошо мне послужит». «Да, как самый младший из сыновей, Джон испытывает потребность в денежных ресурсах! Вряд ли он надеется на удовольствие в супружеской постели, и, наверняка, не произведет на свет наследников. Думаю, юноша считает брак стоящим из-за богатства моей сестры и рассчитывая крайне быстро овдоветь». «Вполне возможно», - холодно ответил Эдвард. Его мать всплеснула руками. «Это выше моего понимания. Да, браки заключаются по политическим причинам, но данный..! Он несет в себе глубочайшее оскорбление. Представить не могу, что скажет святой отец». «К счастью, это не его ума дело». Герцогиня взглянула на сына в отчаянии. «Эдвард, иногда ты идешь вперед, словно упрямый бык. По большей части у тебя получается действовать мудро, осмотрительно, как только ты надел корону, я одобряла твою манеру урегулировать дела, но теперь вижу величайшее безумие. Ты беседовал с милордом Норфолком? Ему это понравиться не может». Эдвард расхохотался. «Норфолк больше озабочен собственными делами, в особенности, спором с сэром Джоном Пастоном. Оба нацелены на обладание замком Кейстер. Сэр Джон в нем сидит, Норфолк – имеет на него права. В любом случае, он мечтает жениться на Елизавете Тэлбот и горит желанием заручиться моим согласием на слияние его состояния с состоянием покойного графа Шрусбери. Норфолк со мной ссориться не захочет». «Согласна, это весьма гибкий юноша, к тому же постоянно тревожащийся, как бы ему не заболеть лихорадкой, либо же просто не подвергнуться ознобу», - брезгливо произнесла герцогиня. «Мадам, если вы каждого начнете судить в соответствии с силой собственного характера, достойных останется мало!» На лице Сесиль отобразился намек на веселую заинтересованность. «Все-таки хочешь скрутить меня соответственно своей воле. Интересно. Ты уже отдал Анну Вудвилл твоему кузену Уильяму Буршье и пообещал дочь родной сестры от Эксетера Томасу Грею. Какие еще планы относительно детей Ричарда Вудвилла ожидают воплощения в действительность?» Эдвард притворился, что не заметил прозвучавшего в материнском голосе сарказма. «Когда Мария достаточно повзрослеет, я думаю выдать ее за сына Пембрука, а Маргарет- за наследника Арундела. Кейт уже пристроена». «Таким образом ты поступишь в точности с желаниями тещи. Кейт заключила лучший союз из всех возможных, хотя я предполагала, когда ты отправлял под опеку двора королевы Генри Стаффорда, что на него успели возникнуть некоторые надежды. Он же богатейший юноша в государстве». «Каким и должно быть моему свояку», - согласился Эдвард. «О больших семьях можно сказать одно, - каждый из членов в состоянии заключить выгодный брак. Если мальчик уже герцог Бэкингем, и в жилах его течет наша кровь, чего еще можно желать?» «Гм!» - вот и все, что он услышал в ответ от герцогини. Сесиль продолжила: «Меня интересует твоя сестра Маргарет. Ты точно намерен выдать ее за сына бургундца? Мне рассказывали, что он не сильно привлекателен». «Дважды вдовец, на руку которого зарится целая Европа, судя по всему, будет внимательно рассматривать поступающие предложения, но союз с Бургундией мне необходим. Герцог Филипп давно в детстве и со дня на день уйдет в мир иной, после чего его титул достанется Карлу. Маргарет согласна, и я твердо нацелен отдать ее ему. Также мне бы хотелось, ка только она станет герцогиней, женить на дочери Карла нашего Джорджа. Сейчас – это единственная наследница, а брат начинает меня утомлять. Он напивается и затевает ссоры там, где те совершенно неуместны». «Я слышала, Джордж недавно стремился сразиться с милордом Оксфордом из-за предполагаемого оскорбления. Но ты же это прекратил?» «Еще бы. Оксфорд такой же дикий, а я не могу позволить им показывать пример остальным членам двора, азартно перерезая друг другу глотки. Джордж временами неуправляем. Признаюсь вам, пусть Ричард моложе, но с ним гораздо надежнее. Если Джордж женится на будущей падчерице Маргарет, то окажется под присмотром у сестры. Она – единственная из нас, умеющая с ним разобраться». Сесиль улыбнулась. «Маргарет упряма, это я тебе могу гарантировать. Ты уже посоветовался по данному вопросу с моим племянником Уорвиком?» Выражение лица Эдварда мгновенно превратилось в отстраненное. «Он знает мои представления, а я – соответственно его, хвала Господу. Уорвик не думает ни о чем ином, кроме как о союзе с Францией. Вам известно, что Людовик на днях прислал ему замечательного боевого скакуна с седлом из испанской кожи? Эта парочка крайне близка друг к другу, поверьте». Герцогиня откинулась в своем кресле. «Будь осторожнее, сын мой. Король Людовик может казаться очаровательнейшим из людей, но он еще и коварнейший из них». «С Бургундией я оставлю его в дураках. Доверьтесь мне, матушка». Сесиль в течение мгновения смотрела на сына. «Да, Эдвард, я тебе доверяю, но хотела бы, чтобы ты иногда прислушивался к советам». «Я прислушиваюсь», - кивнул он и наклонился ее поцеловать. «Особенно к вашим». «А потом все равно идешь дорогой, выбранной тобой», - подытожила герцогиня. «Будь осторожен, твои планы относительно семьи Елизаветы – ларец Пандоры, наполненный неприятностями». Узнав о предстоящем браке сэра Джона Вудвилла с пожилой герцогиней Норфолк, Бесс ужаснулась. Елизавета же говорила о вносимом в союз нешуточном приданом леди с удовлетворением и хохотала при виде смятения на лице своей фрейлины. «Для удовольствия он вполне способен завести возлюбленную», - заявила она. «Уверяю тебя, Джон очень рад подобной договоренности». Вечером, во время ужина, Бесс поймала себя, словно других и не существовало, на разглядывании сначала юного Джона Вудвилла, а потом и его будущей нареченной, морщинистой и древней, в рубиновом ожерельем на покрывшейся складками шее и с тростью поблизости, чтобы при необходимости суметь подняться со своего места. Молодую женщину невольно передернуло, когда она представила, на что может оказаться похожей брачная ночь этой пары. Голос рядом поинтересовался, не простудилась ли леди, и ей тут же передали графин с вином. Бесс покачала головой, но несколько глотков сделала. Она сидела бок о бок с сэром Джоном Говардом, там, где не стала бы даже останавливаться, возникни у нее возможность спокойно побеседовать с распорядителем. Джон Говард не отличался высоким ростом, но был массивным и сильным, с крупным крючковатым носом, темными, ровно обрезанными вокруг лица волосами и такими же темными усами. Его недавно назначили казначеем двора Эдварда и теперь часто видели шагающим по королевским резиденциям в сопровождении чиновника, несущего в руках бухгалтерские книги. Говард рассказал Бесс о своем посещении ее отца и о положении дел в Норфолке, где исполнял обязанности шерифа и от графства которого заседал в парламенте в качестве рыцаря. Сэр Джон и семья Пастонов на протяжении долгого времени яростно ссорились из-за этого его последнего назначения, и Бесс, всю жизнь знающая Пастонов, занимала их сторону и сочувствовала им, хотя победил, благодаря влиянию своего кузена Норфолка, Говард. «Ваш батюшка поживает хорошо», - сообщил он, - «но просит вас в обозримом будущем его проведать. Я честно сказал ему, насколько печально, что у вас нет сестер, ибо неплохо бы упрочить союз между нашими родами, да и Тому очень скоро потребуется супруга». Бесс бросила взгляд на сына сэра Джона. Томас Говард очень походил на отца, только выбрит был, не в пример, чисто. С ее точки зрения, он так и не усвоил придворную речь. Однажды, когда молодые люди вместе танцевали, Томас не нашел ничего лучше, как произнести: «Надеюсь, леди Буршье, вы в добром здравии», и это едва ли поспособствовало оживлению беседы. Теперь же Бесс обернулась к сидевшему с другой от нее стороны Энтони Вудвиллу. Тот умел вести разговор легко и интересно, ярко описав собеседнице только что полученную им из Франции книгу и пообещав одолжить ее почитать. Бесс считала Энтони самым приятным из братьев королевы Елизаветы, ибо Ричарда полагала скучным, Эдварда – думающим исключительно о кораблях, а Джона – вообще пустышкой. И тут в конце зала возник королевский шут, он выдержал полную драматизма паузу и зазвенел множеством висящих на навершии его яркого ало-желтого посоха колокольчиков. Камзол был тех же двух оттенков, желтые рейтузы скручены до колен, оставляя ноги босыми. «Прошу прощения, дамы и благородные лорды», - воскликнул шут. «Боюсь, я опоздал вас развлечь, но, чтобы добраться сюда, мне пришлось миновать огромное число рек!(река на английском звучит как river, отсюда игра слов относительно фамилии Риверсов – родственников королевы – Е. Г.)» Повисла внезапная, но абсолютная тишина. Все разом повернулись к самому высокому столу, в надежде увидеть, как воспримут насмешку члены монаршей семьи. Обычный для Елизаветы нежный цвет лица изменился до степени темно-красного, ее ладонь крепко сжала салфетку. На мгновение показалось, что, окажись выпад неверным, на голову провокатора грянет гнев короля, и Бесс в некотором страхе взглянула на Эдварда. Послышался один или несколько торопливо приглушенных вздоха, но затем монарх неожиданно откинул голову назад и заревел от смеха. Придворные почувствовали возможность и у собственного веселья отпустить удила. Елизавета через силу изобразила ледяную улыбку, и Бесс, не сдерживая интереса, разобрала, как Эдвард произнес: «Прекрасная острота, милая, но наши реки будут течь дальше вне зависимости от толп завистников на их берегах, верно же?» «Ты можешь обнаружить на этих берегах народа больше, чем предполагаешь», - парировал герцог Кларенс в воинственном порыве. «Ого!» Со своего места рядом с Бесс склонился вперед Энтони, еще смеющийся, он ощущал себя в безопасности от нанесения только что завершенного укола, словно ему потребовалось не более, чем смахнуть его со своего роскошного одеяния. «Так ты завидуешь, Джордж?» «Завидую? Чему?» - поинтересовался Кларенс. «Братьям короля нет надобности завидовать кому бы то ни было – не мужчине, не женщине». Он подтолкнул локтем младшего брата: «Ты что скажешь, Дикон?» Герцог Глостер, спокойно пережевывающий лежащий перед ним кусок жареного мяса, слегка улыбнулся, но поднял взгляд своих внимательных серых глаз, однако не на Кларенса, а на Эдварда. «Кто станет прислушиваться к словам дурачка?» - задал он довольно двусмысленный вопрос. «Боже Святый!» Эдвард бросил нож и щелкнул пальцем по кубку. Распорядитель поспешил наполнить его снова, но не успел поднять, как король продолжил: «Кажется, среди нас есть мудрая голова. Завтра, Дикон, поедешь со мной в Элтем». Летом в честь Бургундского бастарда, принявшего вызов Энтони, в Смитфилде устроили турнир. Бесс и Хамфри достались места на королевской трибуне. Теперь у них подрастала вторая дочка, которую крестили именем Маргарет. Противоестественное разочарование обошло молодую мать стороной, а Елизавета, опять беременная и надеющаяся в этот раз на жизненно необходимого наследника мужского пола, оказалась любезнее и стала больше напоминать себя прежнюю, отправив младенцу в подарок серебряный кубок. Ее время уже подходило, и королева, должно быть, как думала фрейлина, находила далеким от удобства сидение под теплыми солнечными лучами. Однако, ничего не сумело удержать ее от перемещения из дома в носилках на расстояние, пусть и пешей доступности, чтобы полюбоваться на своего брата. Лондон был переполнен иностранными гостями, среди которых встречалось множество бургундцев. Огромная толпа зрителей с восторгом наблюдала, как два самых известных в Европе поединщика сражаются друг против друга, сначала конными, а затем и пешими. Во время их боя сталь звенела о сталь, волю к победе равно проявили оба, и, в конце концов, герольд, к определенному недовольству свидетелей, объявил ничью. За этим последовал роскошный продолжительный пир, завершивший мероприятие, правда в его середине прибыл запыленный посланец и сообщил собравшимся новости о смерти старого герцога Филиппа. Пир прервался, и бургундцы заторопились домой. В тот вечер король Эдвард заглянул в покои Елизаветы, зная, что там находится его сестра Маргарет. «Брак следует устроить немедленно, как только Карл займет трон своего отца», - объявил он. «Ты должна стать герцогиней, сестренка, сразу же по окончании срока траура». Маргарет, высокая девушка с заметной долей брызжущей энергии Эдварда, встала и подошла к брату. «Я сделаю все, что ты пожелаешь». Эдвард обнял ее за плечи и поцеловал в лоб. «Знаю. Между нами говоря, нужно оставить Францию в дураках. У тебя будет высокое положение в обществе и значительное состояние. Молю Бога, чтобы Карл оказался не слишком плохим мужем». Елизавета передала вышивание Бесс. «Его портрет не сподвиг бы меня переплыть Темзу, не упоминая о море, дабы добраться до него». «Любимая», - пылко произнес король, - «такой союз, как у нас, редко заключается между сильными мира сего. Особенно в Европе». «В конце концов, я не страшусь исполнить мой долг», - вставила Маргарет. «Будь уверен, Эдвард, я сберегу для Джорджа руку будущей падчерицы. Герцог Карл обнаружит, что его жена знает, чего хочет». Елизавета поднялась. «Мне надо сменить платье перед ужином. Ты же останешься, Эдвард? Пойдем со мной, Бесс». Уже в комнате, за закрытыми дверями, она с несвойственной ей страстью выпалила: «Как же мне легко, благодаря отъезду Маргарет. У нас нет с ней взаимопонимания. Если Маргарет избавит меня еще и от Кларенса, то я обрадуюсь еще сильнее». Неделей позже домой из Франции вернулся граф Уорвик, привезя с собой группу французских посланцев. «Я и не подозревал», - холодно проронил Эдвард, - «что предлагал королю Людовику присылать к нам всех этих джентльменов». «Их пригласил я», - ответил Уорвик. «Мои встречи с королем Людовиком ясно показали мне, что у нас есть материал для обсуждений». «Правда?» - Эдвард окинул его взглядом с высоты своего роста. «Тогда, прошу вас, милорд, обсуждайте, а я отправлюсь в Виндзор». Он двинулся в переднюю, перебросился с посланниками вежливыми, но холодными фразами, а потом покинул ошеломленных французов, искренне полагавших графа Уорвика настолько могущественным, что даже покровитель вельможи мог уделить им достаточное количество внимания. Услышав об этом, Елизавета расхохоталась. «Эдвард, ты указал милорду Уорвику его место». «Я никогда не желал с ним ссориться», - оправдывался король. «Это то, чего ты не поймешь. Его силе я обязан достижением трона. Но мне просто необходимо было продемонстрировать Ричарду, что я уже не безбородый юнец, взятый им под крыло после убийств наших отцов при Уэйкфилде». «И, когда у тебя родится наследник, этот факт станет гарантией твоей самостоятельности», - прибавила Елизавета. Но ребенок, появившийся на свет шестью неделями позже, оказался еще одной дочерью. Мать отказалась смотреть на нее и погрузилась в пароксизм рыданий. Бесс протирала ее пылающее лицо и держала старшую подругу за руки. «Ваша Милость, Елизавета, дорогая моя, не плачьте так. У вас обязательно будет сын, только потерпите. Господь добр». Елизавета в ярости и разочаровании скрежетала зубами. «Тогда Он медлит с доказательством своей доброты. Во имя Святого Креста, разве я не достаточно молилась, не достаточно спалила свечей, заплатила не за достаточное число служб? А ты мне что-то говоришь!» «Не отчаивайтесь, я уже молчу». На глаза Бесс накатывались слезы сочувствия. «Давайте, выпейте это, оно вас успокоит». Эдвард не позволил новому огорчению выйти на свет. Он склонился, чтобы поцеловать жену и произнес: «У нас родится мальчик, милая. А малышку давай назовем Марией, в честь Святой Девы, и, может статься, в следующий раз она нам улыбнется». Пока король сидел рядом с Елизаветой, говоря с женой с огромной долей доброты и успокаивая ее сожаления, Бесс отвернулась. Леди Скроуп наблюдала, как акушерка ухаживает за ребенком, и молодая женщина занялась приготовлением кроватки. Она подумала, как тяжело, должно быть, Эдварду, но тот находился здесь, ласковый и заботливый, держал королеву за ладонь, казалось, занимая мощным торсом и сияющей шевелюрой всю комнату. Бесс опустилась у кроватки на колени и, когда акушерка положила младенца ей в руки, поместила крошку в люльку. Это было дитя Эдварда, порождение его любви. Другим женщинам удалось даже испытать это чувство, шептались, что, несмотря на преданность Елизавете, у него появлялись и другие возлюбленные. Бесс пришло в голову, что она все бы выдержала, лишь бы ощутить, хотя бы однажды, его руки, ее обнимающие, и его желание ею обладать. Фрейлина с тяжелым вздохом отогнала безумную мечту и начала качать колыбель.